Екатерина Фурцева. Женщина во власти

В конце мая – начале июня Молотова в должности министра иностранных дел СССР решили заменить Шепиловым, который, кстати, просил его на этот пост не назначать. Хрущев, будучи инициатором сомнительной перестановки, обвинил Вячеслава Михайловича в том, что он слаб как министр, и со всей рабоче-крестьянской прямотой заявил:

– Молотов – аристократ, который привык шефствовать, а не работать.

Началось всё накануне визита в Москву югославского лидера. Спор о Тито разгорелся 25 мая 1956 года на заседании Президиума ЦК КПСС, а 28 мая члены Президиума собрались снова, уже для «проработки» министра иностранных дел. Снятие Вячеслава Михайловича было практически предрешено, обсуждался вопрос о его преемнике. Кандидатур было несколько, Екатерина Фурцева предложила отсутствующего на заседании Михаила Суслова. Сложно не усмотреть в данной рекомендации следы противостояния в Президиуме ЦК, попытку отстранить Михаила Андреевича от решения важных идеологических вопросов. Весьма вероятно, именно здесь кроется корень последующего давления Суслова на министра Фурцеву после ее сверждения с партийного Олимпа.

Очень сложно не отметить и еще один важный факт: Фурцева крайне редко высказывалась на заседаниях Президиума ЦК по вопросам международной политики, экономики и промышленности. Правда, она неизменно поддерживала экономические инициативы Хрущева и активно участвовала в обсуждении и принятии решений, связанных с венгерским восстанием 1956 года. В частности, 28 октября 1956 года Президиум ЦК КПСС принял принципиальное постановление «решительно подавить вооруженные силы повстанцев», причем подготовить соответствующую документацию поручалось Брежневу, Поспелову, Шепилову и Фурцевой.

Отметим, что Екатерина Алексеевна не ограничилась исполнением предложенной роли и выступила с инициативой комплексного пересмотра политики в отношении стран народной демократии. Более того, она предложила вынести этот вопрос на Пленум ЦК КПСС как ключевой. Подобного «широкого» обсуждения в партии не бывало уже давно.

Впрочем, всё было решено на уровне Президиума ЦК КПСС. На заседании 31 октября 1956 года Хрущев довел до сведения товарищей содержание разговоров с первым секретарем ЦК Польской объединенной рабочей партии Владиславом Гомулкой о положении в Польше и Венгрии. По его убеждению, советские части выводить из Венгрии нельзя, поскольку в этом случае ее захватят империалисты. Разногласий, как водится, не было. Фурцева, выступая в прениях, твердо заявила:

– Терпимость [мы] проявили, но теперь [дело] далеко зашло. [Надо] действовать так, чтобы победа была на нашей стороне.

Екатерине Фурцевой в составе той же команды была поручена пропагандистская кампания, сопровождающая «наведение порядка» в Венгрии. Чему за чем следовать: пропаганде за войсками или войскам за пропагандой, – советское руководство сразу не разобралось. Нашим танкистам в Будапеште запретили открывать огонь – и они занимали город под безнаказанным обстрелом. На родину многие вернулись поседевшими (из тех, кто вернулся). Оставить «пропагандистскую сторону» до окончательного подавления противника предлагал Николай Павлович Романов. В том же духе выразился на очередном обсуждении на Президиуме ЦК 1 ноября Георгий Константинович Жуков:

– Действия должны быть решительными. Изъять всю дрянь. Обезоружить контрреволюцию.

План военных действий разрабатывали Георгий Жуков, Иван Конев, Михаил Суслов, Леонид Брежнев, Иван Серов, то есть двое военных, двое партийных деятелей и один чекист. О пропагандистских успехах СССР в ходе операции история умалчивает.

Участие Екатерины Алексеевны в формировании культурной и идеологической политики вызвало острую ревность Михаила Суслова, обладавшего поистине сталинским нюхом на потенциальных конкурентов. Однако, очевидно, идеология ее «коньком» не была, что и предопределило последующую расстановку сил.

* * *

В хрущевских реформах и главной из них – замене отраслевого принципа управления территориальным – Екатерина Алексеевна четкой позиции не занимала. Первый секретарь ЦК КПСС выступил с инициативой децентрализации управления народным хозяйством СССР 27 января 1957 года, а на следующий день его записку обсудил Президиум ЦК.

Никиту Сергеевича поддержали Анастас Микоян и предсовмина СССР Николай Булганин, против выступил его заместитель Михаил Первухин. Другой зампред, Вячеслав Молотов, высказался осторожно:

– Некоторые министерства сейчас можно упразднить. Пока рано говорить о ликвидации министерств. На местах надо создать местные органы по руководству промышленностью. Обсудить не раз этот вопрос. С организационной стороны вопрос разработать. Решать по этапам, а не чохом.

Фурцева оценила предложения как очень серьезные, но притом констатировала беспокойство рядовых партийцев:

– На собраниях ставят вопрос: что дальше будет? Специализация, кооперирование, планирование – все еще пока по-старому.

В дальнейшем от обсуждения принципиальных моментов Фурцева осторожно воздерживалась: поддерживала Хрущева в главном и позволяла себе лишь отдельные замечания с элементами скепсиса. Когда же Молотов направил в ЦК записку о том, что хрущевский проект доводит «децентрализацию до недопустимой крайности», на заседании Президиума 27 марта 1957 года Екатерина Алексеевна поддержала первого секретаря ЦК безоговорочно.

Через четыре года, докладывая съезду КПСС «о перестройке руководства промышленностью», Фурцева убеждала товарищей по партии:

– Было ясно, что существовавшие тогда организационные формы руководства стали тормозить дальнейшее развитие производительных сил. Необходимо было упразднить министерства, создать экономические районы. По этому вопросу были проведены совещания в республиках, областях и городах. Затем ЦК КПСС созвал расширенное совещание с участием всех членов и кандидатов в члены Президиума ЦК. На этом совещании против перестройки руководства промышленностью никто не выступал, в том числе и Молотов. На Президиуме ЦК дважды обсуждался доклад к Пленуму ЦК. Не было возражений со стороны Молотова и в этом случае. Но накануне Пленума в три часа ночи членам Президиума ЦК от Молотова поступила записка на полстраничке, в которой он поставил перед Президиумом вопрос о несогласии с перестройкой промышленности, не приведя при этом решительно никаких доводов и ссылаясь лишь на то, что якобы еще не настало время для такой реформы в нашей стране. Следует ли комментировать это? Сама жизнь показала, кто был прав.

Примечательно, как плавно она перевела вопрос о государственном управлении экономикой в плоскость фракционной борьбы:

– Таким образом, одна за другой жизненно важные для нашего государства проблемы по перестройке руководства хозяйственным строительством при поддержке всей партии и народа успешно решались вопреки фракционерам. И это их крайне озлобляло. Они все это видели, понимали, что жизнь их отбрасывает, но не хотели понять, признать, что они заблуждаются, и сделать из этого для себя выводы. Наоборот, дело пошло на усугубление ошибок.

Тогда, 27 марта пятьдесят седьмого, Екатерина Алексеевна осудила Молотова со всей глубиной женского понимания и проникновенности:

– Расстраивает сама форма – обращение в Президиум. По содержанию [записка не содержит] ничего предметного.

– Почему так несогласованно – каждый раз какое-то особое мнение т. Молотова? – задала риторический вопрос Екатерина Алексеевна и тут же посетовала: – Тяжелый осадок остается. Печально, [по-моему, товарищ Молотов делает всё с таким расчетом], чтобы след оставить в истории.

Согласимся, обвинение для государственного деятеля несколько странное. Но, увы, в духе времени. И решение было предсказуемо: по предложению Хрущева Молотова осудили за «неуважение к коллективу».

В развитие хрущевского доклада на Февральском пленуме ЦК «О дальнейшем совершенствовании организации управления промышленностью и строительством» Фурцева выступила 3 апреля 1957 года на Пленуме МГК. На сей раз она сообщила о тревожных «сигналах» о том, как «отдельные товарищи» (явное преуменьшение) в министерствах отреагировали на реформу «очень болезненно».

Надо отдать ей должное: наказывать или «перевоспитывать» таких товарищей Фурцева не призывала, понимая, что многие из них отдали жизнь работе в наркоматах (министерствах), а теперь их поставили перед необходимостью решения вопроса о своем трудоустройстве.

Екатерина Алексеевна подчеркнула:

– Нам, москвичам, Московской партийной организации, нужно проявить максимум внимания и самого теплого отношения к тому, чтобы всех товарищей по возможности, если это можно будет сделать, определить на работу в Москве. Если говорить об инженерных кадрах, то их можно использовать на многих московских предприятиях.

Заодно она предполагала решить и практические задачи столицы:

– В Москве, даже на крупнейших заводах, инженерно-технические кадры укомплектованы работниками, имеющими высшее и среднее техническое образование, не более чем на 20–25 %. Остальные инженерные должности заняты практиками. Не обижая практиков, не ущемляя их интересы, мы могли бы рассмотреть сейчас вопросы укрепления техническими кадрами многих участков промышленности.

Тотальную отправку высококвалифицированных специалистов в регионы Фурцева явно не планировала:

– А есть еще у некоторых наших товарищей даже такое отношение к работникам аппарата министерств, что все они должны выехать на периферию, должны быть откомандированы в разные области и экономические районы. По-видимому, основные руководящие кадры будут распределяться Центральным комитетом партии. Но нам, москвичам, нужно сейчас подумать и выработать предложения, чтобы использовать высококвалифицированные инженерные кадры для укрепления отдельных участков на наших московских промышленных предприятиях. Это должны проделать районные комитеты партии и промышленные предприятия.

Екатерина Алексеевна предложила использовать месяц, остававшийся до майской сессии Верховного Совета СССР, чтобы «провести большую работу с кадрами министерств. Те кадры, которые можно использовать в Москве, мы должны привлечь на московских заводах».

Параллельно готовилась реорганизация управления столичной промышленностью. Фурцева и ее команда наметили включение в Совнархоз г. Москвы 16 специализированных отраслевых управлений и четырех трестов. Предполагалось, что по итогам реорганизации вместо 40 управленцев на тысячу работников останется 27.

Фурцева рассказала, что в среднем на предприятиях отраслевых управлений будет работать от 25 до 35 тыс., а аппарат управлений составит от 68 человек до 100–120 человек максимум, исключение сделают лишь для Управления мясомолочной промышленности, где аппарат составит 193 человека. В среднем в управлениях будет от 9 до 11 отделов. Таким образом, Совнархоз г. Москвы, по данным Екатерины Алексеевны, будет иметь в своем составе 16 управлений и четыре треста (около 800 тыс. человек).

Она напомнила, что в столице изготовлялась промышленная продукция, выпуск которой вполне можно было наладить в регионах РСФСР. Надо сказать, что вывод из столицы СССР ненужных, а на первом этапе – вредных производств начался еще в тридцатых годах. Затем о необходимости разгрузки столицы от излишнего производства как-то подзабыли. Теперь, при Екатерине Алексеевне Фурцевой, вспомнили.

Выступая в прениях по докладу первого секретаря МГК КПСС, министр приборостроения и средств автоматизации СССР, член ЦК КПСС Михаил Авксентьевич Лесечко заявил: у него сложилось стойкое впечатление о том, что Фурцева и ее команда хотели «какую-то ведомственность, хотя бы в миниатюре, но сохранить».

Фурцева сразу же отреагировала на полученный «сигнал»:

– Какие заботы вас смущают, какое управление?

– Мне кажется, – не лучшим образом начал свой ответ Лесечко, – что такое управление, как Управление автомобильной промышленности. Всем известно, что Министерство автомобильной промышленности в настоящее время занимается изготовлением автомобилей, запасных частей и в этом министерстве находится шарикоподшипниковая промышленность. Всем известно, что очень мало общего между производством автомобилей как по своим конструктивным формам, так и по своему технологическому процессу. Также известно, что в систему автомобильной промышленности входит завод имени Буденного и несколько мелких предприятий. Речь идет об объединении этих предприятий в одно автомобильное управление.

Поскольку Екатерина Алексеевна его не перебивала, Михаил Авксентьевич решился на заявление о том, что уникальные предприятия, и прежде всего завод имени Лихачева, не должны вообще подчиняться управлениям Московского совнархоза.

Вместо стандартного заключительного слова по докладу Фурцева сочла целесообразным ответить на ряд вопросов, заданных в записках, которые передали в президиум заседания. Авторов большинства записок интересовала судьба их ведомств. Екатерина Алексеевна старалась давать четкие ответы, однако проявляла осторожность, поскольку реформа только набирала обороты, а предсказать, в какую сторону повернет ее инициатор, неугомонный Никита Сергеевич, было нереально. Будучи руководителем, Фурцева дала поручения конкретным управленцам «в короткий срок подготовить предложения» для их последующего обсуждения в МГК КПСС.

Из общей массы ответов первого секретаря МГК КПСС следует выделить три.