Килим

Дмитрий чувствовал, как его сердце бьется где-то в горле, и отвернулся, не в силах смотреть, как тонкие пальцы Егора осторожно вплетают обрывок в почти полупрозрачные волокна основной нити. Слишком легко порвать, слишком страшно надеяться. Дмитрий сжал кулаки в карманах, стараясь успокоиться. Даже если бы он мог касаться полотна Изнанки, он бы всё равно не смог починить Наташину нить – его руки дрожали так, что он бы просто испортил всё неосторожным движением. Нет, всё-таки хорошо, что он рискнул положиться на Егора. Парень ещё не безнадёжен. Может теперь, когда всё улажено…

– Фух. – Егор вытер несуществующий пот со лба и повёл плечами, разминаясь. Затем, на секунду он замер, и ещё раз потянувшись к нити, осторожно её разгладил. Дмитрий нетерпеливо вгляделся в полотно, забывая дышать.

Нить была вплетена не очень аккуратно, и оставшийся конец непрожитого пока будущего торчал из Полотна, но Дмитрий знал, куда смотреть. В месте сплетения волокна уже медленно, но нарастали, признавая новый отрезок как свой собственный, укрепляя маленький узелок. Со временем на нити нарастут нужные волокна, а торчащий конец заправит сам себя в Полотно, его переплетут новые нити чужих судеб, с которыми она пересечется, и ничто не будет напоминать о произошедшем.

– Спасибо. – С чувством выдохнул Дмитрий. Он протянул дрожащую ладонь для рукопожатия и Егор, на секунду заколебавшись, протянул свою руку и крепко сжал её в ответ. Дмитрий почувствовал, как не отпускавшее его весь день чувство тревоги наконец-то покидает тело, и он, кажется, снова начинает дышать полной грудью, а сердце вот-вот вырвется наружу от облегчения…

– Ой, господин маг… – Глаза Егора, похожие на голубые капли, удивлённо распахнулись, парень воззрился на что-то позади мага и выпустил его руку. – Смотрите! Птичка! Интересно, что она тут делает?

Дмитрий медленно обернулся и уставился на местный аналог дерева. На нижней тонкой ветке действительно сидела крохотная серо-коричневая птичка, и цветом, и размером напоминавшая воробья. Она склонила голову набок, черные глазки-бусинки внимательно смотрели на людей.

Дмитрий почувствовал, как что-то внутри оборвалось, и сердце рухнуло вниз.

* *

Мысли Дмитрия неслись со скоростью испуганного табуна, но, как ни странно, при этом он видел себя и всё вокруг, словно при замедленной съемке.

– Ну, вот и всё. – Со странным спокойствием подумал он, в то время как фоном в голове другая его часть лихорадочно перебирала варианты.

«Бежать? Ткачи догонят их в два счета. Нырнуть на Лицевую? А Егор? С ним выйдет в разы медленнее, их просто не выпустят. Оставить его здесь?»

Дмитрий почувствовал кратковременный укол совести, от которого он тут же отмахнулся. Сейчас надо думать о выживании. Да, он действительно мог бы сейчас провалиться на Лицевую, но…

Егор может сдать его с потрохами. Если он оставит мальчишку тут, то всё, сделанное сегодня их руками, может пойти прахом. Всё, ради чего он согласился на эту работу, будет разрушено. Он не мог этого допустить. Но и сделать ничего не мог.

Если бы он только мог убить Ткача…

Маг вздрогнул, по спине его пробежал ледяной холод, а темные волоски на руках встали дыбом при этой мысли. Убить Ткача? Никто никогда не убивал Ткачей. Это просто немыслимо. Всё равно, что убить Бога… нет, даже ещё невероятнее. Словно убить само Время.

Можно ли вообще убить Ткача?

Вот он – маленькая птичка на ветке, которая может уместиться в его кулаке. Вот он – Страж Равновесия, Хранитель Изнанки, угроза жизни Дмитрия и Егора – а также, возможно, жизням их любимых людей.

Может ли человек убить Ткача?

И что случится, если Дмитрий его убьет?

Маг чувствовал, как капля пота стекает по его левому виску.

«Думай-думай-думай-думай!»

«Диверсия? Прорвать нити, скажем, за спиной Ткача, и сделать ноги? Тогда хватит времени и на то, чтобы вытащить Егора…»

«Это всё бесполезно. Ты не сможешь скрыться от Ткача на Изнанке. Ты не сможешь скрыться от Ткача на Лицевой. Ты сам знаешь, что Полотно едино, даже если нырнуть на ту сторону, Ткач просто вырвет твои нити на Изнанке – и тебя будто и не бывало. А если ты ещё и уничтожишь часть Полотна… представь, что с тобой могут сделать. Просто сдайся.»

Дмитрию казалось, что время, которое на Изнанке и так чисто умозрительно, совсем остановило свой бег. Всё, что оставалось – маленькие черные глазки-бусинки, прожигающие в нём дыру до самой души, заставляя её плавиться в агонии.

Он знал, что они рисковали, он должен был отказаться, он должен был пойти….

– Надо же, на воробушка похожа. – Тем временем Егор сделал шаг к дереву, пытаясь рассмотреть птичку поближе. – Я не думал, что животные могут ходить на Изнанку… это бы объясняло, куда постоянно пропадают… – Паренёк обернулся к магу, продолжая говорить по инерции, но осознание, кажется, наконец, настигло и его. – …кошки.

Голубые глаза Егора распахнулись так широко, что, казалось, они вот-вот выкатятся из орбит, а и без того бледная кожа резко посерела. Видимо, что-то в лице Дмитрия выдавало всю тяжесть их ситуации, потому что паренёк сглотнул и ещё раз взглянул на птицу.

Между тем, Ткач что-то прочирикал и слетел на ветку пониже. И через секунду к нему откуда-то сверху слетел ещё один. И ещё. И ещё. И ещё.

Вскоре всё дерево было обсыпано птицами, как спелыми плодами.

Сотни маленьких глазок уставились на двоих нарушителей. Ткачи, меж тем, перечирикивались между собой, прыгая и порхая с ветки на ветку, вероятно, решая их судьбу.

– Мы можем что-то сделать? – Прошептал Егор едва шевелящимися губами, и голос его был голосом маленького ребенка, в ужасе цепляющегося за штанину всемогущего взрослого.

Вот только на этот раз всемогущих взрослых рядом не было.

Дмитрий медленно покачал головой.

Между тем у Ткачей происходила оживлённая дискуссия. Дмитрий заметил, что в беседе участвовали лишь с десяток птиц, остальные просто смотрели на них с Егором, отслеживая каждое движение.

– Может, поговорить с ними? Объяснить всё? Что мы не сделали ничего плохого, а наоборот, всё исправили? – Снова зашептал Егор.

Дмитрий скосил глаза на парнишку. Такая мысль его не посещала, но, опять же, сам Дмитрий никогда не встречался с Ткачами. Среди магов ходили легенды и истории про то, как Ткачи легко и непринуждённо находят провинившихся в любой точке Полотна и с такой же лёгкостью вырывают их нити из Гобелена Вселенной – Килима, как его называли ведьмы. Ни одной истории о том, что с Ткачами можно договориться, не было.

Дмитрий глубоко выдохнул и сделал шаг вперёд, прочищая горло.

– Простите, господа. Мы знаем, что мы нарушили правила. Но мы сделали это без злой воли. Маги понимают, почему Изнанку закрыли, но вред, нанесённый нами же ранее, остался. Прорехи продолжили разрастаться. Мы пришли на Изнанку не чтобы навредить Полотну, а наоборот, чтобы разгладить нити и распутать узлы, которые мы завязали ещё в то время, когда проход не был запрещён.

Дмитрий задержал дыхание, чувствуя, как кровь приливает к лицу и стучит в ушах. Он не был уверен, что его поняли. Он не был уверен, что Ткачи в принципе понимают человеческую речь или что это может хоть как-то повлиять на исход дела.

Чириканье на мгновение стихло, участвовавшие в «беседе» Ткачи повернули головки, внимательно разглядывая мага.

Дмитрий не ждал ответа, а потому пошатнулся, когда неожиданный голос обрушился – да, именно обрушился – на него. Голос этот не принадлежал ни мужчине, ни женщине, и даже если бы маг сосредоточился, он не смог бы с уверенностью сказать, говорил это один человек или несколько в унисон. Более того, он не был даже уверен, что слышит ЗВУК – не столько слова, сколько сами смыслы раскатами грома вспыхивали у него в голове, перекатываясь и утихая по мере появления новых.

– Мальчик, может быть, и да. А ты – нет. Он пришёл распутать. А ты пришёл оторвать.

– Я исправлял ошибку! – Возразил Дмитрий, но Ткачи словно потеряли к нему всякий интерес, вернувшись к своей мелодичной дискуссии.

– Не сработало… – Полувопросительно-полуутвердительно выдохнул Егор, а затем с нервным смешком плюхнулся на землю. Дмитрий бросил на него непонимающий взгляд, на что парень лишь пожал плечами.

– Ну, мы, очевидно, можем только ждать. Всё, что остается – устроиться поудобнее. – Егор помолчал, кусая губы, а затем тихо добавил. – Я лишь надеюсь, что с Мариной всё будет хорошо. Если меня сотрут… – Тень какой-то мысли промелькнула в глазах Егора. – Если меня сотрут… её жизнь ведь вернётся к исходному состоянию, верно? Словно ничего и не было…

Неожиданно он вскочил, неловко покачнувшись и едва удержав равновесие, и подскочил к дереву.

– Господа Ткачи! Это всё я виноват! Сотрите меня! Это я нанял мага, чтобы он провёл меня на Изнанку! Это я колебал нити и отрывал их!

Дмитрий потерял дар речи. Этот малахольный что, серьёзно решил вот так пожертвовать собой?

С другой же стороны – если бы его смерть могла спасти Наташу… если бы его не было, никто не провёл бы того бизнесмена на Изнанку? Или провёл бы кто-то другой? Он не знал. Он ничего не знал и ненавидел это. А ещё ненавидел себя за то, что размышляет об этом, в то время как сопливый мальчишка не думает, а просто встаёт и…

– Парень не виноват. – Дмитрий почти с удивлением услышал собственный голос. – Просто верните парнишку домой, он тут не причем, совсем ещё глупый. А я знал, на что иду. Без меня бы он сюда не попал.

Егор округлил глаза, видимо, не ожидая такого от мага. Да что там, Дмитрий сам не ожидал.

Но их выступление, похоже, внесло сумбур и в без того хаотичную беседу Ткачей. Птичьи страсти накалялись, и спор явно выглядел агрессивней, чем раньше.

Ткачи гневно перечирикивались между собой – судя по всему, мнения, что с ними делать, разделились. Наконец, после одной, особенно громкой трели, всё стихло.

Внезапно воцарилась тишина, вполне естественная здесь, на Изнанке, но после многоголосого щебета казавшаяся оглушающей.

Один из Ткачей – совсем крохотная птаха – вспорхнул вниз и приземлился на землю перед Дмитрием. Задрав голову, Ткач поймал взгляд мага, и тот почувствовал, что его, как магнитом, затягивает в черные дыры-бусинки. А затем в царящей тишине раздался оглушительный шорох, и нити, образующие землю под ногами Дмитрия, расступились, расползаясь в сторону, как гнездо потревоженных змей – и маг провалился вниз, в непроглядную колышущуюся темноту.

Если Егор провалился вместе с ним, то Дмитрий этого не увидел – тьма моментально поглотила его, и он даже не мог разглядеть свои пальцы. Единственный источник света – стремительно удаляющееся прореха в полотне, сквозь которую пробивался свет с Изнанки – и то, казалось, он боится разлившейся перед ним тьмы. А затем исчез и он, когда полотно, латая само себя, сомкнулось у мага над головой.

Дмитрий падал куда-то… вниз? Вверх? В непроглядной тьме он не мог даже приблизительно сказать направление. Это его наказание? Вечно падать куда-то… куда? Он явно оказался вне Полотна… Именно так ощущается, когда твои нити вырывают? Ты просто остаешься на обочине мира? Вечно падаешь в ничто, постепенно теряя рассудок в отсутствии места и времени?

Тьма словно размывала его границы, начиная от границ тела, заканчивая границами между мыслями и чувствами, расплывающимися и сплавляющимися в единое серое неопределимое.

Что он чувствовал сейчас? Смирение? Боль? Страх? Удивление? Отчаяние?

Отчаяние.

Пожалуй, это было оно.

Он не смог. Он подвёл Наташу. Он не знает, что Ткачи сделают с её нитями и не решат ли просто выдернуть их всех из полотна, потому что так проще? Или…

Тьма, казалось, сгущалась, становясь плотной и более осязаемой, хотя казалось, что это попросту невозможно. Она не была однородной. Она переливалась всеми оттенками тьмы, недоступными человеческому глазу, она… дышала. Она набирала цвет… если так можно было сказать о тьме.

И, наконец, когда темнота достигла совершенно немыслимых оттенков черного, Дмитрий увидел тусклый свет, приближающийся откуда-то снизу и сбоку.

Он попытался развернуться в своём падении, чтобы разглядеть его источник – и почувствовал… он не мог описать. Он увидел нечто такое, чего, наверное, никогда не доводилось видеть ни одному человеку.

В живом движущемся мраке плыла невероятных размеров конструкция, составленная из нитей, и светящаяся нежным тёплым светом. Из множества округлых входов то и дело то вылетали, то влетали Ткачи.

А сквозь самый большой – видимо, главный вход, был виден огромный клубок, от которого прилетавшие Ткачи отщипывали по крохотным кусочкам – и выпархивали обратно во тьму.

– Гнездо… это же… Гнездо! – Успел пораженно подумать Дмитрий, прежде чем голодная тьма разинула пасть и поглотила его окончательно.

* *

Три месяца спустя.

Наташа внезапно проснулась, как от толчка, и медленно села на кровати, пытаясь понять, что её разбудило. В спальне царила темнота, лишь за окном конус света от фонаря выхватывал из ночного мрака медленно ложащиеся хлопья снега. Было тихо, электронные часы безмолвно показывали 3.15 утра. Наташа вздохнула и, кутаясь в одеяло, спустила ноги на прохладный пол. В последнее время она стала плохо спать. Мысли одолевали её и днём, но ночью, словно голодные собаки, срывались с цепи, пытаясь напрыгнуть и поглотить её целиком.

Уже больше месяца Наташа периодически просыпалась в три пятнадцать. Словно подсознание зацепилось за эту точку во времени, напоминая о том, что сама Ната, наверное, предпочла бы забыть. Она могла ошибаться, но именно в это время тогда, в ту памятную ночь октября, она впервые почувствовала беспокойство за Диму.

Наташа перевела взгляд на темный силуэт спящего мужа. Его не тревожили кошмары, а если и тревожили, то по его виду нельзя было этого сказать – Дмитрий спал, как убитый, если прислушаться, можно было различить его ровное дыхание.

Она ему завидовала… Как она ему завидовала! Тому, что он может спокойно спать, тому, что он так просто мог решить, что ему подвластны чужие судьбы – и не сомневаться в принятом решении.

Саму Наташу терзали сомнения. Раньше, наверное, она бы злилась, ей бы хотелось кричать, швыряться посудой и, возможно, даже плакать. Но сейчас, несмотря на сомнения, она чувствовала странное внутреннее равновесие. Будто некий кусочек головоломки внутри встал наконец-то на место. И теперь она всё видела в новом свете.

Но понимать, что делать дальше, она от этого больше не стала.

Наташа тихо встала и бесшумно выскользнула из спальни на кухню, включила светодиодную полосу над стойкой и налила себе воды из графина. Пить не хотелось, но холодный стакан в руках немного успокаивал, позволяя сконцентрироваться и ухватиться хотя бы на одну из разбегающихся мыслей.

Она не знала, что делать дальше.

Она не знала, благодарить Волчка или проклинать её. Хотя нет, конечно нет. Девочка ни в чем не виновата. Всё было сделано до неё. И, наверное, на месте Волчка Наташа поступила бы также… наверное.

Тем утром Наташа проснулась на кухне Максимы. Она совершенно не помнила, как ей удалось уснуть – может, не обошлось без ведьминской магии. А может, сказалась общая слабость и эмоциональная усталость. У неё просто не осталось сил. А разбудил её крепкий аромат кофе.

Наташа помнила, как подскочила, сердце заходилось от страха, а дыхание перехватывало от надежды – и как ещё больше испугалась, увидев мрачное лицо Максимы. Но та, поймав взгляд Наташи, неожиданно тепло улыбнулась. Однако улыбка продержалась недолго – уже через несколько секунд уголки полных губ устало скользнули вниз.

Ведьма покачала головой.

– Не волнуйся. Он уже дома. Спит. То, что он планировал сделать на Изнанке… у него получилось.

Как чувствует себя летящий ввысь воздушный шарик, который вот-вот лопнет от переполняющего его гелия?

Наташе казалось, что это она – этот самый воздушный шарик, наверное, солнечно-желтый или небесно-голубой, с каким-нибудь дурацким рисунком или надписью вроде «желаю счастья».

Какое счастье.

– Но то, что он сделал… не прошло бесследно. – Уже тише продолжила Максима, уверенной рукой разливая из медной советской турки черный густой кофе со специями. – Он был наказан.

Да, так пахнет тот вечер в её воспоминаниях. Запах счастья, облегчения и отчаяния, замешанных в равных пропорциях. Корица, мускат, кардамон.

– Наказан? Но как? Что произошло?

Максима устало опустилась на древнюю колченогую табуретку, скрипнувшую под её весом, однако упорно отказывавшую разваливаться, и вздохнула. Было похоже, что она не спала.

– Об этом тебе лучше расскажет Волчок. Она сейчас в ванной, приводит себя в порядок. Девочка сделала всё что могла, но она появилась, когда Димку с его клиентом уже нашли Ткачи. Волчку пришлось вмешаться, поссориться с несколькими из своих. Но это не страшно. Кровные связи крепки, обида забудется. – Максима криво усмехнулась. – Димка на этот раз, пожалуй, истратил всю свою удачу. Его работу не стали ломать, и самого не стали стирать из Килима. Он жив и здоров, в своем уме (если, конечно, он когда-то вообще в нем был), но…

– Погоди… Ткачи? – По Наташиной спине пробежал холодок, а в горле встал ком, но она решительно сглотнула и продолжила, чувствуя, как постепенно картинка начинает складываться в голове… – Так вот почему ведьмы никогда…

– Не все Ткачёвы – ведьмы, и не все ведьмы – Ткачи! – Раздался голос откуда-то слева. Наташа повернула голову и увидела в дверном проёме устало, но довольно улыбающуюся Волчка. Мокрый ёжик её волос в утреннем солнечном свете вспыхивал огненными прядями. Молодая ведьма решительно откинула занавес из красных бусин и села на соседний стул, между Наташей и Максимой, затем пожала плечами.

– Спор был в самом разгаре. Так что я едва успела вмешаться. Твой муж помог мне, это правда. Они приняли это во внимание. Но всё же… он нарушил правила. Он сделал это из собственных эгоистичных побуждений. Он получил за это деньги. Мы долго совещались. В итоге, суд принял решение. Дмитрий не вспомнит ничего из этой ночи. Он будет думать, что заказчик его просто кинул. Денег за работу он тоже не получит. Мы пожертвуем их приюту для животных или ещё на что-то.

Наташа и не осознавала, как до этого были напряжены все её мышцы, как прямо она держала спину. Теперь же, когда облегчение начало растекаться по её телу, она обессиленно откинулась на спинку софы.

– И… всё? Это всё?

– Не совсем. – Волчок покачала головой. – Наталья… Ты ведь догадываешься, почему он пошёл на Изнанку? Ты больше не больна. Но Дмитрий об этом не знает. Он будет думать, что ему не удалось. Что он не нашёл лекарства. Он будет считать, что всё кончено, что спасения нет, до тех пор, пока ты не проживёшь ещё один месяц… затем ещё один… и ещё. Он будет считать это чудом, удивительным подарком небес. Возможно, это заставит его задуматься…

– Но… но зачем? – Наташа искренне не понимала. – Зачем заставлять его так мучиться? Я ведь могу просто рассказать ему, если… это ведь правда?

Волчок нахмурилась и сурово взглянула в лицо Наташе.

– Конечно, правда. Но дело не в этом. Во-первых…

– Он, скорее всего, не поверит, – продолжила Максима, задумчиво отхлебнув из чашки, – так работают наказания. Их положено отбывать.

Волчок согласно кивнула.

– А ещё… – Молодая ведьма кинула быстрый взгляд на Максиму, и та, словно зная, о чем идёт речь, недовольно поджала губы, отвернув голову. Волчок нахмурилась.

От Наташи не укрылись их странные переглядки, но обе ведьмы лишь отмахнулись от её дальнейших расспросов. Похоже, у них возникло некое разногласие, но о его причине ведьмы так и не сказали.

– Делай, как знаешь, – наконец, вздохнула Максима и, кивнув Наташе, направилась в сторону дверного прохода. – Ната, пожалуй, тебе пора.

Это был самый непрозрачный из всех намёков в Наташиной жизни, но она не обиделась. Наверное, ведьмам действительно виднее, когда кому-то пора, а когда – нет.

– Я провожу. – Вызвалась Волчок. – Ты ведь не знаешь знак порта для своей квартиры? Нет, конечно нет…

– В коробке с документами на втором сверху шкафчике. – Донёсся голос Максимы из недр квартиры.

– Аа-га. – Волчок пододвинула стул и ловко вскарабкалась на него, доставая искомую коробку из-под конфет, в которой теперь лежали различные бумажки и чеки. – Ага, вот он. Полагаю, Максима предпочтёт, чтобы я его перерисовала, нежели использовала, как есть. Так, эта стена подойдет… вижу, её для этого и используют…

Наташа терпеливо ждала, пока Волчок перенесёт мелом рисунок, а юная ведьма болтала обо всём и ни о чем, словно пытаясь заполнить тишину, или просто думая вслух. Наконец, символ был дорисован.

– Ну… всё готово. – Волчок несколько секунд помолчала, изучая своё творение. Наконец, она взглянула на Наташу и коротко кивнула, словно самой себе. Что-то в её взгляде внушило Нате тревогу. Её шестое чувство, как в шутку называла его мама, снова проснулось, прогрызая путь изнутри.

– Что… что не так? – Выдавила она из себя.

Волчок на секунду замерла, затем татуированные змеи на её руках нырнули в карман кигуруми.

– Я… я думаю, ты должна кое-о-чем знать. Это… – она поднесла к лицу Наташи открытую ладонь, на которой лежала, свернутся петлёй, тонкая зеленоватая нитка, – это его воспоминания. Эта ночь и… и не только. То, что они… то, что мы удалили. Я считаю, что ты должна знать, что он сделал. Почему и ради чего. Он не помнит, но… кто-то должен. И… я считаю, что тебе нужно кое-что узнать. Если ты сейчас откажешься, я их сожгу. Я должна была их сжечь. Но если ты захочешь…

– Я хочу. – Наталья выпалила это, не задумываясь, едва слыша собственный голос из-за гула крови в ушах. – Я возьму её.

– Максима думает, что ты будешь сожалеть об этом. Но я считаю, что ты должна знать правду о человеке, с которым живёшь. Правда… открывает глаза. – Тихо произнесла Волчок. И обернула нить вокруг Наташиного мизинца…

Максима была права. Наташа сожалела об этом. Но одновременно – и не сожалела. Тот первый день… Наташа не знала, как выдержала его. Как телепортировалась в квартиру, поцеловала мужа, когда он проснулся. Как отправилась на работу, словно в полузабытьи. Вернулась домой, как ни в чем не бывало. Как смотрела на Дмитрия, словно видя его впервые. Она всегда подмечала все эти мелкие морщинки вокруг любимых глаз, движения губ, то, как он склонял голову или хмурился. Признаки того, что он волнуется за неё. Что он переживает. Боится, что потеряет её. Что её не станет.

Она ничего ему не сказала.

Прошло уже три месяца, и она по-прежнему не знала, что ему сказать.

Любила ли она его? Да. Она любила его по-прежнему, по-прежнему восхищалась его силой воли и нежеланием сдаваться.

Простила ли она его? Нет. Не простила. И не знала, сможет ли простить когда-нибудь.

Сможет ли она дальше жить, как прежде?

Она не знала.

Иногда, в особенно невыносимые тихие ночи ей хотелось кричать от несправедливости всего происходящего, от жестокости Ткачей и – в особенности – Волчка, но…

Она не знала, что бы сделала на месте Димы. Она не знала, что бы сделала на месте Волчка. Чёрт подери, она не знала, что бы сделала на своём месте! До сих пор не знала.

Она ужасалась и поражалась самой себе, с кристальным спокойствием принимая заботу мужа, видя, как он боится. Она любила его. И ей было невыносимо больно видеть, как он страдает. Но молчала. Потому что так отбывают наказания.

И в одном всё-таки Волчок была права -

Правда открывает глаза.