Мой небесный друг

Желательно в другое место перебраться дружно».

Дочь триста тысяч злата собрала и им вручила.

Кузен перед отъездом к сестре с просьбой обратился:

– «Дай не простой халат». Она ему такой и сшила,

Он фиолетовым из шёлка с тесьмой получился,

Узорчатой каёмкой по краям было всё обшито,

И как подарок отдала ему при их прощанье.

В тот год вскоре Лушан поднял всеобщее восстанье,

Когда бежал в Мавэй (7) царь, семья Ян была убита.

Пред тем, как началась резня, узнав о беспорядке,

Сестра сбежала за трактир, в траве там затаилась,

В то время, как бежали по дороге без оглядки

Ею родные, и поэтому там сохранилась.

Солдаты из семьи Ян никого не пощадили,

Убили сотню человек, всех молодых и старых,

Расправились с детьми, не пожалели даже малых,

И в кучу у обочины тела их всех свалили.

Ушли солдаты, она вышла и всех увидала,

Средь тел была рабыня, с сыном что её водилась,

Она дышала, хоть руки у ней и не хватало,

Она сказала ей, когда в сознанье находилась:

– «Ваш сын в трактире на скамье, его я там накрыла

Халатом фиолетовым». Та сразу побежала

Туда, и, к радости своей, его там увидала,

Он под халатом спал, когда резня там проходила.

Она взяла его на руки и пошла с ним в поле,

Шла, плача, на восток, и, оглянувшись, посмотрела,

Увидела старуху там, та на неё глядела,

И, подойдя, сказала: «Мы спаслись по божьей воле».

– «Но кто вы, и что нужно вам »? – сестра тут ей сказала.

– «О, госпожа Ян, я хотела бы при вас остаться,

Я – старая, у ваших врат я обувь продавала,

Меня ваш брат слепой просил, мне некуда деваться,

Доверил мне предмет волшебный, чтоб вас защищала,

Благодаря ему спаслись вы, сын в живых остался,

Под ним невидимым он это время оставался».

На фиолетовый халат, где сын был, указала.

Поэтому твой сын и ты резни той избежали,

Была обречена семья Ян, всех они убили,

И только силы сверхъестественные защищали

Тебя и сына, когда те войска здесь проходили».

Небесные так силы в мир живущих проникают,

Вершат всех судьбы, исполняют высшие заветы:

Злодеев всех наказывают, добрых защищают.

Проводники небесных сил хранят богов секреты.

Пояснения

1.Чжэн Жэньцзюнь – о нём сведений мало, а вот Чжэн Цзиньюэ был довольно известной личностью. О нём в «Династических историях Танской династии», а также в «Новой Книге династии Тан» (Синь Таншу) говорится, что он было довольно влиятельным сановником при императорском дворе а период

2. Врата Шандун – городские врата восточных и северных кварталов столицы Лоян.

3. Ян Гучжун – (умер в 756 году) известен своим родством с Ян Гуйфэй, возлюбленной наложницей императора Суаньцзуна, правящего с 712 по 756 гг., имеющего большое влияние при дворе, с 752до своей смерти был канцлером.

4. Цуй Лин – умер в 743 году.

5. «родственник» – часто в то время к однофамильцам относились, как к родственникам.

6. Район Цзян и реки Хуай – местность между Чанцзяном (Янчэкян) и рекой Хуай середина восточного Китая, который был в значительной степени избавлен от последующих потрясений.

7. Мавэй – город в нынешней провинции Шаньси, расположенный западнее Сианьяна. Во время восстания Ан Лушана им было спровоцировано бегство императора Суаньцзуна в этот район нынешней провинции Сычуань, где случился бунт солдат императорской гарнизона, которые убили Ян Гучжуна с членами его семьи. Также императорская наложница Ян Гуфэй, которая, помимо того, что была причиной отступления императора от дел правительства и беспорядков в империи, была убита с вынужденного согласия императора.

Общенье с Небесами

Небесный друг сказал: «Мир разделён наш на три части,

В которых изначально три начала существуют:

Мир Абсолюта, где реальность держит в своей власти

Всё, Мир вещей, Мир личного «я», где «я» всё трактует.

Триада эта изначальна и традиционна,

И чтобы нам реальность, подлинная, проявилась,

Необходимо чтоб Вселенная нам открылась,

В своей незримой части, где всё просто и законно.

В «И цзине», в «Книге перемен» есть три основы:

Как Небо – Абсолют, и наше бытие земное,

И человеческая мысль, где знаки все готовы

Для понимания всего – Учение, простое:

В соотношении начал, из связи меж собою -

Особая природа каждого в их проявленье,

Где Человек – мерило, и он придаёт значенье

Всему случайному, что в нём становится судьбою.

Соотношенье Абсолюта с Миром, с Человеком

Течение истории всей так определяет,

И каждого возможностью нас свыше наделяет

Творить и подчиняться времени от века к веку.

Реальность наша, как и наша личность – Путь познанья,

Где Истины, Добра и Красоты суть понять важно -

Путь Абсолютной Истины и мира созерцанья.

Из этих величин простых и строится жизнь наша.

Единая Черта триграммы все и порождает,

Они определяют знаков всех происхожденье,

Как повествует «Сицычжуань». Фуси при нисхожденье

Их записал, они с тех пор путь в Небо открывают.

Поднял он взор и увидал «сян» – символы-знаменья,

Внизу на нормы «фа» Земли он обратил вниманье,

Связав их вместе, придал им особое значенье,

Узрев их соответствие в глубоком созерцанье.

«На Небе видят мудрецы «вэнь» – письмена-узоры,

Внизу же линии и конуры «ли» – наблюдают,

Умом так постигают времена все и просторы», –

Как нам писанье «Сицычжуань» об этом сообщает.

Правитель Фуси раз сказал, природу наблюдая:

– «Вверху – все образы, внизу все формы создаются.

В изменчивости есть Предел Великий, в неё куются

Все вещи, два Начала, для начала, порождая,

В себе четыре образа Начала два рождают,

Триграмм те восемь порождают, как Небес Писанье,

Которые всю нашу жизнь потом определяют,

От самого её начала и до окончанья».

Так как нам суждено было от Неба отделиться,

Мы на земле живём под управление, небесным,

Ничто не может на земле от глаз богов укрыться,

В ответе мы за каждый шаг пред ними, повсеместно».

(Согласно размышлениям монаха Ку-гуа «Горькая тыква»)

6. Дело с жалобой в Ханцзяне.

Цао Чжэньтин был магистратом округа Ханцзяня

Раз ночью он сидел в правительственном кабинете,

Без головы увидел человека на диване,

Он голову держал в одной руку при лунном свете.

Казалось, призрак что-то говорит или болтает,

Не мог его слов разобрать Цао, как ни старался,

Он жестами показывал, что он не понимает.

Настолько это потрясло его, что он скончался.

Когда члены семьи его в гроб положить собрались,

Заметили, что тёплая грудь, хоронить не стали,

Прошло три дня, хоть в доме все о нём и сокрушались,

Но в траур всё ж не одевались, всё чего-то ждали.

Той ночью он пришёл в сознанье, рассказал, что было:

Его в потусторонний мир два стража проводили,

Он видел бога, от него сиянье исходило,

На нём была одежда, что в то время там носили.

– «Вот Цао Сюэси, магистр Ханцзяня»! – доложили.

Он трижды поклонился, как на Небе полагалось,

Позволил сесть ему бог, ему стул там предложили,

А стража охранять его подле него осталась.

Спросил бог, знает ли он, кто его там обвиняет.

Сказал Цао, понятия об этом не имеет,

Заметил бог, что информацией он всех владеет,

И то, что происходит на земле, отлично знает.

Взяв документ, он Цао показал его, добавив:

– «Тебе известно это дело? Ты им занимался»!

И Цао, прочитав его и на столе оставив,

Сказал: «Я его знаю. Я им возмущался.

Другим судьёй текст дела приговора был составлен,

Когда я ознакомился, остался недовольным,

Но текст тот в Министерство Наказанья был отправлен,

Хоть я протестовал, и был свидетелем, невольным.

Три раза я просил, чтоб дело вновь то рассмотрели,

Но каждый раз с пометкой «Не допущен» возвращалось

Ко мне оно, начальник не хотел мой канители,

И дело в кабинете нерешённым так осталось».

Сказал бог: «Ясно всё мне, и ты признан невиновным».

Он призрака с обидой вызвал, тот был на пороге,

Когда ворвался дух с желаньем мести, неуёмным,

У Цао от него окоченели руки, ноги.

Сказал бог: «Цао признан невиновным в этом деле,

Суд должен справедливо проведён быть, не для вида,

Только тогда возмещена будет твоя обида,

Ищи врага, виновника, кого все проглядели».

Встал призрак на колени, богу низко поклонился,

А бог, на Цао жестом указав, страже воскликнул:

– «Живее в мир его верните, где он находился»!

– «Сюда злодея притащите»! – слугам своим кликнул.

Цао проснулся и узнал, другой судья скончался,

К своим обязанностям на другой день возвратился,

К богам всем с жертвоприношеньем в храме обратился,

Всю жизнь не потреблял он мяса, Будде поклонялся.

Смысл творческого искусства

Большого мира в малом происходит сотворенье,

Где Правилом и линией мир, сущностный, творится,

Где форм всех, зримых, совершается в нём проявленье,

Где чувственная восприимчивость может открыться,

Что позволяет проникать в суть всех вещей, явлений,

Через «пустые формы» постигать мир, абсолютный,

И собственные создавать в сердцах произведенья,

Свой ими наполнять мир, создаваемый, уютный.

Конкретная вещей суть состоит ведь из понятий,

Которые рождаются в нас лишь из постиженья

Природы истиной – происходящих в ней явлений,

Которые мы получаем через восприятья,

Когда мы в медитации бываем в погруженье,

И наша разделённость попадает в Недеянье,

Которое приводит разум наш вдруг к озаренью,

И обретаем мы уже особое сознанье.

И автономным наше «Я» становится для мира,

Мы растворяемся в природе, путь наш – созерцанье,

Великие мы тайны видим в глубине эфира,

Которыми и заполняется наше сознанье.

Тогда вмещает сердце наше этот мир весь, зримый,

Вступаем в диалог мы с Высшим Разумом, Небесным.

Мы обретаем мудрость в своём мире, сотворимом,

Где всё высвечивается в сиянии, прелестном.

Быть может, разговор с собой и есть самопознанье,

Когда творим мы свой мир, истинно-нетленный,

Ведь сердце человека есть источник мирозданья,

Куда вмещаем зримый мир мы, равный всей Вселенной.

Он должен быть единым, цельным, равным Абсолюту,

И вместе с тем «опустошённым», Небытие включившем,

В себе Реальность, Подлинную, в тайну превратившим,

Тогда довериться мы можем своему уюту.

В нём всё должно простым быть, простоватость избегая,

Нарочитость, мы от всего должны освободиться,

Изысканность и утончённость ведь, часто мешая,

В шаблонность и вульгарность в жизни могут превратиться.

И для того, чтобы творить – вещить вещи, какие,

Необходимо от стандартов всяких воздержаться,

От пошлости и грубости, тлетворной, отказаться,

Разнузданности избегать во времена, лихие.

В поэтике «Воды и Камня» есть оригинальность,

Где мудрости и доброты есть олицетворенье:

Вода – Камень, Камень – Вода ,– в них общая реальность,

Как в доброте есть мудрость, в мудрости – к добру стремленье.

Свет – истинная радость, она каждому приносит

Сознание необходимости миру даренья

Своих деяний, добрых, без которых нет спасенья,

В которое каждый живущий лепту свою вносит.

Поэтому через своё «Я» правду мы рождаем,

Гармонию создав между активным и пассивным,

Налаживаем связь меж субъективным – объективным.

Всё, что от глаз сокрыто, мы увидеть предлагаем.

Нет между жизнью нашей и искусством разделенья,

Всё, что на небесах имеется, всем мы владеем,

Реальность – одновременное местонахожденье

Нас на земле и в Небе, что есть там, мы здесь имеем.

Когда мы засыпаем, то мы Небо посещаем,

Наш сон – это небесное там наше пребыванье,

Когда мы путешествие в Астрале совершаем,

Чтоб получить о будущем и прошлом наши знанья.

(Согласно размышлениям монаха Ку-гуа «Горькая тыква»)

7. Жизнь в Царстве Теней

«Тревожна жизнь наша, земная, и порой не сладка,

А есть такие, кто живёт и умирает нищим,

Богатств нам не хватает, часто даже и достатка,

Нам трудно обходиться без одежды и без пищи.

Поэтому частенько все на Небо уповают,

Легко там можно без всего такого обходиться,

Там даже тел нет, чтоб в одежды, всякие, рядиться,

Довольствуются малым те, туда кто попадает,

И если на земле жизнь переменами богата,

И многие, не зная сути, действуют вслепую.

И тратят время и все силы там напропалую,

На небесах всего того, что на земле, не надо.

Кто о земных богатствах и о славе не мечтает,

Тот знает, что дорога та обманчива и страшна,

Душевные свои он силы там не истощает,

Зачем ему на всё пустое тратить жизнь напрасно?!

Там планам не сулит крах, и стремиться уж не нужно

В Страну Обетованную, волшебное пить зелье,

Так как там всё достигнуто, и можно всем жить дружно,

От этого жизнь в радость превращается, в веселье.

Внимает воли кто Небес, судьба его такая,

Какую хочет он, ничто ему не помешает

Творить то, что его свободная душа желает,

Живёт он в радости, и жизнь его стаёт иная,

Чем у людей обычных, кто чего-то там желает

Такого, что о том он не имеет представленья,

Бессмертный человек всё видит, наперед всё знает,

Так как земное исчезает в нём обыкновенье.

Хоть и творят все тысячи и тысячи деяний,

Не могут выйти за пределы их судьбы ни разу,

Так как судьба их следует всегда лишь предписанью,

И всё, что они делают, стаёт судьбой их сразу.

Но чтоб из круга всех условностей освободиться,

Необходимо внутренне свободным оставаться,

Не надо ни к чему в душе желанному стремиться,

А нужно принимать волю Небес, ей покоряться.

Что не предписано судьбой, того ты не добьёшься,

Хоть как ни бейся, а потуги будут лишь пустые,

Ведь без того, к чему стремишься, ты ведь обойдёшься,

Если желанья в жизни все окажутся простые.

Всё сбудется! Что в жизни предстоит тебе – свершится!

Не нужно изменять свою судьбу и изменяться,

Лишь так в своём ты мире, внутреннем, сможешь открыться,

За иллюзорной призрачной мечтою не гоняться.

Всё, что есть в мире – есть в тебе, в нём удовлетворенье

Найдёшь ты, если сможешь от плохого отстраниться,

Ведь грань между добром и злом может тогда открыться,

Когда поймёшь, что Бога, а что дьявола – творенье».

Рассказывал мне друг, что данное стихотворенье-

Людей учило, что внимать нужно Небесной воле,

К судьбе прислушиваться, быть покорным своей доле -

Было даоса-инока Хуэйаня (1) твореньем.

И правда, все живущие ведь в тысячах деяний

Не могут в жизни выйти за судьбы своей пределы,

Для этого особые нужны им основанья,

Но ведь у каждого свои границы и свои наделы,

Что предначертано, тому и быть, никак иначе,

Что не предписано судьбой, того ты не добьёшься.

Пустые потуги! Того не будет, как ни бьёшься,

Стоят для человека каждого свои задачи.

Но Сыма Мао был сюцай, который взбаламутил

Владыки Яньло Подземельное всё Царство ада,

Он поступить по справедливости его принудил,

Ему победа – результатом стала, как награда.

Обид ведь в мире много, никуда не исчезают

Они, хотя и справедливости можно добиться.

Обиды даже среди небожителей бывают,

Порядка нет и там, на Небо если устремиться,

Хоть кажется и странным но, на Небе правды мало,

Ведь то, что на Земле, то и на Небо попадает,

Как гарь и дым, что с облаками ветер поднимает,

Единая нить всех богов с людьми в мире связала.

При Линди (2) Хань Восточная династия царила,

Жил в округе И царства Шу (3) учёный муж, известный,

Его все звали Сыма Мао, родом был из местных,

Природа человека умом редким наградила.

Известно, одним взором мог схватить строк десять кряду,

Когда лет восемь стало, был направлен он в столицу,

Но он в речах не сдержан был, сказать мог, что не надо,

И на экзаменах грубил достопочтенным лицам,

Со зла экзаменаторы его домой послали,

Когда он вырос, то раскаялся, стал осторожным

В своих поступках и словах, его зауважали,

Он заперся, учением отдался, всевозможным,

Что происходит в мире, он не интересовался,

Когда его родители почили, огорчился,

У их могилы в хижине простой он поселился,

И прожил шесть лет, никуда от них не отлучался,

Чем за сыновнюю почтительность и был отмечен

Особой похвалой, все земляки совет давали

Экзамены сдавать, на жизнь он не был обеспечен,

С учёной степенью ему бы чин высокий дали.

А так Почтительным и Бескорыстным стал бы Мужем (4)

Бесплатные экзамены сдав, степень получая,

Став сяолянем, иль ещё экзамены сдавая

Учёности Обширной (5), с Истиной (6) кто Дао дружен.

Но Сыма отвечал, нахмурившись: «А мне не надо,

Учёная стезя захвачена сейчас ворами,

Которые власть покупают и стают над нами,

За деньги можно получить государя награду».

В годы «Сияющей Гармонии» (7) всё так и было,

Где продавались при дворе все титулы и званья,

Платил кто, тому счастье положение сулило

И власть, корпеть не нужно было, получая знанья.

На должность, каждую, цена царём установилась,

Платил кто больше, получал тот пост, самый высокий,

Чтоб стать одним из гунов трёх (8), тогда всем приходилось

Дать десять миллионов, чтобы путь найти, широкий.

Чтоб канцлером стать, миллионов пять в казну платили,

В то время бедные чинов высоких не добились,

Людишки жалкие их покупали, сладко жили,

Считать их ровней благородные мужи стыдились.

Но Сыма Мао беден был, поддержки не имея,

Он пятьдесят лет прозябал в обиднейшем забвенье,

Хоть и талант и знания обширные имея,

Испытывал обиду за своё он положенье.

Несправедливость была тягостна ему, однажды

Он проклинал на свете всё в минуты опьяненья,

И вдруг в уме сложил прекрасное стихотворенье,

И в восхищении его он прочитал аж дважды.

И взял Четыре Драгоценности он Кабинета (9),

И на бумаге написал родившиеся строки,

В которых осуждались низменные все пороки

Людишек жалких, так взбесившие его, поэта:

«Хоть наградили небеса талантом меня в жизни,

И я умом превосходил друзей всех изначально,

И мнил себя героем, первым, средь других в отчизне,

Но я не преуспел, и выпал мне удел, печальный.

Мне пятьдесят, успеха нет, зарос мой путь травою,

И на меня внимания никто не обращает,

Друзья разбогатели и довольны все собою -

Нет за душою ничего, им деньги помогают.

Богатый тучу оседлал, и этим он кичится,

И мнит себя почти царём, таскает слуг за кудри,

Бедняк всё в жизни потерял, в грязи лишь копошится.

Смешалось всё, и не поймёшь, где глупый, а где мудрый.

Как бы хотелось, чтоб путь жизни стал прямым и ровным,

Но разве знает о том Небо и мечту исполнит?

Ведь так всё можно потерять и стать в мире бездомным,

Когда же мою душу, вместо слёз, счастьем наполнит»?

Закончил Сыма стих, и посмотрел на мир устало,

Его в мире спасали мыслей лишь эти потоки,

Ему вдруг показалось, что чего-то не хватало,

Он взял кисть и ещё к стиху добавил эти строки:

«Давно известно, что судьба всё в мире предрешает,

Внимания не обращая на труд наш и знанья.

Успех, богатство, как и крах, заранее бывают

Предрешены для всех где-то в глубинах мирозданья.

Спросить бы тех, кто занимается там расчисленьем

Всей жизни наперёд, как им так сделать удаётся.

И почему нам по заслугам там не воздаётся,

Чтоб одарить нас всех задуманного исполненьем.

В безвестности достойный так года все коротает,

Не может он без помощи один наверх пробиться,

Злодей почёт, достаток, радости все обретает,

А с ним ворота все способны для него открыться.

Вот если б стать Яньваном, хоть на миг там утвердиться,

На Небесах, то много дел можно было б исправить,

Я справедливости во всём бы мире смог добиться,

И всё сумел бы на свои места в мире расставить»!

Пока писал листы стихотворенья, то стемнело,

Зажёг свечу, при свете прочитал ещё два раза.

Вдруг охватила его ярость и, схватив их, сразу

Поднёс к огню, прошло мгновение, и всё сгорело.

– «О Небо! – он вскричал, – всю свою жизнь я так старался

Быть честным и прямым, и мне неведомы коварство

И подлость. Я уверен, что, попав бы к Яньло в Царство,

И там бы твёрдость духа сохранил, не испугался.

О Небо! Если бы способно было мне ответить,

Понять меня, какая ярость душу одолела,

Готов я, если мог меня бог Яньло бы там встретить,

Всё высказать ему то, на душе что наболело»!

И тут почувствовал он в странную усталость в теле.

К столу он прислонился, задремал, вдруг шум раздался,

Он видит, кто- то вскакивает на его постели -

Отряд из семи демонов-военных оказался

Их морды – тёмные, а изо рта зубы с клыками

Торчат, а ростом больше трёх чи, и заверещали:

– «Сюцай! Как смеешь Небо ты хулить! Пойдёшь ты с нами!

Чиновники из преисподней нас сюда прислали.

Каким умом или талантами ты обладаешь,

Чтоб говорить так? Оскорбляешь нас и веселишься,

С владыкой Яньло в Царстве нашем встретиться желаешь,

Наверняка, раскрыть пред ним свой рот ты убоишься».

– «Владыка Яньло ваш несправедлив, а обвиняет

Других, – сюцай громко воскликнул, глядя на них смело, -

Он говорит, что клевещу я?! Разве это дело?!

Так пусть же сам сначала свой характер исправляет»!

Услышав это, они за руки его схватили,

Верёвку чёрную накинули ему на шею,

С сидения стащили, и с собою потащили.

Сюцай проснулся, закричал, от ужаса немея,

Он был в поту, холодном, видит, лампа догорает,

Вот-вот погаснет, и свет пламени едва мерцает.

Жену, Ван урожденную, позвал, та прибежала,

О нём забеспокоилась, горячий чай подала.

Он чашку одну выпил, и сознанье помутилось,

Тело обмякло, руки, ноги вдруг отяжелели,

Перед глазами побежало всё и закрутилось,

Он с помощью жены едва добрался до постели,

Лёг, утром кликнула его жена, не отозвался,

В беспамятстве охваченный недугом, непонятным,

Лежал, и вечером, как труп, в кровати оставался.

Дыханья не было, пульс сердца был уже невнятным,

Потом исчез, но был он мягок, как ей показалось,

Конечностям и телу духа жизни не хватало,

Хоть грудь была тепла, когда её она касалась,

Но он был мёртв, Ван госпожа, от горя зарыдала.

Но что произошло с ним? Почему он так скончался?

Написанный стих сжёг он, и сиянье засветилось,

Поблизости там Дух Ночной Скиталец оказался,

Владыке Яшмовому (10) доложил всё, что случилось:

– «Сюцай этот, ничтожный и бесстыдный, заявляет,

Что в мире справедливости совсем не существует,

Что Небо на Земле с людьми предвзято поступает.

Творит, что хочет, правду всем по-своему толкует.

Как будто неизвестно, что все взлёты и паденья

Находятся во власти лишь судьбы определенья,

А он перечит Небу, и, к тому же, утверждает

То, что обычно в нашем мире вовсе не бывает.

Что умный должен наверху быть, а внизу – тупица,

Талантливого, умного должно Небо прославить,

Тупицу же лишить поддержки, сверху вниз отправить,

Перевернуть всё вверх ногами, не взирать на лица.

Тогда на времена все мир в стране и воцарится,

Из берегов своих не выйдут реки все и воды,

Не хочет он естественному ходу покориться

Истории, где судьбы селят на земле народы.

Он смеет говорить, что Небо к людям всем пристрастно.

Он должен понести немедленное наказанье,

Другим, кто лживые глаголет речи, в назиданье,

Иначе, станет на земле всем людям жить опасно».

Но Золотой Звезды дух Тайбо (11) тут ему заметил:

– «Хоть Сыма и в речах неосторожен, это – верно,