скачать книгу бесплатно
– Ну-ну-ну, – сказал доктор, не отпуская уха, – не так уж и больно, я скажу, когда будет больно… Головку вот так набочок, ну-ка, и ещё вот так…
Он крутил в руках Ташину голову, как какой-то посторонний, не принадлежащий Таше предмет, и всё нацеливался круглым зеркалом на ухо. От всполохов света в этом зеркале Таше становилось ещё больнее.
– Ну, конечно, – с удовольствием сказал доктор наконец, – там не набат, там целый… набатище. И назревший уже! Давно болит-то?
– Со вчерашнего дня. Нет, с сегодняшнего… Я не помню.
– Ну, видно, после купания обострился! Нарыв давний, не вчерашний. После холодной воды разнесло его.
Доктор говорил и что-то делал возле железного шкафа, звякали железки, хрустнула ампула, запахло спиртом.
Загорелся синий огонь над небольшой горелкой, и Таша вдруг сообразила, что все эти железки, горелки и ампулы предназначены для неё, как пыточные орудия, для того, чтобы сделать больно!
И ей стало так страшно!..
– Ну-ну-ну, – повторил доктор, поглядывая на неё, – в обморок сейчас не будем падать, зачем нам падать! Вы кто? Муж? Вот ватка с нашатырём, дайте ей подышать и подержите её покрепче.
– Не надо, – выговорили Ташины губы, – не надо, я не хочу…
– Милая, у тебя там нарыв с кулак величиной! Ну, вдохни, вдохни поглубже!..
– Обезболивающее уколите, – откуда-то издалека сказал Степан Петрович.
Таша подумала в панике – раз здесь Степан Петрович, значит, может быть, она не умрёт. Он не даст её в обиду. Он о ней заботится. Он прогонит этого в белом халате с его пыточными инструментами, как прогнал тех, которые дрались возле памятника.
Огненными от температуры и страха пальцами она впилась в чью-то руку и замотала головой.
– Подержите её, я сказал!..
Ташина голова сама по себе наклонилась, никак не получалось вырваться, шевельнуться, и было очень страшно, так страшно!
…Никакой боли она не почувствовала. Только в ухе вдруг стало горячо и приятно – так горячо, что от удовольствия и тепла она закрыла глаза, – потом что-то полилось, и лилось довольно долго.
– …А вы – обезболивающее колоть! – приговаривал сверху доктор Сергей Семёнович. – Чего обезболивать, там выболело всё давно! Ну, как ты там, маленькая? Терпишь?
– Да мне не больно, – сказала Таша нормальным голосом, – шее неудобно.
– Ну! Мало ли чего неудобно! Сейчас будет удобно! Та-ак, теперь пощиплет маленько…
Щипало тоже не слишком, вполне терпимо.
– А теперь тампончик… Ну вот! И все дела. Конец мучениям. А, маленькая?
Ташина голова вернулась на место. Таша помотала ею из стороны в сторону. В ухе по-прежнему разливались тепло и приятность, и не было ни набата, ни колокола. Видимо, он уехал в тобольскую ссылку навсегда!.. И это было такое облегчение!
Зубы перестали болеть и локти, моментально, как по волшебству!..
– Что ж ты целый день терпела, – продолжал Сергей Семёнович. – Ушная боль, как и зубная, – это дело такое. Само не пройдёт.
– А я думала, пройдёт. – Таша оглянулась на Степана.
Она продолжала держать его за руку и сообразила отпустить только сейчас, когда оглянулась и он ей улыбнулся. Он был бледен нездоровой зелёной бледностью, и когда Таша разжала пальцы, зачем-то понюхал ватку с нашатырём.
– Что? – развеселился доктор. – Страху и на вас нагнал?! Нехорошо?!
– Да что-то не очень, – признался Степан Петрович.
– Правильно сделали, что пришли. А то бы всю ночь промучились, да и температура долбанула. К утру бы он сам прорвался, но мучиться-то зачем? Нам мучения ни к чему, мы тут все на отдыхе! Только некоторые на службе…
Таше стало легко и весело, как собаке, у которой вынули из лапы занозу, и она поняла, что ничего страшного нет и больно уже не будет, во все стороны крутила головой, трогала под кудрями своё ухо, улыбалась и благодарила.
– Да будет тебе, – сказал в конце концов доктор. – Подумаешь, нарыв вскрыл! Где ты ухо-то застудила? Небось в холода купаться ездила?
– Ездила, – с удовольствием подтвердила Таша, хотя никуда она не ездила.
С неделю назад попала под сильный дождь, а домой она вернуться не могла, так и проходила до утра в мокром, тогда, наверное, и застудила!.. Но сейчас вспоминать об этом тоже было почему-то весело.
– А когда в воду прыгнула, он и обострился. Ухо у тебя небось давно побаливало.
– Побаливало, – согласилась Таша с удовольствием, – только я внимания не обращала.
– Сегодня не купайся и завтра тоже воздержись. Хочешь, с утра зайди, я тебе его разок промою. Или сама! Вот палочки ватные, а вот перекись водорода. Сейчас я тебе тампон с димексидом положил. Ты его до утра не вынимай.
– Спасибо! – возликовала Таша, принимая палочки и флакон тёмного стекла, как подарок.
Доктор положил ей руку на лоб и, кажется, сам удивился:
– И температура сразу упала! Ты гляди!.. Вот за что люблю свою работу – раз, и всё прошло. Это тебе не в больничке, где оперировать надо, потом ещё выхаживать, лечить по-всякому! А у нас – йодом помазал, нарыв вскрыл, и здоров! Но если по палубе будешь прогуливаться, платок надень, или что вы там нынче все носите…
Они вышли из медпункта и посмотрели друг на друга – совершенно счастливая Таша и немного зеленоватый Степан Петрович.
– Спасибо! – возликовала она теперь уже в адрес Степана. – Как это вы догадались, что там просто… что просто ухо болит?!
– Да ты весь день за него держалась.
– А я думаю: что со мной такое? Тошнит даже! И ходить трудно.
– Да из тебя полстакана гноя вылилось! – И Степан Петрович позеленел ещё больше.
– Вы бы не смотрели! – сказала Таша.
…Как, оказывается, легко и приятно жить, когда в ухе не бьёт набат, ноги не заплетаются, не сохнет во рту и хочется есть! Оказывается, это так прекрасно – вдруг захотеть есть!..
– Слушай, – предложил Степан Петрович, – давай посидим немножко. Вот прямо здесь.
Таша послушно плюхнулась в полосатый шезлонг – что ж, она с удовольствием посидит! Сидеть на палубе тёплым летним вечером – такая красота!
– Нужно Наталье Павловне сказать, – говорила она, – чтобы не волновалась. Она так на меня смотрела, как будто я тяжелобольной или раненый! Слушайте, я перекись в медпункте забыла!
Степан пристроил ноги на какую-то подставку и закинул руки за голову.
– Я в медпункте чуть в обморок не упал, – пожаловался он. – Не могу на всё это дело смотреть! А по молодости, представляешь, хотел в медицинский идти.
Таша подумала немного.
– Наверное, можно привыкнуть, – сказала она, – ну, со временем. А в какой вы пошли вместо медицинского?
– В инженерно-физический.
– То есть вы инженер?
Он посмотрел на неё из-под локтя и кивнул.
– А работаете кем?
– Инженером. – Он удивился. – На заводе.
Она не поверила, и он понял, что не поверила.
– Сейчас никто не работает по специальности, – сказала Таша, чтобы не раздумывать особенно, зачем он соврал. Он так заботился о ней, что ей не хотелось думать о вранье, вновь обретённая радость жизни протестовала против таких раздумий. – Сейчас инженеры никому не нужны.
– А кто нужен?
Она пожала плечами:
– Бьюти-блогеры. – И засмеялась. – Как Ксения Новицкая. Ещё певцы нужны! Вы телевизор смотрите? Вся страна поёт!
Степан Петрович сел прямо, стряхнул с джинсов какую-то соринку и предложил:
– Таш, давай на «ты». Я тебя, и ты меня тоже.
– Мне неудобно, – сказала она. – Я не привыкла. Я со всеми на «вы».
Он пожал плечами, но приставать не стал.
– Значит, бьюти-блогер, – шутливо сказал он. – Может, попробовать?
– У вас ничего не выйдет, – тут же отозвалась Таша. – Все мужчины любят вкусно и с аппетитом поесть, а мы, женщины, едим исключительно ради получения необходимой энергии в виде килокалорий. И ещё вы не умеете отличать медленные углеводы от быстрых.
– Не умею, – признался Степан.
…Что ж делать-то, подумал он с раздражением. Ведь всё нормально было! Столько лет всё шло нормально! И вот на тебе! Вляпался на пустом месте! Кудрявая девчонка, младше на двадцать лет, на щеках и на локтях ямочки. Улыбается так, что смотреть невозможно, хоть глаза закрывай. Ухо у неё заболело – лучше б у него самого заболело, честное слово! Ничего не сказала, не жаловалась, не скулила, никому не испортила день – потому что хорошая девчонка. Их таких мало осталось, почти нет. Только что ему теперь делать? Если даже попытку перейти на «ты» она отвергла сразу же!..
Ей неудобно. Она не привыкла. Она со всеми на «вы».
Он для неё старший товарищ, теплоходный знакомец Степан Петрович, заботливый дядечка.
«…Сойду-ка в Ярославле, – решил Степан твёрдо. – Эдак невозможно. А проблемы и вопросы порешаем в следующий раз. Или Володя без меня разберётся».
Твёрдо приняв это единственно правильное решение, Степан выбрался из шезлонга и подал Таше руку.
– Пойдём ужинать, – предложил он, выдерживая тон заботливого отца при обращении к приболевшей, но поправившейся дочке, – там уже, наверное, все собрались.
Ужин прошёл очень оживлённо.
Розалия Карловна рассказывала о «допросе, который учинили ей жандармские офицеры», Лена то и дело поправляла неточности и преувеличения, Веллингтон Герцог Первый сидел за старухиным столом на отдельно приставленном стуле и слушал, растопырив оленьи уши. Наталья Павловна зорко следила, чтобы Розалия ничем его не подкармливала со стола. Старуха, несколько раз в буквальном смысле пойманная за руку, возмущалась, что ей не дают угостить сладуна, а у него голодный вид. Владислав то и дело называл Ташу «крёстной мамулей» и «спасительницей». Ксения читала собственную статью в журнале – так, чтобы соседям была видна её фотография. Владимир Иванович несколько рассеянно ухаживал за Натальей, но видно было, что думает он о чём-то постороннем, даже не заглянул ей в декольте! Саша пару раз спросил, где Богдан, ему сказали, что, должно быть, отдыхает после прогулки.
– Хорошо, что я никуда не ходил, – сказал Саша, любовно оглаживая свою косу. – Жара такая! А в СПА ни единой живой души не было, все на берег ушли! Я там полдня провёл.
Таша точно знала, где и как он провёл эти полдня – вовсе не в СПА! – и решила, что потом расскажет Наталье Павловне или… или Степану Петровичу.
Теперь он её друг.
Что-то фальшивое было в мысли о её друге Степане Петровиче, но Таша не стала копаться в себе. Не до того ей!.. Она с удовольствием ела жаркое из баранины, закусывала пирожком с капустой и радовалась вернувшемуся ощущению счастья.
У неё всё хорошо, и драгоценности Розалии Карловны найдутся – не могут не найтись, раз уж так всё прекрасно!..
К концу ужина явился пианист во фраке, с ним певица в длинном переливающемся платье и шали с кистями. Пианист проследовал к роялю, подбежал официант и зажёг свечи, певица запела романс.
Некоторое время все слушали и аплодировали, а потом всё же разошлись.
Таше очень хотелось спать, но она опасалась проспать следующий шлюз тоже, поэтому предложила всем прогуляться по палубе.
Гуляли с полчаса внушительной группой: впереди Розалия Карловна с Веллингтоном Герцогом Первым на бюсте. Сразу за ней Лена, готовая в любую минуту поддержать, если потребуется, – или саму Розалию, или Веллингтона. Затем Таша с Натальей Павловной. Таша изнывала от желания рассказать той про свару и почти что драку в мышкинском овраге, но воздерживалась – Розалия имела очень острый слух и, кажется, зоркий глаз и непременно вмешалась бы, начни Таша рассказывать. Замыкающими шли Степан Петрович с Владимиром Ивановичем. Они беседовали, но так негромко, что ни слова было не разобрать.
В конце концов Наталья сказала, что холодает и надо бы пойти переодеться. Особенно тем, у кого болит ухо!..
– У меня больше не болит! Я боюсь, что засну и шлюз просплю.
– Я тебе постучу, – предложил Степан Петрович, её новый друг. – Я тоже шлюз буду смотреть.
Сладко, от души зевая, Таша следом за Натальей поднялась на верхнюю палубу, помахала рукой Розалии с Леной и открыла дверь в каюту номер один, вошла и сразу же обо что-то споткнулась.
В жидком свете, шедшем от вечерней реки, она ничего не могла разглядеть и щёлкнула выключателем.
На полу посреди каюты лежал человек.
Таша ничего не поняла.
Человек лежал совершенно неподвижно, лицом вниз, неудобно вывернув руку. Из-под него по светлому ковру расползлось чёрное пятно.
Таша присела на корточки и тут только поняла.
У неё в каюте лежит труп.
В голове потемнело и поплыло, но только на секунду. Она быстро вдохнула, выдохнула, поднялась с корточек, вышла на палубу и захлопнула за собой дверь.
Никого нет на палубе – все разошлись.
