Чумной день

– Очаг! Это не та деревня, что вся пропала в 88-м? Помнишь?

Стас отвернулся от окна, почесал висок и в задумчивости приставил влажный белый кончик опрыскивателя к острому подбородку.

– В 1988-м? Лет 20 тому назад? Это же сколько воды утекло, Дмитрий Ильич…

– Ты чё? Какие 20? – Начальник неодобрительно хмыкнул. – Лет 40 уж. Стас, что у тебя с математикой?

Худой полицейский глупо улыбнулся. «Понятно, – рассудил про себя Арсений, – почему главный здесь именно Дмитрий Ильич». Тем более Стас, несмотря на лысину, выглядел младше. Только Арсений всё равно не понимал, как они могут помнить случай сорокалетней давности.

– А вам самим сколько лет? – спросил он и получил цокающий упрёк от Ники.

Дмитрий Ильич добродушно улыбнулся, обнажив белые, под цвет гипса, зубы.

– Что? Молодо выглядим? Это всё свежий воздух. Но ничего сверхъестественного: нам давно за 40, уверяю.

Арсений не поверил. Он тоже улыбнулся, принимая всё за шутку. Краем глаза он заметил тронувшиеся уголки губ у сестры.

– Ага… – протянул Арсений, не дождавшись смеха полицейских. – Ясно.

Дмитрий Ильич кашлянул в кулак. Замерший Стас вернулся к растениям. «П-ш-п-ш», – разносилось по вагончику в такт щёлканью клавиатурой.

– Итак, деревня Очаг. Вы туда путь держали? – Арсений и Ника кивнули. – Вместе с друзьями, которые сейчас где-то в окрестностях?

Дмитрий Ильич откинулся на прогнувшуюся спинку кресла. Его гипс стукнулся о подлокотник, и полицейский ойкнул.

– Это же необычная деревня, да? – поинтересовалась Ника вопреки предупреждающему жесту Арсения, и глаза Дмитрия Ильича сузились.

– В каком смысле, «необычная»?

Ника чуть подёргала свою косу и покосилась на брата.

– В смысле… Чудесная? Яна… наша подруга сказала, что Очаг способен излечить от любого недуга… Ну, или само место, или люди в нём, или ещё что. Вы же понимаете?

По недоверчивому лицу полицейского читалось обратное. Арсений поспешил сменить тему:

– Слушайте, нам надо найти друзей. Вы знаете, где эта деревня?

Дмитрий Ильич со скрипом посмотрел через плечо. Стас пожал плечами.

– Видите ли, в чём тут проблема, – Дмитрий Ильич подался вперёд. Белый гипс со стуком врезался в стол, – да что ж такое… Очаг – действительно необычное место. 40 лет назад – ну, примерно, округляем, – он поводил здоровой ладонью в воздухе, – в 88-м в ней непостижимым образом исчезли все жители. Ну, как «непостижимым», скорее всего они просто ушли. Место и тогда уже полузаброшенным было, несмотря на нового священника. Молодёжь вся уезжала, в города, в столицу, в другие республики… вот и старики за ними куда-то делись. Но куда и как – непонятно. Мы то дело так и не закрыли. Висит висяком – и что с ним сделать? Люди пропали, но их никто не ищет. Некому уж, да и зачем, если следов насилия не обнаружено? Люди просто испарились, побросав свои вещи, и на этом всё. Мистика какая-то, ей-богу.

– Вы же не верите в мистику, Дмитрий Ильич.

– Не верю, – согласился начальник с подчинённым, – но другого объяснения у меня и у тебя нет, Стас. Очаг – это наш Бермудский треугольник. Люди приходят, но потом не уходят…

Ника тряхнула косой, наклонившись.

– Как это не уходят? – Она облокотилась на колени и зажала телефон ладонями. – То есть, вы хотите сказать, наши друзья исчезли без следа? Так не бывает…

– И не было, – вставил Арсений, сложив руки на груди и переведя взгляд с Дмитрия Ильича на Стаса и обратно. – Вы же здесь. Не понимаю, как, столько лет назад, но деревню же вы осматривали и вернулись к себе. Так ведь?

«Вы», то есть они или – что по правде – их предшественники, ведшие расследование в 88-м. Дмитрий Ильич постучал пальцами по столу.

– Так ведь. – Он встал, с неприятным скрежещущим звоном отодвинув кресло. Арсений невольно схватился за ухо. – Поэтому у меня для вас решение: мы с вами съездим в деревню, всё проверим и если ваши друзья там или где-то рядом, то, значит, с ними просто нет связи и всё в порядке. Согласны? И никаких переживаний. Доставлю вас лично за целый день ожидания.

– Ночь, – машинально поправил Арсений, глядя на сестру. Она закивала, и он согласился.

– Ну и отлично. – Дмитрий Ильич вышел из-за стола. Арсений посторонился, пропуская тучного полицейского.

Он открыл дверь Нике, и та задержалась, посмотрев на брата и проведя большим пальцем себе по горлу. Арсений мотнул головой и отошёл чуть назад, заглянув за мониторы. Он нахмурился: экраны были черны. Но Дмитрий Ильич не выключал свой компьютер… И не включал. Арсений не помнил, чтобы и Стас лез под стол к блоку питания, а ведь пришли они вместе. Он только слышал щёлканье клавиатуры. Даже система охлаждения не давала о себе знать, да ещё в такую жару…

– Пойдёмте, – окликнул его подходящий Стас, и Арсений повернулся к полицейскому. – Ваши друзья ждут.

Арсений дёрнулся, едва не вскрикнув. Вместо худощавого лысого, но молодого мужчины без морщин на него смотрел сутулый старик с опрыскивателем в правой руке и беззубой улыбкой на дряблом, испещрённом, как рытвинами, серым пушком лице.

– Сеня? – позвала дрогнувшим голосом Ника, и он повернулся, снова чуть не крикнув.

Дмитрий Ильич, ходивший с переломом, вдруг похудел, опустив правую руку, и поседел, отрастив белую бороду, достававшую до груди, куда раньше прижимался гипс.

Уши разорвало тонким звоном, и Арсений согнулся, обхватив себя за голову. Если он всё-таки и закричал, то не услышал. Всё заглушил звук неясно откуда взявшейся сирены. Она лишила его не только слуха, но и зрения. Качнувшись к сестре, Арсений упал, лишившись сознания, но увидев короткий сон.

В нём большие, во все глаза, чёрные экраны вспыхнули жирными зелёными надписями.

Входящий сигнал…

…

…

…

…

…НЕЗАПЛАНИРОВАНОЕ ВКЛЮЧЕНИЕ. ОБНОВЛЕНИЕ ДАННЫХ…

…

…

…ОБНАРУЖЕНА НЕСТАБИЛЬНАЯ ПСИХИКА. ВЫЧЫСЛЕНИЕ. ВЫЧИСЛЕНИЕ…

…

…

…

АНАЛИЗ ЗАВЕРШЁН: СОЗНАНИЕ ПРИГОДНО ДЛЯ ТРАНСПЛАНТАЦИИ. НАЧАТЬ ПЛАНОВОЕ СКАНИРОВАНИЕ…

Глава 3

Кирилл

Кирилла разбудили голоса. Людей в белом. Сильное сияние освещало их головы как слившиеся нимбы. «Ангелы», – подумал Кирилл, не чувствуя тела. Он всё-таки умер и попал в рай… Он? В рай?

Один из «ангелов» склонился ближе, загородив притупившийся свет. Его лицо – гладкое и прямоугольное – не имело черт.

– Что?.. – Мужской голос звучал глухо, как за стеной. – Он умирает.

Рядом что-то пикнуло. Кирилл безуспешно попытался повернуться.

– Ничего, время ещё есть.

Безликая голова подалась назад. Свет вернулся в полной силе, и Кирилл зажмурился. Он ощутил прохладную влагу на своих щеках. Что это? Он плачет?..

Опять?

Ему на лоб легла тёплая ладонь.

– Бог ждёт тебя, – сказали ему и отпустили.

Куда? Зачем? Стойте. Свет ударил по глазам, и Кирилл внезапно полетел. К сиянию, к вовремя убравшимся головам, навстречу небу, как он подумал, закрывая глаза и чувствуя на лице освежающие капли. Не слёз – дождя.

Он всё ещё в лесу и летит куда-то вниз, срываясь с дерева и срывая листья. Падает, чтобы подняться или – что вероятнее – ещё сильнее опуститься. Провалиться сквозь землю, в огонь и боль… За то, что он сделал, с собой. За то, какой он…

Кирилл умер и остался висеть. Посреди леса.

Не лежать. Посреди протекающей комнаты… Кирилл резко открыл глаза. Потолок ослепил, но на нём не было ламп. Только плоская белая поверхность. Кирилл вернул не только зрение, но и чувствительность – он потёр влажные глаза руками. Привык к свету и отрывисто вдохнул, оцепенев от ужаса. Сверху на него смотрело лицо. Не человеческое – гладкое, белое, – но и не прямоугольное. У него были немигающие глаза и длинный рот, открывшийся и издавший короткий звук, сопровождённый белёсым паром:

– О.

Кирилл с трудом проглотил ком в горле, сдавивший изнутри шею, как туго натянутая верёвка снаружи, пропавшая вместе с лесом. У лица сверху отсутствовал нос. Зато имелись кривые рога на макушке.

– Отринь ночь – прими день, – зашевелился рот, исторгая утробные звуки, составлявшие слова: – Встань, дитя, и живи при свете дня. Не умирай в ночи. Не спи и не закрывай глаза. Я вернул тебя не для этого.

Лицо, говорившее с Кириллом, чуть отдалилось. Слева и справа от него появились тонкие руки с воздетыми к потолку ладонями.

– Встань, – повторила Утроба, родившая Кирилла заново, и он сел, не выпрямляя головы, не отворачиваясь от Существа, занимавшего полкомнаты. Кирилл облокотился на руку, поворачивая тело, и медленно встал. Он не моргал, и от напряжения заслезились глаза.

– Ты… вернул меня? – выдавил он осипшим голосом. Кирилл кашлянул и схватился за горло.

– Отринь ночь – прими день, – повторила его Утроба, и Кирилл разжал шею. Она больше не болела. Он больше не умирал. – Вернул, – подтвердило Существо. – Ты против?

Кирилл медленно, с секундной задержкой, поводил головой из стороны в сторону.

– Откуда… ты вернул меня?

Существо прикрыло белые, как облака, глаза.

– Из темноты.

Глаза закрылись, но не потухли. Существо светилось, Существо походило на высокого искривлённого в спине альбиноса с пятнами витилиго, где одни участки странно пупырчатой кожи были чуть светлее других.

– Темноты? – Кирилл ожидал другого. В аду, как он слышал, хватало света – только красного и совсем неприятного.

– Смерть – это тьма, – пробурчало Существо, чей голос шёл будто не из беззубого рта, а прямо из впалого живота, шевелившегося одновременно с бесцветными губами, – а свет – это жизнь. Я подарил тебе день.

Кирилл огляделся, впервые присматриваясь к месту, где оказался. Судя по заколоченным окнам по бокам, не дававшим вид на улицу, и закрытой двери за спиной, он был в обычном деревянном доме. С одной большой и пустой комнатой, не считая его и странного Существа, не имевшего ни одежды, ни половых органов. Только шершавую бледную кожу и вытянутые конечности. Как огромная бесшёрстная обезьяна, выпрямившая плечи и стоявшая на двух ногах.

– Кто ты? – Кирилл сглотнул. На языке почему-то чувствовался металлический привкус.

Существо неясно чем втянуло воздух, зашипев.

– Дажьбог, – ответило оно, выпуская обратно пар, – солнце, свет… День.

Оно опустило руки. Те едва не достали до выпуклых икр.

– Я – даритель, – продолжило Существо. – Люди говорят: «Дай, бог!», и я отвечаю. Я даю, потому что могу. Потому что настоящий. Ты понимаешь, что это значит? Твой Бог нереален. Как и твоя смерть. Ты не умер, потому что я даровал тебе жизнь. Знаешь, что ты можешь дать мне взамен?

Кирилл медленно потянулся к груди. Там висел крестик, подаренный ему Никой Щербаковой. «На здоровье», – прошептала она, вручая, в день, когда Кирилл впервые задумался о самоубийстве. О самом тяжком грехе, если… Если верить Нике.

– Что? – он с трудом услышал собственный осипший голос. На мгновение после пробуждения или ещё во сне Кирилл поверил в ангелов. Теперь же перед ним стоял сам Бог? Тот, кто вернул его из темноты. Зачем? За что?

– Мне нужна лишь твоя вера, – изрекло Существо, вытянув указательный палец. – И сердце. С верой приходит любовь, а с любовью начинается жизнь. Ты же хочешь жить?

Кирилл, прижимая ладонь к груди, задумался. Он прикусил губу. Жить? Конечно, он хочет. Но жить больным? Не жить, а даже доживать. Каждый день терпеть боль, искать помощи, не находить, выносить жалостливые взгляды друзей… Видеть, как с ним носится Вадим. Как он страдает, переживая. Постоянно спрашивая, как он, прекрасно зная ответ… Нет, так Кирилл жить не хотел. Но и умирать тоже. Тем более умирать медленно, день за днём, кашляя, глотая таблетки, бегая в туалет, пачкая рот, потея, чувствуя озноб, не в силах что-либо изменить… Разве только прекратить. На своих условиях. Ладонь у груди сжалась в кулак.

Существо шагнуло вперёд. Кирилл рефлекторно отстранился. Белая ладонь замерла. Указательный палец вперился ему в грудь.

– Слушай. – Кирилл поднял взгляд. Существо не моргало. Сплошные белки вместо глаз буравили его насквозь, пригвождая к дощатому полу. – Прислушайся. К своему телу. К своим ощущениям. Ты всё ещё не веришь, что вернулся? Что снова жив?

Кирилл опустил глаза. Помимо зудящего звона в ушах, он расслышал стук своего сердца. Такого тихого, спокойного, живого. Ни кашля, ни пота, ни слабости. Он ничего не чувствовал. Даже натёртая шея не болела. Кирилл был в полном порядке.

Палец Существа – Бога – коснулся его груди слева. Он ощутил невесомое, облегчающее тепло и невольно улыбнулся. Вновь глянув на лицо перед собой, Кирилл больше не испытывал страха. Только восторг.

– Избавься от последней вещи, связывающей тебя с миром тёмной лжи, и прими светлый день.

Кирилл, оттянув мокрый джемпер, так и сделал: снял цепочку крестика и бросил под голые ноги божества. Оно отошло, поморщившись своим безносым лицом.

– Дитя. – Белый рот растянулся в лучезарной улыбке. Перед Кириллом расплылась белая дымка. – Отринь ночь – прими день.

Кирилл с тихим стоном схватился за грудь. Он не мог вдохнуть. Кирилл согнулся, уставившись распахнутыми глазами в пол. Лежащий перед ним крестик скрылся в неведомо откуда взявшемся белом тумане. Шею Кирилла словно снова сдавила верёвка. Он схватился за горло и зашёлся в сухом кашле, не в силах ни разогнуться, ни вдохнуть. «Нет», – мелькнула в голове мысль. Он всё-таки умер и провалился в вечную агонию или ещё умирал. Не было никакого дома и уж тем более перед ним не возникал никакой бог… Прямо сейчас Кирилл окончательно задохнётся, и боль наконец исчезнет. Навсегда или лишь сменится другой. Возможно, более мучительной – за то, что он сделал, а не каким был, – но её уже никто не увидит, кроме него. Всё закончится, так или иначе. Как он и хотел…

За спиной хлопнула дверь. Проскрипели быстрые шаги, и Кирилл ощутил, как когда-то, только в темноте, но тоже на полу, только кафельном, с мутными, уже разбавленными водой из крана разводами крови, мягкие руки, обхватившие его за плечи. И задрожавшие от рыданий вместе с ним.

«Вадим», – подумал он и чуть ослабил пальцы на шее.

– Ты душишь себя, – сказал незнакомый голос с будоражащим слух трепетом, и Кирилл исподлобья увидел заросшее щетиной лицо. – Опусти руки. Ты можешь дышать. Ты не умираешь. Поверь.

Кирилл неуверенно убрал ладони. Человек вместе с ним вдохнул и выдохнул. Кирилл медленно выпрямился. Открытая дверь выпустила наружу белый дым.

– Да настанет день. – Утробный голос стал выше. Кирилл отвернулся от щетинистого мужчины и не узнал того, с кем говорил до его прихода.

Его Утроба уменьшилась. Разумно: после рождения или обращения она всегда уменьшалась. Приходила в норму или становилась более привычной. Вместо человекоподобной обезьяны-альбиноса перед Кириллом возник голый бесполый человек. Обычного роста, с обычными руками и ногами и даже с носом, однако без волос, сосков или ещё чего-то, что помогло бы определить его пол. Рога, росшие на макушке, уменьшились до рожков и переместились ближе ко лбу. Глаза, не имевшие ресниц, не изменили цвет, но внезапно обрели две маленькие чёрные точки, ставшие зрачками. Они шевелились вместе с головой.

– Отец Михаил. – Новоявленная Сущность обратилась к мужчине в чёрном.

Тот отпустил Кирилла и сложил ладони у груди, выпрямившись перед бывшим Существом.

– Да, боже.

– Поприветствуй нового обитателя деревни. – Сущность показала на Кирилла. – Добро пожаловать в Очаг, дитя.

Сущность моргнула. Она осталась стоять, а отец Михаил, улыбаясь, повёл Кирилла на улицу. Он закрыл за ними дверь. Сущность пропала из виду, но свет, сочившийся из щелей дома, подсказывал, что она там, что она – или он, или оно – никуда не делось. Некто или нечто осталось за дверью с намалёванным чёрным крестом. Кирилл не успел ни о чём спросить, отец Михаил мягко поддел его в спину и направил к перекошенной калитке.

– Не терпится познакомить тебя со Светой. – Он аккуратно закрыл скрипучую калитку за Кириллом. – Она давно не общалась с ровесниками… Тебе сколько?

– 20, – ответил Кирилл, оглядываясь.

От дома с крестом они подошли к зелёному толстому дереву, чуть спасавшему от знойной жары.

– А, ну почти, – протянул Михаил, останавливаясь у колодца. – Ей 17… Это дочь моя. Светик. Ей…

Он осёкся, слепо уставившись перед собой. Улыбка медленно сползла с лица, тёмная щетина лишилась белозубого просвета.

– Ей всегда 17, – медленно выговорил Михаил. Он резко схватился за ухо.

Кирилл подался к нему, и отец Михаил выставил ладонь.

– Всё хорошо, всё хорошо, всё хорошо, – повторил он, с каждым повтором понижая голос, и отпустил раскрасневшееся ухо, снова улыбаясь. – Мошка залетела. Всё в порядке, честно. Хочешь пить?

Кирилл кивнул, дотронувшись до шеи, и отец Михаил наклонился к колодцу. Он поднял с травы пустое ведро и закинул его в темноту. Внизу довольно скоро булькнуло.

– Чистейшая вода на свете, уверяю. – Михаил не предложил кружек, и Кирилл плеснул себе в лицо прямо из ведра. Вода освежила, глотать, даже капли, он не решился. После него Михаил набрал горсть воды ладонями и жадно выпил, облив тёмный подбородок и чёрную робу.

Он зажмурился, отряхивая руки.

– Вот теперь точно всё хорошо.

Кирилл шмыгнул носом. У воды был странный запах. Но выглядела она действительно чисто – буквально сияла на солнце, просачивавшемся сквозь листву сверху. Кирилл даже разглядел серые стенки ведра.

– Ну что, идём знакомиться? Тебя, кстати, как?..

Кирилл представился, и Михаил, вытерев о себя руки, направил его дальше. Кирилл шёл мимо низких деревянных домов с тёмными окнами, безмолвными калитками, заросшими огородами, и думал: «Так это и есть Очаг?». То самое место, куда он и направлялся с Вадимом, Яной, Ромой и остальными, если бы всё прошло по плану. Кирилл не верил, что ему смогут здесь помочь. Не верил и Вадим – никто не верил, Кирилл знал. Никто, кроме Ники, но и она по итогу ошиблась. Ей казалось, на всё воля Божья: когда ничего не оставалось, стоило начать молиться и, быть может, тебя услышат.

Кирилл не молился, несмотря на подаренный крестик, но он просил. Честно. И в общей душевой, где его вовремя нашёл чем-то разбуженный Вадим, услышавший тогда его просьбу, но не послушавший. И забираясь на дерево, туго завязывая верёвку, он просил, чтобы всё закончилось. Не обращаясь ни к кому конкретно и, видимо, поэтому его услышали.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.