Межлуние. Том II

– Пойду к Ольге, обменяю травы.

– Возьми корнеплоды.

– Да, для твоей матери. Я помню.

Марина ушла, оставив Анну в одиночестве рассуждать о дальнейшей судьбе юной давы, случайно отравившей клиента и попавшей сюда по приговору Каристоля. Впрочем, от нее была существенная польза. Многие отказались впускать ее к себе, когда она приехала, а теперь вынуждены с ней торговаться. У Марины было какое-то особенное чутье на целебные растения, и она находила их в самых неожиданных местах. Кто знает, – иногда у Анны проскальзывала такая мысль, – не было ли то отравление подстроено конкурентками. В Ланжи не выбирали методов борьбы, когда речь заходила о больших денежных суммах или устойчивом финансовом положении рода. То, что девчонка талантлива, сомневаться не приходилось. Неужели холодный расчет встревоженных аптекарей? Вот в чем вопрос.

Завершив утренний обход вокруг дома, Анна толкнула скрипучую дверь.

– Я вернулась, – весело сообщила она в полумрак.

– Как хорошо, – послышался слабый голос, а затем легкий кашель.

– Марина скоро вернется. Тебе помочь?

Анна заглянула на кухню, где стало заметно светлей. Именно это окно так тщательно освобождала травница.

– Я еще способна заварить чай, – натужно улыбнулась женщина, закутанная в шерстяную шаль. – Я хотела поговорить с тобой, – просто сказала она.

Анна с тревогой в глазах следила, как ее мать потирает суставы, перед тем как сесть за крохотный стол и прижать ладонями дымящуюся чашку. Девушка послушно опустилась рядом.

– Прошу, только не перебивай. Мне тяжело собраться с мыслями, – расстроенно сообщила она. – А мне надо рассказать тебе о прошлом.

Отпив из чашки, бывшая архидава погладила столешницу.

– Тяжело об этом говорить, но я боюсь не успеть.

Анна вздрогнула и прикрыла рот рукой, гася вырвавшейся вскрик.

– Не пугайся. Дело в том,… – помедлив, словно все еще сомневаясь, женщина склонила голову, будто извиняясь перед дочерью, – что у тебя была старшая сестра. Да, это правда. Я не могу больше откладывать этот разговор. Не смотри так… Не проси называть ее имя. Ни к чему тебе оно.

Архидава повторно пригубила напиток и повернула чашку в непослушных и ослабевших пальцах. Вид теряющей жизненные силы матери, всегда отличавшейся энергичным и неунывающим нравом, заставлял Анну страдать.

– Я была одной из немногих, кто в совершенстве владел Карном. То, чему я тебя научила вопреки воле Круга, бесценно. Постарайся передать эти знания своей дочери, когда она у тебя появится. Мне не хочется говорить о своем прошлом. О том, чем мне приходилось заниматься. Конфликты случаются и нужны давы, которые могут их… завершить. Вэд забыл о существовании нашего рода, но есть и те, кто никогда не сможет этого сделать…

– Мама, пожалуйста, – выдохнула Анна, положив свои ладони на руки матери.

– Я в порядке, – сказала она, подняв голову, и в ее голубых глазах промелькнула гордость. – Мне удалось воспитать хороших дочерей. Я никогда не забуду имя твоей сестры. Оно настоящее. Не как твое или мое. Сколько бы я не жалела о содеянном, ее не вернешь. Эта боль будет со мной навсегда. Я не хочу для тебя такой же жизни. Назови я тебе имя, и ты будешь искать ее убийцу.

Анна нахмурилась, ничего не понимая.

– Я защищаю тебя, как могу… – говорила взволнованная архидава, – по счастью, они не нашли Жасси… Я оказалась здесь, потому что воспользовалась даром во зло. Ненависть привела меня в изгнание.

Набравшись смелости, женщина прошептала:

– Ее убили из-за меня. Я виновата в том, что ты оказалась здесь под чужим именем. Прошу, не повторяй моих ошибок.

Шокированная Анна дышала через открытый рот. Вскрывшаяся правда мгновенно изменила все, к чему она привыкла.

Повисла напряженная тишина. Анна пыталась усвоить услышанное, а ее мать молча смотрела в окно. Когда она вновь заговорила, чай заметно остыл и над ним уже не поднимался пар.

– Я устала.

– Зачем ты так говоришь? – вскинулась Анна.

– Прости меня. Мне хочется, чтобы ты была счастливой.

– Как… как я могу быть счастливой, если где-то расхаживает убийца моей сестры? Он ведь жив, да? Точнее… это была дава, да? Ее прокляли?

Архидава не ответила, и Анне не оставалось ничего другого, кроме как сидеть, наматывая на кулачок полотенце и смотреть сверкающими глазами на свою мать.

Погожий солнечный день позволил насладиться золотой осенью. В чистом и прозрачном влажном воздухе, освежающим дыхание, и наводящим на размышления о родниковой воде, пылали разноцветные кроны. Часть деревьев уже отгорела, и шагающая по тропинке девушка загребала носками высоких сапог кленовые листья. Она торопилась.

В этой части кладбища хоронили офицерский состав. Часть могил, как это всегда бывает по прихоти оставшихся жить, размещались в более привилегированном месте. Даже после смерти кое-кому удавалось сохранить высокий статус. Что поделать, пусть червям и было все равно, зато могильщики тонко чувствовали разницу.

Уже издали девушка заметила темную фигуру в пальто, и ее сердце застучало быстрее. Она улыбнулась, хотя это могло глупо выглядеть, и ускорила шаг, будто боясь, что человек исчезнет, будто призрак, растворившись в кристально-чистом воздухе. Его силуэт с опущенной головой отчетливо выделялся на фоне колыхающегося золота.

Приблизившись к нему, девушка замедлила шаг. Ее пальцы нервно теребили край платка. Разумеется, он заметил ее и, позабыв о тяжелых мыслях, развернулся и подбежал к ней. Они обнялись.

Девушка бросила мимолетный взгляд на могильную плиту с лежащими в ее основании свежими цветами, на которой был выбит портрет усопшего и его имя. Мужчина вдохнул тонкий аромат духов и вернулся в действительность. Его взгляд смягчился.

– Полковник не узнал бы меня сейчас.

– Ты не виноват, – быть может, в тысячный раз повторила она.

– Уже не важно, – отмахнулся он от воспоминаний. – Мертвым все равно.

Он выдержал паузу.

– У тебя все хорошо?

– Ну, конечно. Я могу тебе чем-то помочь?

Казалось, он колебался. Его руки в черных тканевых перчатках сжались в кулаки с привычным для нее, до щемящей боли в сердце, скрипом.

– Вот держи, – он вытащил из кармана и протянул ей сверток. – Здесь чуть меньше тысячи.

Она охнула.

– Так много, я же сейчас не нуждаюсь… Подожди! – Девушка заподозрила подвох. – Ты собираешься во что-то ввязаться?!

– Если помнишь, я не отказывался от своей цели.

– Это мечта, – мягко, словно разговаривая с ребенком, но, не оскорбляя собеседника, произнесла девушка.

Она гладила его лицо ладонями.

– Мои девочки тоже не узнали бы меня сейчас, – вздохнула девушка. – Я… – она сглотнула и отвела взгляд. – Мне так хочется, чтобы все стало на свои места. И я не наивна. Я переросла желание вернуться. Это прошлое. Прости, однажды его надо отпустить.

– Что мне еще остается? Я борюсь за то, во что верю.

– А что ты предлагаешь мне? Ты помнишь?

– Да, я знаю, ты не сможешь вернуться в балет, – с горечью в голосе ответил он, оставаясь бесстрастным лицом. – Все деньги мира не погасят мой долг перед тобой. Ты пожертвовала ради меня своим талантом. На моих крыльях твои лебединые перья.

Это обстоятельство давило на него гораздо сильнее, чем собственные неудачи.

Они замолчали. Две искалеченные судьбы, поддерживающие друг друга.

– Есть надежда. Я тоже не мальчик, но эти деньги подлинные. Будут и еще.

– Ты…

Она взмахнула руками, не найдя слов, выражающих ее эмоций.

– Ради моей цели стоит рискнуть. Я уже не смогу отказаться от сделки. Либо я верну себе имя, либо, – он мотнул головой в сторону могил.

– Ты же не думаешь, что я потрачу их на твои похороны? – ее брови изогнулись вверх, а глаза лукаво сощурились.

Вдруг она осознала всю опасность его нового дела.

– Прости… Ты серьезно? Все настолько плохо?

– Таковы условия. Лучше рискнуть, чем остаться безымянным изгоем.

Он глубоко вдохнул.

– Я мало кому могу доверять.

– Вот почему ты встретился со мной?

Она прикоснулась к ключу, висящему на нашейной цепочке.

– Да, – признал он очевидную правду.

– Чем я могу тебе помочь? – тихо спросила девушка. – Тебе нужен Черный Лебедь?

– Без него ничего не получится, – с неохотой, тяжело обронил он.

– Pas de deux? – игриво прильнув к нему на мгновение, уточнила девушка.

Она тихо вздохнула, и, повинуясь порыву, они слились в долгом поцелуе.

Сложно передать ощущения, когда смотришь на джунгли с высоты птичьего полета. Еще труднее не отвлекаться на очертания купающихся в солнечном свете крон, виднеющихся сквозь легкий настил из палок под твоими ногами, и запоминать то, что говорит твой отец. Шаман рассказывал Тапиве о ритуале Красного Черепа, а она, тщательно растирая в ступке порошок, повторяла за ним слово в слово и боялась пропустить хотя бы одно из них, или заменить другим. Малейшая ошибка может привести к гибели обратившегося к Лунам, или бесплодности таинства. В лучшем случае ничего не произойдет. В худшем… В племени помнили песни о людях темнее угля, подчиняющихся Черному Древу. Людях, вызвавших гнев невидимых сил, таящихся в глубинах зарослей и избегающих яркого света. Тапива боялась умереть и превратиться в одного из них, скитаясь в безрадостном мраке, где нет светил и ярких красок.

Девушка поглаживала новые бусы, переливающиеся бледным светом под ее ладонью, – уже третьи, заслуженные упорным трудом. Ей нравилось учиться и добиваться результатов.

А где-то внизу к деревне приближались те, кого никто не ожидал здесь увидеть. Прорубаясь сквозь душные джунгли и обливаясь потом, несколько человек прокладывали себе путь. Они целенаправленно двигались к виднеющимся в просвете листвы хижинам на деревьях, и в их разговорах слышалось некоторое облегчение.

– Добрались?

– Я же обещал вам, сэр, – обернулся переводчик и проводник, отмахиваясь от мошкары.

– Генри, вы видите?

Тот к кому обратились, поправил очки и поднял голову, придерживая светлую шляпу из пробки.

– Ого, сколько домов! Они так высоко! Их не укачивает?

– Совершенно нет, сэр, – доложил переводчик, – они привыкают с детства. Самиру не живут на земле.

– Вот видите, доктор, а вы не хотели идти.

Генри кивнул.

– Мне показалось, они находятся слишком далеко… Не ожидал увидеть такую крупную деревню. Эй, Нао – обратился он к переводчику, – что дальше?

– Приготовьте подарки, и ни при каких обстоятельствах не делайте резких движений, и не кричите. Эти каннибалы могут вас убить, если почувствуют угрозу.

– Мы знали, на что шли, – усмехнулся он, – все ради того, чтобы испытать несравненное чувство никем неизведанного. Быть первым из белых людей в этих местах!

– Кристофер, лучше идите следом за мной, – предложил доктор.

– Еще чего! – воспротивился тот.

– Милорд, предложение вполне разумно, – вклинился в разговор подоспевший миссионер, осматривая окрестности с задумчивым видом.

– О, святой отец, и вы туда же!

Повернувшись спиной к своим спутникам, Кристофер поравнялся с переводчиком.

– Что поделать. Он любит рисковать, – вздохнул Генри.

– Пойдемте, друг мой. Не оставим же мы его на растерзание дикарям?

Улыбка осветила лицо доктора.

– Возможно, они съедят только его одного, а нас отпустят.

– Господа, я все слышу! – донеслось до них, и джентльмены рассмеялись.

Впрочем, в их голоса вкралась нота напряженности, вызванная ожиданием контакта. Цивилизация только прикоснулась к побережью Южного Полумесяца, и такие экспедиции позволяли узнать, что же скрывается вдали от возведенных колонистами фортов. Мода на все экзотичное всколыхнула Далон, и многие коллекционеры и состоятельные господа жаждали заполучить привезенную из-за морей диковину. Очень часто покупка совершалась теми, кто совершенно не понимал искусство или истинную ценность приобретаемой вещи. Кое-кому и вовсе хотелось окунуться в новый мир, манящий своей необычностью. Именно таким и был Кристофер. Его не интересовала выгода, и он искал только впечатления от путешествия.

Многие не разделяли его страсти. В первую очередь – его семья. Бриаты не привыкли рисковать своей жизнью и чаще всего предлагали эту роль кому-то не столь титулованному и обеспеченному.

То, что их заметили, они скорее почувствовали, чем осознали или увидели. За ними наблюдали. За каждым деревом мерещился смутный силуэт с копьем и по спине пробегал холодок. Никто не знал, чем закончится эта встреча, и кровь бурлила от смеси страха и щенячьего восторга.

С громкими предупреждающими криками и подняв луки, народ самиру преградил им путь. Резко натягивая тетиву с наложенной стрелой, они имитировали атаку. В глазах охотников можно было увидеть удивление и… такой же страх. Изображая агрессию, едва одетые охотники, держали дистанцию и не приближались к незнакомцам.

Переводчик начал подбирать слова, успокаивая племя, и по его сигналу Кристофер и Генри поднесли небольшие дары, задабривая хозяев этого леса. Оставаясь настороженными, охотники опустили оружие. То была проверка, являются ли вторгнувшиеся к ним чужаки врагами.

Бриатов и следовавших за ними нанятых носильщиков повели в деревню. Последнее слово оставалось за вождем самиру, и он долго выслушивал Нао.

– Они в первый раз видят белых людей, – объяснил он им. – Самиру верят, что бледные люди,… – Нао изобразил руками нечто непонятное и продолжил, – белый цвет, имеет отношение к смерти. Для них вы были призраками из безлуния.

– Любопытно, – прокомментировал Кристофер последнюю реплику переводчика и посмотрел на стоящего рядом с ним дикаря, уступающего ему ростом в полторы головы.

Смуглое обнаженное тело цвета горького шоколада давало очевидную подсказку: белый цвет встречается здесь крайне редко.

– Где разобьем лагерь?

– Вы можете достать палатки, но… Крепитесь духом, вам придется заночевать на дереве.

Эта перспектива не обрадовала джентльменов, однако какой у них был выбор? Они попали в самое сердце джунглей, куда не вела ни одна тропа, и тем более – дорога.

– С ними лучше не спорить, да? – уточнил миссионер.

– Преподобный Браун, здесь в каждой хижине хранятся несколько человеческих черепов. Думайте сами.

– Позвольте, мне только что пришел в голову вопрос, а сколько человек не вернулись из экспедиций?

– Почти все возвратились, – последовал жизнеутверждающий ответ. – Двое потерялись, но нашлись позже. Не беспокойтесь, с ними все в порядке. Пропали четверо эспаонцев и мы больше не слышали о них.

– Я узнаю об этом чертовски вовремя, – пробормотал милорд.

Тем временем, доктор Генри, воспользовавшись суматохой и отвлеченными разговорами, а также, не желая упускать высоко стоящее солнце, вооружился секстантом и пером. Он записал широту, на которой обнаружилась деревня, добавил несколько слов описания, и незаметно передал записку носильщику. Припасов было в обрез, и за белыми людьми должны были вернуться через неделю.

Повторно обмакнув перо в чернила, доктор раскрыл походный журнал и, улыбнувшись обступившим его любопытным дикарям, склонился над бумагой. Занятый работой, мужчина не заметил внимательный взгляд девушки, на чьей шее покачивались деревянные бусы. Это был особенный, понимающий взгляд, на который стоило обратить внимание.

Ссутулившись на краю отвесного берега и обхватив колени руками, Марина отрешенно смотрела на линию горизонта над морем. Тяжелые волны врывались в расщелину меж камней и с гудящим всплеском взметались ввысь пенными брызгами. Дава не обращала на них внимания. Ее волнистые блестящие волосы развевались на ветру, вызывая у расхаживающей поблизости подруги тихие вздохи зависти.

Памятуя о досаде матери за неженственные манеры дочки, засунув руки в карманы портов, Анна рассматривала гальдраставы под ногами. Вырезанные в скалах древние знаки несли в себе какое-то послание. Очень жаль, что никто не знал, как оно расшифровывается.

– Ты помнишь Каристоль?

– Смутно. Мы жили в пригороде.

Марина задумалась над ответом.

– Сколько тебе было?

– Мне исполнилось девять. Наверное… Я хорошо понимала происходящее.

– Ужасно, – выдохнула травница. – С каждым годом корни уходят все глубже… К переменам становится сложнее привыкнуть.

Перепрыгивающая по камням девушка, издали похожая на юношу, чувствовала настроение собеседницы, и не пыталась шутить. К сожалению, у всех появляются временные трудности, которые надо перетерпеть, и время от времени возникают идеи, которыми надо переболеть. Ограничение свободы воспринималось девушками по-разному. Скучающая по дому Марина погрузилась на самое дно уныния, где вяло барахталась, поднимая горький осадок. Ее подруга, напротив, смело смотрела в будущее. Она была уверена в своем возвращении к нормальной жизни, и при этом искренне желала матери здравия и долгих лет в подлунном мире.

– Я помню слезы Сестер, как прощалась с Родом, – всхлипнула Марина. – Я встречу совершеннолетие вдали от близких…

Анна с тревогой посмотрела в спину травнице. Эти слова напомнили ей самой о неизвестной сестре, погибшей от руки анонимного убийцы. Разлука, какая бы долгая она не была, не сравнится с потерей близкого человека.

– Это ужасно, – повторила несчастная дава.

– Ты вернешься к ним, – постаралась убедить ее Анна. – Представь, как они тебя встретят?!

Сидящая на берегу через силу улыбнулась, глубоко вздохнула и резко сменила тему, пытаясь отвлечься:

– Ольга говорила, что каждая дава, живущая здесь, принимает гейс.

– Она приняла обет из-за дочери.

– Думаешь, нам не станут их навязывать?

Анна по-мужски пожала плечами.

– Да какая разница? Временные запреты для изгнанниц.

Так и не найдя ключа к разгадке таинственных знаков, она позвала Марину.

– Пора возвращаться.

Травница неохотно выпрямилась и мелкими шажочками приблизилась к подруге. Девушки неторопливо направились в сторону видневшихся изломов темных крыш.

– Чем ты будешь заниматься? После того, как уедешь отсюда?

Анна с удовольствие отметила про себя перемену в интонации.

– Прекрасный вопрос. Знаешь, мне бы очень хотелось устроиться в мастерские.

– Погоди, но ведь Каристоль… Они запрещают…

– Ну, конечно! Но ведь никто не может помешать мне мечтать? Правильно?

Марина кивнула.

– Или, например, встретить статного кавалера, – с лукавой усмешкой предположила дава, поглядывая на спутницу.

– Как же прекрасно быть свободной, – протянула Марина. – У тебя миллион вариантов! Один лучше другого. Ни перед кем не отчитываешься, никому не докладываешь. Уходишь, когда пожелаешь, и возвращаешься, когда захочешь.

– Или не вернешься, потому что так решила, – поддержала Анна. – Представь, как мы бы сейчас прошлись по Неавской першпективе!

Они помолчали, думая о своем.

– Все равно, чем заниматься, – нарушила тишину травница. – Лишь бы не здесь.

– Не самое унылое место. Есть и похуже. Мне говорили, что есть тюрьма в горном ущелье, куда никогда не заглядывает солнце. Ее перестроили из замка горцев. Только Смотрительница и ее помощницы живут на самом верху, откуда виден свет. Там вечная тень, сырость и холод, пронизывающий до костей. Многие умирают от кашля или попросту замерзают за ночь.

Девушки ступили на тропинку, петляющую между дюнами. Из-под толстого слоя песка то и дело выглядывал какой-нибудь обломок доски или обтесанный конец бревна, выпавшего из венца. Неумолимый ветер незаметно заносил строения. Не успеешь заметить, и на крыше твоего дома целый бархан! Если же дюна приближается вплотную к стенам и наваливается сверху – пиши пропало. Под исполинским весом прогибаются балки, ломаются стропила и скрипит сруб. В одно мгновение все может рухнуть, и брошенные дома, стоявшие в ближайшем к морю ряду, пали первыми жертвами стихии.

Самое страшное произошло в тот день, когда песок добрался до кладбища. Пройдя по небольшому погосту, дюна перемолола оградки и подняла из стылой земли кости. С тех пор покойников хоронили в огне, а пепел или закладывали под валунами у скал, или, если не осталось родственников, развеивали над морем.

То и дело теряющаяся под наносами песка тропинка вывела к границе поселения, где им навстречу пробиралась Ольга.

– Девочки… – замялась женщина, отводя взгляд. – Я зашла к вам, когда вас не было. Аня, твоя мама…

Анна бросилась к дому. Марина едва успевала за подругой и догнала ее у входной двери. Ввалившись внутрь, дава с надеждой позвала:

– Ма-ам?

Вбежав на кухню, девушка упала на колени у лежащего на полу тела. Весь мир перевернулся перед ее глазами, и она отчаянно не хотела верить в произошедшее.

Потрясенная Марина застыла в проеме, мгновенно позабыв о своих неудачах и страхах, теперь казавшихся мелочными.

Ощущая душевную боль подруги, травница осмотрела кухню, ибо у нее не было сил смотреть на убитую горем Анну. Какое-то сомнение, сравни наваждению, коснулось ее сознания. Что-то не давало ей покоя. Что-то настораживало во всем произошедшем. Нет, не смерть, заглянувшая сюда, была причиной. Нечто иное.

Осматривая знакомую по каждому сучку, до последней царапины комнату, Марина заметила пустой пузырек, откатившийся в угол и застывший над щелью между половыми досками. Наклонившись, травница осмотрела его со всех сторон и осторожно понюхала.

– Аня, – позвала она, и было нечто такое в ее голосе, что та повернулась.

– Ты когда-нибудь видела его у матери?

Дава отрицательно мотнула головой – говорить она не могла.

Марина еще раз поднесла к носу пузырек и резко отстранилась. На ее лице застыла гримаса ужаса.

– Это яд, – прошептали ее побледневшие губы.

Девушки долго смотрели друг на друга, медленно приходя в себя от потрясения.

Человек в пальто рассматривал неприглядное здание перед собой. То был обычный кабак на одной из грязных улиц Девятипалово. Хотя назвать улицами сеть изломанных проездов, протискивающихся между накренившимися в разные стороны домами нельзя в полном понимании этого слова. Прорезающие в разных направлениях печально известный злачный район, они выходили к порту, заболоченной пойме и складскому кварталу. Зажатый между естественными преградами к росту, находящийся на отшибе, район был внебрачным уродливым ребенком, от которого поспешно отказался город.

Его словно не замечали. О нем старались не говорить. Воспринимали как ужасную опухоль, что нельзя отрезать. Приходить сюда считалось рискованным мероприятием. Оставаться на ночь было смертельно опасно. Это было дно, отхожая яма, куда рано или поздно стекались все отбросы общества. Они боролись здесь за выживание, и те, кто смог остаться на ногах, становились самыми отъявленными мерзавцами и негодяями.

Человек в пальто не был порождением этого ужасающего места. Однако, ему пришлось попасть сюда. Он не только выжил. Более того, поднялся с колен. Увы, на пути к нормальной жизни ему приходилось пройти через все неизбежные испытания пристанища изгоев, убийц, насильников, проституток и бандитов. Здесь не важно, как сильно ты бьешь. Гораздо важнее уметь подниматься после полученных ударов. В этом горниле беззакония закалялся характер. Выплавлялась и выковывалась стальная воля.

Молить о помощи равносильно просьбе о милосердном уходе в безлуние. Жалеть себя не имеет смысла. Прошлые неудачи нужно забыть, будто скинув с плеча мешок с песком, иначе они погрузят тебя в зловонную жижу сточных вод еще глубже. Вот что он понял, попав в эту топь разврата и беззакония, само существование которой бросало вызов Лунам, Ликам и прочей святой дребедени. Он больше не верил в мистические символы и тайные ритуалы. Признавая могущество дав, человек в пальто опирался на достоверные сведения. Его заставили поверить. В конечном счете, именно из-за проклятия, наведенного сглаза, его вышвырнули из сверкающего шиком светского бомонда. С тех пор он презирал дав, уважая их способности. Вероломная хитрость и грубая сила правили балом Петра. Он не подал виду, но внутри него, рядом с огнем надежды, тлел уголек мести. Как же ему хотелось вернуть себе имя! Как мучительна мысль о появившейся возможности отплатить за унижение!

О нет, демоны не появляются просто так. Иногда они живут в тебе, пока однажды обстоятельства не позволяют им вырваться наружу. Иногда их создаешь сам. Постепенно растишь, словно детей, мечтающих пожрать тебя в ночи. Иногда они являются миру как орудие возмездия, как ответ тирану, возомнившему себя неприкосновенным. Они приходят, словно из ниоткуда, но если разобраться, и вытянуть на свет их прошлое, оно пугает тебя больше чем любые угрозы. Узнав о заказе, он пришел именно из-за этой возможности отомстить. Какая ирония. Ковен сам создал условия для появления такого человека, как он. Человека, которому поручил ослабить себя. Теперь ему предстоит доказать, сможет ли он быть тем самым проклятием, что обрушит их жизни во мрак отчаяния, где безлуние кажется единственным способом избавления от страданий?