скачать книгу бесплатно
– Я вижу в твоих глазах все, кроме жизни, – сказал я, пытаясь отвезти от нее взгляд.
– Знаешь, почему? – прислонилась она головой к моей, заставив продолжать смотреть на нее. – Потому что ТЫ ПОГУБИЛ МЕНЯ!
В эту же секунду М сделала жалостливый вид и заплакала кровавыми слезами. Ее лицо полностью покрылось глубокими порезами, волосы мгновенно стали мокрыми – с них напором полилась грязная вода, она начала стекать по рваной одежде, затапливала кровать, а вскоре и весь пол комнаты скрылся под алой водой. Цвет глаз сменился ярким красным свечением, заполонившим собой всю полость, скрыв зрачки. Громкие рыдания резали мне уши, казалось, будто звук проникает в глубины моего тела и не покидает его. Она кинулась ко мне и костлявой рукой обхватила мои щеки. Синеватые губы слегка приоткрылись – по ним на постель посыпались слипшимися кучками червяки и мухи в желтой слизи. Я пытался закрыться от них руками, но насекомых стало появляться так много, что они покрыли собой все вокруг и уже начинали с писком заползать ко мне в рот, пытаясь поселиться внутри. Мне было совершенно нечем дышать.
Вдруг кровать подо мной провалилась. Мы вместе с М начали падать в пропасть, окутанную темнотой, которой не было конца и края. Во время полета она вновь посмотрела на меня, тогда ее вид стал прежним. Лицо очистилось от ран и заблестело, глаза сменили свой окрас, а волосы стали такими же шелковистыми.
– Такой ты видишь меня в последний раз! – с обаятельной улыбкой пропела она.
Резко поднявшись, я проснулся в своей кровати, хватая ртом воздух. Комната сменилась на светлую и чистую. Я пытался спастись во сне, не думать обо всем, отключиться на время, но даже там не удалось уйти от происходящего. Оно настигло меня и предстало в еще более пугающем свете. Хотя, если такие кошмары позволят мне видеть М, то пусть уж лучше буду спать вечно. Даже такой я хочу ее видеть, хочу видеть ее любой. Лишь бы не… мертвой.
Свет не был потушен и это внушало спокойствие. Внезапно мой взгляд поймал то, чего ранее не было – что-то блестящее лежало на столе. Тут же поднявшись, ватные ноги привели меня к углу комнаты. Раскиданные учебники были убраны и расставлены по полкам. Мама, наверное, зашла и прибралась. Вместо горы книг одиноко лежала лишь яркая фотография. Внутри все сжалось. Это было то самое фото, которое мы с М сделали, когда только приехали в парк аттракционов. На нем наши лица светились счастьем и неподдельной радостью момента. «Видишь этот снимок? – зазвучала вспышка моей памяти. – Я добавлю его дома в наш коллаж! Он останется там навсегда. Как и я с тобой…»
Вспомнив эти слова, меня тут же подкосило и резко потянуло вниз от бессилия. Опираясь рукой о стену, мне удалось устоять на ногах. Ощущения страха, гнева и нежелание верить в происходящее перемешались в единое целое. Кажется, будто некто невидимый переключил что-то в моей голове, увеличив тем самым все негативные эмоции в несколько раз. Думать рационально больше не удавалось. Я начал бить кулаками стол, стену шкаф, абсолютно все, что только попадалось мне на пути вымещения моего гнева. Комната погружалось в полнейший хаос из досок от мебели, раскиданных вещей и порванных тетрадей с учебниками. Все перевернулось с ног на голову. «Этот чертов сон, что это было вообще? – гремели крики внутри меня. – А эта фотография… Откуда она здесь?! Не могу, не могу… не хочу, НЕТ».
Стены комнаты вдруг стали стремительно сужаться в направлении друг друга и совсем скоро, по-видимому, раздавят все, что здесь имеется. Уши начали резать неразборчивые шепчущие голоса, которые с каждой секундой нарастали и становились громче, переходя на множественные крики и плачи. Разум окончательно запутался и совсем не позволял понять: галлюцинация все это, может, очередной кошмарный сон? В любом случае, отсюда необходимо выбираться, и при том, как можно скорее, решил я. Пространство давило на меня в прямом смысле этого слова. Стены уже почти сомкнулись.
В надежде спастись от всего безумия я рванул в прихожую, захватил кроссовки и выбежал из квартиры, одевая обувь на пути к лифту. Забежав в него, ударил по кнопке последнего двенадцатого этажа, он повез меня наверх. «СЕЙЧАС ТО ТЫ РАБОТАЕШЬ, ДА?! – думал я в истерике и бил по кабине. – РАНЬШЕ НАДО БЫЛО! КОГДА БЫЛ ШАНС СПАСТИ ЕЕ!» Двери открылись. Я выбежал в коридор этажа, по которому разносился мой нервный истерический смех. Моей целью была лестница, ведущая на крышу дома.
Постоянно спотыкаясь на бегу, мне удалось достигнуть нужной двери. Заперта. Отойдя к стене, как следует разбежавшись, у меня получилось выбить ее ударом ноги, но раза с пятого.
Свежий воздух острым напором хлестнул по лицу. «Ну вот и все, сейчас все и закончится – надрывно шептал я, пока шел к краю. – Так больше не может продолжаться, нет, нет, не может. Нужно покончить с этим раз и навсегда.» Я переступил за невысокое железное ограждение и встал на небольшой выступ, за которым крыша уже заканчивалась. Казалось, что ветер дул здесь еще сильнее. Все мое тело мотало из стороны в сторону. Внизу виднелись маленькие человечки, которые бродили туда-сюда, а также оттуда доносились их перемешанные голоса и звуки сигналящих машин.
«Мне больно здесь оставаться, – говорил я сам себе. – Ты не смог ее спасти, понимаешь? Никогда не смогу перестать об думать. Каждый день я буду засыпать и просыпаться лишь с этой невыносимо гнетущей мыслью. М, ты – самое лучшее из вообще случавшегося в моей жизни, своей любовью ты насыщала все, щедро дарила себя всему миру, ничего не требовав взамен… Прости меня. У тебя было столько планов, твои амбиции… Ты хотела стать художницей и писать картины. Целая жизнь была впереди! Она не должна обрываться в столь раннем возрасте. Если бы я только смог выйти из дома раньше, тогда с тобой все было бы в порядке. Мое тело должно лежать на той дороге, но никак не твое. Поэтому, давай же, осталось лишь шагнуть вперед, скоро весь этот несправедливый мир померкнет в моих глазах. Я усну навсегда, а ты будешь являться ко мне во снах. Именно это мне и нужно.»
Телефон, что лежал в кармане джинсов, вдруг зазвонил, по моей ноге прошлась будоражащая вибрация. От внезапного испуга нога подкосилась на неустойчивом покрытии, затем сразу же вторая – я начал падать назад и ударился позвоночником об один из железных прутьев перегородки, находящийся за спиной. Карнизный свес был металлическим и лежал под наклоном вниз, поэтому штаны при падении на него заскользили – меня стремительно понесло вперед. Мои ноги уже скатывались за пределы крыши, казалось, что вот-вот они перевалятся полностью. Неожиданно мое тело повисло в воздухе, покачиваясь над просторами ночного города. Мышцы с ног до головы загудели, меня охватил страх, выброс адреналина в кровь затруднял дыхание. Голова максимально осторожно, неторопливо, стараясь избежать резких движений, приподнялась наверх – я увидел, что капюшон моей кофты зацепился за те самые железные прутья у края. Таким образом, лишь легкая хлопковая ткань удерживала меня от падения вниз. Телефон в кармане продолжал беспрерывно звонить.
В одно мгновение все обилие суицидальных мыслей осталось где-то далеко позади. Теперь эти глупости уже никак меня не тяготили. Единственной моей проблемой было лишь то, что я, с бурлящей кровью в жилах, повис над землей, качаясь из стороны в сторону, и рискую в любую секунду сорваться и разбиться насмерть. Вдруг ко свисту ветра в ушах добавился некий треск, характерный для рвущихся швов на одежде. Ощущение неминуемой гибели проросло во мне предельно быстро. Инстинкт самосохранения взыграл, затуманенная голова наконец-то очистилась и вернула себе здравый рассудок, который неустанно повторял, что ему хочется жить.
Любые мои телодвижения оказывали заметное давление на капюшон – так он рвался еще быстрее. Решив не терять времени, я дернулся наверх и правой рукой схватился за выступ. В этот момент кофта порвалась окончательно. Мне удалось сразу же закинуть наверх вторую руку и свободно повиснуть, держась самостоятельно. Из-за вчерашнего дождя покрытие намокло, пальцы соскальзывали. Либо сейчас, либо никогда, твердо решил я. Из последний сил подтянувшись на руках, оттолкнувшись ногой от выступающего кирпича стены, мне удалось занести локоть на поверхность. Опираясь на него, и, закидывая ногу наверх, я перевел груз своего тела вправо и повалился на край крыши, тяжело дыша и чуть не плача.
Телефон выпал на землю и вновь раздался звонок – на экране высветилось «Мама». Пальцы тряслись от напряжения, но приняли звонок.
– Алло, – ответил я дрожащим голосом.
– Сынок, ты вышел прогуляться? Вернешься скоро?
– Д-думаю, да.
– На улице довольно прохладно. Ты кофточку взял?
– Кофточку? – спросил я и начал трогать торчащие нитки, на месте которых должен был быть капюшон.
– Да-да, черненькая такая. Она у тебя довольно теплая.
– Взял, мам, – я постарался успокоиться и говорить максимально спокойно, – не переживай.
– Ох, ну хорошо. Ты так быстро убежал, даже ничего не сказал. Я уже не знала, что и думать.
– Не бойся, скоро вернусь домой. И еще, прости за тот беспорядок, что устроил в комнате.
– Какой беспорядок? Только что заходила поменять тебе постельное белье. Здесь все чисто.
– Чисто? – удивился я. – Хочешь сказать, что мебель целая?
– Конечно!
– Тогда я точно схожу с ума, – пробормотал едва слышно я.
– Что, что ты говоришь?
– А, ничего, – вдруг опомнился, – спасибо тебе за… белье. И вообще, мам, знаешь, я очень тебя люблю и ценю. Просто знай это.
– Сынок, разумеется, я знаю это. Я тоже тебя люблю и очень жду. Возвращайся поскорее.
– Хорошо, мам, пока, – договорил я и заплакал.
– Пока-пока, мой котенок!
Я продолжал лежать на животе, не принимая попыток подняться. Мой взгляд устремился в окно соседнего дома, где сквозь алые шторы виднелась маленькая девочка, играющая со своей мамой в настольную игру. Они кидали на стол фишки, а после каждого третьего броска начинали смеяться и обнимать друг друга. К ним присоединился папа, который принес им по шоколадке и кружке какого-то напитка. Потом мужчина сел и начал их целовать. От этих людей, что находились на расстоянии, до меня доходил самый настоящий семейный комфорт, тепло и любовь. Смотря на них, мне было удобно лежать даже на холодной крыше.
В памяти возникло событие: мы с М сидели на уроке литературы и листали учебник, в котором прочли цитату одного умного человека, он говорил: «Независимо от того, что вы сделали для себя или для человечества, но если вы не сможете оглянуться назад на проявленную любовь и внимание к своей семье, то вы на самом деле ничего не сделали.» Этот мужик оказался чертовски прав.
На протяжении всей жизни моя семья была всегда рядом: они разделяли со мной радостные моменты, не оставляли одного в грустные. Отец ушел из жизни и все эти обязанности мама взвалила на свои плечи. Признаться, справлялась с ними она превосходно. У нее совершенно не было времени для скорби, все чувства без остатка посвящались мне. Возможно, что она и переживала, роняла слезы на подушку когда-то по ночам, но мне этого никогда не показывала. Мне всегда казалось, что и я дарю ей ту же самую заботу и безграничную любовь в ответ. Однако, взглянув сейчас на свои действия, на то, что я попытался сделать несколькими минутами ранее, мне стало чертовски стыдно. Люди никогда не должны поступать с близкими так. Мама сидит дома и переживает, пока один обезумевший придурок тут прыгать собрался. Думаю, что любовь – это не только получать, а еще и отдавать многое ради любимого человека, жертвуя порой гораздо большим, чем располагаешь. Что же до меня, я заботился и думал лишь о своем состоянии, но никак не о ней, не о том, чтобы бы ей пришлось пережить, если бы меня сегодня не стало.
Поэтому, вернувшись домой, остаток времени до похорон М я проводил с мамой наедине, не покидая дом. Мы разглядывали старые семейные фотоальбомы. Начинали день с плотного завтрака в кровати, а заканчивали жирным ужином на диване. Развалившись, смотрели старинные ужастики и до полуночи говорили обо всем на свете. Всеми своими действиями она пыталась не дать мне остаться одному, отвлекая от происходящего своей компанией. Тем не менее, ложась в постель ночью, заснуть мне удавалось лишь через несколько часов. Мои мысли вновь занимал тот злополучный день, перематывающийся снова и снова.
Ранним дождливым утром возле кладбища, окутанного вуалью тумана, начали собираться люди, пришедшие проститься с М. Черных силуэтов, не спеша шагающих под зонтиками к окраине города, с каждой минутой становилось все больше. Учителя из школы, одноклассники, близкие родственники – все они, узнав о трагедии трехдневной давности, пребывали в шоке. Ситуация получила особенно широкий охват после утреннего выпуска новостей, где подробно обо всем рассказали, взяв интервью у очевидцев. Безразличных попросту не осталось. Каждый человек, который хотя бы мимолетно имел удовольствие пообщаться с ней, сразу очаровывался, поэтому, по непонятной мне причине, считал своей обязанностью появиться сегодня здесь и увидеть ее в последний раз. Некоторые молча стояли и томились в ожидании возле ворот, кто-то не переставая лил слезы, а какие-то девочки со знакомыми мне голосами без устали перешептывались между собой, обсуждая появившиеся слухи. Все это я отчетливо наблюдал, прислонившись головой к запотевшему стеклу.
– Ее должны привезти через пять минут, – заявила мама, приоткрывая окно и поджигая себе сигарету.
Она сидела за рулем старой машины отца в черном бархатном платье и нервно постукивала ногтями по приборной панели.
– Ты же бросила курить, – безразлично произнес я, сидя справа от нее на пассажирском сидении.
– В, не ты один переживаешь, – тихо сказала она, выдыхая дым изо рта. – Я тоже люблю М и мне тяжело.
– Понятно.
– После похорон и поминок поедем к ее родителям. Вчера вечером они позвонили и сказали, что будут рады видеть нас у себя.
– И что ты им ответила? – апатично поинтересовался я, не отрывая голову от стекла. Его холод приводил меня в чувство.
– Приедем, конечно.
– Поедешь одна.
– Это еще почему, позволь спросить?! – повысила она голос и стряхнула пепел за стекло, обстучав сигарету пальцем гораздо больше раз, чем требовалось.
– Я не поеду, – спокойно ответил я.
– Спрошу по-другому, – она сильно затянулась в последний раз, словно желая поглотить в себя мое несогласие, выбросила сигаретный бычок в окно, а затем повернулась лицом ко мне и начала сверлить взглядом. – По какой конкретно причине ты не поедешь со мной? Они хотят поговорить с тобой! Будут ждать именно тебя!
– Мне им нечего сказать, разве что: здравствуйте, красивый ремонт сделали, кстати, ваша дочь погибла по моей вине.
– В, в чем дело?! – крикнула мама, откидывая свои пшеничные волосы за спину. – Мне казалось мы уже обсудили эту ситуацию и соответствующие выводы из нее ты сделал! – она продолжала уничтожать меня разъяренным взглядом, ожидая хоть какого-то ответа. – Молчишь? Так вон оно что, сменил свои скорбящие слезы на всепоглощающее безразличие ко всему. Если тебя так будет легче, ладно, не говори со мной, но не прийти к этим людям ты просто не можешь! Это прежде всего неуважение к ним и сам знаешь к кому!
«Сам знаешь к кому». Я почувствовал, как в мою душу нагло вторглись незваные гости, не изволив разуться.
– Почему же тогда ты избегала родителей отца, когда он умер? – повернулся я к ней и, смотря в глаза, начал говорить: – Бабушка с дедушкой так хотели тебя видеть, а ты после похорон испарилась. А когда я рассказал им, что у отца был рак уже как несколько лет, то знаешь, они очень этому удивились, ведь услышали это впервые! «Как же так?! Она нам ничего не сказала?!» – спрашивали они у меня. У меня! Мам, вы всегда доверяли друг другу самое сокровенное, объясняя мне, что именно так и должна поступать настоящая семья. А ты умолчала о самом главном. Понимаю, не хотела волновать их раньше времени, как и меня. Мало ли все бы еще обошлось. Медицина то вон как развивается! Могли и вылечить, да? Но вот только решение это оказалось ошибочным в том момент, когда дед после похорон слег в больницу с сердечным приступом от столь неожиданных и шокирующих новостей, перенесенных им. Но даже тогда ты заставила поехать меня и навестить его, а сама осталась дома, прикрываясь горой документов, будто работаешь. Так вот, мама, о каком тогда уважении идет речь, почему я должен сегодня поехать к родителям М, ведь ты чувствовала себя тогда точно так же, и поступки твои схожи с моими. Зачем тогда ты говоришь все это?
– П-потому что, – слышалась дрожь в ее голосе, она отвернулась и больше не смотрела на меня, – не хочу, чтобы ты повторял моих ошибок, вот и все. Я поступила неправильно, игнорируя их столько времени. Такое решение правда было ошибочным. Твой отец еще за несколько лет до своей смерти просил меня ничего им не говорить, но это вовсе неважно. Если люди тебе близки, то ты должен быть с ним честен, а если даже нет, то как минимум признать свою вину и извиниться. Увы, я этого не сделала, теперь очень об этом жалею. Поэтому мне хочется, как и любому любящему родителю, хочется, чтобы ты брал от меня только самое лучшее, делал выводы и не повторял совершенных мною глупостей, сынок.
– Мам, ты знаешь, что…
– Поговорим позже, – перебила она меня и кивком головы указала вперед. – Машина подъехала, пойдем.
Выходя из нагретого салона, я сразу же накинул по самые глаза капюшон своего темного плаща и опустил взгляд вниз. Мама подошла ко мне. Вместе, под руку, мы зашли на кладбище. Людей внутри оказалось гораздо больше, чем около входа. Пробиваясь через нескончаемое скопление народа, я находил знакомые лица одноклассников, многих близких друзей и изо всех сил надеялся, что они меня не замечают. Солнце совсем не показывалось из-за облаков, сплошная завеса туч закрывала его. Туман поглотил собой все видимое пространство, видеть что-либо дальше пары метров было затруднительно. Моему плану оставаться не признанным это сыграло на руку.
– Мы встанем сбоку, вон там, – мой палец указал на свободное место возле дерева.
– Оно далековато, – мама несогласно помотала головой. – Родители М будут стоять ближе.
– Мы к ним приедем, обещаю. Я поговорю с ними, но позже. Сейчас не время и не место.
– Как скажешь, – выдыхая, согласилась она. Похоже разговор на повышенных тонах в машине слегка ее пристыдил. Если так, то меня он пристыдил поболее.
Стоя на небольшом пригорке, поросшим ядовито-зеленым мхом, под высоким дубом, нам стало видно, как по заросшей травой тропинке вдоль крестов и могильных оград шагают четверо крупных мужчин, несущих черный лакированный гроб на своих плечах. Перед ними люди расступались, замирали на месте и провожали их застывшим взглядом. Все ближе они подходили к вырытой в земле яме, на которую смотреть мне не хотелось. С каждым их последующим шагом сердце в груди сжималось сильнее, а пальцы рук тряслись от волнения еще больше. На теле выступил холодный пот. До меня только в эти секунды начало доходить, что же именно сейчас произойдет.
Конечно, все три минувших дня я осознавал, что этому обязательно суждено случиться, но сейчас все мои прошлые переживания меркли по сравнению с тем внутренним хаосом, что бушевал во мне. «Там же М, моя любимая, – думал я. – Сейчас ее закопают в эту чертову яму навсегда! Нет, нет! Она не должна лежать там, пожалуйста! Господи, ей надо жить! Пусть мы даже не будем больше вместе, пусть она ненавидит меня целую вечность, но она… Главное, она должна жить! Хотя бы где-то поблизости, пусть даже совершенно не ведая обо мне. Костьми за это лягу! Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, я отдам за это все, что у меня есть без остатка. ВСЕ, что у меня есть, когда-то было, и еще будет в будущем!»
Мой бурный разум будто запустили заново и вернули ему всю ту боль, которая сводила меня с ума, заставляя принимать беспечные решения. На несколько дней его обездвижили, а теперь все спрятанные эмоции вырвались наружу. Состояние было сравнимо с тем самым, в котором я забрался на крышу и от безысходности, безумия и потери собственного сознания, собрался прыгать вниз. Мои ноги подгибались, тело, казалось, через мгновение рассыплется вовсе. Хотелось упасть на землю и больше никогда не подниматься с нее. До меня наконец-то добралась правда.
– Ты накачивала меня чем-то? – с претензией в голосе спросил я и повернулся к маме.
– Что? – обомлела она.
– Все эти дни я был вялым, сил не было ни на что, спать хотелось вечно. Ты подсыпала мне успокоительные?
– Это было для твоего же блага, – сказала она, виновато опустив голову вниз.
– И с какого момента?! – потребовал объясниться я.
Люди начали оборачиваться на нас и недовольно шептаться между собой.
– Тише! – мама поднесла ладонь к моим губам. – С тех пор как забрала тебя из больницы.
– И куда? – мои глаза расширились. – В напитки, еду?
– Во все понемногу, – переступала она с ноги на ногу. – Ты бы не стал пить их сам, поэтому мне пришлось. Они правда помогали тебе, за все время ты даже улыбнулся пару раз.
– Ага, а еще меня чуть не убила комната, а затем и я себя сам, – промычал я себе под нос. – Ты невообразима, мама!
– Веди себя спокойнее, мы все-таки на похоронах.
– Так что же, я не спокоен? – язвительным тоном спросил я. – Сегодня забыла еду мне отравить, да?
– В, что с тобой такое? Почему ты так себя ведешь? Сейчас не время для выяснения отношений!
После этих слов раздался глухой звук. Гроб поставили на землю перед ямой, затем начали читать молитву.
В своих словах она оказалась совершенно точно права. Время для демонстрации своих претензий было совсем неподходящим. Эмоции уже в который раз одержали надо мной верх и властвовали над моим поведением.
Кладбище наполнилось безмолвием. Переговаривающиеся между собой люди полностью замолчали, их лица в миг, как по заказу, наполнились печалью. Говорил лишь священник, одетый в белый подрясник, точнее, запевал похоронную молитву, что разносилась пронзительным эхом по всему кладбищу. Кадило в его руке поднималось снизу в верх, издавая гремящий звук цепи, заполняя густыми облаками благовонного дыма пространство вокруг гроба.
– Смотри-ка, в закрытом будут хоронить, – зашептала пожилая женщина в платке, стоявшая в метре от нас.
– Ага, ага, – отвечала ей вторая, обернутая шалью. – Совсем видимо живого места не осталось на девчушке.
Чем громче звучала молитва, тем более душераздирающими становились рыдания вокруг. Некоторые эмоциональные родственники кричали навзрыд и падали на колени в сырой песок. Мужчины покрупнее подавали им руки, поднимали, прося срочно успокоиться, однако после их слов истерики продолжали бушевать с еще большей театральностью.
Я перевел взгляд на родителей М, к которым так и не решился подойти из-за нехватки смелости. Несмотря на убедительные слова мамы о их отношении ко мне, чувство вины все равно пожирало меня изнутри. Они стояли рядом друг с другом, взявшись за руки, выпрямив спины ровно. На их лицах не читалось ни единой эмоции. Их взгляды устремились в одну точку и ни разу не перевелись на кого-то еще. Казалось, происходящего они просто не замечают, лишь борются с собственными демонами в голове, не давая им победить себя и показав этим самым слабину. Совершенно определено, градус стресса, переживаемого ими в эти дни, был настолько чувствителен и высок, что, вероятно, мне и не понять вовсе. Хоронить собственного ребенка, стать наследником его юности – самое кошмарная участь любого родителя. Тем не менее, они находили в себе силы справляться и держать себя достойно. Я испытывал искреннее уважение к этим людям, а так же собственную никчемность к самому себе, ведь не мог сказать им о том, какие же они замечательные и удивительные люди.
Священник закончил читать молитву. Могильщики начали забивать гвозди в гроб. Я заткнул уши, пытаясь не слышать этого, но у меня не получалось. Каждый удар молотка откликался болью в сердце. Затем они обвязали его вокруг веревкой. Пару раз проверили надежность крепления и, надев рабочие перчатки, подняли его и понесли прямиком к яме. Опускали они его аккуратно, старались не повредить. Люди длинной очередью потянулись к яме, чтобы бросить по три горсти земли сразу же после того, как первыми это сделали родители. Все крики и стонущие рыдания утихли. Тишину разрезали лишь хлипкие звуки топающей обуви по грязи.
Взяв в руки лопаты, мужчины начали засыпать яму песком и формировать могилу. К ним поднесли могильный крест терракотового цвета, который они установили позади. По окончанию, они сформировали земельную горку, на которую поставили фотографию М в рамке. Ее полностью завалили цветочными венками разнообразной палитры пестрых цветов, выражая этим свой траур. На черных ленточках виднелись золотистые надписи: «С глубокой скорбью, одноклассники», «Печаль и скорбь не выразить словами», «От родных и близких», «Помним, скорбим».
Постепенно все начали расходиться по сторонам, собираясь на поминальную церемонию. Кладбище заметно пустело. По какой-то причине с уходом людей мне стало спокойнее и легче дышать.
– И нам пора, – сказала мама, аккуратно взяв меня за рукав плаща.
– Давай еще постоим, – настоял я.
– Давай хотя бы подойдем ближе. Все ушли.
– Я хочу один. Оставишь меня?
– Хорошо, я подожду тебя в машине. Потом мы точно поедем сам знаешь куда. Поэтому давай не долго.
– Угу.
Мама направилась к выходу, утопая своими каблуками в лужах грязи. Я наблюдал за ее медленно удаляющимся силуэтом до тех пор, пока он полностью не растворился в тумане. Оставшись в полном одиночестве, под назойливое карканье кружащих в воздухе ворон я начал идти к могиле. Когда мне оставалось пройти пару метров, выразительный взгляд М на фотографии встретил меня, заставив замереть на месте. Издалека не было понятно какое ее фото выбрали оставить здесь. Теперь мне удалось его разглядеть.
Однажды в художественной школе ей дали задание написать картину, чтобы отправить на конкурс. Для участия в нем требовалось прикрепить рядом со своей работой собственную фотографию. Тогда она, возникнув из ниоткуда, в панике подбежала ко мне на улице возле школы.
– Ты же, В, правильно? – схватила девушка меня за плечи. – Мы в одном классе учимся.
На ней идеально сидело легкое ситцевое платье в мелкий цветочек. Летний наряд цвета спелой вишни слегка оголял колени и вынудил меня оробеть. Глаза и все лицо было накрашено довольно ярко, но это не показалось мне чем-то вызывающим. Броский макияж лишь подчеркивал ее непревзойденную внешность. Она выглядела как красивая девушка с интернет-картинки, которая вряд ли когда-то заговорит с тобой. Но я решил попробовать и общаться при этом спокойно, оставить волнения своего сердца в тайне, не давать волю эмоциям, чтобы в будущем мысли об одной лишь даже мимолетной встрече с ней заставляли меня задыхаться.
