Наш эксперимент

В какой-то момент мы все потеряли чувство времени и реальности. Нам все было хорошо и не хотелось, чтобы когда-нибудь кончился этот вечер. Время от времени меня сменял Егор, но большую часть времени с Катей танцевал я. Затем Егор куда-то исчез и долго не появлялся. Да он и не был уже нам нужен. Катя принимала мои ухаживания как кавалера, и как старшего среди кавалеров этого вечера. Было время, когда я чуть не потерял голову, мои губы коснулись её щеки. Её тело сразу же напряглось, и она выставила руки для защиты. Я понял, что всё чуть не испортил, и извинился, сказав, что это произошло нечаянно. Она мне сказала.

– Больше этого не делай. А то испортишь этот вечер.

Я ей сказал, что не буду этого делать. Но я почувствовал, что в её голосе уже не было прежней категоричности. Мы танцевали ещё некоторое время, забыв обо всём мире. Вдруг я увидел, как появился Егор. Вид у него казался растерянным.

Он сделал мне знак и вышел в коридор. Я дотанцевал с Катей этот танец и, проводив до дивана, вышел в коридор. Коридор был освещён тусклым рассеянным светом через полуоткрытую дверь в ванную. Лицо Егора мне показалось бледным.

– Что произошло? – спросил я его шепотом.

– Уведи Катю, – также шепотом сказал он. – Дождь кончился.

– Но почему? – удивился я.

– Потом объясню, – ответил он.

– Но что произошло?

Егор в нерешительности посмотрел на меня и объявил:

– Пришли мои родители.

– Ты с ума сошёл, – вырвалось у меня из груди от ужаса, который я вдруг испытал.

– Сойдёшь тут с ума, – сказал он и покосился на закрытую дверь спальни, через щели которой пробивался свет.

– Они там? – спросил я его.

Он кивнул головой. Мне, почему-то, захотелось, как можно быстрее, унести из его квартиры ноги.

– Ты только об этом никому не говори, – предупредил он меня, – всё так необычно, что я сам в себя не могу прийти. Я конечно рад, что они воскресли, но не ожидал, что случится это так быстро.

Не говоря ни слова, я вернулся в гостиную и, наклонившись к Кате, тихо сказал ей.

– Время позднее. Я могу проводить тебя.

Она поблагодарила и встала с дивана. Мы вышли в прихожую надели свою мокрую обувь и, захватив сумки со спортивной формой, спустились с пятого этажа на улицу. Дождь, и в самом деле, перестал. Небо было ясное, но звезд было мало, потому что над нашими головами светила полная луна. Я взял Катю под руку, и мы вышли к скверу. Я плохо соображал, поэтому всю дорогу молчал. Дойдя до пересечения улиц, мы поднялись по лестнице к кинотеатру «Родина», обогнули его слева, свернули во двор Катиного дома и остановились у её подъезда. Катя жила близко от нашего дома.

– Спасибо за вечер, – просто сказала она мне, – я вижу, ты – неплохой парень. Завтра увидимся в школе.

Сказав эти слова, она исчезла в проёме отрытого подъезда. Я так ей и ничего не сказал на прощанье. Некоторое время я стоял на одном месте, как будто врос в землю и тупо смотрел на горящую электрическую лампочку, весящую над подъездом. На меня нахлынула такая гамма чувств, что я не мог понять, что же я чувствую больше: радость от моих первых проводов любимой девушки, или страх от сообщения моего друга. Наверное, я чувствовал то и другое вместе.

Я повернулся и пошёл домой. Подойдя к нашему дому, я с ужасом посмотрел на окна квартиры Егора. В спальне горел свет, вероятно, там находились его родители. Его сообщению я сразу же поверил, потому что заранее был уже подготовлен к нему. Я верил, что рано или поздно родители Егора воскреснут и вернуться. Он так этого хотел, так добивался, что они не могли не воскреснуть. Я хотел подняться к нему, но все мои члены сковал страх. Я боялся мертвецов. Я не знал, что думать обо всём этом происшествии. Я решил позвонить ему из дома. Когда я поднялся к себе, меня холодно встретил отец в прихожей.

– Я, конечно, понимаю, что ты уже почти взрослый, – начал он сердито, – но пока ты живёшь с нами, будь добр приходить домой во время. Где это ты шляешься по ночам? Ты знаешь, который час? Мы с мамой уже не знали, что и подумать. Полночь, я его всё ещё нет дома. Рано начинаешь гулять.

Я посмотрел на часы в прихожей. Они показывали без четверти двенадцать.

– Родители Егора вернулись, – сказал я.

– Что ты такое мелешь, – разозлился отец, – да я вижу, что ты пьян. А ну, дыхни.

Отец приблизился ко мне и с шумов вдохнул воздух.

– Так и есть! – воскликнул я. – Пил.

И отвесил мне тяжёлый подзатыльник.

– А ну, живо, иди, раздевайся и ложись спать, – приказал он мне.

Я повиновался. Уйдя в свою комнату, я сбросил одежду и бухнулся на кровать. Голова у меня слегка кружилась, меня клонило ко сну. Но я всеми силами пытался не заснуть. Когда в доме всё стихло и улеглось, я пробрался в ванную и умыл лицо холодной водой. Затем перенёс туда телефон и позвонил Егору. Он взял трубку.

– Как ты там? – спросил я его.

– Нормально, – ответил он спокойным голосом.

– Это – правда, что ты мне сказал? Или решил разыграть?

– Правда, – сказал он. – Сейчас я не могу говорить, поговорим завтра.

– Тебе нужна моя помощь? – спроси я.

– Нет, – ответил он и положил трубку.

Я вернулся в свою комнату, упал на кровать и заснул мёртвым сном.

На следующий день я чуть не проспал в школу. Родители уже ушли на работу, когда я вскочил с кровати и посмотрел на часы. До урока оставалось всего двадцать минут. Быстро умывшись и одевшись, я схватил портфель и без завтрака убежал в школу. В это утро я, как никогда, оценил близость своего дома к школе. Когда я поднимался по лестнице в свой класс, прозвенел звонок. Катя уже сидела на своём месте. Проходя мимо неё, я поздоровался, но она не ответила мне. Её голова была опущена. Сев за парту, я ещё раз бросил на неё взгляд. Она так и сидела, не изменив позы, и смотрела в одну точку перед собой.

Начался урок. Я немного отвлёкся от своих переживаний. А когда наступила перемена, Катя быстро встала и вышла из класса. Я тоже вышел в коридор, но нигде её не увидел. Перед следующим уроком она опять появилась в классе, села не своё место, не глядя на меня. Меня встревожило её поведение. Наши с ней отношения, как будто, вернулись в прежнее состояние, когда она меня не замечала. Но на этот раз она не выглядела высокомерной и холодной. Напротив, я заметил в её движениях напряжённость. Лицо у неё было бледное. Весь урок я провёл в муках, думая о ней. Я почти не слышал объяснения учителя. На вопросы отвечал невпопад, одним словом, вёл себя очень рассеянно. К концу этого урока, я собрался с мыслями и решил объясниться с Катей. Как только прозвенел звонок, и Катя встала из-за парты, я тут же вскочил со своего места и проследовал за ней в коридор.

– Катя, – сказал я чуть дрогнувшим голосом, – я хочу с тобой поговорить.

– Не сейчас, – сказала она, – я хочу побыть одна.

– Но я должен с тобой поговорить, – повторил я настойчиво.

Она остановилась и посмотрела на меня рассеянным взглядом, как на пустое место. «Опять, – подумал я, – опять этот взгляд. Да что такое происходит?!»

– Я тебя обидел? – спросил я.

– Нет, – ответила она, – дело не в тебе.

– А в чём?

– Случилось, что-то странное, – сказала она, – но ты всё равно не поймёшь.

– Почему же? – удивлённо спросил я.

– Я сама этого не понимаю.

– Да что произошло? – спросил я, теряя терпение.

– Вчера поздно вечером одна женщина принесла нам домой моего маленького брата?

– Ну и что? – спросил я её.

– Дело в том, что мой братец умер три года назад. Тогда ему было три года. И женщина нам принесла такого, какого мы тогда его похоронили.

– А я не знал, что у вас было такое горе! – воскликнул я, поражённый этим известием.

– Я никому об этом не говорила, – сказала она. – Когда я пришла вчера поздно вечером, родители даже не заметили этого. Они были заняты малышом, и верили и не верили в то, что он вернулся к нам с того света. Но ещё более странно то, что его принесла одна женщина, которая нас раньше знала. Она тоже умерла вскоре после смерти моего брата. Ты можешь в это поверить?

– Могу, – сказал я, содрогнувшись от холода, пробежавшего по всему моему телу. – Егор мне сказал, что его родители тоже вернулись с кладбища живыми и здоровыми. Ты же знаешь, что они тогда погибли во время прыжков с парашютом.

– Что же происходит в мире? – спросила она, глядя задумчиво сквозь меня. – Неужели это конец света, как написано в Библии.

Я пожал плечами. Разве мог я сказать ей что-то о торсионных полях. Катя удалилась. Я не решился её удерживать. Мне захотелось немедленно разыскать Егора и расспросить его обо всём, но прозвенел звонок, и начался третий урок.

а большой перемене я встретил Егора.

– Ну, как? – спросил я его. – Ты знаешь, что покойники ожили?

– Ещё бы не знать, – сказал он, – когда вы с Катей танцевали, они пришли с кладбища.

– Но это же так неестественно! – воскликнул я.

– Ещё бы, – согласился он, – такого ещё никогда не было. Но я предполагал, что такое может произойти. Поэтому и начал эксперимент.

– Но как это произошло? – спросил я его.

– Вероятно, – подумав, ответил он, – торсионные поля стали порождать вокруг себя иную сферу, то есть, привлекать к себе другие торсионные поля. Пространство и время несколько уплотнились. А среда, окружающая наш посёлок, стала неким средоточием проявления скрытых инерционных сил, которые до этого находились в заторможенном кинетическом состоянии, которое можно ещё назвать сонным. Прошлое совместилось с настоящим временем, а общее торсионное поле стало активизировать те поля, которые как бы некоторое время назад исчезли. Как я думаю, под влиянием нашего аппарата вчера произошло необычное явление. И гроза, и ливень совсем не походили на те дожди и грозы, к которым мы привыкли.

– Ты же знаешь, что грозы осенью у нас явление редкое, почти невозможное, – согласился я с ним.

– Так вот, – продолжал он, – уплотнение торсионными полями атмосферы вызвали то, что можно назвать одним словом, пробуждение. Мёртвые пробудились.

– Как?! – воскликнул я с удивлением, – они встали из могил и отправились по домам.

– Нет, – ответил он, – здесь процесс был намного сложнее. Вода, падающая с неба, под действием торсионных полей стала скручиваться в определённые сложнейшие структурные строения, которые несли с собой слабые торсионные поля умерших людей. Эта тонкая энергия, назовём её, слабая пульсация эфира душ умерших, преобразовалась в материю под воздействием этих полей. То есть из воздуха и воды было произведено то, что когда-то было в единении, как цельный организм в сочетании души и тела.

Ты хочешь сказать, что все мёртвые, не вышли из земли, а родились из атмосферы, как грибы?

– Вот именно, – сказал он, – торсионное поле копировало то, что когда-то уже существовало. Ведь что мы собой представляем? Во всяком случае, мы представляем собой не тело, а нашу душу. Наше тело как кожа, которую сбрасывает змея, перерождаясь. Это я понял вчера после разговора с моими родителями. Они помнят хорошо всё, что с ними случилось в тот день, когда они погибли. Потом у них провал в памяти. И вдруг они оказываются сидящими на своих могилах в сильный ливень. Вокруг них полно народу. Вначале, они не могут ничего понять. Но потом до них доходит весь смысл происходящих событий. Они не знают, радоваться или огорчаться тому, что они получили жизнь. Я вчера их трогал, они из плоти и крови, всё у них функционирует нормально, они дышат, у них бьются сердца. Они самые настоящие живые люди.

– Что же тогда лежит в могилах? – спросил я его.

– Вероятно то, что осталось от их прежней жизни. Ведь мы смотрим на свои отрезанные волосы, ногти и отпавшую кожу, не как на себя, а как на то, что у нас отмирает, уступая место новому.

– Всё, что ты говоришь, убедительно, – сказал я, – но всё же у меня закрались сомнения. Те ли это люди, которые были раньше.

– Можешь не сомневаться, – сказал он, – Они, абсолютно, те же самые люди. Ведь после сна мы просыпаемся теми же людьми, какими были до засыпания. Ничего не изменилось. Просто человек застыл, а потом ожил, получив новое тело.

– Вот это-то меня и смущает, – сказал я. – По теории…

– Да что теория! – воскликнул он. – Разве не помнишь из литературы: «Суха, мой друг, теория везде, а древо жизни пышно зеленеет!»

– Что же будет дальше? – спросил я его. – Как они впишутся в общество? Ведь общество их давно вычеркнуло из своей жизни.

– Хорошо впишутся, – сказал он. – Дело в том, что в нашем посёлке почти в каждой семье кто-то из родных раньше умер. Сейчас они все ожили, и для многих – это большая радость. Ведь те, кто умерли, имели много близких людей. Никто и шума поднимать не будет. Вначале их будут прятать ото всех, как это уже делают, а потом постепенно вернут в наше общество.

– А документы? – спросил я. – Свидетельства о смерти?

– Сожгут, – ответил он, – устроят пожар и сожгут всё, что нужно сжечь. Ведь ни только мои родители ожили. Вернулась любимая жена директора завода. Он долгое время был вдовцом, оплакивая её. Неужели ты думаешь, что он не обрадовался ей. Да он сделает всё возможное, чтобы никто и пикнуть не смел, что она когда-то умирала. У главного инженер – отец и мать. У главного технолога – брат. Сейчас этим секретов весь наш посёлок повязан. Никто шуметь не станет. Мои родители вернутся на завод, и будут работать там по-прежнему. Они вчера уже об этом говорили. Ещё вчера они все на кладбище договорились помогать друг другу.

Что же будет с их могилами?

– Закрасят все плиты какой-нибудь несмываемой краской. Уничтожать кладбище, я думаю, не надо, чтобы не наводить подозрение на это дело. А так, скажут, что прошёл кислотный дождь и все имена и фамилии выел начисто.

– Вот как? – похвалил я. – Хорошо придумано.

– А что скажет бабушка, когда вернётся из деревни? – спросил я его.

– Бабушка только порадуется за них, – ответил он и добавил, – так же как я. С вчерашнего дня я уже не сирота.

Прозвонил звонок, и мы с Егором отправились на урок.

Вечером, когда домой вернулись родители, и мы втроём сели ужинать, отец меня спросил:

– Это правда, что родители Егора вернулись домой?

Я молча кивнул головой.

– Я тебе вчера не поверил, – сказал он, – думал, что ты напился. Но сегодня я услышал в компрессорные такие разговоры, что волосы на голове вставали дыбом несколько раз.

– И я тоже услышала много интересного, – призналась мать.

Я им ничего не сказал.

– Если всё это правда, – продолжил отец, – то конец света не за горами.

– Ты думаешь? – усомнилась мать.

– Если мёртвые приходят с кладбища, то это – неспроста.

Я постарался быстро закончить ужин и ушёл в свою комнату. Включив компьютер, я долго смотрел на моих небесных тварей и решил: «Раз родители Егора вернулись домой, то их нужно убрать с небесной тверди». Мне не хотелось уничтожать моих юрких подвижных дракончиков, поэтому я решил поменять им лица. Порывшись в своих альбомах, я отыскал фотографию, на которой мы, улыбающиеся, снялись с Егором в обнимку на пикнике в лесу. Я отсканировал эту фотографию, разделил лица и прилепил их к моим драконам. Получилось, что один дракон – это я, а другой – Егор. Позабавившись этой метаморфозе, я остался доволен. Итак, в виртуальном мире мы с Егором оказались окружёнными ангелами и всякими там тонкими сущностями.

Камеры, установленные на нашей летающей тарелке, по-прежнему ничего интересного не показывали. Сама тарелкам вела себя спокойно. Она больше не летала по небу, а тихо и мирно вырабатывала своё общее торсионное поле. В этот вечер случилось ещё одно событие. В дверь нашей квартиры вечером кто-то стал скрестись. Когда отец открыл дверь, в коридор вбежал наш радостный пёс Альдебаран, который исчез несколько лет назад. Он стал проявлять признаки радости своим лаем, вилять хвостом и лизать нам руки. Увидев его, мы все очень удивились. Мы его уже забыли, а он нас всё ещё помнил. За это время он совсем не изменился. Оставался таким же, как и раньше, только немного похудел, и больше стал походить на пуделя, чем на дворнягу. Я обласкал его, хотел покормить, но он не взял ничего в рот. Вероятно, был сытым, решил я, но позже заметил, что он, вообще, ничего не ел.

Я решил прогуляться с ним. Когда же я вышел с ним на улицу, то подумал, что пудель вернулся к нам неспроста. Значит, в то время он никуда не сбежал с дворнягой, как мы предполагали, а где-то погиб. И сейчас торсионное поле вернуло его нам. Выйдя в сквер, мы некоторое время погуляли с ним возле памятника вождю революции, которому уже приделали голову. С того самого места я посмотрел на крышу нашего дома. Летающая тарелка по-прежнему мирно покоилась на козырьке слухового окна и издалека походила на параболическую антенну. Я представил, что стали бы делать жители нашего посёлка, если бы узнали, что все чудеса происходят от неё. Возможно, что её сбросили бы с крыши. А может быть, все добровольно подключились бы к нашему с Егором эксперименту. И тут я вспомнил рассказ Егора о молдавском эксперименте, когда вначале в ловушку стали попадать насекомые, а затем и грызуны, мелкие животные и даже змеи. Наш торсионный агрегат вернул к жизни людей, уже возвращает животных. Кто же следующий на очереди? Не воскресит ли он динозавров и мамонтом, или каких-нибудь ещё доисторических животных? Я с опаской покосился на крышу нашего дома.

И тут я увидел в сквере Катю, которая гуляла с малышом. Белокурый малыш бегал, прыгал, скакал, взбирался с ногами на скамейки, опять прыгал, одним словом, давал выход своей детской энергии. Я подошёл к Кате и поздоровался.

– Вот, – сказала она, – это мой маленький братец. Вышли погулять. Пока он не устанет, не заснёт.

– А я гуляю с собачкой, – сказал я.

– Симпатичный пёсик, – сказала Катя.

– А у тебя брат миленький, – заметил я, и только потом сообразил, что не к месту сделал такой комплимент. Получилось так, что я как бы сравнил его со своей собакой.

Но Катя не обратила на это внимание. Она смотрела за своим братом и поминутно что-нибудь ему говорила:

– Ну, куда ты лезешь? Не видишь, что там грязно. Не вздумай забраться на дерево. Упадёшь, что-нибудь себе сломаешь.

В сквере вокруг нас росли тополя. Альдебаран подбежал к малышу, обнюхал его и лизнул в щёку.

– На место, – крикнул я ему, хотя я и не знал, где его место.

Малыш погладил собаку и обнял её за шею.

– Я её видел, – сказал малыш.

– Где же ты её видел? – удивилась Катя.

Мне было тоже интересно это узнать.

– Видел и всё, – упрямо заявил малыш.

Я подумал, что собака исчезла приблизительно в то же время, когда умер этот малыш. Может быть, они встречались где-то там, в другом мире.

Малыш стал играть с собакой. Он бросал тополиную ветку, и Альдебаран приносил её к нему. Я удивился тому, что малыш бросал ветку довольно далеко, что вряд ли смог бы сделать это маленький мальчик его возраста.

Катя смотрела на него с грустью и любовью. И я в этот момент испытал сложное чувство. С одной стороны, мне было приятно, что я вернул Кате любимого братца. То, что она его любит, я не сомневался. Но, с другой стороны, всё так выглядело неестественно. Братец, которого похоронили и оплакали, вдруг опять появился рядом с ней. Как видно, и Кате эти мысли не давали покоя. Потому что она спросила меня об этом.

– Ты такой умный, – сказала Катя, глядя на меня грустными глазами, – скажи мне, что ты обо всём этом думаешь?

– Я умный? – удивился я. – Что-то раньше я за собой этого не замечал.

– Не скромничай, – сказала Катя, – все в нашем классе считают тебя умным.

– И ты тоже? – спросил я её.

– И я тоже, – ответила она.

Это мне было приятно слышать. Но я не мог ей рассказать всего, что знал. Я должен был хранить тайну.

– Не знаю, – ответил я, – у меня у самого от всего этого голова идёт кругом.

Сказав это, я невольно посмотрел на крышу нашего дома. Там стоял агрегат, который всё больше и больше закручивал наши головы в своём торсионном поле.

– Но от такого можно сойти с ума, – сказала она.

– Я думаю, что мы уже давно все сошли с ума, – ответил я ей.

Мы немного помолчали. Затем Катя сказала:

– Мои родители хотят отдать его в детский сад, но не в тот, в который он ходил раньше, а в другой.

– Почему? – спросил я её.

– Потому что те дети, с которыми он начинал ходить в младшую группу, уже ходят в старшую. А на следующий год все они пойдут в школу. Он же за это время нисколько не вырос. Если они его увидят и вспомнят, то возникнут разные вопросы. Нам тоже будет сложно объяснить ему, почему они вдруг все выросли, а он нет.

– М-да, – сказал я, – странные дела происходят в нашем посёлке.

– И не говори, – ответила Катя, – та женщина, которая принесла с кладбища брата, вернулась в свою семью, а её муж за это время уже женился на другой женщине. А у этой женщины от мужа остались дети, которые живут с мачехой. Представляешь, что получилось?

– Да, – сказал я, – и как же они разобрались меж собой.

– Пока никак, – ответила Катя, – обе женщины сейчас спят под одной крышей.

– Вот оно что, – сказал я. – Забавно.

– Ничего не вижу в этом забавного, – разозлилась Катя. – Всё так перепуталось в нашей жизни.

– Это уж точно, – сказал я ей.

Катя позвала брата, и они отправились домой. Я со своим Альдебараном тоже вернулся к себе. Стемнело. Я позвонил Егору и сказал, что хочу с ним встретиться. Мы условились увидеться на крыше.

Когда я вылез на крышу, Егор был уже там:

– Ну? – спросил я его, рассказав о возвращении моей собаки. – Как тебе всё это нравится? Не лучше ли нам прямо сейчас отключить наш агрегат?

– Ни в коем случае! – рьяно запротестовал он. – Эксперимент только начался. Мы все уже пожинаем кое-какие плоды. Многие вернули своих близких людей. Разве это не хорошо?

– Не знаю, – ответил я. – Возникли разные сложности.

И я ему рассказал о женщине, вернувшейся домой, и нашедшей на своём месте другую женщину.

– Но её дети перестали быть сиротами, – сказал Егор, – разве это не положительный факт?

– Так-то оно так, – согласился я с ним, – но не потеряют ли они её опять?

– Вот поэтому мы и не должны отключать этот агрегат, – сказал он, кивнув на нашу летающую тарелку.

– А что будет дальше? – спросил я его.

– Будущее покажет, – ответил он. – Пока мы регулируем ситуацию. Но я бы ни за что не хотел потерять своих родителей вновь.

– Кстати, – спросил я его, – как они себя чувствуют?

– Пока ничего, – ответил он. – Но иногда, я заметил, грустят.

– Почему? – удивился я.

– Не знаю, – ответил он. – Но мне кажется, что они уже где-то побывали, где им было хорошо. Может быть, скучают по тому месту, откуда они пришли.

– Неужели им здесь хуже, чем там? – удивился я.

– Не думаю, – сказал он, – но они мне ничего не рассказывают о том, где побывали. Может быть, не помнят, а может, не хотят говорить.

Ночь была тихая и тёплая. Мы с Егором лежали на крыше и смотрели на звёзды. Рядом с нами чуть слышно работало наше торсионное устройство, накапливая своё единое поле, которое по замыслу Егора должно было изменить мир. Вдруг я заметил высоко в небе крутящиеся светлячки.

– Что это такое? – спросил я Егора.

– Где? – повернул он голову по направлению моего указательного пальца.

– Ты это видишь? – спросил я его, чтобы удостовериться, что это мне не мерещится.

– Вижу, – ответил он.

Я сосчитал их. Светлячков было восемь. И я тут же вспомнил об игре небесных сущностей на экране моего компьютера с нашей летающей тарелкой, о том, как мне удалось вернуть наш агрегат на место.

– Ты закрепил наш аппарат? – спросил я его.

– Зачем? – сказал он. – Если он решит улететь куда-то, то ни одна сила ему не помешает это сделать. Ты ещё не представляешь, с чем мы имеем дело. Если даже мы прикрепим его накрепко к нашему дому, то он поднимется в небо вместе с нашим домом. На него действуют совсем иные физические силы, не те, к которым мы привыкли здесь на земле.

– Может быть, нам всё это прекратить, – сделал я робкое предложение.

– Не трусь, – ответил он, – ведь мы стоим на пороге великих открытий, которые изменят всю нашу жизнь.

– Но мы не знаем с тобой, хотят ли люди этих перемен, – заметил я.

– Они не знаю ещё, какие возможности перед ними открываются. Если этот эксперимент закончится удачно, то они смогут очень просто ступить в космос и стать высшими существами. Я считаю это великой целью.

Я не стал с ним спорить. Вскоре мы спустились с крыши и отправились по домам.

Перед сном я посмотрел в компьютере на свои кружащиеся в небе сущности и заметил, что некоторые из них поменяли свою наружность. Я не придал этому особого значения, так как устал и перестал всему удивляться.

На следующий день по всему нашему городку были расклеены афиши, которые большими красными буквами сообщали.