скачать книгу бесплатно
Колдун разжал руки и… провалился в могилу, будто и не было его!
Задрожал Бойша крупной дрожью, на бок упал, руками по земле, по глине мокрой заскреб, задышал часто-часто – и вдруг, как был на четвереньках, сиганул по поляне прочь. Только у леса на ноги поднялся и тут уж побежал так, как никогда еще не бегал.
…К рассвету проснулись возчики, утреню затеяли. Сторожа Луху обсмеяли – проспал караульный всю ночь, даже смену не разбудил. Когда каша уже поспевать стала, хватились приказчика да старшого. До полудня ждали, по лесу ходили, аукали, потом в дорогу засобирались – обозное дело промедлений не любит.
Версты три от Топтанихи отъехали, глядь – лежит на дороге человек. Сам весь ободранный, грязный, ветками расцарапанный, сучьями побитый. Подняли его, рассмотрели, лицо оттерли – и ахнули! Приказчик молодой, Бойша Логсын! Живой!
Молодой-то молодой, да только сморщенный весь, точно старик…
Молчит, щекой дергает, а в руке, в горсти, вместе с рыжей глиной камень зажат самоцветный, зеленый, с курячье яйцо…
– Смарагд это! – сказал тогда Ефка Баборыкасын. – Такая безделка тыщ семь стоит, Всеблагой Отец свидетель – не вру!
…Зря призывал Ефка Всеблагого Отца в свидетели – правда далеко от его слов оказалась. На ярмарке в Нижнем Новгороде камень оценили в двадцать три тысячи сто сорок монет. Сгорбленный Бойша, еще не отошедший от свидания с незнатем и мертвой землей, щедро одарил возчиков и нанял для них на целый день лучший кабак городища – гуляй, рванина!
– Бойша Логсын, а вы с нами? – чуть не плакал Гавря, провожая приказчика к коновязи.
Одетый в щегольской красный кафтан закамненского сукна, Бойша только подергивал щекой, поглядывая на времясчет у выезда с коновязи. До отхода коня к Муромскому посаду оставалось три минуты.
– Меня невеста ждет… – с трудом, ломая губы, вымолвил он и уцепился за нижнюю связку лестницы. – Не поминайте лихом, мужики…
Все время пути, пока конь, зовущийся «Байстрюком», нес его навстречу Талинке, Бойша лежал пластом, травя нутро снадобьями от невидимой смерти, что живет в мертвых землях. Был момент, думал, все, конец, не выдюжит. Но – пронесло, хвала Великому Постулату.
Талинка, увидев скрюченного, опустелого глазами Бойшу, заплакала. Зван Мехсын только глянул – и отвернулся. Но деньги, выложенные Бойшей перед отцом Талинки, перевесили все. Покрасу было отказано, другим женихам, коих набралось уже под десяток, – тоже. Бойша жил дорогим гостем в лабе Мехсынов; он отъелся, отоспался, шея выпрямилась, морщины разгладились, и Талинка рядом с ним сияла, как рассветное солнышко.
Все ждали благословения от нарука Стило, к которому Зван Мехсын послал своего человека. Ответ пришел быстро, и десяти дней не прошло. Запретил всесильный нарук Бойше жениться на Талинке до тех пор, покуда не только деньгами, но и делом не докажет молодой итер свое право родниться с Мехсынами. И понял Бойша силу чар незнатя Атяма.
Талинка – в слезы, Покрас тут же под окнами нарисовался, одет франтом, глядит с улыбочкой. Хотел Бойша выйти и зубы сопернику посчитать, да несостоявшийся тесть удержал. Завел он Бойшу в кабинет свой, усадил в кресло, настойки налил и сказал:
– Пока Талинке семнадцать зим не минет – не отдам я ее ни за кого. Сумеешь ты к тому времени благорасположение нарука заслужить – милости просим. Нет – за Покраса пойдет. Понял?
– Понял, – ответил Бойша, одним глотком выпил горькую настойку, поднялся и ушел из лабы. С той поры не абы за златыми горами или дурной удачей бродил Бойша по Россейщине – искал он службы у верховного итера, а пуще того хотел долг перед незнатем сполнить. Службу нашел, а вот долг…
Скрипел, стонал, выл древесный корабль, влекомый туго надутым парусом в неведомые дали. Мерцал разноцветными огнями в шумящей ветряной выси перетянутый вервием пузырь. Ночь готовилась дать смену дню. За зеленеющей кормой уже вспыхнуло рассветное зарево, обагрив темную кору деревьев и уложив на землю длинные фиолетовые тени.
Тамара, поеживаясь от порывов ветра, сидела на самом носу, там, где сходились вместе комли стволов и диковинными рогами расщеперились их корневища. Мыря лазил в недрах судна, надеясь добыть какое-нибудь пропитание и питье. «Без еды человек может прожить месяц, а без воды – всего три дня», – подумала Тамара. Подумала равнодушно, словно и не про себя. Пить уже не хотелось. Губы запеклись, язык во рту лежал неошкуренным бревном. Болел живот. Болели глаза. Все болело, но пить – не хотелось. Желание ушло. А вот необходимость во влаге осталась, и организм требовал – дай, дай хоть каплю! «Если Мыря до утра ничего не найдет, придется или пробовать пить древесный сок, или бросать эту повозку и идти в леса – искать воду». Мысли в голове девушки ползли медленно, неспешно.
Небо становилось все светлее и светлее. Поднялся ветер, вступил в спор с чаровной тягой, что надувала парус, зашатал деревья. С северо-запада появилась и быстро выросла тяжелая грозовая туча с высоченной белой шапкой наковальни. Солнце, еще скрывающееся за окоемом, раскалило эту наковальню, и она стала похожа на огромное красное знамя, пламенеющее в небесах.
Глубины тучи то и дело освещали зарницы. Неожиданно короткая ослепительная молния ударила в лес. Это было далеко, в паре километров, но Тамара все равно испугалась. Она представила, что с ними будет, если в этом лесистом краю начнется пожар.
А туча тем временем разрасталась. Ее исполинские крылья заволокли все небо, притушив краски рассвета. Пошел дождь, загрохотал гром. Надо было бы спуститься вниз, взять посуду и подставить под дождевые струи, но Тамара, завороженная мощью стихии, лишь ловила пересохшим ртом холодные капли, вцепившись в кривой носовой корень, увенчанный белым лошадиным черепом.
Стемнело. Молнии ветвились над головой. После каждой вспышки тьма, удушившая нарождающийся день, казалась еще более густой, глубокой. От грохота заложило уши. Дождь хлестал наотмашь, потоки воды текли по палубе, смывая с нее кровь и мусор.
Неожиданно Тамара поняла, что справа лес кончился и она видит широкий луг, прорезанный извилистой рекой. И там, на этом лугу, в нескольких сотнях метров от нее стоит, широко расставив ноги и подняв к небесам короткие руки, огромная человеческая фигура, облаченная в развевающиеся на ветру лохмотья. Она была выше леса. Голова исполина упиралась в тяжелое брюхо тучи. Неведомый великан вышел на открытое место и спорил со стихией, бросая ей вызов. Это было страшно. Тамара ничего не замечала вокруг, полностью отдавшись созерцанию этого поединка. Она не видела, как за ее спиной Мыря, выбравшись из трюма, расставляет по палубе котлы и ведра, как натягивает между ветвей на корме полотнище ткани, устраивая водосборник.
– Тварюшки кормовые зубасты оказались – упокойников наших наполовину объели. Оно и к лучшему – меньше мороки, – пробурчал домовой, задумчиво разглядывая гиганта. – Ишь ты, какая хреновина…
«Молния всегда бьет в высокие, одиноко стоящие объекты. Его убьет, – не слушая Мыри, переживала за неведомого великана Тамара. – Он погибнет, и мы так и не узнаем, кто он, откуда. А может, и хорошо. Если он заметит нас…»
Она не успела додумать – голова титана озарилась вспышкой разряда, по всему телу промчалась извилистая голубая змея молнии и растеклась светящимся озерцом по мокрой земле у ног исполина. Одежда загорелась, ветер понес полыхающие обрывки во тьму. Девушка увидела, как обнажаются огромные плечи, шея, руки… Но под сгорающей одеждой не было живой плоти, лишь какие-то перекрещивающиеся балки каркаса.
«Он не живой, – с горечью и одновременно с облегчением поняла Тамара. – Это… Это… Да это же просто опора линии электропередач!»
Только теперь до нее дошло, что она видит. Но знание это напугало девушку. Лишенная проводов, мертвая опора, обряженная неведомо кем в тряпье, украшенная множеством ленточек, веревок, лоскутов, казалась еще более невозможной, еще более пугающей, чем зачарованный лес, чем сухопутный древесный корабль, чем мертвецы, чем зубастые твари, что ели их разлагающуюся плоть. Невозможной, потому что существование опоры вот в таком искаженном виде означало – ни для чего другого она более не нужна, ей незачем и некому передавать энергию, свет, тепло, жизнь…
Обернувшись к столбом застывшему поодаль домовому, Тамара схватила его за отвороты кожуха, крикнула в невозмутимое бородатое лицо:
– Что это? Где, где мы оказались?!
Слободка жила своей обыденной, привычной жизнью. По кузням капелью стучали молотки, в огородах ковырялись бабы – пора стояла страдная, горячая. Бойша кивал знакомым, улыбался молодкам, степенно раскланялся с гревшимися на последнем в этом году солнышке стариками, обсевшими вытертую задами колодину у избы слободского старшины Самарки-третьего. Путь итера лежал на самый край поселения, где бобылем жил связчик, медных дел мастер Охта. Еще в юности он обезножел и с той поры дни и ночи свои проводил на устланной дырявой кошмой лавке, стуча молоточком-выгибкой. Из-под умелых рук Охты выходила дивная посуда – блюда, кувшины, плошки, разносы. Мастер умел не просто выколотить по форме нужную вещь, но и украсить ее цветочным узором, резцом насечь медные завитки так, что они играли, точно живые. Изделия Охты славились на весь край, от княжьего двора к нему заказы шли, и даже в иных землях, связанных путеводными плешами – на Полесье, в Коле, Ухтомье, Прикаменье, полевых княжествах и далеких Заопоясных крепостях, – Охтова посуда была в цене.
Сам мастер нигде, кроме Покровского городища и родной Шибякиной слободки, не бывал, но творения рук его широко разбежались по миру, принося Охте славу, а землякам и соседям – богатство. Другой бы на месте безногого медника озолотился, разбогател, но Охта не был стяжателем. Иная страсть имелась у мастера – в отрочестве повезло ему набрести на книжный клад у Старых Ямин. Выучившись грамоте, одолел тогда еще куда как споро управлявшийся со своими ногами Охта древнепечатные труды и начал искать новые, ибо поселилась в сердце его тяга к знаниям. Она и привела будущего медника к итерам. Те заприметили смышленого парня и не дали ему пропасть, когда нарвался он во время охоты на матерого секача-таскуна. Зверюгу Охта убил, но тот, издыхая, сжевал ему ноги. Несколько дней червем выползал будущий медник к людям, а как добрался до приплешной Сорокиной слободы – провалился в горячий, огненный омут. Три седмицы тонул в нем Охта, и не знал он, как ночью, тайно, приходили на постоялый двор, где сгорал парень, итеры, как кололи они пылающую плоть иглами, как отняли пузырящиеся гноем ноги и, заплатив хозяину за молчание, сгинули в лесах.
Только спустя год, когда уже обучившийся у седого, как лунь, деда Панука основам медного ремесла, обживался Охта в Шибякиной слободке, явились к нему те, кто спас его из лап смерти. С той поры и стал безногий медник местным связчиком. Через него летели на невидимых крыльях сквозь пространства слова, что не предназначались чужим ушам, к нему приходили ответы. Даром что калека, а хорошо жил Охта – и дело делал, и красоту творил. Бойша, перекати-поле, в чем-то завидовал меднику, но никогда бы в этом не признался даже Талинке.
Избушка Охты, низкая, но о двух трубах и с большими прорезными окнами, задней стеной приткнулась к слободской частокольной городьбе. У самых дверей громоздились поленницы, а в рубленом сарае, ухватившемся за избу рукой-гульбищем, хранился древесный уголь для горна. Бойша толкнул дверь и без стука вошел. Охта, убрав длинные светлые волосы под кожаную шапочку, сидел за верстаком у открытого окна, поглядывая на заросли крапивы, и задумчиво постукивал тонкоклювым чеканком.
– Один? – спросил Бойша, оглядывая горницу-мастерскую. Повсюду здесь с потолка свисали ременные петли, непонятно для стороннего человека зачем были расставлены скамьи и табуреты.
– Один, – спокойно ответил мастер, откладывая чашку-поливник. – Что слышно на плешах?
– Куплецы ехали, товар просыпали. Бабы собирали – подолы рвали, мужики брали – руки посбивали. Я шел, орехи колол. Скорлупки на брос, а ядра принес.
Охта понимающе улыбнулся – итеру нужна связь, и дело связчика – обеспечить ее. Ухватившись за ближайшую петлю, медник легко поднял в воздух свое искалеченное тело и ловко пошел по избе, перехватывая руками. Опустившись на скамью у дальней стены, он сунулся за широкий дверной косяк и двумя пальцами вытянул оттуда плоский брусочек питальщика, хранящий в себе небесные искры. Перебросив питальщик Бойше, хозяин избы вихрем пронесся к печи, скрылся за ней и вскоре появился, держа в зубах за стебелек антенны дырчатую связницу.
Кинув себя на кровать, Охта бережно положил прибор рядом и тихо приказал Бойше:
– Дверь припри. И окошко.
Связчиком медник был аккуратным, исправным. Бойша не помнил, чтобы хоть раз не оказалось у него живого питальщика, чтобы связница забарахлила или по иной какой причине отказал Охта кому-то из итеров и близких итерскому духу людей, посвященных в тайну.
Со щелчком вставив поданного Бойшей питальщика в связницу, медник дождался, пока не зазеленеет крохотное окошечко-писанница, старательно набрал известное лишь ему цифровое имя. Связница попискивала, точно мышонок, а Бойша представил, как срываются с антенны удивительного прибора невидимые сигналы, ласточками взмывают в небо и мчатся в запредельные дали, до которых конному не одну седмицу ехать.
Ответ пришел быстро. Охта бережно поднес связницу к уху, произнес положенное запретное слово:
– Алло. Здесь тринадцатый. Дайте связь.
– Алло, тринадцатый, здесь сотый. Запрашиваю пароль, – кузнечиком протрещал в связнице далекий неизвестный голос.
– Синхрофазотрондетерминантколлайдер! – тихо, но быстро и четко выпалил Охта. Отзыв пришел секунду спустя:
– Котангенснорсульфазоладиобата.
Бойша знал – ни один из чистунов, а тем паче незнатей никогда в жизни не сможет повторить древние и тайные слова. Что они означают, ведали лишь верховные иерархи итеров.
– Связь даю. Говорите, – стрекатнула связница.
Охта протянул прибор Бойше. Итер облизнул разом пересохшие губы. Он всегда волновался, беря в руки дырчатую коробочку. Сейчас его слова превратятся в сигналы и умчатся в восходные земли. И это будет сделано не чарами Всеблагого Отца, а едино лишь силой человеческого разума.
– Здесь Бойша Логсын, – хрипло выговорил итер. – Инфа для господина нарука: дело сделано, пакля со мной, доставлю по случаю. Ждите.
– Понял тебя, Бойша Логсын. Это все?
– Все, – зачем-то кивнул итер, несколько мгновений тупо смотрел перед собой, потом отдал связницу Охте.
– Здесь тринадцатый. Конец связи, – произнес медник и отключил прибор. Выщелкнув питальщика, он поджал губы – на торце брусочка горел красный огонек, означающий, что небесные искры заканчиваются и питальщика пора кормить новыми.
Кормежку творили на мельнице, где к ветряку была тайно приспособлена чудо-машина генератор. Ведал генератором Самарка-третий, но даже он, слободской старшина, не знал, для чего Охте заряженный питальщик.
Упрятав связницу, медник по ремням вернулся к верстаку.
– Надо чего? – спросил он Бойшу, берясь за чеканок.
– Барахлишко примешь? Ножей пара, по мелочи кое-что.
– Горячее?
– Ага.
– Тогда вполцены.
– Идет, – беспечно согласился Бойша. За вещи убитых чистунов выручить хоть что-то – удача. Не было ведь ни гроша, а тут – алтын.
– Еще что? – Охта глянул на итера.
– Патронов бы зарядить пару дюжин. У тебя больно точнобойные выходят.
– Сделаем. Подай-ка с полки набойник да мерку. Жрать хочешь?
– Потом, ввечеру. – Бойша передал Охте требуемое, сел на табурет, вытащил из мешка коробку с гильзами, положил на край верстака. Есть хотелось так, что в брюхе словно мартовские кошки завывали, но объедать хозяина итер не собирался – тот без бабы живет да без ног, какой уж тут харч, какая готовка?
– Тигель на огонь поставь. Углей там нагреби, да не протряси, – распорядился медник, быстро отбирая нужные по калибру гильзы и пропуская их через трубку обжимника.
Свинец расплавился скоро. Бойша, натянув на руку суконный прихват, перенес тигелек на верстак, где уже готов был ряд форм для пчел.
Охта сам разлил сверкающий металл, бормотнул что-то и взялся за капсюли. Постукивая деревянной выколоткой, он снарядил гильзы и принялся отмерять порох. Вскоре двадцать четыре патрона стояли в ряд, ожидая, когда остынут пчелы. Их медник вставлял щипцами и в два оборота сдавливал обжимником.
– Готово! – Охта глянул на Бойшу.
– Спасибо. – Итер убрал патроны, разложил по местам инструменты. – Пойду я пока… Самарку повидать надо, к Горчиле зайти. На закате жди, с гостинцами, повечеряем. Бывай!
– И тебе не хворать, – отозвался медник, уже постукивая молоточком по краю чашки.
А начиналось все более чем прозаически: утром, придя на работу, Тамара встретила у лифта старлея Женю Стеклова, за внешнее сходство и длинные волосы прозванного в Управлении Т Джимморрисоном. Стеклов выглядел озабоченным.
– Привет! Шеф велел тебе зайти, как появишься.
– А что такое? – поинтересовалась Тамара, помня древнюю мудрость: «Предупрежден – значит вооружен».
– Какое-то взаимодействие с ментами, кажется, – пожал плечами Джимморрисон. – Ну давай, я побежал!
– А ты куда?
– Карпухин во Владик с инспекторской проверкой летит. Мне оборудование отправить надо, – уже из кабины лифта ответил Стеклов и исчез за сомкнувшимися дверями.
Начальник гвардмейстерского отдела Управления Т полковник Терентий Северьянович Чеканин ждал Тамару в своем старомодном, имперского стиля, кабинете. Сидя за огромным столом, он при свете сталинской лампы с зеленым стеклом просматривал распечатки, доставленные из информотдела.
– Здравствуй, душа моя. Проходи, садись. – Чеканин отложил сводку, выключил лампу. – Ты чем сейчас занимаешься?
– Законом парных случаев применительно к Темному миру, – ответила Тамара. – Но это скорее исследование, чем…
– Ясно, – перебил ее Чеканин. – Чайку не желаешь?
– Спасибо, Терентий Северьянович.
Полковник налил Тамаре стакан чая, вставил его в серебряный подстаканник, пододвинул блюдце с сушками.
– Вот какое дело, душа моя: смежники наши из спецкомиссии МВД вышли на группу Коща. По имеющейся у них информации, под Можайском, на торжище диких незнатей, сегодня в пятнадцать ноль-ноль должна состояться сделка между неким неизвестным и самим Кощем. Предмет сделки – якобы энное количество чаровной силы, собранной и заключенной в бурдюк из кожи нетопыря. Многие незнати занимаются таким промыслом – собирают и продают уже сплетенные заклятия. Покупатели, как правило, люди, чаровники, использующие чужие запасы, дабы попусту не тратить свою энергию. Так что тут вроде бы все вполне нормально, за одним только исключением – почему Кощ сам выступает в качестве покупателя, не отправив в Можайск кого-нибудь из своих подручных? У нас имеется полученная через осведомителей информация, что на самом деле Кощ собирается купить артефакт из числа «бесценных древних вещиц».
– А что это? – удивилась Тамара. – Никогда не слышала такого термина.
– Это дословный перевод с арабского, – ответил полковник. – В шестнадцатом веке сирийский маг Нахур Аль-Дамаси впервые поименовал так предметы из собрания тамплиеров, обнаруженные в могиле одного из орденских братьев, похороненных у крепости Тортоза. «Камень богов», «Меч пророка», «Цепь Святого Антония», «Ветвь Адама» и прочие артефакты, хранящие в себе частицы мощи великих чаровников давно прошедших эпох. Постепенно в число «бесценных древних вещиц» вошло двенадцать предметов, каждый из которых может в сотни раз увеличить способности как людей-чаровников, так и незнатей, обладающих ими. Поэтому все эти артефакты находятся под жестким контролем властей и тщательно охраняются. Четыре артефакта находятся в России, шесть – в США, по одному – в Германии и Франции. И вот вроде бы как появился тринадцатый предмет.
– Есть предположение – что это?
Чеканин отрицательно покачал головой:
– Нет. Но я думаю, это привет от Хорста Убеля. Ты помнишь, что из обрпункта-14 сумели ускользнуть двое незнатей?
– Да, я читала отчет. – Тамара кивнула и тут же вскинулась: – То есть вы хотите сказать, что они унесли с собой то, что Убель вынес из архива?
– Я ничего не хочу сказать, потому что ничего не знаю. Это все лишь гипотеза. И чтобы подтвердить либо опровергнуть ее, ты возьмешь передвижной следящий комплекс «Зрак» и поедешь на милицейскую операцию в качестве консультанта-наблюдателя. Я бы сам поучаствовал, да у нас совещание в «головном офисе». В общем, собирайся, бери «Зрак», и – с Богом. Будь осторожна, никуда не лезь. Твоя задача – зафиксировать энергетический отпечаток артефакта.
Тамара поднялась. Чеканин тоже встал, протянул девушке подписанную заявку для техотдела.
– И вот еще что, душа моя. Возьми-ка ты с собой нашего сержанта. И ему полезно развеяться, и я за тебя спокоен буду.
– Хорошо, Терентий Северьянович. Во сколько выезжать?
– В тринадцать двадцать. Полковник МВД Закряжин, ты его должна помнить по делу Убеля, будет ждать вас на Минском шоссе у поворота на Кубинку.
«Я еще успею в аптеку!» – прикинула в уме Тамара. Неожиданное задание особо не взволновало ее. Исполнять обязанности наблюдателя девушке было не впервой, техномагический мобильный комплекс «Зрак» она изучила если не досконально, то, уж во всяком случае, на твердую четверку. Гораздо больше Тамара переживала из-за просьбы соседки Татьяны Сергеевны. Та, вдова, пожилая, но крепкая еще женщина, жила тем, что держала дома пару породистых мопсов, регулярно продавая через международный клуб собаководов щенков. Накануне, во время прогулки, одного мопса искусал дурной ротвейлер из сорок девятого дома. Раны воспалились, и Татьяна Сергеевна, безотлучно сидевшая со своим любимцем, попросила Тамару зайти в ветеринарную аптеку – купить антибиотик цефалексин.
Она сбегала за лекарством, выпила в кофейне чашку капуччино, вернулась в управление, отнесла заявку в техотдел и спустилась в подвал за напарником.
Домовой уже почти месяц сиднем сидел в своем блоке и хандрил. Потеряв зимой во время операции в Зареченске двух своих напарников, Охохонюшку и Мочану, Мыря блестяще проявил себя в весеннем рейде сотрудников отдела по городам Уральского региона, в Магнитогорске взял практически без борьбы гварда-отступника, а вот летом загрустил.
