Наш эксперимент

– Что ты имеешь в виду? – попросил я пояснить его мысль.

– А то, – сказал он, – что мы стоим на пороге прорыва в другое измерение. Ты слышал о необычных результатах экспериментов итальянского исследователя Лучиано Бокконе?

Я покачал головой.

– Он с помощью специальных приборов сфотографировал в небе загадочные невидимые глазом существа и назвал их «критеррами», что в переводе означает «твари». Это эфирные формы жизни, попавшие к нам из параллельного пространства.

– И как же они к нам попали? – спросил я, думая о своих компьютерных рисунках.

– Очень просто, – ответил он.

– Наша страна, Америка и Англия во время гонки вооружения произвели около тысячи ядерных испытаний. Вероятно, после каждого из таких испытаний образовывалась брешь в иной мир, через которую эти эфирные твари и проникали к нам. А вот сейчас мы при помощи нашего устройства активизировали торсионные поля, которые их и привлекают к себе.

Я улыбнулся и ничего ему не сказал, подумав, что вот из-за такого недостатка информации наши учёные частенько впадают в ошибки. Я не стал ему ничего говорить, разуверять в его убеждениях, потому что боялся, что между нами может возникнуть недоверие. С этого момента я стал тайно как бы вести свою игру. Мы ещё некоторое время поговорили. Прозвенел звонок, и мы отправились на урок, каждый – в свой класс.

После школы, придя домой, я решил проверить правильность своей собственной теории. Найдя в «Эзотерической энциклопедии» описание разных существ, я сканировал и запустил в компьютер восемь таких образин, как рыбок в аквариум. У меня получилось на экране самое настоящее сказочное царство. Здесь были и ведьма, и чёрт, и рогатый пан, и кентавр с луками и стрелами, и прочие импозантные твари, одним словом, весь исторический арсенал человеческой фантазии, хранившейся в памяти народов уже несколько тысячелетий.

Некоторое время я забавлялся тем, что рассматривал их плавающими в небе над нашим городком. Затем я отправился в спортзал, чтобы проверить свои способности забрасывания мечей в корзину. В спортзале я так увлёкся игрой, что пробыл там до самого вечера. Уставший и счастливый я возвращался домой. Кати в этот день в спортзале не было, и я очень сожалел, что она не могла меня видеть в игре. Из-за неё я и проторчал там до вечера в надежде, что она придёт и увидит мои успехи. Как и раньше, равным мне по закидыванию мячей с дальнего расстояния не было. Когда я возвращался домой, то заметил в сквере некоторое оживление. Там стояла приличная толпа народа и что-то оживлённо обсуждала. Я приблизился к ним, и услышал их разговор. Пожилая женщина говорила возбуждённым голосом:

– И никакой это не вандализм. Я видела всё это собственными глазами.

– А что произошло? – спросил, только-что, подошедший мужчина у молодой женщины.

– Да, кто-то средь бела дня отсёк голову Владимиру Ильичу. Вон она валяется у пьедестала.

Я посмотрел на статую вождя и увидел Владимира Ильича Ленина обезглавленного.

– Кто же это мог быть? – возмутился мужчина. – Хулиганьё! Уже ничего святого не осталось. Таких негодяев нужно хватать и сечь прямо на месте принародно.

– Я же вам говорю, что видела всё собственными глазами, – опять раздался голос пожилой женщины. – Это были ни дети, ни подростки и ни хулиганы. Вот никто мне не верит. Я вышла на балкон вывесить бельё, и тут услышала шум. Я вон там живу.

И женщина показала в сторону, противоположную от нашего дома.

– Так вот, я вышла на балкон, и тут грохот. И тут же что-то упало тяжёлое на землю. Грохот такой получился. В это время возле памятника никого не было. Могу вам поклясться и покреститься на крест.

– Так что же произошло? – недоверчиво спросил у неё мужчина. – Голова сама, что ли, отвалилась?

– Я уже говорила всем, а мне никто не верит, – обиженно говорила женщина. – Я видела летающую тарелку. Это она подлетела и срезала голову Ленину.

– И где же эта тарелка сейчас? – спросил мужчина.

– Улетела, – заявила женщина, – она, что же, будет вас дожидаться?

– Почему же её никто другой не видел? – спросил пожилой мужчина с седой бородкой.

– А я почём знаю? – ответила женщина. – Может быть, кто-то и видел её, но боится признаться, ведь все утверждают, что летающие тарелки не существуют. Свидетели бояться признаться, наверное, думают, что их осмеют. А мне наплевать. Я женщина простая. Говорю то, что видела собственными глазами. Видела, как тарелка улетела за кинотеатр «Родина».

– А откуда она прилетела? – спросил молодой мужчина в очках.

– Этого я не знаю, – сказала женщина, – я обратила на неё внимание только после грохота. Милиционер записывал у меня показания, но когда я ему сказала, что летающая тарелка срезала голову Ильичу, он закрыл свой блокнот и посмотрел на меня как на сумасшедшую. Но я нормальная. Это все знают. Спросите моих соседей. Почему мне никто не верит?

Я украдкой посмотрел на крышу нашего дома, и не увидел там нашего торсионного аппарата.

Вот дела! – подумал я. – Неужели наша тарелка, в самом деле, улетела? Не может этого быть. Я вышел из толпы тут же пошёл к Егору.

– Ты уже всё знаешь? – спросил он, открыв мне дверь.

Он выглядел несколько озабоченным. Мы прошли в его комнату и заперли дверь, хотя бабки дома не было.

– Что произошло? – спросил я его.

– Тарелка улетела, – сказал он.

– Я это уже понял.

– А где ты был? – спросил он меня.

– В спортзале, – ответил я, – видишь, не успел ещё переодеться. А когда это случилось?

– Часа два назад, – ответил он.

– И что ты думаешь по этому поводу? – спросил я его.

– Мы чего-то не учли, – сказал он. – Я полагал, что наш аппарат будет постепенно накапливать вокруг себя общее торсионное поле, и мы сможем его контролировать с помощью наших компьютеров. Но получилось всё не так, как мы задумали. Я лазил на крышу, осматривал место, где он был установлен, и увидел, что крепления все сорваны, а провода оборваны. Представляешь, какая-то сила унесла его с крыши. Я думал, что он где-то тут же и упадет, но он улетел, не ведомо куда. Связь с ним потеряна. Да и какая может быть связь с этой летающей сейчас тарелкой, когда камера была присоединена к нашему компьютеру простым шнуром. Это моя вина, не предусмотрел такого поворота дел.

– Ты видел, как она сбила голову статуи? – спросил я его.

– Нет, – ответил он, – но слышал от одной тётки. Я был в сквере сразу же после того, как всё это произошло. Хорошо хоть что ей никто не поверил. А то бы у нас были крупные неприятности. Кстати, хочу предупредить тебя, что если всё это раскроется, нам с тобой не поздоровится. Поэтому в наших интересах – держать язык за зубами. Ещё не известно, что натворит эта тарелка, вырвавшаяся на волю, или как говорят в армии, вышедшая на оперативный простор.

О чём ты говоришь? Я никому – ни гу-гу. Могила! Но что мы будем делать дальше?

– А что делать, – задумчиво произнёс он, – будем считать этот эксперимент наполовину удавшимся, и начнём строить новую тарелку уже более предусмотрительно и основательно.

– Ну, уж ты меня от этого уволь, – запротестовал я. – у нас и так большие неприятности. Ещё не известно, чем вся эта история закончится.

– Ты прав, – сказал он, – неприятности могут быть большими. Но не останавливаться же нам на полпути. Если мы сказали: «А», то нужно говорить: «Бэ», иначе вся наша работа не будет иметь смысла.

– Она уже не имеет, – сказал я, – слишком дорого нам эти эксперименты обходятся.

– М-да, – сказал Егор, – жалко тарелку. Улетела, и не сказала нам, куда. Но странно всё это, как будто ею кто-то управляет. Не может же она ожить сама?

– Не знаю, – сказал я, – в этом эксперименте много странностей.

– Этим он и привлекателен.

Я встал и направился к двери. Взявшись за ручку, я ему сказал, не поворачивая головы:

– На меня больше не рассчитывай в этом деле.

Сказал и тут же вышел от него.

Вернувшись домой, я принял душ и сел с родителями ужинать.

Отец спросил меня:

– Ты не знаешь, кто оторвал голову вождю мирового пролетариата?

Я пожал плечами. Мать молчала.

– Ну, что за сволочи! – возмущался отец. – Если не нравится кому-то его учение, это ещё не значит, что ему нужно обязательно отрывать голову. Сами-то ничего лучшего пока ещё не придумали.

Отец у меня был старой закалки. Чтобы не спорить и не попадать впросак, я быстро покончил с ужином и удалился в свою комнату.

Включив компьютер, я некоторое время рассматривал Катины фотографии, затем переключился на картинку съёмок нашего городка сверху. Было полнолуние, и небесная подсветка хорошо освещала крыши домов и окрестности нашего города. Улицы его по-прежнему заливал электрический свет. Я навел объектив на наш дом и увеличил масштаб, место над слуховым окном возле квартиры Егора сиротливо пустовало. После ввода мной в ночное небо новых ужасных криттеров движение тонких сущностей стало более интенсивным и беспорядочным.

Некоторое время я бездумно наблюдал за хаотичным движением созданных мной тварей. И вдруг меня словно кто-то стукнул по голове. Я вдруг понял, почему они так суетятся и носятся по небу над нашим городком. Их движения не были хаотичными, а напоминали слаженную игру двух противоборствующих команд. Движение происходило как бы на площадке между нашим посёлком и авиазаводом. Я обратил внимание на две высоченные трубы. Одна располагалась сразу же за нашим домом у бани на пригорке, а другая стояла на территории авиационного завода. Возле обеих труб чернели крыши котельных. Все эти небесные твари, созданные мной, суетились между этими двумя трубами. Можно было подумать, что они играют в баскетбол. Я внимательно присмотрелся к направлениям перемещения их движения и вдруг разглядел маленькую белую точку. Она, вероятно, отражала лунный свет, поэтому и была видна. В темноте я бы не разглядел её. Я стал увеличивать масштаб, стараясь не упускать её за рамки объектива, и убедился, что это была наша летающая тарелка. Небесные сущности играли ею как баскетбольным мячом, стараясь закинуть её в одну из двух высоченных труб. Это походило на самый обыкновенный баскетбольный матч.

Так вот, значит, кто сорвал наш торсионный агрегат с крыши, подумал я. Значит, это они приспособили его вместо баскетбольного мяча и начали свою игру, нечаянно отбив голову статуи на сквере. Что не случается в игре! Кому-то мяч прилетает в голову, кому-то – в шею и отсекает голову. Но тут же мне пришла в голову и другая мысль: «А, может быть, это сама наша летающая тарелочка, загрузившись электроэнергией, и создав большое торсионное поле, взмыла в небо и оживила моих спроектированных в небесной тверди сущностей. Может быть, это она их растормошила и гоняет между двумя трубами. Как бы там не было, но я с радостью констатировал, что наш аппарат никуда не делся, более того, он вытворяет в небе такие чудеса, которые никому и не снились.

«Но как вернуть его на место?» – пронеслась у меня в голове мысль. Я мышкой навел стрелку на летающую тарелку и попытался её удержать, но она ловко ускользала от меня, делала прыжки в сторону, зигзаги, резкие повороты и круги. Как видно, моё вмешательство в игру внесло замешательство в обе команды. Одни не могли понять, что происходит, другие, пытаясь овладеть мячом, терпели неудачу. Однако дважды команде драконов и ангелов всё же удалось забросить мяч в трубу авиазавода. Не знаю, как так получилось, может быть, мне удалось поймать мышкой эту тарелку, может быть, игра уже закончилась, а может быть, самой тарелке надоело носиться по небу, но, в конце концов, я подцепил тарелку на свою стрелку и сопроводил ей до слухового окна нашего дома. Посадив её на крышу, я тут же, захватив с собой фонарик, полез на крышу по нашему чердачному входу.

Из подъезда Егора вела другая лестница на чердак, однако чердак был общим, и туда можно было проникнуть двумя путями. Дойдя до слухового окна возле квартиры Егора, я вылез на крышу и с радостью обнаружил нашу летающую тарелку на своём старом месте. Моему торжеству не было предела. Мне удалось вернуть её на своё место. Правда, я тут же подумал, а может быть, тарелка сама вернулась, потому что её батареи разрядились в небе, и ей необходимо было получить новый заряд. Я подсоединил к ней питание, и она опять заработала. Осмотрев её со всех сторон, я заметил на корпусе у неё вмятину, возможно, этим углом она и задела статую в сквере.

Спускаясь с крыши, я злорадно торжествовал. И всё же я был на голову выше Егора, хоть он и считался умником, и теоретически мог меня положить на обе лопатки, но зато я превзошёл его практически. Я знал больше его о сути вещей, и почему-то не хотел с ним делиться своим секретом. Хоть в этом я мог его в чем-то превзойти. Я не стал ничего говорить Егору о возвращении тарелки. Не стал ему звонить по телефону, да и было уже довольно поздно. Он мог уже лечь спать. Подумал, что скажу завтра.

Придя домой, я посидел ещё некоторое время за компьютером, порадовался своей победе, глядя на вернувшуюся тарелку на крыше нашего дома с американского спутника из космоса. Небесные сущности лениво двигались по экрану компьютера, казалось, что они устали после напряжённой игры и засыпали на ходу. К тому же они держались уже кучно, одна команда двигалась в районе авиазавода, а драконы с ангелами кружили над нашим засыпающим посёлком. Я посидел ещё некоторое время на балконе, любуясь полной луной, а потом пошёл спать.

Только уснул, раздался телефонный звонок и разбудил меня. Отец засобирался на работу. Я выглянул из своей комнаты и спросил:

– Что случилось?

– Спи, – сказал он сердито, – ничего не случилось.

– Какая-нибудь авария на заводе? – спросил я.

Мать тоже стояла рядом с отцом и задала ему свой вопрос:

– Может быть, это просто шутка и тебя кто-то решил разыграть?

– За такие шутки я любому рога обломаю, – зло ответил отец, – среди ночи так не шутят.

– Да что произошло? – всполошился я.

Мать посмотрела на меня сонными глазами и сказала:

– Какая-то глупость, или недоразумение. Позвонили их начальству из соседней ракетной части, прикрывающей завод, и сказали, что засекли на своих радарах странные вещи, которые происходят рядом с заводом. Чудеса, да и только! Говорят, что на реке рядом с аэродромом появился американский авианосец, и его атакуют всё те же японские самолёты, которых многие видели во сне. Начальство объявило тревогу. Вот отца и вызывают на его рабочее место. С ума все посходили.

Я юркнул в свою комнату и залез под одеяло, сделав вид, что сплю. Как только отец ушёл, и всё улеглось в доме, я, крадучись, пробрался в прихожую, взял с полки телефон и отнёс его в свою комнату, насколько позволял шнур. Залез с телефоном под одеяло и стал звонить Егору.

– Что случилось? – спросил он меня довольно бодрым голосом.

– Ты ещё не спишь? – спросил я его.

– Нет, – ответил он, – играю в воздушный бой.

– Сейчас же прекращай, – сказал я ему шепотом.

– А что произошло? – спросил он встревожено.

– Твою игру засекли военные радары. Моего отца вызвали по тревоге на работу. Думают, что возле завода происходит воздушный бой. Кончай играть.

– А ты не шутишь? – спросил он меня.

– Откуда бы я знал, что ты играешь в такой поздний час?

Я положил трубку и на цыпочках отнёс телефон в прихожую. Некоторое время я не мог уснуть, думая о происшедшем. Затем сон сморил меня, и я провалился в бездну без всяких снов. Под утро отец пришёл с завода не выспавшийся и раздражённый. Он сразу же лёг спать, объявив матери, что до обеда их отпустили с работы.

увствуя за собой вину, я долго провозился в ванной со своим умыванием, боясь, что могу выдать себя чем-нибудь в разговоре с родителями. Затем, наскоро перехватив бутерброд, убежал в школу. Мать уже ушла на работу, а отец спал. В школе только и был разговор о ночной тревоге. Многих родителей вызвали этой ночью на работу прямо из постелей. Егор сам нашёл меня на перемене и сказал:

– Знаешь, что наша тарелка вернулась.

– Нет, – соврал я. – Когда это произошло?

– Не знаю, – ответил он. – После твоего звонка я полез на крышу, чтобы понять, как мой компьютер могли засечь военные радары, и увидел там нашу тарелку. Представляешь? Она стояла на том же месте, где мы её установили. И к ней были подсоединены все провода. Уму не постижимо. Не могла же она сама подсоединить себя к системе питания и связи с нашими компьютерами. Как говориться, возвращение блудного сына. Во всём этом деле столько неясностей и загадок, что голова идёт кругом. Кстати, раз уж наша тарелка самопроизвольно взлетает, я решил присоединить к её видеокамерам миниатюрные передатчики. Сейчас они будут нам передавать всю информацию не по проводам, а напрямую, как по мобильной связи. И ещё, я убавил ей обороты вращения дисков, чтобы она больше не срывалась с места.

– Ты слышал о переполохе на заводе? – спросил я его.

– Ещё бы, все об этом только и говорят, – вздохнув, сказал он.

– А тебе не кажется, что вся вина за эти события лежит на нас?

– Так оно и есть, – сказал он, – но я же не знал, что тарелка вернулась. С сегодняшнего дня я поклялся себе больше никогда не прикасаться к этим играм.

Вечером Егор сообщил мне, что установил на видеокамерах тарелки миниатюрные теле-радио-передатчики, и мы можем наблюдать за тарелкой во время её движения в радиусе пятидесяти километров.

– Раз уж она летает самопроизвольно, – добавил он, – то я также усовершенствовал ей более лёгкое подключение к источнику электроэнергии, вмонтировав его в конус, на который она может упускаться. Всё Тип-Топ, лучше, чем на какой-то там базе на мысе Канаверал во Флориде. Иногда меня охватывает гордость за то, что мы с тобой, обыкновенные пацаны, создали нечто такое, что никому не приходило в голову. Тысячи ученых и инженеров ломают голову, как им решить ту или иную проблему, а мы с тобой, можно сказать, из ничего, из отходов с мусорной свалки собрали летающую тарелку, и она у нас летает над городом, как хочет. А ты хочешь, чтобы мы прекратили наши эксперименты. Да мы скоро с тобой, если всё так пойдёт у нас, узнаем всю подноготную Вселенной с её помощью.

– Ну-ну, – сказал я, выразив всем своим видом сомнение. – Ещё не известно, что из всего этого выйдет.

Егор сообщил, что его бабка уехала на несколько дней в деревню к родственникам, и что он полностью предоставлен самому себе.

– Тогда пошли в спортзал, – предложил я ему, – поиграем в баскетбол.

– В баскетбол я не играю, – сообщил он, – но попробовать можно. Это не очень сложная игра.

Мы оба отправились в спортзал. Там тренировалась женская команда, но нас приняли в игру. Катя была капитаном команды. Увидев нас с Егором, он пошутила:

– А вот пришли новички. Давайте их возьмём в нашу девичью команду.

Я смутился, а Егор, как ни в чём, шутливо возразил ей:

– А что? Неплохая идея. Хоть я не имею играть, а мой друг только начинает тренироваться, но могу поспорить, что если мы будем играть даже в самой слабой команде, всё равно у вас выиграем.

– Вот и хорошо, – сказала Катя, – сейчас мы проучим хвастунов.

Она разделила девочек на две команды. Мы попали в самую слабую команду, и игра началась. Внутренне я радовался, что опять играю с Катей и очень неплохо. С самого начала счёт повели мы. Я забросил три меча с середины поля. Егор пару раз промазал, но затем стал класть мячи в корзину так же метко, как и я. Нашим девочкам не приходилось много бегать. Как только мяч попадал им в руки, они тут же перебрасывали его нам, и мы снайперски отсылали его в корзину с любой точки поля. Чем больше счёт увеличивался, тем больше злилась Катя, она кричала на своих лучших подруг за каждый их промах, а те делали ещё больше ошибок.

Мы чувствовали, как атмосфера в зале накаляется. В воздухе трещали электрические разряды, но нас это только раззадоривало. Мы носились по залу как угорелые. Можно было удивляться, откуда только у нас бралась скорость и сноровка. Ни я, ни Егор абсолютно не были спортсменами. Мы так увлеклись, что вздрогнули от неожиданности, когда в зале заходили пол и стены ходуном, а стекла зазвенели. Где-то в коридоре или раздевалке разбилось окно. От грома содрогнулось всё здание, молния прорезало небо такой вспышкой, что внутри зала всё засияло. Девочки от ужаса завизжали и в страхе забились в угол. Игра сразу же прекратилась. У нас с Егором мороз прошёл по коже. На улице хлынул такой ливень, что из-за стены воды ничего не было видно в двух шагах. Такого у нас ещё никогда не случалось.

– Что же делать? – кто-то вскричал из девочек. – Как мы пойдём домой?

Мы стояли у окон и смотрели, как небесные хляби разверзлись, обрушив на наш город водяные потоки. Ни у кого из нас не было ни плащей, ни зонтов. Когда мы шли на тренировку, на небе не было ни облачка. Мы сразу же с Егором подумали одно и то же. Наши эмоции в спортзале преобразовали атмосферную энергию в осадки. Никто из девочек этого не подозревал, но мы были физиками и математиками, мы это знали точно, потому что тайно производили очень опасный эксперимент в городе. Девочки ушли в раздевалку и стали собираться домой. Мы с Егором тоже переоделись и стояли у выхода, дожидаясь, когда кончится дождь. Катя стояла рядом с нами и как-то очень грустно смотрела на льющуюся потоками воду.

– Мы можем тебя проводить немного, – сказал я ей.

У меня хватило на это смелости, потому что рядом со мной был Егор.

– Спасибо, – сказала она.

В её тоне я не почувствовал отказа.

Дождь прекратился внезапно, так же, как и начался. И девочки с криками бросились гурьбой врассыпную в разные стороны по домам, разбиваясь попарно или в тройки, перепрыгивая через лужи, смеясь, и возбуждённо о чём-то болтая. Мы с Катей и Егором втроём чинно прошли школьный двор, вышли на улицу и направились к скверу. Как только мы дошли до сквера, опять начался сильный дождь.

Давайте забежим ко мне и переждём ливень, – предложил Егор, – у меня всё равно нет никого дома. Бабка уехала в деревню. Я сейчас живу один. Напою вас чаем.

К моему большому удивлению Катя не отказалось от его предложения. Ещё несколько дней назад она проходила мимо нас, сидящих на скамейке, и не удостоила нас взглядом, а сейчас она не только шла рядом с нами, но и согласилась выпить с нами по чашке чаю. В душе я блаженствовал от такой перемены. Мы поднялись к Егору на пятый этаж и в прихожей сняли насквозь промокшую обувь. Катя прошла в гостиную и устроилась на диване. Егор включил музыку. Я пошёл с ним на кухню, чтобы помочь ему накрыть на стол. Когда мы остались вдвоём, я ему тут же выложил:

– Чур! Это – моя девушка. Чтобы между нами не было никаких неясностей и недоразумений.

– Да ты что?! – удивился он. – Не думаешь ли ты, что я буду за ней ухаживать. Она для меня старовата. Для тебя стараюсь.

Я его поблагодарил, мы нагрузили на поднос чашки с чаем, сахар, печенье, и отнесли всё в гостиную. Затем вернулись на кухню за самоваром.

– А у меня есть малиновое варенье, – сказал Егор. – Может быть, быть я наложу его в вазочку? Это профилактика против простуды.

– Давай, – сказал я ему.

– Есть и покрепче, – заметил он.

– Что ты имеешь в виду? – спросил я его.

– Бутылка рома, – ответил он и добавил, – открытая.

– Откуда у тебя бутылка рома? – удивился я.

– Бабка на нём делает какие-то лекарственные настойки, – пояснил он, – а давай добавим немного рома в варенье. Это будет самое то, ведь мы все промокли.

– Валяй, – сказал я ему.

Он достал из серванта бутылку рома и налил его в варенье. Захватив самовар и вазочку с вареньем, разбавленным ромом, мы вышли к Кате в гостиную, и начался наш пир.

Катя, попробовав варенье, сказала, что у него странный вкус.

– Его лучше пить с чаем, – сказал Егор и бухнул ей варенья полвазочки в чай.

– Куда мне столько? – возмутилась Катя.

– Пей, – простодушно сказал Его, – варенья полно на кухне. Оно очень хорошо помогает от простуды.

Катя попробовала напиток. Я думал, что она отодвинет чашку и не станет пить. Но она этого не сделала.

Так мы выпили под музыку несколько чашек горячего чая с Егоровым вареньем. Раза два он исчезал на кухне с пустой вазочкой, и через некоторое время появлялся с новой. Мне показалось, что он на кухне несколько раз прикладывался к бутылке с ромом, потому что с каждым разом становился всё веселее. Через некоторое время нам с Катей тоже стало весело. Егор предложил нам станцевать и первым пригласил Катю на танец. Она встала из-за стола и положила руку ему на плечо. Он был на голову ниже её, и мне было забавно наблюдать, как они танцуют. Затем настала моя очередь. Я одну руку положил ей на талию, другой взял за кончики пальцев, но вальс я танцевать не умел, и мы быстро перешли на танго. Егор поставил медленную музыку и притушил свет так, что гостиная погрузилась в уютный полумрак. Мне было приятно слышать её дыхание, слегка обнимать её и медленно двигаться в такт музыки. У меня кружилась голова, может быть, оттого, что я впервые в жизни танцевал не просто с девушкой, а девушкой своей мечты, в которую был влюблён, а может быть, оттого, что мы попали в сильное торсионное поле нашего агрегата, который вращался как раз над нашими головами.