скачать книгу бесплатно
– Не понимаю одного: зачем ты с ним живешь? – спросил Чайна.
– Дело в том, нам тогда только исполнилось по тринадцать лет. Многое пришлось пережить вместе. Женя лежал в больнице. Это был не просто ожог. Он испытывал невероятную, адскую боль. Снова и снова сгорал заживо. Был такой беспомощный и несчастный. Ничего в нем не осталось от прежнего задиристого весельчака, лучшего друга Ингрид. Бывшего лучшего друга. Та сразу после происшествия куда-то уехала и даже не вспоминала о нем.
В общем, меня затопило чувство вины. Это было хуже физической боли. Я не знала, что делать. Меня таскали по психологическим экспертизам. Цирковая школа и мой класс дали прекрасные характеристики. Я плакала и кричала, что уронила чайник по неосторожности.
На самом деле у меня тихо ехала крыша. Из цирковой школы исключили, так как подозревали, что именно работа с огнем вызвала у меня приступ жестокости. Я съехала на двойки, начала жечь себя. Вот смотрите, до сих пор шрамы остались.
И каждый день подрезала волосы: по чуть-чуть, по сантиметру. И вырывала тоже. А потом побрилась, потому что от моих густых, пепельных волос ниже пояса, не осталось ничего. И тогда я пришла к Еретику в больницу. Попросить прощения и сказать, что всегда буду рядом. Он послал меня.
Я пришла на следующий день. Тогда он толкнул меня здоровой рукой. Так жалко это вышло. И все-таки Женька привык ко мне, даже по-своему полюбил. А я – нет. Я не чувствую к нему ничего. Только боль.
– Понимаю. Ты пыталась хоть как-то загладить вину, – вздохнул Асмодей. – И стала чуть ли не служанкой Еретика, исполняя все его прихоти. Но ты так и не ответила на вопрос: зачем с ним жить.
– Я не могу сказать, – прошептала Ким.
– Нет, мы должны знать правду, – жестко сказал Заратустра.
Ким подняла глаза:
– Я отвечу, но не тебе, Чайне.
– Мне все меньше хочется брать тебя в команду, после таких-то откровений, – пожал плечами Асмодей.
– Ладно, я расскажу, – крикнула Ким. – Раз вам так нравится лезть ко мне в душу, то слушайте. Два года я всеми силами помогала Евгению. И да, пыталась исполнить все его прихоти. Я сбрила волосы навсегда – мне так легче, правда. Но в неприкасаемую я превратилась в пятнадцать лет, когда мы с Еретиком стали любовниками. До этого мы были обычными подростками, пусть и со страшным прошлым. Клянусь, я пыталась загладить свою вину и стать ему опорой. Но Женька меня не простил. Так и не смог. Представьте себе, был самым красивым и мальчиком в школе, а стал инвалидом с изуродованной рукой.
Однажды он признался, что лучше смерть. Помню, как лежали рядышком на кровати, а Еретик плакал и звал Ингрид. Жаловался, что никогда ее больше не увидит. А если найдет, то не сможет показаться на глаза. Он считал себя жалким уродом.
«Скоро мы станем взрослыми. Ты получишь профессию, выйдешь замуж. А что я? Кто полюбит инвалида? Ты можешь поехать в Париж, покурить кальян на крыше, танцевать всю ночь и взять ребенка на руки. Ты сможешь жить полной жизнью.
Я же обречен на одиночество. И никогда не поцелую красивую девушку».
«Ты можешь поцеловать меня! Я хочу этого…»
«Врешь, я скорее поцелую мерзкого поутри».
Мне стало очень больно. И тогда я поцеловала его сама. А затем вытерла губы, скривившись от отвращения. А вот Еретику почему-то понравилось… Он долго обнимал и гладил меня тогда, в первый раз. Я дрожала от омерзения, ведь это было неправильно! Не ему ко мне прикасаться… Моя вина не давала Еретику права обладать моим телом.
Но я лежала, не шевелясь, и представляла огонь. Я мечтала, чтобы меня вырвало огнем! Чтобы боль и вина утихли хоть на мгновение.
Когда Женька закончил, то сказал, что я ему противна и ненавистна.
Этого я не могла больше терпеть! Я бросилась на него с ножом, порезала. Потом, конечно, обработала царапины, попросила прощения. И… мы поменялись ролями. Я начала издеваться над ним, а сама стала неприкасаемой.
Я постоянно оскорбляла Еретика, а он унижал меня в ответ. «Калека – уродина», «Неудачник – старая дева», « Грязная скотина – отмороженная роботетка». Так постепенно мы внушили друг другу, что больше никому не нужны. Даже родным и друзьям. Мы создали свой мир печали и злости, где малейшие прикосновения причиняют боль. И где нет места любви.
Да, это звучит ужасно. Но что вы хотите от двух озлобленных подростков?
Когда нам исполнилось по шестнадцать, родители Женьки уехали работать за границу. И… выразили желание, чтобы я пожила с ним некоторое время. Совсем недолго. Это растянулось на десять лет.
– Спасибо, Ким, достаточно, – натянуто улыбнулся Заратустра.
– Нет, вы хотели узнать правду, так слушайте. Пять лет мы мучили друг друга. Пять лет мстили за то, что сотворили в детстве. Сколько раз я хотела убить Еретика и освободиться. Но когда мне исполнилось двадцать лет, я взбунтовалась и объявила ему, что настолько сильно ненавижу, что не могу даже прикоснуться. Я попросила Женю отпустить меня и забыть все произошедшее. Он ответил, что это невозможно. Долго говорил о своих чувствах. Хотя какие уж тут чувства… Привычка, привязанность, смешанные с обидой. Так что уже шесть лет мы живем, как брат с сестрой, хоть и напоминаем иногда супружескую пару с тридцатилетним стажем.
Лишь изредка я надеваю черные лаковые сапоги, корсет, длинные перчатки, беру веревку…
– Ким, хватит!
– Нет, слушайте! Я беру веревку и связываю Еретика. Затем оскорбляю его, говорю, как сильно ненавижу, иногда могу ударить. А он… он смотрит мне в глаза и смеется. Все, я могу идти?
– Куда? – разом спросили остолбеневшие фаерщики.
– Домой, вы же не возьмете меня в группу, – усмехнулась Ким. – Зачем вам психопатка?
– Я бы с радостью пожал тебе руку, – вдруг сказал Чайна. – Не встречал еще более мужественного человека. И не вини себя и своего парня. Это был ваш способ выжить и сохранить свою душу.
– Сейчас между нами мир, – пробормотала Ким. – Ненависть прошла, а два врага научились существовать под одной крышей.
А Заратустра молча вышел. Через минуту он вернулся и протянул девушке кулон из бирюзы с серебряной цепочкой.
– Я безумно хочу сам надеть тебе его на шею. Но уважаю твое право на неприкасаемость. Когда-то я хотел подарить его девушке, которую любил – Инее. Она олицетворяла собой воду. Вы с ней похожи. Такие гибкие, текучие. И я дарю его тебе, Ким. В знак своей дружбы. Этот камень – символ честности и преданности. И ты обладаешь этими качествами, хоть и скрываешь их под мнимой озлобленностью и высокомерием.
– Надень мне его… Я потерплю, – Ким облизнула пересохшие губы.
– Хорошо, не бойся. Сними толстовку. Пожалуйста.
Ким разделась и, прикрывшись руками, опустила глаза. Через минуту она ощутила горячее дыхание Асмодея и прикосновение его пальцев, почему-то холодных, как лед. Ким закусила губу, чтобы не закричать от нахлынувших эмоций.
– Теперь ты – наша, – прошептал Заратустра, и их глаза встретились.
– Давайте чай пить, а то уже остыл, – резко сказал Чайна.– Хватит уже на сегодня душераздирающих откровений.
Ким залпом выпила свою чашку. Скомкано распрощалась с фаерщиками, ушла.
На ее щеках играл непривычный румянец.
Ким так и не рассказала друзьям, что узнала девушку-призрака. Ею была Аглая Феоктистова, в чей склеп Ким так опрометчиво залезла тринадцать лет назад.
Но почему Аглая решила появиться только сейчас? И какую беду это предвещает?
8
Следующее утро выдалось очень солнечным, и Ким пришла на работу раньше обычного. Равнодушным взглядом она окинула зал и бросила сумку на стул.
– Пойду погуляю, мой рабочий день еще не начался, – сказала она начальнику Александру.
– Ким, ты забыла две вещи, – вкрадчиво ответил тот. – Во-первых, поздороваться. А во-вторых, надеть парик.
– Мне жарко в нем, – пожала плечами девушка.
– Жарко? Да ты вообще обнаглела в последнее время, – хлопнул ладонью по столу менеджер. – Больше одной смены тебя работать не заставишь, парик не носишь…
– Александр, оставь меня в покое, – процедила Ким, глядя ему прямо в глаза. – Я не надену сегодня парик. И вот, смотри, – она расстегнула три пуговицы на блузке и, развернувшись, вышла в коридор.
У окна стояла Цеся и за чем-то внимательно наблюдала.
Ким подошла и встала рядом.
– А, привет. Что-то мне дышать нечем, – пожаловалась Цеся. – Смотри, там уличные музыканты. Они собираются каждый день и что-то играют на волынках.
– Это действительно волынка? – удивилась Ким, плохо разбиравшаяся в музыке.
– Да, я знаю точно, – кивнула Цеся. – Все-таки десять лет посещала школу Искусств.
– А на чем играла?
– Не поверишь, когда-то хотела стать пианисткой.
– А я факиром, – сдавленным голосом призналась Ким.
– Но в итоге сидим в колл-центре и продаем никому не нужный ширпотреб, – неожиданно страстно выдохнула Цеся. – Ладно, нам пора работать.
Девушки вошли в зал. И замерли. Потому что на доске позора красными буквами было написано: «Ким, надень парик! Позор! Позор! Позор!»
Ким спокойно подошла к Доске почета и написала: «Никогда!»
И села принимать звонки. Она тарабанила заученный текст, как робот, и старалась не поднимать глаза.
Через пятнадцать минут она увидела на доске позора следующее: «Надень сейчас же. Или твоя группа лишится процентов за сегодняшние продажи».
Ким встала из-за стола и повесила парик на доску позора. Она старалась не смотреть в глаза коллег. Затем также молча села и принялась за работу. Но в этот раз говорить стало сложнее, пришлось прерваться и выпить стакан воды.
Вскоре фаерщица снова перевела глаза на доску: «Ким, твоя группа сегодня остается на штрафные два часа. Процентов вы лишены. Сейчас же надень парик».
Девушка подошла к доске и нарисовала руку с поднятым вверх безымянным пальцем. Потом снова села на место, глядя в пол.
Еще через некоторое время появилась надпись: «Вся смена лишится квартальной премии, если ты не наденешь парик!»
И тут у Нейрохирурга, молодого человека с татуировкой во всю спину, сдали нервы. Он рассчитывал на эту премию. И уже договорился с крутым мастером сделать рисунок бенгальского тигра на ноге. А тут какая-то роботетка ерепенится от чувства собственной важности.
Нейрохируг не спеша встал, поставил телефон на долгую паузу, установил на компьютере пароль, затем подошел к доске и снял парик. Так же не торопясь, подошел к девушке и аккуратно надел ей парик. При этом почти нежно прошептал ей на ухо: «Только дернись, детка. И я разобью в кровь твою самодовольную рожу. Твое дело – болтать и продавать. Поняла, роботетка?»
– Поняла, – проблеяла Ким, не на шутку испугавшись.
Через два часа девушка поймала записку от Цеси: «Молодец, я тобой восхищаюсь. Ты все равно победила».
Ким улыбнулась ей с искренней благодарностью, а затем расстегнула блузку так, что стало видно нижнее белье. Это не осталось незамеченным Александром:
– Так. Ким, ты опять взялась за свои фокусы. Сейчас же застегнись.
– Ой, вы о чем? – невинно спросила девушка, хлопая ресницами.
– Коллеги! Александр домогается до Ким, – неожиданно крикнула Цеся. – Это харрасмент.
– Цеся? Ты что… Вы сегодня белены объелись? – выдохнул начальник. Он посмотрел на девушку почти с болью. – Да шут с ней, с роботеткой. Пусть хоть голой сидит. Но ты… Цеся… Ты всегда была такой… такой нашей. Такой правильной.
– Была, – коротко ответила Цеся, глядя Александру в глаза.
Тот махнул рукой и отошел от группы №17.
Вскоре доски позора и почета приобрели свой привычный вид. Менялись фамилии. Слышалось:
– Самойлов, плохие показатели по времени.
– Лемешев, у тебя ни одной продажи за час. Стыд и позор.
– Работаем, думаем о будущем. Клиенты – наше счастье.
Закончив смену, Ким и Цеся спустились в раздевалку.
В этот раз девушка взяла парик с собой: «И что на меня нашло? – с тоской подумала она. – Зачем я дразнила Александра? Кому хотела доказать свою правоту? Но как же все надоело».
В ту ночь девушка не бежала, а плелась, еле переставляя ноги. Ее все время преследовал холод, хотя стоял теплый май. Ким смотрела на звезды и думала, что все пропало: «Боги мертвы, и молиться некому. Призракам нужна моя боль, а может, и жизнь».
Девушку трясло все сильнее. И когда она вошла в подъезд, то увидела пятна свежей крови на стенах. Ким зажмурилась и затаила дыхание. Затем опустилась на колени, а когда подняла голову, то увидела перед собой призрака с зеленоватой кожей.
Казалось, что сильнее бояться уже невозможно, но Ким стало совсем плохо. Ее сердце застучало, глаза закатились. И фаерщица потеряла сознание. И сразу ей стало удивительно покойно, как в детстве, когда девочка сидела в цирковой раздевалке и читала сказки. Очнулась Ким в объятиях Еретика, который баюкал ее на руках.
– Только не ори! Перебудишь весь подъезд. Сама идти сможешь?
– Смогу. Что со мной было?
– Ты упала в обморок. Это все тренировки. Говорил же, что незачем тебе брать на себя дополнительные нагрузки.
Ким лишь досадливо махнула рукой и пошла в квартиру. Всю ночь ей снился странный замок, объятый огнем. Девушка пыталась потушить пламя, которое разгоралось все сильнее.
Она и представить не могла, что в этот момент Ингрид стоит в кругу ведьм и просит о помощи. Но те отрицательно качают головой.
– Что-то страшное грядет, – шепчет Алиса, Главная жрица. – Какого совета ты ждешь, если сама знаешь все. А чего пока не понимаешь, откроется со временем.
Она накрывает Ингрид черным покрывалом.
– Я ничего не вижу…
– И не увидишь. Пока не впустишь в себя Тьму, не сможешь различить Свет.
9
На следующей тренировке Ким вдруг вновь обрела себя прежнюю. Ту девочку, которая с улыбкой крутила обруч и шла по канату.