Рис

И вправду, челюсть чудовища была раскурочена, и все крупные зубы выдраны.

– Странно, – согласился я. – Хотя… люди могли найти его раньше нас.

– Кхор охотился вчера, помнишь тот звук?

– Зверь лежит здесь уже несколько дней. Он начал протухать.

– Значит, этого он убил раньше, – упрямо заявил бескрылый.

Я не стал с ним спорить, пусть верит во что хочет. Подошёл и, оттянув кожу в том месте, где зияла рана, начал отделять её от плоти с помощью острой раковины, найденной мною на берегу. Бескрылый присоединился ко мне. Сначала орудуя ножом, а потом сланцевой пластинкой, он ловко принялся свежевать зверя.

На то чтобы снять с животного шкуру, понадобилось два дня. И ещё столько же бескрылый соскребал жир, растянув шкуру на песке. Нам было нужно, чтобы она осталась мягкой и эластичной. Бескрылый отмачивал её в солёной воде и скрёб. Сушил, отмачивал и снова скрёб.

Наконец, её стало возможно сложить, она всё ещё была грубой и сырой, но уже легко гнулась. И мы отправились в обратный путь. Он занял больше времени. Мокрая шкура была тяжёлой, я быстро уставал, и приходилось чаще отдыхать.

Я донёс бескрылого до плато, бросил его там вместе со шкурой, а сам залёг в пещере и спал несколько дней подряд.

А когда, отдохнув, я навестил бескрылого, тот уже выделал и высушил кожу зверя так, что она стала тонкой, нежной и почти невесомой. Он с гордостью показал её мне, расстелив на траве.

– Вот только резать её очень трудно, – пожаловался он. – Сланцем получается долго и неровно. А нож я сломал. Попробовал наточить обломок, но работать им неудобно.

Я ничего ему не сказал, долгое путешествие вызвало острое чувство голода, я хотел есть, а не болтать. Но, охотясь за рыбой в реке, я подумал, что знаю, как ему помочь.

Одно время я увлекался выращиванием и окультуриванием растений. Носил землю с равнин на горные плато, удобрял и возделывал грядки. Собирал овощи и злаки, частью съедал, частью оставлял на семена. И, естественно, мне вскоре понадобились инструменты. Сначала я вырезал их из дерева. Но много ли накопаешь деревянной лопатой или мотыгой?

На моё счастье, Алоя в это же время одолевали похожие проблемы. Он тоже искал материал прочнее кости или дерева, которым можно было бы резать и пилить. Земледелие его не интересовало, он больше увлекался конструированием всяких механизмов, но и ему иногда нужно было выкопать яму или спилить дерево.

И мы объединили усилия в поисках нужного материала. Сначала мы наткнулись на медь. Наши горы оказались богаты ею, нашлось даже несколько открытых месторождений. Методом проб и ошибок мы сложили печь, в которой можно было поддерживать нужную для плавки температуру. И Алой самозабвенно принялся ковать ножи и лопаты, топоры и кирки и прочие инструменты, которым он один и знал названия.

Хоть медные инструменты быстро тупились и легко гнулись, они всё же были намного удобнее деревянных. Я бы на этом и остановился. Но не Алой. Он начал экспериментировать со сплавами. В поисках руды других металлов он перерыл все горы. Наделал нор, как огромный снежный прыгун. Даже исследовал те горы, что находились вдали от нашей гряды. И в итоге он получил несколько сплавов, намного превосходивших медь. Его лопаты были теперь лёгкими и прочными. Ножи не гнулись и долго оставались острыми.

Конечно, через какое-то время он забросил это занятие. Плавильная печь давно разрушилась, а его шахты обвалились. Но с тех времён у меня остались хорошие инструменты. Лезвия для лопат, топор и пара ножей. Они не тупились и почти не ржавели, хотя несколько столетий без дела провалялись в моей пещере.

Вот такой нож я разыскал в куче хлама и принёс бескрылому.

Алой ковал его для меня, и в руках бескрылого этот нож выглядел как меч. Но вычистив его речным песком и наточив, он быстро научился управляться с чересчур большим орудием. Нож Алоя хоть и не быстро, но всё же резал шкуру морского зверя, и бескрылый принялся кроить своё «крыло».

Весна кончилась, и в первый по-летнему тёплый день бескрылый попросил запустить «крыло» в полёт.

Он хотел лететь сам, но я убедил его, что для пробы стоит использовать груз. Обвязав ремнями камень, который весил примерно столько же, сколько бескрылый, мы привязали груз к «крылу», я подхватил его и, поднявшись повыше, отпустил.

Крыло не рухнуло вниз и не сломалось, но двигаться прямо не желало, забирая вправо, летело по спирали. Бескрылый закричал с плато, и я, поймав конструкцию, спустился вниз.

Он снял с рамы кожу, притянутую ремнями, что-то перевязал, подтянул и поправил, снова натянул кожу, и я поднялся вверх.

В этот раз крыло летело ровно, но рыскало носом, норовя войти в «пике». Я с трудом поймал его прежде, чем оно воткнётся в скалу.

После третьей поправки аппарат летел как нужно, и вот, наконец, я поднял в воздух «крыло» с привязанным к нему бескрылым. Он соорудил «крыло» так, чтобы мне было удобно держать его сверху, за выступающую над кожей дугу.

За эту дугу я поднял «крыло» и взлетел повыше, чтобы, если что-то пойдет не так, успеть поймать бескрылого.

– Ты держишь, Рис? – крикнул он. – Отпускай.

Я молча поднялся выше и, направив бескрылого в сторону от острых зубцов, отпустил. «Крыло» ровно пошло по плавной дуге к земле.

– Ты держишь? – снова крикнул бескрылый.

– Нет. – Я спустился под «крыло», чтобы он меня увидел. – Попробуй поймать восходящий поток.

– Как?

– Двигайся.

Несколько неловких попыток, и бескрылый научился, поднимая одну половину крыла, делать плавные повороты. Вот он уже поймал поток и начал медленно, по спирали подниматься вверх.

– Я лечу, Рис! – восторженно заорал он. – Ты видишь?! Я лечу!

Не беспокоясь больше, что бескрылый рухнет вниз и разобьётся, я бросил его и поднялся выше. Его «крыло» стало маленьким треугольником, я мог бы закрыть его ладонью. С высоты оно было похоже на осенний лист, слишком осмысленно влекомый ветром. Шум ветра заглушил все звуки, и я уже не слышал, что кричит бескрылый. Но его радость каким-то образом вошла в меня. Он обладал странным свойством делиться своими чувствами. Когда он грустил, мне становилось жаль его, когда он испытывал боль, я сочувствовал, а вот теперь он был так неудержимо рад своей победе и чувству полёта, что заразил меня своим восторгом.

Я стал кружить высоко над ним, стараясь не выпускать его из виду, кувыркался в воздухе, складывал крылья, камнем летел вниз и резко раскрывал, упиваясь болью в мышцах, своей силой и свободой полёта.

И конечно же, именно этот день и этот момент выбрал Алой, чтобы явиться после долгого отсутствия. Я увидел тёмную точку, показавшуюся из-за острого пика на востоке, и сразу узнал его. Не медля, я сложил крылья, бросившись на бескрылого, как крылатый ящер на птичку. Настиг, подхватил и швырнул на плато.

– Что случилось, Рис? – вскрикнул бескрылый, едва сумевший встать на ноги.

– Алой, – только и сказал я, снова взлетев. Но этого слова было достаточно. Бескрылый быстро отвязал себя от «крыла», схватил его и, как мог, спрятал в расщелине, а сам забился в другую. Я же полетел навстречу Алою.

Глупо было надеяться, что Алой не разглядел бескрылого. Зрение у него было острее моего, и уж если я заметил и узнал Алоя, то и он узнал меня и понял, чем я занят. Но я хотел встретить его как можно дальше от плато и попытаться отвлечь разговором. Он был любитель поболтать и мог забыть про бескрылого.

– Здравствуй, Рис! – крикнул он, когда мы сошлись, хлопая крыльями.

– Здравствуй, Алой, – отозвался я, думая при этом, что ещё никогда не был рад его видеть меньше, чем сегодня. – Есть новости?

– О, да! – звонко рассмеялся он, рождая эхо в скалах. – Я летел сюда рассказать тебе что-то, только забыл что, когда увидел, как ты кувыркаешься в небе! Да не один, а с человечком на клочке шкуры! О, Рис! Что за глупость пришла тебе в голову?

– Что тебе до этого? – равнодушно спросил я. Но обмануть Алоя не так-то просто. Он сощурился, внимательно посмотрел на меня, а потом внезапно поднырнул мне под крыло и полетел к плато.

Я за ним. Но угнаться за Алоем мне удавалось нечасто. Вот и сейчас он опустился на плато раньше меня, и когда я встал рядом, он уже принюхивался, рассматривая шалаш и очаг бескрылого. Его жерди, на которых висели куски ткани и обрезки шкуры, его глиняные горшки и плошки, составленные вдоль отвесной стенки скалы.

– Что это ты придумал? – весело спросил он. Его рот смеялся, а глаза зло щурились. Я смотрел на него, пытаясь понять, чем бескрылые могли так разозлить Алоя, что он вот уже несколько сотен лет не может простить обиду. Ведь не потеря глаза заставляет его так злиться. Не дождавшись ответа, Алой переступил с ноги на ногу и взмахнул крыльями, подняв тучу пепла над очагом бескрылого.

– Зачем ты привёл в горы человечка? Это же наше царство. Ты забыл уговор?

– Уговор? – Я усмехнулся. – Ты про тот уговор, чтобы не вторгаться на чужую территорию без приглашения? И не хозяйничать там?

– Рис. – Алой подошёл ближе и положил руку мне на плечо. Его тонкие пальцы стиснули мышцы, когти впились в кожу. – Давай сбросим его со скалы и забудем об этом.

– Нет, – снова усмехнулся я.

– Ну зачем он тебе? – Алой так разозлился, что уже не мог улыбаться. – Ты пойми, человек – это тебе не больной снежный прыгун и не раненый ящер. Он может быть очень опасен. Он наделён разумом, но разум этот ущербный от сознания того, что он смертен. Ты ведь совсем не знаешь это племя, а я знаю.

– Да. – Чем больше злился Алой, тем смешнее становилось его поведение. Того и гляди, он начнет приплясывать от нетерпения. – Ты знаешь. – Я улыбнулся. – Когда-то ты любил их и научил многому. Они и теперь ещё тебя помнят.

– Правда? – Алой передёрнул плечами и разжал пальцы. – Ну, да это не важно. Пусть живут себе на равнинах. Но горы наши. Здесь не должно быть человечков. Тем более таких, что осмеливаются подниматься в небо. Летать должны только те, кого Творец оделил крыльями.

– Ты волен убивать на Синих камнях, – равнодушно отозвался я. – В Серых скалах – моё слово.

– Ты всё ещё злишься из-за того кроффа, да? – решил Алой. – И теперь так вот хочешь мне отомстить? Ты не понимаешь! Я ведь забочусь о тебе. И всегда заботился. Тот крофф выглядел ручным, но он бы напал на тебя, это было только делом времени.

Я нахмурился, вспомнив тот случай, о котором он говорил. Когда-то я подобрал щенка кроффа со сломанной лапой. Вылечил и кормил целую зиму. Он окреп и запомнил меня. Прибегал всякий раз, когда я спускался на землю, ластился и играл. Пока Алой его не убил. Тогда он тоже болтал о грозившей мне опасности. Будто мы не живём всю свою долгую жизнь в окружении хищников. Будто то был первый крофф, которого я встретил. Я тогда очень разозлился. Мы поссорились, и Алой долго не прилетал. Я было забыл об этом, а вот теперь вспомнил и разозлился снова. Но Алой, кажется, этого не заметил.

– Послушай, – продолжал он увещевать меня. – Человек куда опаснее кроффа. Мы должны его убить. И истребить все следы его пребывания. А потом ты забудешь его, как забыл про кроффа, ты забываешь быстро, сам ведь знаешь.

Я молчал, пытаясь оставаться спокойным, а он, решив, что убедил меня, взлетел и набросился на шалаш бескрылого, размётывая лапник и ломая перекладины. Потом метнулся к его плошкам, побил их и хотел было сломать «крыло», торчавшее из щели в скале, но я схватил его за руку и отбросил в сторону.

– Нет.

– Позови его, он выйдет, и мы сбросим его в пропасть.

– Нет.

Алой уже не злился, он пришёл в ярость. Бешено сверкая глазами, он бросился на меня. Мы взлетели. Я ждал, что он кинется в драку, как в былые времена. Но, видно, он хорошо помнил, чем всегда кончались наши бои, и как бы ни хотел, тронуть меня побоялся.

– Ты совершаешь ошибку, – прошипел он, развернулся и полетел к северу. – Ты пожалеешь об этом! – крикнул он напоследок.

Я дождался, пока он превратится в точку, и когда эта точка исчезла, спустился на плато. Бескрылый всё ещё сидел в своём убежище. Но как только я ступил на землю, он вылез из расщелины и бросился к своему шалашу. Я думал, что он хочет проверить целость своей сумки с листками и записями, но он вдруг начал расшвыривать ветки, доламывая шалаш.

– Что ты делаешь? – удивился я.

– Я не должен был строить это, – сказал он, не глядя на меня. – Глупо было здесь обживаться. Я мог бы спать и на куче веток, дождей-то здесь почти и не бывает. Зато Алой не увидел бы…

– Перестань. – Я поймал его за руку, ещё раз удивившись тонким косточкам. – Алоя не обманешь. Нужно построить шалаш покрепче. Чтобы выдержал, если он вздумает кидать камни. А когда будешь складывать новый очаг, воспользуйся глиной, чтобы скреплять камни. Тогда они не будут раскатываться в стороны. Строй прочно, чтобы ты смог спрятаться и переждать его нашествие, если меня не будет рядом.

Бескрылый грустно посмотрел на меня и покачал головой:

– Думаешь, я могу построить что-то, что он не смог бы разрушить? Ох, Рис. Он размётывал города, сбрасывал в море целые армии, а ты говоришь мне строить?

– Он не так силён, как я. – Я улыбнулся бескрылому. – Хоть он и умнее, но ни разу не смог победить меня ни в драке, ни в споре. Я помогу тебе, вспомню, как я строил раньше. Я ведь умел когда-то. А пока не построим тебе надёжный дом, я буду рядом. Так что успокойся и верни все вещи на место.

Бескрылый странно посмотрел на меня, покачал головой и вдруг подступил ближе и обхватил так, будто собирался лететь со мной. Я подождал, пока он разожмёт руки, чтобы что-нибудь ему нечаянно не сломать, и когда он отпустил меня, взлетел.

– Бери своё «крыло», полетим в предгорье, – крикнул я, набирая высоту, – поищем хорошей глины. Надо слепить тебе новые горшки.

* * *

Алой долго не появлялся. Прошло лето, и уже кончалась осень, а его всё не было видно. За это время бескрылый многое успел. Он выстроил дом из камней и тростника, сделал запасы на зиму, насолил и насушил рыбы, мяса, грибов и орехов. Сшил себе тёплую одежду и обувь. И конечно, научился летать. Теперь он мог взлетать сам, разбегаясь и прыгая вниз с края плато. Но не всегда у него получалось самостоятельно вернуться назад. И тогда я подбирал его с земли.

Я не переставал удивляться скорости, с которой он учился и работал. Натаскав камней для строительства дома на плато, я показал бескрылому, как их укладывать и скреплять, чтобы стены не обрушились, если Алою придёт в голову бомбардировать дом камнями. И пока я отдыхал, он подвёл стены под крышу.

Он хотел сделать дом таким большим, чтобы я мог помещаться в нём, а я советовал ему делать его по своим меркам. В итоге получилось нечто среднее. Я мог войти в его хижину, согнувшись и сложив крылья. Хотя делал это нечасто. Запах жилья, жаренного на огне мяса, прогорклого жира, который бескрылый использовал для светильников, чад от очага и сам запах бескрылого, усиленный замкнутым пространством, быстро заполнял мои лёгкие. И я бывал вынужден, задыхаясь и кашляя, выходить наружу.

Когда была закончена крыша с основанием из толстых, упругих стволов тростника, я набрал камней и швырял их в дом сверху, до тех пор, пока не удостоверился, что он выдерживает бомбардировку и не обрушится на голову бескрылому.

Построив дом, бескрылый тут же принялся делать запасы на зиму. Он собирал ягоды и орехи, ставил ловушки на птиц. Сушил, коптил и вялил добычу. А кроме того, он продолжал ткать, используя не только траву джут, но и шерсть снежных прыгунов, и толстые волокна низкого кустарника, росшего в распадках. Он научился красить ткань в разные цвета. Делать её тонкой и толстой, в зависимости от потребностей. В его доме появились тёплые одеяла и толстые коврики, тонкие ткани, которые он повесил на стены и постелил на кровать.

А ещё он взялся столярничать. Я принёс ему топор и ещё один нож, с широким толстым лезвием. И вскоре в его доме стояли кровать и стол, вырезанные из дерева, и стулья, сплетённые из полосок тростника.

Я объяснил ему, как сделать гончарный круг, придумку Алоя, и бескрылый тут же научился лепить красивые круглые горшки и миски, взамен своих кривобоких, побитых Алоем.

И всё это за несколько месяцев! Я на те же дела потратил бы годы.

Но он ещё успевал летать. А вечерами, сидя на крыльце своего домика, свистел на вырезанной им из тростника дудочке.

Несмотря на обилие кроффов вокруг, бескрылый никогда не просил меня научить его делать оружие. И сам не гнул луков, не точил дротиков. Даже нападение Алоя не заставило его подумать об этом. Видно, он был убеждён, что моё покровительство – лучшая защита. Я-то в этом так уж уверен не был.

Как-то незаметно бескрылый вошёл в мою жизнь, сделав её размеренной. По утрам я охотился и собирал те плоды, что давали мне склоны гор. Ягоды и мелкие дикие яблоки. Он ставил силки на зверей и птиц, потом работал под навесом у дома, что-то строгая или выпиливая. Днём я чаще всего спал. А он ткал или коптил рыбу и мясо. Когда солнце клонилось к закату, я прилетал на плато, он доставал своё крыло, и мы кружили между скалами.

Иногда ему удавалось оставаться в воздухе без моей помощи по часу, а то и больше. Но чаще он терял высоту, и мне приходилось снова поднимать его на плато.

В темноте мы возвращались. Он разводил огонь в очаге, варил в котелке вкусный напиток из трав и ягод, я садился на траву, он на крыльцо, и мы разговаривали или молчали.

Иногда я рассказывал о том, что помню. Начав вспоминать, я понял, что помню многое, что, казалось, давно забыл. События разной давности начали всплывать в моей памяти, как только в них возникла нужда.

Например, увидев первый раз в руках бескрылого дудочку, я вспомнил, что когда-то открыл для себя музыку, и тоже вырезал дудочки, натягивал кожу на барабаны и экспериментировал. В те дни мы часто встречались с Алоем, он придумал несколько инструментов со струнами, и мы играли вместе, сочиняя всё новые мелодии.

Теперь, слушая незатейливые мотивчики бескрылого, я вновь захотел извлекать звуки из дерева и кожи. Во мне зазвучали прежние мелодии и начали складываться новые.

В голову стали приходить разные усовершенствования для инструментов, которыми пользовался бескрылый. И я уже всерьёз подумывал снова облететь планету и взять с собой бескрылого, которому так хотелось посмотреть мир.

Мой разум очнулся от многовековой спячки, и оказалось, что жизнь вокруг вовсе не стала скучной, просто я перестал её замечать, и вот теперь будто открыл глаза. И толчком к этому послужил бескрылый. Он искал меня, чтобы прозреть самому, но невольно заставил и меня проснуться.

* * *

Алой появился в конце осени. Я нёс бескрылому только что пойманную в горном ручье рыбу и увидел, как он кружит над плато. Было раннее утро. Солнце недавно встало, и его лучи просвечивали сквозь крылья Алоя. Я невольно залюбовался красотой его гибкого тела, змеиной ловкостью и точностью движений.

Бросив рыбу у входа в дом, я поднялся к Алою. В этот раз он не смеялся. Напротив, был хмур и заговорил, с укоризной глядя на меня.

– Здравствуй, Рис.

– Здравствуй, Алой.

– Ты всё ещё не прогнал человечка?

– Я всё ещё хозяин в Серых скалах.

– Это кончится плохо, Рис. Ты же знаешь, я тоже приручал человечков, учил их говорить, строить, ковать железо. И помнишь, к чему это привело? Они чуть не убили меня. Я потерял глаз в войне, которую они затеяли со мной.

– Твой глаз давно регенерировал, те же, кого ты убил, не воскресли.

– Ты всегда думаешь не о том! – вспыхнул он. – Не важно, что стало с ними, важно, что стало со мной. Ты думаешь о других, когда я думаю только о тебе!

– О себе, – смеясь, поправил я. – Будет тебе, Алой. Что ты так беспокоишься? Между нами всё так же, как и прежде.

– Нет, не так же! – гневно вскрикнул Алой. – Пока этот червяк живёт в твоих скалах, по-прежнему не будет.

– Нашёл бы ты себе занятие, – посоветовал я лениво. – Тебе бы снова стало весело и интересно жить.

– Я не хочу жить без тебя.

– Но я с тобой. И всегда буду с тобой. От того, кто живёт в моих скалах, это никак не зависит.

– Но ты занят им! Ты придумываешь для него вещи. Носишь ему рыбу.

– Ты что, разучился ловить рыбу? – рассмеялся я. – Хочешь, и тебе принесу.

– Дело вовсе не в рыбе! Ты подвергаешь себя опасности, доверяясь ему. Ты забыл, что мы созданы друг для друга и можем доверять только себе.

– Ну, положим, тебе я никогда особо не доверял. Да и ты мне тоже. Ты не хитришь и не пытаешься меня провести, только если чем-то увлечён или если видишь, что я рассержен. Полно, Алой. Да, мы похожи. Я люблю тебя и рад видеть тебя время от времени. Но ведь есть ещё мир. Ты помнишь, как быстро мы устали друг от друга, когда пытались жить вместе? А редкие встречи оказались много плодотворнее долгого совместного времяпровождения. Пусть так будет и впредь. Возвращайся на Синие камни и найди себе занятие. Тогда я с удовольствием составлю тебе компанию.

– А его присутствие тебя не утомляет? – сверкнул глазами Алой и посмотрел на домик бескрылого. – Он не надоедает тебе, как надоедаю я?

– Он ничего не требует. Да и вижу я его нечасто.

– Зачем ты врёшь? – криво улыбнулся Алой. – Каждый вечер я смотрю, как он поднимается в небо на своей шкуре, а ты кружишь рядом.

– Выходит, ты всё-таки нашёл себе занятие? – насмешливо спросил я. – Следишь за мною. В этом я не смогу к тебе присоединиться. Найди другое.

– Я найду способ извести твоего питомца, уж поверь мне, – фыркнул Алой.

– Не стоит враждовать со мной, – посоветовал я, надвинувшись на него. – Попытаешься причинить ему вред, сломаю тебе крылья.

– Ты обезумел, Рис! – Алой отпрянул от меня, забив крыльями, чтобы удержаться в воздухе. – Я только хочу тебя спасти, а ты угрожаешь мне.

– Возвращайся на Синие камни и оставь меня в покое. Я не нуждаюсь в твоей заботе. Да и заботиться ты умеешь только о себе.

– Ты никогда не ценил меня, – процедил Алой, зло сощурившись. – Уверен, тому кроффу ты говорил больше ласковых слов, чем мне. Но ничего. Я убью этого человечка, ты его забудешь, и всё станет как раньше.

– Ты встречал других изначальных, Алой? – спросил я, вдруг подумав, что в словах бескрылого, возможно, и был смысл. Если Алой так ревновал меня к человечку, то мог скрыть от меня существование других существ, похожих на нас больше, чем люди.

– Изначальных? – певуче выговорил Алой. – Что это за слово, не знаю такого.

– Перестань кривляться, – устало попросил я. – Ты знаешь. Кхор и Бат, а ещё Уюр. Ты встречал их?

– Никого я не встречал! – вдруг разозлился Алой. – Только я и ты. Больше в целом мире никого нет. Как ты этого не поймёшь?

– Как это? Ты летаешь везде, всё видел и не знаешь того, что знают люди? – усмехнулся я, рассчитывая задеть его самолюбие. Задел.

– Кхор и Бат безмозглые чудовища, живущие в море! – прошипел он. – Они пожирают всё, что могут затолкать в рот. А Уюр – безумец, ползающий среди камней в норах у корней южных гор и болтающий сам с собой! Ты это хотел услышать? Да, я не говорил тебе о них, потому что не о чем было говорить!

– Значит, ты столько лет лгал мне? – искренне удивился я.

– Я не лгал! Я сказал, что таких как мы нет в мире, и это правда. Единственная правда, которую тебе нужно знать.

Я нахмурился и спикировал к Алою, собираясь втолковать ему, что сам знаю, что мне нужно, а что нет. Правильно угадав мои намерения, он отпрянул в сторону, угрожающе выставив рога, и сказал с горечью:

– Вот видишь? Я был прав. Люди опасны. Ты позволил поселиться в горах одному человеку, и он уже поссорил нас!

– Вовсе нет. Я не злюсь на тебя. Просто удивился твоему терпению. Обычно ты им не отличался.

Алой был легче меня, он двигался со змеиной грацией и скоростью птицы, поймать его было почти невозможно. Зато я всегда был выносливее. Вот и сейчас, разозлившись и тратя много сил на то, чтобы удержаться на одном месте, да ещё и кричать на меня, Алой заметно устал, а я мог ещё час или два провисеть в воздухе, не снижаясь.

Несмотря на то, что ярость лишала его рассудка, он всё же не рискнул напасть на меня, помня, что в поединке со мной у него нет шансов.

– Как ты мог так долго молчать о том, что нашёл других изначальных? – снова спросил я, когда он немного успокоился. – Я думал, что ты говоришь мне всё.

– Они не стоят того, чтобы о них говорить, – буркнул Алой, пытаясь восстановить дыхание. – У них нет разума. Им создатель наделил только меня и тебя. Ну ещё бескрылых, но тем он не дал долгой жизни. Так что, сам видишь, я не лгал, сказав, что таких как мы больше нет.

– Ты говорил с ними?

– Нет! Ты будто не слышишь меня! С ними нельзя говорить, они безмозглые.

– Как же ты узнал, что у них нет разума?

– А как ты узнал, что его нет у кроффов или горных ящеров? – язвительно парировал Алой. В словесных баталиях он всегда был ловчее меня. – Разве ты говорил с ними?