скачать книгу бесплатно
Нужно добраться до Департамента Учета Внешних Перемещений, высидеть очередь, состоящую из таких же утомленных и задолбавшихся работников твоего слоя, оформить себе положенный по работе увольнительный, взять комплект сухого пайка – а он полагается всем уходящим, чтобы побороть обостряющийся в смертном мире греховный голод.
А потом только после получения пайка ты получаешь ключ – теперь уже для выхода в смертный мир. Одноразовый. Его хватит на то, чтобы выйти в смертный мир и вернуться. После этого ключ рассыпается в твоих руках белой пылью.
Вообще-то я теперь безработная. Но у меня есть три неиспользованных и несгоревших увольнительных за этот месяц и за предыдущий, которые мне полагаются как работнику Святой Стражи. Полагались. Но ведь они не должны сгореть из-за увольнения, да? Я же работала и имею право увидеть свою семью?
Когда я прихожу – в Департаменте Учета царит разгром и разруха. На гладком темном паркете – царапины, выбоины, оплавленные пятна.
И пусто. Очень пусто. Обычно тут полным полно народу, а сейчас холл Департамента пуст, как будто это не самое популярное место на восьмом слое.
– Что случилось? – спрашиваю я у Молли Митчелл, которая работает тут оператором и занимается приемом заявлений на выдачу увольнительных.
Молли – этакое миловидное создание, с изящным острым подбородком и россыпью веснушек по всему лицу. Солнце явно зацеловало эту девушку, и не зря – характер у неё очень теплый. У нас с ней хорошие отношения, я её даже рисовала несколько раз.
– Ты не слышала о побеге исчадия? – Молли удивленно таращится на меня и я запоздало хватаю воздух ртом. – Он прорывался через нас вчера. С боем. Не моя смена была, но мне рассказывали. Мы с утра разбираем документы, он нам тут форменный ад устроил.
– Много пострадавших? – виновато уточняю я, чуть прикрывая глаза. Поэтому и очередей нет, люди просто напугались. Понятно, что исчадия уже здесь нет, но привычное человеческое “а вдруг” никуда не девается и работает в посмертии даже лучше, чем при жизни.
– От нас четверо, – вздыхает Молли, – слава богу, час был неприемный, людей почти не было. Агата, тебе оформить выход?
– Ага, – я киваю, затем оглядываюсь на творящийся вокруг беспредел, – Молли, а ты можешь мне за один раз три пропуска выдать? Сейчас все подотойдут, понабегут, и очереди будут совсем адские, а я сама после отравления, совсем не хочу выстаивать их…
– Соскучилась все-таки по своим? – понимающе улыбается Молли, потом оглядывается на кабинет руководителя отдела, и встает. – Сейчас спрошу у мистера Уоллеса. Вроде нет в регламенте запрета на единовременное оформление.
– Да, конечно, спрашивай, – я киваю, а сама скрещиваю пальцы под столом. Умалчиваю, что дело вовсе не в “соскучилась по своим”. Честно говоря, даже полгода спустя мне все еще неловко приходить в свой смертный дом. И пусть ни отец, ни мать меня не видят, все равно как-то тяжело.
Рональд Уоллес не был архангелом, не был серафимом – и возможно поэтому Молли выходит из его кабинета сияющая довольной улыбкой. Наверное, Анджела Свон, только заслышав мою фамилию, отказала бы мне в пропусках в смертный мир. Навечно.
– Разрешил, – Молли так искренне за меня радуется, что мне поневоле становится стыдно, – сейчас, погоди, я оформлю бумаги. Заполняй заявления пока. И кстати, раз уж так, три пайка сразу забирай, поняла? И без нашей еды в смертный мир не суйся.
– Да, я помню инструкции, – киваю я и склоняюсь над заявлениями.
Мне кажется, что я что-то нарушаю, по крайней мере, пока я заполняю бланки, руки мои, сжимающие ручку, потихоньку трясутся. Кажется, сейчас вломится в дверь Департамента Перемещений Артур Пейтон, схватит меня за шиворот и отправит куда-нибудь в карцер.
Нет, в нашем отделении карцеров нет, но кто его знает, может, ради меня заведут?
Молли даже замечает мою нервозность, притаскивает мне мятного чая и даже какую-то булочку из собственных запасов, заставляя меня чувствовать себя еще более неловко. Впрочем, увернуться от дружелюбия Молли – почти преступление, поэтому я не брыкаюсь и выпиваю чай. И булочку тоже щиплю. Слегка с украдкой.
Никто не является, никто не изобличает меня как ту самую дурищу, что освободила исчадие, и сорок минут спустя я получаю и три изящных ключа на выход в смертный мир, два из которых тут же прячу в карман, и три продуктовых набора – кстати довольно неплохих, по крайней мере если сравнивать с продуктовым снабжением постящегося. Слава богу, я взяла с собой рюкзак. Честно говоря, и не думала, что оформлю три увольнительных сразу, это была импровизация – я серьезно опасаюсь, что приди я позже – и слух о моей причастности к побегу исчадия доползет и сюда, и с выходом будут известные проблемы.
Ключи работают просто. Ты берешь, запихиваешь их абсолютно в любую замочную скважину, хоть в дверцу шкафа, поворачиваешь ключ три раза, и вуаля. Теперь за дверцей твоего шкафа не четыре отглаженных форменных пиджака, а гулкий зал Вестминстерского аббатства, или какого-нибудь другого храма, куда загадаешь, туда и попадешь.
Перед тем как все-таки толкнуть дверь, я замираю, прислоняясь лбом к теплому дереву. Сегодня могу себе позволить, сегодня никто не дышит мне в спину и не торопит, потому что “я тороплюсь увидеть сына, а ты тут копаешься”. Да и сегодня потряхивает меня совсем не от того, что я боюсь видеть отца и угрызаться совестью от того, как я его подвела. Сегодня я намерена пойти на серьезную авантюру. Ну, по крайней мере, для меня это точно авантюра.
– Все будет хорошо, Агата, – тепло щебечет за моей спиной Молли, и я слабо улыбаюсь. Бывают же такие люди-солнышки, которые пытаются тебя согревать в любое время дня и ночи.
Выдыхаю, толкаю дверь от себя и шагаю в прохладу смертного мира.
В кармане рубашки, у самого сердца лежит сложенная вчетверо кредитная сводка.
Ну что ж, Генрих Хартман, держись.
Я иду по твою душу!
6. Поймать демона
Лететь над смертным Лондоном и не ностальгировать – просто невозможно.
Лондон Чистилищный – это даже не Лондон, там нет ничего привычного, там даже расположение улиц совершенно другое, не говоря о том, что нет никакой привычной архитектуры. Ни тебе Тауэра, ни Биг Бена, ни Лондонского Глаза, хотя это – еще самые поверхностные отличия.
А мне не хватает лондонских улиц, не хватает аллей Сент-Джеймского парка, по которым мы с Ханни гуляли по выходным, не хватает общественного Сада в Сент-Данстане, в котором часто рисовала летом, сбегая с последних пар в академии.
Одно обидно, когда ты оказываешься в смертном мире – он крутится без тебя. И Ханни растет без меня, и подружка по академии, та самая, с которой мы фотографировались на обшарпанной, но такой потрясающе живописной Принслет-стрит – она вышла замуж в прошлом месяце. Я должна была быть подружкой невесты и крестной её ребенка, но мне, увы, – уже не до этого.
Для смертного мира я призрак, причем невидимый. Демоны меня видят, собственно поэтому я приземляюсь, только когда нахожу нужную улочку и нужный ресторан.
Найтсбридж… Ничего себе, в дорогой район занесло Генри. Здесь хорошие виды, хорошие заведения, а я-то думала, что это будет какой-нибудь дешевый ночной клуб и какая-нибудь случайная девица, которая вдруг подвернулась ему под руку, пока он искал, с кем бы ему поразвлечься.
Проходить в ресторан мне нет необходимости. Те, кого я ищу, сидят на летней веранде, за одним из столиков, ближайших к улице.
Генри сложно не заметить с его-то рыжей гривой, пусть и собранной в хвост, а напротив демона сидит брюнетка. Зрелая, вполне привлекательная, кстати, мой придирчивый взгляд не замечает откровенных изъянов, хотя она же из Найтсбриджа, наверняка есть деньги на косметолога и парикмахера. Полновата чуть-чуть, но в том виде, в котором обычно это добавляет женщинам только аппетитности.
А Генри люди видят… Вот эта девушка его точно видит. Хотя, чем сильнее демон, тем дольше он может удерживать себя в видимой и осязаемой смертными форме. Человек не увидит только того, что ему видеть не положено – например, рогов, и прочих демонических меток.
Я стою шагах в семи от Генри и в принципе опознала его только по волосам, хотя ладно, рога у него тоже очень приметные. Он времени не терял, уже где-то прибарахлился. На демоне какая-то черная кожаная куртка, и уже даже это подчеркивает линию его плеч. И джинсы, не пойми откуда взятые, отлично, кстати, сидящие на его бедрах…
Черт, Агата, ты тут не для этого вообще-то…
Но эстетичная картинка же! Ведь я уже говорила – телосложение у Генри такое, что если бы он позировал в художественной академии – с высокой степенью вероятностью, ему пришлось бы отбиваться от орды озабоченных первокурсниц.
Я привыкла смотреть на мир вот этим взглядом, очерчивающим контуры предметов и перекладывающим их на бумагу, отмечать достоинства, думать над тем, как превратить какие-то изъяны картинки в фишечки.
Знаете, сколько раз я срывала Джону обеды? Только из-за того, что меня озарило вдохновением и желанием срочно-срочно набросать его профиль.
Я не слышу, о чем говорит своей собеседнице Генри, он делает это настолько приглушенным и интимным шепотом, что ясно – ничего приличного он там ей не рассказывает. А девушка – девушка вообще ничего не ест, и вообще вот-вот растечется по столику.
Она заворожена, это очевидно. Я отсюда вижу, как она облизывает губы, как пылают её щеки.
И я её самую капельку понимаю.
Всякое движение Генри – плавное, неспешное, в них сквозит этакая ленца, и это действительно гипнотизирует.
Он всего лишь чуть склоняется через столик, подцепляет пальцами прядь волос женщины, а у меня уже ощущение, что я подглядываю за тем, как он её раздевает. Впрочем, я не одна такая, женщина за столиком Генри в этот момент явно близка к обмороку от восторга. Наверное, встреть она Тома Круза, и то меньше была бы впечатлена.
Нет, ну не гад ли, а? Меня отравил, сбежал, подставил под целую кучу неприятностей, и сейчас сидит тут… Развлекается…
Я лишь крепче сжимаю лямку рюкзака на своем плече и шагаю вперед.
В конце концов, я сюда и явилась для того, чтобы “испортить ему малину”. Потому что новые списания по кредиту мне совсем не желательны. И так ушла по уши в долг.
– Лана, я отлучусь ненадолго, – очень многообещающе произносит Генри, хотя мне до него остается еще пара шагов. Это из-за меня? Я настолько громко топаю, что демоны слышат меня за километр?
– Ну, если ненадолго, – томно откликается Лана, Генри же “на прощанье” касается самых кончиков её пальцев губами. Это вроде невинно, но от этого жеста у меня аж дыхание перехватывает. Лана же явно не против, чтобы ей принесли ведерко из-под шампанского, без шампанского, но с горкой льда сверху.
Там, на Холме Исчадий, мне, кажется, совсем не показалось, что этот мужчина прекрасно знает, как задурить голову женщине.
Демон же поднимается из-за стола и неторопливо шагает внутрь ресторана.
Я иду за ним. Ну, не ждать же мне у столика Ланы, так ведь? Она-то мне абсолютно не нужна сейчас. А там, может, мне удастся с ним все-таки заговорить? Окликнуть?
До меня доходит, что я совсем не знаю, что ему сказать сейчас. Что? Не надо, пожалуйста, соблазнять эту женщину, Генри, она замужняя, и вообще ты этим вгоняешь в долги меня.
Ага, так ему и важно, что его грехи теперь аукаются и мне.
Я все равно не успеваю ничего придумать, потому что хлопает дверь за моей спиной. Дверь, которая прячет Генри от глаз смертной, с которой он тут был.
И в эту же секунду демон резко разворачивается и бросается на меня.
Я не успеваю толком испугаться. Движения у Генри слишком быстрые, я просто успеваю заметить какую-то быструю тень, а уже секунду спустя мир замирает снова. Только условия изменились.
Демон прижимает меня к стене – и нет, абсолютно не романтично, как это я видела в фильмах еще при смертной жизни, не грудь к груди. Меня уткнули лицом в шероховатую декоративную штукатурку, руки бы вырвать тому дизайнеру, который разрабатывал проект для этого ресторана.
И я сейчас хорошо ощущаю всю демоническую силу – ну, а может, не всю, но ему достаточно одной ладони, чтобы удерживать вместе мои выкрученные руки.
Вторая ладонь… Вторая ладонь шарится по моим карманам. Я понятия не имею, что он пытается там найти, у меня вообще ощущение, что ничего, и вообще у этого действия совсем другие цели.
И это ужасно бесит.
– Прекрати это делать, – выдыхаю я раздосадованно. – Прекрати меня лапать, черт тебя возьми.
–А то что? – от его яростного тона у меня волосы на спине встают дыбом. – Что ты мне сделаешь, птаха? Помолишься?
На самом деле, я могу. Есть защитные молитвы, только глаза прикрой и начни шептать, вот только на сильных демонов они почти не действуют.
Я решаю проблему “просто”: я просто лягаю демона в голень. С ним в боевой форме это не прошло бы, но сейчас срабатывает.
Правда, не очень эффективно. Потому что я успеваю только развернуться, и меня снова вколачивают в стену, только на этот раз затылком.
И пальцы демона, уже нечеловеческие, искаженные, впиваются в мое горло, не сильно, но с когтями, будто напоминая: одно движение – и все, яд уже в моей крови…
Да черта с два ты меня запугаешь, Генрих Хартман!
Уже травил. Не страшно.
В глаза демону я смотрю спокойно и твердо, выдох за выдохом успокаивая собственно сердце. Ну что может быть сильно хуже, чем просто отравление? Разве только если он меня выпьет и растерзает душу в клочья. Но если бы хотел – уже бы выпил, да?
Демон смотрит на меня, глаза в глаза, и я вижу, как вертикальные его зрачки расширяются и сужаются, будто откликаясь на биение его сердца.
– Технику безопасности ты тоже проспала, птаха? – хриплым шепотом интересуется Генри, склоняя голову набок. – Ты не знаешь, что боль – это не самый лучший способ взаимодействия с демонами? Если делаешь больно, готовься к драке.
– О технике безопасности мне думать поздновато, раз я к тебе пришла, – я нервно дергаю уголком рта.
– Где твоя святая братия? – отрывисто спрашивает Генри, чуть болезненнее впиваясь когтями в мою шею. – И не ври мне, птаха, я ведь не посмотрю, что тебе должен. Сутки моего яда ты уже попробовала. Пятнадцать лет не хочешь?
Пятнадцать? Ох-хо. А ведь яд с зубов концентрированнее, говорят, и ощущения от него куда более неприятные.
– О чем ты вообще, – я морщусь и пытаюсь вжать шею в стену, лишь бы ослабить на мою кожу давление когтей, втайне мечтая, чтобы работали законы тех фильмов и сквозь стены можно было ходить, – я пришла одна.
– Одна? – повторяет Генри медленно, шумно втягивая воздух, явно принюхиваясь к моим эмоциям и недоверчиво глядя на меня.
– Да, одна, – осипшим голосом отвечаю я, – ты не мог бы отпустить мою шею? Мне больно.
Наверное, это самое глупое, что можно было сказать в этой ситуации. Зато честное.
И эффективное – к моей неожиданности.
Рука Генри отдергивается даже слишком резко, он с неудовольствием косится на нее, будто и не хозяин ей вовсе. Встряхивает кистью, вновь придавая ей человеческий вид. Ну что ж, какая-то динамика в нашем диалоге уже наблюдается.
И с секунду демон просто стоит надо мной, упираясь рукой в стену рядом с моим правым ухом, и смотрит на меня пронзительно и слегка пугающе. Но он на меня не нападает. Что бы там ни говорил мистер Пейтон – смотрит на меня, что-то думает, но не бросается, пытаясь выпить душу. И это исчадие ада, да, по-прежнему. То самое голодное зверье, которым пугал меня мой бывший начальник.
И я почему-то смертельно довольна, удовлетворена самим фактом ненападения гораздо больше, чем могла бы. Дело совсем не в целости моей души.
– Как ты меня нашла? – наконец резко спрашивает демон.
– Я… – я запинаюсь, сомневаясь, что стоит рассказывать. – А это так важно?
– Важно, – Генри издает раздраженный смешок. – Видишь ли, птаха, я очень заморачиваюсь на тему того, чтобы не светиться в кредитных сводках. То есть вообще грешу по минимуму возможного и тут же ухожу из того района, где грешил.
– По минимуму – это затаскивая в постель замужних? – Я вскидываю брови повыше, но даже без этого слова оказывают странный эффект. Лицо демона затвердевает, как будто он не живой человек, а мраморное изваяние. Неприятное выражение. Не хотела бы я быть виноватой в такой его гримасе…
Генри довольно резко отстраняется от меня, с видимым усилием в выражении лица снова переходя в материальную форму. Он не говорит ни слова, просто быстрым почти резким шагом возвращается на летнюю веранду, к Лане, радостно просиявшей при его появлении.
А я… А что я. А я все тем же невидимым для смертных призраком семеню за ним. Мне не то чтобы к лицу шпионить, но я с ним даже не поговорила толком. Поэтому и становлюсь невольным свидетелем не самой веселой сцены.
– Ты так долго? Я уже соскучилась, – Лана даже из-за стола встает, тянется к Генри, пытаясь прижаться если не к его груди, то хотя бы к плечу.
А Генри же смотрит на нее весьма прохладно, убрав руки в карманы джинсов.
– Ты замужем, Лана?
Девушка замирает от этого вопроса, будто ей только что под лопатку вошла стрела. И все понятно без слов. Даже демонического нюха не надо, чтобы понять правду. Хотя я в принципе эту правду знала, что уж там.
– Кто тебе это сказал, Генри? – нервно выдыхает девушка.
– Птичка напела, – вполголоса замечаю я, пользуясь тем, что смертная меня услышать не может, и вижу как дергается уголок губ у Генри. Ему явно понравилась эта шутка.
– Всего хорошего, Лана, – со всем возможным ядом улыбается демон, уклоняясь от пояснений. – За ужин спасибо, но занятые женщины меня не интересуют.
Он развел ее на ужин? Очаровательно. Хотя… То, что дано добровольно, за кражу не считается, в кредитную сводку не попадает. Нет, в чем не откажешь Генриху Хартману – так это в пронырливости.
