скачать книгу бесплатно
– Ага. Нажралась как-то у нас в баре, хипстерша чертова. Бабища – центнер весу, от стола не отклеить. И ментов не позовешь.
– Но он же повесился, – взволнованно вспомнила Лиза. – Мы с ним когда-то вместе учились. Говорили – от несчастной любви.
– От несчастного диагноза. Дурак, конечно.
– Почему?
– Потому что не светило ему этот центнер, так сказать… При вас, дамах, фиг поймешь, как и сказать. Делать можно, а говорить – ни боже упаси! В тот день, когда он повесился, она и упилась в хлам. Кое-как сгреб ее, в машину посадил. Полчаса допытывался, куда везти. Узнал, ушам не поверил. Куда на ночь глядя тащиться? Думал, к себе отвезу, пусть отоспится, потом мотает на все четыре. Уперлась, зараза. Ну, я и повез. В машине оклемалась. Про горе рассказала.
– И… что?
– Полежали рядышком, и все. Не смотри на меня так, – заметив ее недоверчивый взгляд, рассмеялся новоиспеченный супруг. – Успокаивал. Смотрю – из соседней комнаты старуха выплывает. Ну, я сделал ноги.
– Что же вас так сдружило?
– Черт его знает… Ненормально мы как-то расстались. Дай, думаю, попроведаю. К тому времени похоронили уже Соловьева этого. Аккурат на девятый день меня и сподобило к ним явиться. Откуда я знал? Сидели вдвоем с бабкой, горевали. Ну и я присел вместе с ними. Бабка меня в темноте то ли не признала, то ли не запомнила. Или ей все равно было. Она, кстати, твоя тезка, нормальная герла. Рассказала мне – нацепила тогда на себя его любимые тряпки-цацки и пошла встречу с ним обмывать. Чего-то там подсыпала себе в водку. Не взяло. Решила – знак. Бабка вслед за внуком через полгода преставилась, а дом ей достался. Теперь живет там. По-моему, неплохо.
– Ты так и не сказал, почему у вас завязалась такая прочная дружба?
– Под настроение к ней заезжаю. Хочешь, сейчас заедем?
– Я?… – растерялась Лиза.
– Мы, – поправил ее Андрей. – Она, кстати, об отце твоем хорошо отзывается.
– Он похоронами занимался, больше некому было.
– Не потому, нет. Говорит, все его уважают.
– Почему вы про отца говорили?
– Особняк мне ваш понравился, спрашивал, чей. Теперь вот хочу похвастаться.
– Женщины не любят делить мужчин: ни мужей, ни друзей.
– У нее кроме меня друзей хватает. Там обычно людно.
– Чем она занимается?
– Что-то шьют, вышивают. За границу толкают.
– Да, Сережа в художественном учился. Там познакомились?
– Нет, она моложе лет на десять. Видно, на той же стезе сошлись.
– Без подарка неудобно, праздник сегодня.
– Не примет. Так проще – никто никому ничего не должен.
– Ладно, – нерешительно согласилась она.
Андрей, не раздумывая, развернулся, и через четверть часа они уже стучали в знакомую дверь. Впрочем, Андрей постучал для приличия и тотчас рванул на себя незапертую дверь. Лиза робко вошла за ним в знакомый с детства дом.
Навстречу вышла светловолосая ясноглазая пышногрудая женщина. Завидев Андрея, она тепло улыбнулась.
– Проходите, вон в ту дальнюю комнату проходите, – без предисловия и приветствия просто сказала она, – я сейчас, скоро освобожусь, – с этими словами она снова исчезла за дверью, откуда доносились женские голоса.
По всему было видно, что Андрей чувствовал себя здесь как дома. Лизе же было интересно дождаться продолжения. Что-то не давало ей покоя в их отношениях. Ревности она не чувствовала. Тезка ее, мягко говоря, была женщиной на любителя. Знакомство-то у них, может, так и началось. Но дальнейшее не выдерживало никакой критики.
– Подождем? – спросил Андрей, помогая ей раздеться.
– Подождем, – согласилась Лиза, направляясь «в дальнюю комнату» и, видя его удивление, объяснила: – Мы с Сережкой дружили в детстве. Наши бабушки приятельствовали, друг к дружке в гости ходили. Сережина хлебосольной была, чаем с плюшками нас угощала. Помню, мы с ним горки спускались, у них во дворе погреб был, оттуда и спускались. Сад у них в низине, зимой вода замерзала, он меня на коньках учил кататься. В младших классах он у меня уроки списывал, но делал за меня рисование. А когда постарше стали, как-то охладели друг к другу, хоть и не ссорились. Вроде и дружбы никакой не было.
Дожидаться пришлось недолго, вскоре в комнату вошла ясноглазая Лиза, и от ее доброй улыбки стало тепло и уютно.
– Вот, привез жену к тебе, познакомиться, – гордо заявил Андрей, протягивая руку с обручальным кольцом.
– Значит, все у вас сладилось? – без особой радости удивилась ясноглазая. От неожиданности она не сумела этого скрыть, но тотчас попыталась исправить оплошность: – Ты ведь тезка моя, Лиза? Приезжает он ко мне как-то и говорит: «Женщину сегодня встретил. Чувствую, быть ей моей женой».
Лиза перевела растерянный взгляд на Андрея. Тот смущенно потирал затылок.
– С потрохами сдала, – покачал он головой, обращаясь к ясноглазой, – я ей самой недавно об этом сказал. Сейчас я тебя тоже удивлю. Моя Лиза – Серегина одноклассница, Матвеева.
Лиза зарделась. «Моя Лиза»… – смаковала она эти слова, как когда-то бабушкины плюшки, пытаясь подольше растянуть наслаждение.
– Да, теперь узнала, – кивнула ясноглазая, – а ты почти не изменилась. Сережа рассказывал, как вы с ним в детстве дружили. Погоди, у меня для твоей жены кое-что есть, – обратилась она к Андрею и, открыв старый фанерный шкаф, взяла с полки листы с рисунками. Перебрав их, она протянула один Лизе. – Узнаешь?
Еще бы она не узнала. Это был ее портрет, за который Сережка получил на районном конкурсе первое признание – главный приз. Многие тогда говорили – не за мастерство, а за портрет дочери секретаря райкома.
Андрей растопил печку, дом благодарно вздохнул теплом. Синий вечер, как прежде, заглядывал в окна, старая ель у калитки все так же простирала пышные лапы. В маленьких окнах, словно в кривых зеркалах, время искажало благословенные былые времена. Вместо сероглазого Сережки сидел кареглазый Андрей, вместо доброй бабушки – ясноглазая Лиза, ловко сбывавшая заезжим торгашам плоды своего творчества. При свете зажженных свечей играло в бокалах гранатовым цветом вино, тепло его плеча у щеки обещало любовь, звало обратно домой.
9
«Кто придумал, что утро вечера мудренее?» – глядя на кучу оставленных мужем денег, с тоской думала Лиза, вспоминая их супружеское утро. После двух выходных соскучившийся по работе муж живо переключился на деловую волну. Пока она хлопотала на кухне, он, уже одетый, заглянул к ней и чмокнул ее в щеку. Прощально и быстро. Как покойника.
– А завтрак? – смерив его недоуменным взглядом, растерянно спросила она.
– Не балуй меня, – направляясь в прихожую, сказал он, – привыкну.
– А рубашку чистую… почему не надел? – идя следом за ним с половником в руке, недоумевала она.
– Так эта еще не грязная, – обуваясь, ответил он.
До нее понемногу начало доходить очевидное, то, что они в горячечной спешке упустили из вида. Сошлись два чужих, понравившихся друг другу человека. Каждый из них – застывшая глина, прочно сформированная годами. Попробуй притрись. Что ночь свяжет, день размотает и перевяжет по-своему.
– Ты спешишь? – спросила она, остановив его на полушаге.
– Нет, – лизнул он по ней оживленным взглядом.
– Раздевайся и иди в душ, – спокойно продолжала она.
Оживленный мужнин взгляд загорелся, и весь он подался к ней.
«Котяра», … – глядя на него во все глаза, похолодела она.
– Новая игра? – пронзая ее страстным взглядом, на ходу раздеваясь, пошел он на нее.
– Да. Поиграй там с мочалкой и мылом. Авось понравится, – машинально упершись половником в его грудь, остановила она его порыв.
– Только вместе с тобой, – не унимался он.
Увы и ах… Понимая, что в этой спринтерской гонке ее хватит ненадолго, она даже не пыталась ему подыграть.
– У тебя девять жизней?.. – невольно вырвалось у нее.
Понимая ее намек на бессонную ночь, он улыбнулся.
– Другая бы радовалась, – самодовольно заметил он.
«Другая и порадуется, – с тоской подумала Лиза, – с такими темпами радость ее не за горами».
– Надо купить тебе одежду, – видя, как он с легкостью вновь перестроился на деловой лад, сказала она.
– Зачем?… – застыл он в недоумении. – Ты же купила.
– Ты собираешься ходить в ней до гробовой доски? Мне нужны деньги.
К ее удивлению, он безропотно открыл сумку и, вынув оттуда увесистую пачку купюр, бросил их на тумбочку.
– Остальное – завтра, – облачаясь в деловой вид, сказал он и застегнул сумку.
– Откуда?… – обмерла она, не сводя напряженного взгляда с лежащих насыпью затертых, примятых, новеньких и засаленных банкнот.
– Выручка, – преспокойно ответил муж.
– И… ты так просто возишь эти деньги?
– Вожу сложно, но по-другому – никак.
– А как же… недостача?
– Сочтемся, – подмигнув ей, он закрыл за собой дверь.
Что ей оставалось? Надеяться, что постепенно притрутся друг к другу. Она не могла помыслить о том, чтобы обидеть его отказом. В сознании одномоментно пронеслась ее безрадостная сирая жизнь. Лучше в гроб лечь, чем лишиться такого мужа.
Впрочем, вскоре она с облегчением поняла, что муж ее никакой не супермен, а нормальный человек с нормальными человеческими запросами. Не понимал он любовных прелюдий и прочей романтической чепухи. Обрывая ее попытки покрасоваться в кружевном белье, он бесцеремонно снимал все, что мешало приступить к исполнению супружеского долга, временами походившего на супружескую повинность. Она принимала это на свой счет, понятия не имея о его интернатском прошлом, когда дебелые тетки, таская его как шлюху, вызвали в нем отвращение к плотской любви. Неизвестно, чем бы все закончилось, если бы не вездесущая директриса. Но все ее добросовестные попытки снять с него «порчу» разбивались о его «глубокие» познания женского тела. С тех пор после близости с женщиной, не находя в ней любви человеческой, он испытывал лишь опустошенность и разочарование. Сейчас у него этой любви было с избытком, но он старался, боясь ее потерять.
Жизнь его вертела как белку в колесе. Да и ей скучать не давала эта новая заманчивая жизнь. Через день в ее квартире начали появляться неизвестно чем набитые коробки, которые с завидной скоростью разбирались ушлыми дельцами, и на их месте появлялись новые. Через неделю ими была заставлена вся лоджия, еще через неделю – балкон. Новый самец метил свою территорию, деловитостью и прагматизмом заглушая отголоски прежней жизни. «Ну и пусть, – скрепя сердце, убеждала она себя, – пусть хоть у него здесь сложится та жизнь, за которой он ко мне пришел». Но когда он добрался до Сережиной комнаты, Лиза жестко сказала: «Нет». Удивленный ее категоричностью, он искренне недоумевал: «Все равно же пустует». Заранее зная, что при всем желании он не сможет ее понять, она с потухшим видом коротко ответила: «Пока она пустует, я живу». Как, оказывается, просто влюбиться в человека, но как непросто при этом впустить его в свою жизнь, когда уже «не шешнадцать», когда держит привычка и черт-те сколько неприметных и где-то даже ненужных мелочей, из которых и состоит эта самая жизнь. Пришлось подстраиваться и принимать новые правила игры, без чего семейной жизни тоже не получится. Несмотря на то что львиную долю этого добра Андрей ежедневно развозил по торговым точкам, ей тоже приходилось отпускать и учитывать, то и дело дергая из-под кровати набитую деньгами сумку. «Партнеры» его были несловоохотливыми и воспринимали ее не как его жену, а, скорее, как обслугу. Самым циничным из них казался ей Магрел. Всякий раз на его очередное: «Цыган дома?» ее так и подмывало съязвить. Но не решалась, робея перед его мрачным видом. Скрепя сердце, терпела она этот «проходной двор». Непривыкший к замкнутому семейному мирку, Андрей считал это неудобство несущественным и смотрел на него сквозь пальцы. Раз в неделю они с Магрелом вели свои расчеты за плотно закрытой кухонной дверью. Предвидя очередной испорченный вечер, она накрывала на стол и уходила в гостиную. Как-то, уходя, «гость» вместо благодарности бросил в ее адрес грязную шутку. Надеясь, что она не слышит, Андрей промолчал, только глаза у него стали злыми.
– Не хочу его здесь видеть, – не сдержалась Лиза.
– Значит, не увидишь, – скупо ответил Андрей. – Не бойся, – пытаясь скрыть неловкость, добавил он с бесстрастным видом, – никто к нам не ворвется и паяльником пытать не будет. Кому мы нужны со своими миллионами? Вон где страсти бушуют, – кивком указал он на экран телевизора, – а мы так, по мелочи.
На следующий день, подогнав бус, он без объяснений забрал из квартиры ящики с товаром. О чем было говорить, когда все было понятно без слов? Хозяин – барин. Часто после вечерних прогулок с Малышом он приносил домой деньги. Понимая, что расспрашивать бесполезно, она складывала их в сумку. Через месяц, вытряхнув содержимое сумки, он попросил разделить деньги на две части, объяснив, что одна из них – Нодара. «А остальное?» – с изумлением спросила она, глядя на ворох лежавших перед ней купюр, каждая из которых еще недавно была для нее за счастье.
«Наше», – как нечто само собой разумеющееся ответил он, умолчав о том, что большей частью этих денег надо было возместить чужие, сгоревшие в квартире вместе с его добром. Не хотелось портить первое впечатление. «Месяцем раньше или позже», – решил он.
– Куда их теперь? – растерянно спросила она, так как ничего объяснять ей он не собирался.
– На жизнь. Остальное – в чулок, – лаконично объяснил он.
– У нас сейф есть в гараже, в яме, – вопросительно глядя на него, предложила Лиза. – Может, туда?…
– Можно туда, – неосмотрительно ответил он, не сообразив, что сейф в яме и сейф на виду – не одно и то же. – Часть – крупняком, часть – баксами.
Получив деньги с подробно расписанными суммами, Нодар смекнул, что поймал удачу и попросил тайком проаудировать работу своего бухгалтера – неплохо заправлявшей у него ушлой дамы, на которую спихивал все «бумажные дела» не особо заморачивающийся ими управляющий. Грех было не воспользоваться бесплатной помощью его жены. Теперь все «бумажки» предварительно проходили через ее руки. Занятно было наблюдать, как, обрастая цифрами, определялась цена того, что раньше при ней нарезалось, подавалось, после чего когда-то приходилось мыть горы посуды. Теперь она знала, где в обмен на сахар и зерно он берет водку, кто бодяжит для него ликеры и коньяки с хитроумными названиями. О муже она с Нодаром не говорила, да и что было говорить? Ничего больше ей не оставалось, как гнать от себя приставучие мысли о его вечерней работе.
Жизнь у них на первый взгляд была приземленной, но вместе с тем ей жилось с ним нескучно. Звезд с неба он не хватал, но был неглуп, всегда имел при себе пару-тройку историй, которыми прикрывал вечернюю усталость. Дневные дела оставлял он за порогом семейной жизни, предпочитая дома наслаждаться ее новизной.
Встретившиеся на ветви переплетения судеб две раненные птахи… И полжизни прожито, и гнезда разрушены. Но не отнят пока ее остаток, не отнята питающая его надежда. И надо как-то дальше жить. Из тоски и печали, любви и надежды вили они свое гнездо, пытаясь согреться друг другом от умерщвляющего холода одиночества.
10
Заглянув к ним в начале лета, отец был приятно удивлен предприимчивостью зятя. «Не скрою, не ожидал», – за ужином одобрительно сказал он и, убедившись, что дочь в порядке, пригласил провести у них недельку-другую. Выказав тестю должное уважение, после его отъезда Андрей поддел-таки его: «Он и раньше контролировал твою жизнь, или сейчас боится, как бы я не пустил дочь по миру?» Лиза задумалась. «Когда ушел муж, я постепенно смирилась с одиночеством, – то ли ему, то ли себе сказала она. – Когда сын стал встречаться с девушкой, по-взрослому встречаться, я приготовилась стать бабушкой. Когда не стало сына, ничего кроме смерти я уже не ждала. А жизнь вот как все повернула. Отец свое отбоялся. Когда-то мы каждое лето к ним приезжали. Природа у нас красивая. Озера – одно краше другого. Думаю, не пришелся бы ты ему по душе, вряд ли дождался бы от него приглашения. Но отдых нам, похоже, не светит». Она вдруг предстала перед ним иной, невольно приподняв полог своей в прошлом благополучной жизни. «Месяц не обещаю, но на медовую неделю, думаю, мы заслужили», – ответил он, заранее предвидя недовольство Нодара. Да и она это знала, потому на большее не рассчитывала.
Увы, вместо медовой недели у них получилось не разбери-поймешь что. Уже по тому, как Андрей оттягивал отъезд, Лиза почувствовала, что ничего хорошего из этого не получится. Приехали они вечером, так как весь день перед отъездом Андрей развозил товар и дважды ездил к Нодару улаживать дела. Несмотря на позднее время, их ждали. Стол был накрыт по-царски возле дома в арке из виноградной лозы. Глядя, как родители пытались скрыть неловкость, то и дело умиляясь и удивляясь собачьей непосредственности, Лиза подумала, что вряд ли им в этот раз удастся создать здесь милую пастораль.
С ужина все оно и началось. Желая выказать радушие, тесть щедро подливал и подкладывал второму зятю, как когда-то первому, только первый в отличие от второго мог беспроблемно переварить и гвозди. Впрочем, расслабившись после напряженного дня, поддатый и сытый зять выглядел вполне довольным. И с тестем они теперь казались на короткой ноге. Лиза помалкивала, что ей оставалось?
Ночью последовало продолжение. Мужу почему-то вдруг стало душно, хоть, на ее взгляд, в доме было гораздо свежее, чем в городской квартире. Тем не менее повел он себя странно, улегшись рядом с собакой на полу. Когда она решила было составить им компанию, муж испуганно запротестовал: «Я закаленный, а ты простынешь». Она согласилась и недурственно провела ночь одна на брачном ложе.
С утра Андрей, привыкший вставать ни свет ни заря, принялся шарить по кастрюлям, надеясь найти приготовленную женой кашу. Вслед за Андреем вышел обследовать новые владения Малыш. Заслышав возню, к ним подтянулся сонный взлохмаченный Арсений Иванович, тотчас оживившийся при виде зятя. «Далась тебе эта каша, – проявил он царскую щедрость, – дай бабе волю, она тебя из соски накормит. А мы с тобой икорки с блинами, да под водочку!» Когда Лиза заглянула на кухню, Малыш слизывал с пола остатки пиршества, а поддатые мужчины дымили на лавке у дома, пытаясь утренней свежестью разбавить хмель в головах. Пока она готовила завтрак, муж незаметно проскользнул в спальню и продрых на перинах до самого обеда.
Однако к обеду он вышел весь помятый, объясняя это тем, что не привык пить по утрам. «А как же, – согласился тесть, – по утрам работать надо. А на отдыхе можно расслабиться. Лови момент, пока есть подходящая компания!» И снова выказал радушие, которое зятю, похоже, поперек горла стояло. В довершении ко всему, отведав ставшего почему-то жгучим собственноручно приготовленного супа, Татьяна Васильевна ахнула. Арсений Иванович с видом простодушного добряка объяснил свое вероломство: « Хозяйка ты у меня, Татьяна Васильна, знатная, но стряпня твоя больно пресная. Может, зятю поострее хочется, мужчина-то молодой, здоровый». «Молодой и здоровый» таким не выглядел, и в этот раз, недолго задержавшись за столом, пошел глотать таблетки.
Пока Лиза с мамой собирали в саду малину и смородину, мужчины разошлись по комнатам набираться сил перед вечерним поединком.
Пометив новые владения, не сдерживаемый поводком, не понукаемый командами, Малыш блаженствовал на траве в тени малинника. Тихо переговариваясь с мамой, время от времени захватывая губами и придавливая языком к небу упругие сочные ягоды, Лиза растворялась в пышно-зеленом, щебечущем, благоухающем душистым горошком, ослепительно солнечном дне. Татьяна Васильевна радовалась – одной собирать урожай было утомительно, а вдвоем за пару часов они неплохо управились. Первым из дома вышел Андрей. Лениво расправив плечи и с опаской посмотрев, не видно ли тестя, он сел на лавку. Щедро угостившись из стоящих рядом кузовков с малиной и смородиной, он потрепал по загривку подошедшего Малыша. Заметив через окно, что они направились к огороду, Лиза хотела было их окликнуть, но Татьяна Васильевна остановила ее. «Лишившись головы, по волосам не плачут», – добродушно сказала она, намекая на изрядно потоптанные Малышом грядки.
Послеобеденный отдых прибавил Андрею сил и поднял настроение. Вдобавок ко всему вечером Арсению Ивановичу привезли «спецзаказ» – ведро крупных вареных раков, которые неплохо ушли под пиво. И после ужина Андрей уже был не прочь перекинуться с тестем в картишки. Посиделки затянулись допоздна, пока они не прикончили-таки бутыль домашнего вина. Правда, вернувшись в спальню, Андрей заметил жене: «Еще пару таких дней, и таблетки не помогут».
Спать он снова устроился на полу и, когда Лиза предложила открыть окно, испуганно бросил: «Не надо! Протянет». В этот раз Лиза молчать не стала: «Надо меньше пить», – отрезала она и открыла-таки окно. Мужу ничего не оставалось, как улечься рядом с ней. Но лег он как-то странно, на пионерском расстоянии от законной супруги. Стоило ей, пододвинувшись к нему, привычно положить голову ему на плечо, как он с непонятным напряженным видом попросил посмотреть, нет ли кого за дверью. «У нас привидения не водятся. Спи уже», – расценив это как издевку, прошептала она и повернулась к нему спиной.
Вдруг из-за двери послышался тихий голос Арсения Ивановича: «Молодежь, морса не желаете? Вишнево-малиновый. Вкусный!» «Папа! – взмолилась Лиза, – какой морс? Ночь на дворе!» «Чего ж не спите, если ночь?» – не унимался Арсений Иванович. Из родительской спальни донесся голос Татьяны Васильевны: «Сеня, оставь молодежь в покое! Зять на дочери женился, а не на тебе!» Арсений Иванович в долгу не остался: «Вот ты дочери и скажи! – протрубил он. – Она же его на полу рядом с собакой положила! И сегодня, слышу, пилит: „Надо меньше пить!“ Твое воспитание!». Андрей шепнул с видом именинника: «Мне радоваться или заплакать от счастья?» «Что хочешь, только молча, – вздохнула Лиза и окликнула отца: – Войди, полюбуйся, где твой зятек почивает!» Арсений Иванович скрипнул дверью и поставил на тумбочку кувшин с морсом. «Я ж по-отечески», – высмотрев-таки застывшую глуповатую улыбку зятя, закрыл он за собой дверь. Лиза шепотом спросила: «Нюхом ты его чуешь, что ли?» Как ни странно, муж согласился: «От него за пять метров одеколоном несет. И прошлую ночь несло, отвечаю». Лиза вспомнила, что пару лет назад Вадим привез из-за границы в подарок тестю дорогой стойкий одеколон. С тех пор отец этому запаху не изменял. Все привыкли и не замечали. Вскоре в доме все стихло, и им удалось-таки уснуть.
