Две столицы России. Сборник эссе и рассказов

– Без тебя обойдемся. А ты за бабушкой присмотришь, и к школе надо готовиться.

– До школы еще целых два месяца!

– Вот и хорошо, значит, лучше подготовишься.

Из коридора донесся звонкий голос тети Капы:

– Бугровы, смотрите, что ваш Васька притащил!

Женя тут же выскочила вон.

У входной двери сидел Васька и держал в зубах крошечную серую мышь. Увидев хозяйку, не спеша подошел к ней и положил добычу у ног.

– Ишь ты, – восхитилась тетя Капа. – Хвастается!

– Мама, посмотри скорей! – крикнула Женя и из комнаты вышли мама и бабушка.

– Что стряслось? – спросила мама, увидела трупик мыши и пронзительно взвизгнула. – Фу, какая мерзость! Немедленно выкинь!

Женя присела на корточки и погладила Ваську.

– Мама, ну как ты не понимаешь! Он же пришел показать, что он не дармоед какой-нибудь, а честный кот.

– Выбрось сейчас же, чтобы я эту дрянь здесь не видела! – сказала мама и поспешно вернулась в комнату. Бабушка покачала головой и тоже ушла. Жене было жутко смотреть на мертвую мышь, но она пересилила себя, погладила Ваську по голове и сказала:

– Молодец, Вася! Ты настоящий охотник. Можешь съесть свою мышку.

Но Васька есть мышь не торопился и, даже, кажется, вовсе не собирался. Тогда Женя быстренько сбегала в комнату, оторвала от старой газеты «Ленинградская правда» кусочек и вернулась в коридор. Поборов страх, она завернула мышь в газету и отнесла в мусорное ведро. Потом снова подошла к Ваське и принялась гладить и чесать за ухом. Васька блаженно жмурился и замурлыкал.

– А мама уезжает строить укрепрайон, – сказала она коту. И тут дверь распахнулась и в кухню вошел отец. В руках он держал какой-то сверток.

– Папа, а мама уезжает строить укрепрайон!

Папа погладил Женю по голове и прошел в комнату. Женя подхватила Ваську и поспешила за отцом.

– Иду добровольцем, – сказал он. Бабушка заплакала и папа обнял ее: – Не надо, мама.

Мама печально смотрела на них, потом отложила юбку, которую держала в руках. Папа подошел к ней и они крепко обнялись.

– Папа, – позвала Женя отца, – ты уходишь на войну?

Папа поцеловал маму, вернулся к свертку и снял с него серую упаковочную бумагу. Это оказалась книга. Папа протянул ее Жене и сказал:

– Держи, дочь. Это тебе на память.

Книга была большая. Женя перехватила кота одной рукой, другой взяла книгу.

– Жюль Верн. Таинственный остров, – прочитала она. – Спасибо, папа. А ты надолго на войну?

– Конечно, нет, – улыбнулся папа. – Вот разобьем фашистов и вернусь.

Он отобрал у Жени Ваську, потрепал по рыжей шерсти и сказал ему:

– А ты остаешься за мужчину. Береги моих девочек, разбойник.

– Он мышь сегодня принес, – добавила Женя. Папа рассмеялся:

– Да? Вот молодчина. Добытчик! – он отпустил Ваську, взял Женю на руки, подбросил к потолку, словно она была маленькой и прижал к себе. – Прощай, дочь. Будь умницей.

Одно мороженое на двоих

– Мама, бабушка, у нас Нина! – возвестила Женя, ворвавшись в комнату. Нина поздоровалась и скромно стала у двери, держа школьный портфель обеими руками спереди.

– Обедать будете? – спросила бабушка, но Женя замотала головой, размахивая косичками:

– Что ты, бабушка, мы же с Ниной на день рождения к ее двоюродной сестре! А там сладкий пирог!

Мама спустила ноги с дивана, но Женя подскочила, удержала:

– Лежи, лежи! Что я, сама платье не надену?

Мама снова легла, спросила:

– Далеко живет сестра-то?

– На проспекте Стачек, – сказала Нина. – Дядя Витя с тетей Леной на Кировском заводе работают.

Из-за ширмы выскочила Женя. На ней было новое платье, белое в синий горох.

– Ну, как? – спросила Женя и закружилась на месте.

Мама кивнула, улыбнулась:

– Хорошо. Антонина Ивановна, повяжите Жене банты, пожалуйста.

Бабушка принялась за дело. Откуда-то вылез Васька, потерся о ноги Нины, она наклонилась к нему, погладила рыжую спинку.

– Какой он у вас яркий, – сказала она. Мама спросила:

– Вы сразу к сестре?

Нина помотала головой:

– Нет, что вы! Мы еще ко мне зайдем, у меня тоже красивое платье есть. Не могу же я в форме идти!

– Мама, я готова! – встала перед диваном Женя. Два белых огромных банта парили у нее над головой.

– Вот теперь другое дело, – сказала мама. – Ступайте. Женя, чтобы не позднее шести вечера дома.

– Хорошо! – Женя подхватила Ваську, покружилась с ним по комнате. – А ты остаешься за мужчину! – сказала она, отдала кота бабушке и они с Ниной выпорхнули за дверь.

Когда спускались по лестнице, Нина спросила:

– А мама у тебя болеет?

– Да, спину сорвала. Когда Лужский рубеж строила. Две недели как вернулась. Устала, там же много копать нужно было. А еще их бомбили фашисты. Хорошо, что всё кончилось!

Несмотря на то, что уже начался сентябрь, солнце припекало совсем как летом. Подруги сошли с трамвая на проспекте Стачек. Теперь предстояло пройти пешком. На углу в тени дома стояла тележка с мороженым. Тетка-продавщица в белом халате и чепце обмахивалась картонкой. Рядом вилась длинная очередь за пивом.

– Жень, вот бы мороженого сейчас! – сказала Нина, глядя на заветную тележку. Женя вздохнула и поправила банты на голове:

– Мне мама не разрешает без нее мороженое покупать.

– И мне… – согласилась Нина, но тут же хитро улыбнулась и добавила: – Зато папа разрешает. Гляди!

И она как фокусник достала откуда-то пару монет.

– На одно хватит.

Женя глядела на деньги в руке Нины и думала лишь о том, что, съев мороженое, она обманет маму, а маму обманывать она не умела и не хотела. И потому даже пломбир, съеденный вот так, тайком, был бы не таким вкусным, как если бы его разрешила съесть мама.

Женя тяжело вздохнула и собралась уже сказать об этом Нине, как вдруг что-то случилось.

Нестерпимо громко треснуло на другой стороне улицы, блеснула жуткая вспышка, и вокруг засвистело и засекло по булыжной мостовой каким-то крошевом. Тут же треснуло еще чуть дальше по улице, еще и еще, а Женя стояла и не понимала, что происходит. Всё было как в мутном непонятном сне. Она вдруг отчетливо и во всех подробностях увидела, как белый халат мороженщицы окрасился красным и та, прямо со своей картонкой, без единого звука, навзничь валится прямо на тротуар и лежит, неподвижно уставившись на очередь за пивом. А в очереди провалы: вот только что все стояли плотно друг за другом, и уже то тут, то там не хватает людей. Грохнуло еще, и Женя увидела, как мужчина в белом костюме и шляпе, роняет полную кружку и нелепо оседает прямо под ларек и его брюки темнеют от разлитого пива. Снова громко треснуло, и на другой стороне улицы медленно и нехотя обрушился кирпичный дом и стекла брызнули из разбитых окон прямо на мостовую. Кажется, кричали люди, но Жене казалось, что она оглохла, в уши будто набили ваты, она потрясла головой и увидела, как неподалеку лежит мужчина в военной форме и отчаянно машет ей рукой. Она вгляделась в его лицо и вдруг поняла, что он кричит ей два простых слова: «Девочка, ложись!» Но Женя помотала в ответ головой и сказала, не слыша своего голоса:

– Я не могу, у меня платье… Мама заругает.

А военный уже подскочил, и грубо и сильно повалил прямо на усыпанную каменной крошкой мостовую и горячие булыжники под ладонями напомнили о лете, безнадежно потерянном в этот невозможный и жуткий день.

И тут Женя вспомнила о Нине. Лёжа, она покрутила головой, отыскивая ее, и тут же увидела. Она лежала совсем рядом, не мигая смотрела запорошенными песком глазами в небо, а в уроненной руке между пальцами блестели монеты.

И тут Женя закричала.

Зарево над городом

Вот уже четвертый день Женя не ходила в школу. После обстрела у Кировского завода она была невредима, ни одной царапины не было на ней, но врач, делавший осмотр, велел несколько дней не пускать ее на занятия. Наверно, еще неделю назад Женя обрадовалась бы этому, но только не сейчас. Она вспоминала Нину и никак не могла поверить, что ее больше нет, и они никогда больше не увидятся в школе, и никогда уже подруга не предложит ей съесть одно мороженое на двоих тайком от их мам. Немного отвлечься от этих страшных мыслей ей помогал Васька, который сидел у нее на коленях и подаренная папой книжка. В книжке помимо повествования были чудесные картинки. Всё это уносило Женю на далекий остров, полный интересных приключений и таинственных происшествий. К тому же в субботу после уроков к ней зашел весь ее класс вместе с учительницей, но веселиться девочки не могли, будто боясь потревожить память погибшей одноклассницы. Они немного поиграли с Васькой, посмотрели картинки в книге «Таинственный остров», потом попили чаю и ушли.

Мама запретила бабушке причитать, но та забывала, то и дело начинала вздыхать, креститься и всхлипывать. Потом обрывала себя, подходила к Жене, и прижимала ее голову к своей груди. Гладила, повторяла: «Ну, ничего, ничего, всё образуется» и оставляла ее в покое. Что могло образоваться, Жене было непонятно, но расспрашивать бабушку она не хотела, и все это так и повторялось раз за разом.

…Женя ждала своей очереди в уборную, стоя в большой кухне – кухня служила одновременно и прихожей, сюда вела общая дверь с черной лестницы, в кухне же сходились все двери комнат их коммунальной квартиры. У своего керогаза возилась тетя Капа и делилась с мамой, моющей посуду, новостями:

– …У Исаакия пушки зенитные вчера стреляли. Говорят, немецкие разведчики летали. На стенах малюют надписи «бомбоубежище». У нас одно рядом, через несколько домов, во дворе. Ой, что-то будет…

– Известно, что, – отвечала мама, гремя посудой в мойке, – война идет.

– Ты-то, что ли, оклемалась? – спросила тетя Капа.

– Что мне сделается, – будто бы равнодушно пожала плечами мама. – На работу завтра выхожу, насиделась дома.

– И как там у вас, на почте? Много писем?

– Хватает.

– А твой пишет?

Мама не успела ответить: с улицы раздался вой сирен.

Из уборной, сопровождаемый грохотом спущенной воды, вышел Аарон Моисеевич.

– Что случилось? – спросил он. Мама бросила недомытую посуду и скомандовала:

– Быстро одеваться. Это воздушная тревога.

– А как же… – Женя кивнула на дверь в уборную, но мама перебила:

– В бомбоубежище сходишь. Живо одеваться!

Из двух своих комнат выглянули Чижовы. Мама скомандовала:

– Берите только документы и живо во двор!

Все засуетились – маме доверяли все жильцы коммунальной квартиры, уж она-то повидала всякого во время работ под Лугой.

По лестнице спускались все вместе, по-соседски, стараясь не отрываться и не отставать. Женя несла Ваську на руках. Во дворе пришлось немного постоять, дожидаясь Аарона Моисеевича. Сирены выли волнами, то затихая, то ревя в полную мощь и тут же, перекрывая эту какофонию, стало слышно в небе гул моторов.

– Летят! – ахнула тетя Капа, задирая голову к квадрату неба.

– Аарон Моисеевич! – позвала мама старика и он появился из двери, запыхавшийся и бледный от страха. Все двинулись на улицу, смешиваясь с ручейками жильцов из других квартир. Кто-то причитал, кто-то плакал, звал маму малыш на руках у подростка.

Когда вышли на Герцена, в небе уже реяли черные тени фашистских самолетов. Люди торопливо стекались в арку дома, на котором была намалевана белой краской стрелка и надпись «Бомбоубежище».

В убежище было сумрачно и пахло свежей известкой. Не успели Женя с бабушкой и мамой найти себе место, как глухо раздались удары бомб.

– Где это? – спросил испуганно кто-то и ему тут же ответил из противоположного угла убежища молодой голос:

– У Московского вокзала. Известное дело, сначала по вокзалам бьют, чтоб отрезать пути…

– Тихо ты, специалист! – оборвал его седоволосый дедок. – Опосля поговоришь, коли захочется.

После этого все сидели тихо, с ужасом прислушиваясь к тяжким ударам. Среди них были слышны высокие голоса наших зениток.

Нашли три места, бабушка и мама сели, а Женя пошептала на ухо маме, что хочет в уборную. Мама забрала у нее Ваську, обежала глазами подвал и кивнула в сторону:

– Вон дежурная, подойди к ней.

Женя подошла к женщине в милицейской форме и вполголоса объяснила, что ей нужно. Та показала рукой в отгороженный угол, где стыдно и просто стояло обыкновенное ведро. Женя с сомнением посмотрела на него и обернулась на дежурную. Женщина пожала плечами и добавила:

– Не стесняйся, я покараулю.

Женя посмотрела на низкий потолок, в надежде, что бомбежка скоро закончится, но звуки разрывов так же мерно и жутко грохотали, и она поняла, что переждать не получится.

Кое-как закончив со своим невеликим делом, Женя как можно тише стала пробираться к своим. Ей было ужасно неловко и казалось, что на нее все смотрят. Не глядя по сторонам, она добралась до мамы с бабушкой, села на скамью и взяла у мамы Ваську. Кот волновался и время от времени порывался сбежать, но Женя крепко держала его, поглаживая по спинке и за ушами. И если в обычное время это ему очень нравилось, то сейчас он всё никак не мог успокоится, вздрагивал, вертел головой и коротко мявкал. Женю сморило от усталости и волнения, она задремала и проснулась от непонятных звуков. Это звучали фанфары отбоя. Женя вдруг поняла, что Васьки у нее на руках нет, сердце у нее упало, но она тут же увидела его на руках у мамы. Та покачала головой:

– Так бы и убежал он от тебя, соня.

Женя приняла кота, зарывшись лицом в его шерстку, и за все эти дни после гибели Нины слабо улыбнулась.

Когда выбрались из убежища и вышли на улицу Герцена, сразу увидели в просвете домов дымы от пожаров. В городе выли сирены пожарных машин и ветер доносил тяжкий запах гари. И небо полыхало жутким оскалом огромного зарева: горели Бадаевские склады.

Огонь с неба

Сегодня было как-то особенно зябко и даже первые снежинки кружились в стылом воздухе, а кирпичные обломки разбомбленного два дня назад дома были припорошены, будто торт, на который насыпали сахарной пудры. Женя аккуратно обогнула разбросанные кирпичи, поравнялась со своим домом и вошла в арку, ведущую во двор. Навстречу, выдвинувшись из полумрака, кто-то шел. Женя испуганно шарахнулась в сторону, но тут же узнала Саньку из квартиры выше.

– Не бойся, Женька, свои! – сказал он насмешливо.

– А я не боюсь, – ответила Женя, поправляя платок и чтобы упредить дальнейшие насмешки Саньки, спросила: – А ты куда идешь?

– В школу, куда же еще, – по Саньке это и так было видно: из распахнутого пальто было видно форму, и еще он нес портфель. – Я во вторую смену.

– А, – кивнула Женя, собираясь идти дальше, но Санька добавил еще:

– А вечером дежурить на крышу пойду.

– А тебе не страшно? – спросила Женя: дежурить на крыше ходили все мальчишки.

– Вот еще! – презрительно фыркнул Санька. – Я тертый калач. Сам товарищ Семенов меня отметил.

Жене стало стыдно, что она ни разу не ходила дежурить и она неожиданно для себя самой вдруг спросила:

– Можно с тобой пойти?

– Куда тебе, – рассмеялся Санька. – Забоишься, небось!

– А вот и нет! – разозлилась Женя. – У меня папа на фронте.

Санька перестал смеяться и кивнул:

– Знаю. – Потом подумал немного и сказал: – Ладно, приходи в шесть вечера к конторе управхоза. Придешь?

– Приду, – ответила Женя решительно и тут в арке появилась мама. Она тащила за собой санки, в которых возили Женю, когда она была совсем маленькой, а на санках громоздилось нечто.

– Здрасте, тетя Мила, – сказал Санька. – Это у вас буржуйка?

Мама устало кивнула, а Санька тут же предложил:

– Давайте помогу.

И они вдвоем с мамой затащили печку в квартиру, а Женя несла секции трубы, а после принесла снизу и санки.

А в комнате уже вовсю хозяйничал Санька, сказал, где лучше поставить печку, объяснил, что надо подложить под днище кирпичей и показал, как лучше приладить трубу к форточке. А потом вспомнил, что надо идти в школу. Прихватил портфель, надел кепку:

– Ладно, мне пора. Если что, зовите, помогу.

– Спасибо, Саня, – мама виновато улыбнулась. – Ты извини, нам тебя даже угостить нечем.

– Я не за угощение, – махнул рукой по-взрослому Санька и шагнул к двери в коридор. Женя спохватилась: надо было предупредить маму о дежурстве.

– Мама, я вечером с Санькой решила пойти. Дежурить на крышу.

Женя боялась, что мама не позволила бы ей это сделать, но пока здесь еще был Санька, который так им помог с буржуйкой, то была надежда, что она согласится. А мама как-то даже равнодушно сняла с головы платок и просто кивнула:

– Ступай. – И сказала вдогонку Саньке: – Ты присмотри за ней там, ладно, Саня?

– Конечно, присмотрю, – серьезно и просто, как взрослый мужчина, сказал он и вышел. И тут же запричитала бабушка:

– Это куда же дитя? Неужто зажигалки ловить?

– Перестаньте, Антонина Ивановна, – отозвалась мама. – Все воюют так, как могут и умеют. Что уж тут поделаешь. – И повернулась к Жене: – Кормили тебя в школе?

– Дуранду давали. С пшеном, немного.

Мама сидела на стуле усталая, постаревшая. Закрыла глаза, покивала:

– Ну, хоть что-то. А то ведь совсем паек урезали…

Когда время близилось к шести вечера, Женя вошла в парадную, подошла к дверям квартиры на первом этаже, где была контора. Потянула ручку, вошла.

Она уже как-то была здесь с мамой и потому уверенно прошла по пустому коридору до первой комнаты. Здесь стоял массивный стол, с зеленым сукном на столешнице, висели на стене карты Ленинского и Октябрьского районов. За столом сидел управхоз товарищ Семенов, ветеран гражданской и финской войн, за ним на окне скрестились белые полосы бумаги. На стульях под картой сидело несколько мальчишек, среди них был и Санька. Женя поздоровалась.

– Ага, это и есть твоя напарница? – добродушно кивнул на Женю товарищ Семенов и с трудом поднялся из-за стола. Санька вскочил со стула, сдернул кепку:

– Так Славка Новиков поранился намедни, а она и вызвалась.

Товарищ управхоз обошел стол, скрипя своим протезом, встал напротив Жени. Серьезно оглядел, покивал. Спросил:

– Не заробеешь?

Женя отчаянно покрутила головой: нет, мол.

– Хорошо, – просто согласился Семенов. – Только чур Саньку слушать и вперед него в пекло не лезть. Ясно, Бугрова?

Женя горячо кивнула и даже осмелилась добавить:

– Ясно, товарищ Семенов.

По лестнице следовало подняться на последний этаж. Когда миновали площадку второго этажа, одна из дверей распахнулась и из нее вышел Женин сосед Веня. Его семья занимала в их квартире целых две комнаты и имела выход на парадную лестницу. Веня жевал кусок хлеба и собирался куда-то идти. Увидев Женю и Саньку, спросил:

– Куда это вы?

– На кудыкину гору, – отозвался Санька. – А ты куда?

– А нас эвакуируют, – старательно и гордо выговорил Веня новое слово. Санька равнодушно дернул плечом:

– Скатертью дорога. А мы на крышу дежурить идем. Зажигалки будем тушить.

– Ну да? – у Вени загорелись глаза. – А мне с вами можно?

– Тех, кто в эвакуацию, брать не велено. Товарищ Семенов лично запретил, – соврал Санька и они с Женей стали подниматься дальше по лестнице.

На площадке последнего этажа в углу лежали набитые песком женские чулки: Женя помнила, как мама и бабушка сдавали свои старые чулки именно для такого дела. И ей даже стало немного обидно, что ее чулок здесь нет, обе ее пары были новые, ни разу не штопанные. Здесь они взяли двое длинных щипцов, брезентовые рукавицы и стали у последнего пролета, который вел дальше, на чердак. Тут только Женя заметила у Саньки на ремне висевшие железки, похожие на шестеренки.

– А что это у тебя за звездочки? – спросила она – железки были круглые, числом три и были они нанизаны на Санькин ремень как баранки на бечеву. Санька фыркнул:

– Скажешь тоже, звездочки! Это стабилизаторы зажигалок. Чтобы они падали точнее.

На крыше до этого Женя никогда не была – этим занимались и были тем горды мальчишки. Но теперь это была не забава и не пустое бахвальство: здесь, чувствовала Женя, и был в числе прочих, рубеж обороны города. И этим, казалось ей, она вставала рядом с папой, и вместе с ним защищала родной Ленинград.

Город лежал под ними черный, без единого огонька, будто мертвый. Но Женя знала, что это не так, что выглядеть таковым ему было необходимо, чтобы не открыться фашистским летчикам. На фоне светлой полоски неба лишь высился Исаакий, с выкрашенным в защитный цвет куполом. Женя обернулась и увидела две бесформенные фигуры: одну, ближе и крупнее, на Александровской колонне, другую, маленькую – на шпиле Петропавловского собора. Это были ангелы, укрытые для маскировки мешковиной. Понять, что это именно ангелы, человеку стороннему, не знакомому с Ленинградом, было бы сложно, но Женя сразу узнала их, и это придало ей уверенности, будто она встретила здесь старых знакомых. Теперь следовало осмотреть крышу внимательнее.

Она была хоть и поката, но не крута́ и по ней свободно можно было ходить, не боясь соскользнуть вниз, к жуткому краю. Торчали трубы старого печного отопления, засиженные и загаженные голубями. Ветер посвистывал в проводах, то тут, то там перечеркивающих небо.

– Осторожнее, – как раз указал на них и Санька, стоявший поодаль. – Головой не зацепи. – И позвал: – Иди-ка сюда.

Женя осторожно подошла. У ног Саньки стояло два ящика, наполненных песком. Рядом лежала лопата.

– Зажигалки будем тушить в песке, – он поднял щипцы и клацнул ими возле Жениного лица: – Вот ими схватишь ее и потащишь сюда, в ящик. Можно в любой. Здесь такие ящики по всей крыше стоят.

– А почему здесь воды нет? – спросила Женя. Ей казалось, что тушить что-либо горящее удобнее водой.

– Зима на носу, Бугрова, – сказал Санька. – Замерзнет здесь вода. На чердаке есть кадки с водой, да и там уже льдом покрываются.

Санька шагнул за ближайшую трубу и вышел оттуда, держа в руках что-то продолговатое.

– Это и есть зажигалка, – пояснил Санька. – Только стабилизатор скручен, – он похлопал ладонью по поясу, на котором болтались давешние «звездочки». – Я ее песком набил, для весу.

Он бросил зажигалку дальше по крыше, она упала, грузно громыхнув, покатилась по жестяному скату и остановилась у мачты, от которой уходили через улицу провода.

– Ну, что стоишь? – сказал Санька строго. – Вон твоя первая зажигалка упала.

Женя натянула рукавицы: в них было шершаво и неуютно. Взяла поудобнее клещи и побежала было вперед, но Санька окликнул:

– Не спеши! Здесь крыша, а не Летний сад.

Женя перешла на шаг, добралась до Санькиной болванки, раскрыла клещи.

– Стой не слишком близко, она искрами сыплет! – предупредил Санька из-за спины. Женя кивнула, сделала шаг назад и теперь только прихватила болванку.

– Сожми клещи, чтоб она не выскользнула.

Женя так и сделала, потом подошла к ящику, сунула туда железяку, разжала клещи.

– А теперь хватай лопату и сыпь песок из другого ящика прямо на бомбу…

Но учёба была прервана.

Раздался вой множества сирен: начиналась бомбежка. Женя удобнее перехватила щипцы и стала смотреть на небо. Послышался гул моторов.

– Главное не бойся, – услышала она Саньку. – Пусть за нас фашисты боятся.

Сначала ничего особенного не происходило, Женя уже видела такое с земли: немецкие самолеты пролетели где-то далеко сбоку, там забу́хало и засверкало. Ударили наши зенитки. Налетели еще самолеты. Зенитки били не переставая. Эта круговерть продолжалась минут десять.

Глядя в небо, Санька сказал:

– Может и не долетят до нас сегодня.

Но он ошибся. Еще одна группа самолетов приближалась к ним, и вот уже к вою моторов прибавился свист падающих бомб. Женя зажмурилась, а Санька схватил ее и поставил вплотную к трубе.

– Здесь стой, да глаза не жмурь! – велел Санька, и тут в крышу ударилось что-то черное и продолговатое. И сейчас же во все стороны от него посыпались искры. И это было очень красиво, но Женя поняла, что это и есть немецкая зажигалка. Искрящаяся железяка прокатилась по жести крыши и уткнулась в невысокое ограждение на краю. Санька тут же, перехватив удобнее клещи, кинулся к ней, а Женя заворожено смотрела на искры. Санька, обернувшись к ней, крикнул:

– Не считай ворон! Там еще одна!

Женя выглянула из-за трубы и увидела еще один фонтанчик искр. Она собралась с духом, подтянула рукавицы и мелкими шажками побежала туда.

Ревели моторы самолетов, била с площади Исаакия зенитная батарея, и ветер трепал выбившуюся из-под платка челку: ничего этого Женя не замечала, лишь одно видела она сейчас, подлый немецкий подкидыш, который она во что бы то ни стало должна была уничтожить.

Он лежал перед ней прямо неподалеку от ящика с песком и горячие, ослепительно белые искры летели во все стороны. Женя раздвинула клещи и постаралась с первого раза ухватить зажигалку, но не смогла: руки ходили ходуном от волнения и страха. Но страх это был не от самой зажигалки, не от ее смертельных искр, а от того, что у Жени может не получиться расправиться с ней. Она перехватила клещи удобнее, примерилась, и прихватила овальное тельце. Получилось! Теперь нужно было дотащить ее до ящика с песком. Женя сжала клещи как можно сильнее и, пятясь, поволокла свою добычу прямо по жести крыши. С учебной чушкой было проще. Стараясь не спешить, она добралась до ящика, поднатужилась, оторвала бомбу от крыши, перевалила через бортик и разжала клещи. Тут подскочил Санька с лопатой и принялся закапывать зажигалку. Женя бросила клещи и тоже кинулась к ящику. Не успела она взять вторую лопату, как сноп искр иссяк, погребенный под песком шустрым Санькой. Они стояли, запыхавшиеся, над поверженной зажигалкой и Санька весело рассмеялся, легко хлопнув Женю по плечу: