Жилины. История семейства. Книга 2

– Ну, если вы все на этом настаиваете, – задумчиво проговорил Иван, – то ладно, будь по-вашему. Иди сюда, Митяй. Знакомься: дядя Тихон, дядя Пафнутий, ну а меня Иваном зовут, ещё раз, последний, повторю и сразу же предупрежу: дальше только розгами тебя отучать от твоих холопских манер буду, – и улыбкой своей показал, что всё, что он наговорил, было шуткой.

Иван сел в ногах у Тихона, Митяй прислонился к ближайшей стене, и как его Пафнутий ни уговаривал присесть рядом – лавка то длинная, ещё и место останется, – но Митяй объяснил, что ему так привычней. На том и остановились.

Голова Тихона была слегка приподнята: скорее всего, под простыню, которой был накрыт матрас, лежащий на лавке, подсунули подушку – так многие делали, чтобы подушка не упала на пол. Тихон своим единственным открытым глазом смотрел на Ивана, но не как раньше, когда его взгляд гулял из стороны в сторону, а прямо в упор, не отводя взора от лица своего компаньона. Это было не только непривычно, но и очень неприятно, хотя Иван понимал, что он это не специально делает, просто болезнь его принуждает. Пришлось с этим смириться.

– Ну, Ваня, поделись с нами, до чего ты успел додуматься за эти пару дней, – наконец негромко попросил Тихон.

По его внешнему виду было понятно, что он опять успел сильно устать, но изо всех сил крепился, чтобы ничем эту усталость не проявлять. Только это не очень хорошо ему удавалось. Но все, не сговариваясь, решили не обращать на это внимания, а начать заниматься делом. Особенно хотел во всём разобраться Пафнутий Петрович, хотя и осознавал, что в этом предприятии он может лишь что-то подсказать, опираясь на свой жизненный опыт и немалые знания, накопленные им за уже достаточно долгую жизнь. Но его это совсем не смущало, главное – появилась возможность эти знания в дело направить.

– Дядя Тихон, и вовсе не за два дня, я надо всем этим уже какой год думаю, сколько раз пытался с тобой посоветоваться, но ты меня ни разика услышать не захотел.

Иван с некоторой укоризной посмотрел на Тихона, но, заметив, что тот на его упрёк внимания не обратил, продолжил:

– Так вот. Начнём с торговли здесь, на ярманке. Помещение, что нам Ольга Васильевна предложила, небольшое совсем, да большое нам сейчас и ни к чему, а для той цели, с какой я его использовать предлагаю, тем более. Главное, что стоит эта лавка лучше не придумаешь, к ней подход с трёх сторон имеется, и везде окна большие, со стёклами. И печь не посерёдке торчит, а в глубине. Печь большая, зимой там должно быть тепло, хотя сеней как таковых в лавке нет, сразу с крыльца внутрь попадаешь. С одной стороны, покупателям это удобно, но ведь ярманки здесь не только летом да осенью бывают, а и зимой тоже. Придётся чаще печь топить.

Иван на секунду замолчал и оглядел присутствующих. Все слушали внимательно, он успокоился и продолжил:

– Итак, повторю: основные преимущества этой лавки перед соседскими – возможность подойти с разных сторон, много окон, в которых стёкла стоят, свободное внутри помещение. И вот почему я считаю, что это большие преимущества. Сейчас во многих здешних лавках можно купить всё, что твоей душе заблагорассудится: от мануфактуры до глиняных горшков, от иголок с нитками до женских причуд. Из-за этого теснота и толчея. Ничего не видно, к товару без приказчика не подберёшься. В общем, одни неудобства. Мне кажется, лавка должна торговать одним, самое большее двумя видами товара. Такими, которые всем необходимы. Вот Пафнутий Петрович улыбается, понял, о каком главном товаре я говорю: о посуде и прочей домашней утвари, которая для еды и готовки требуется. Это и будет один вид товара, но среди него столько всего, что за голову можно схватиться, как бы не запутаться. У нас покупатель должен найти любую вещь, какая ему может понадобиться. Если это посуда, то любая – и в печку засунуть и на стол поставить. Из чугуна, глины, дерева, стекла, фарфора. Что там ещё имеется, дядя Пафнутий? – неожиданно обратился он к главному специалисту по кухонной и домашней утвари.

– Да в основном ты всё перечислил, – улыбнулся тот, а затем вопрос задал, да с подковыркой:

– Ну и как же ты хочешь всё это показать?

– Начнём с окон, – стал загибать пальцы Иван. – Они у большинства пустыми стоят, ну или так завалены, что ничего и не разберёшь. А я видел где-то такую штуковину из дерева: ножки, как у стола, а к ним на разных уровнях полки прилажены.

– Есть такая мебель, – включился сразу же Пафнутий, – она по-французски называется l'étagère, любопытная вещица.

– Вот-вот, – подхватил Иван, – и любопытная, и красивая, а для наших целей даже очень пользительная. Мы к Проше обратимся, и он нам того размера, который нужен, такие небольшие, как их дядя Пафнутий назвал, этажеры изготовит. Мы их на подоконники поставим, чтобы с улицы было хорошо видно, а на них лицом к окну тарелки всякие красивые с чашками и сковородками разместим, чтобы можно было, не заходя в лавку и не заглядывая в окна, понять, чем в этой лавке торгуют. Дальше мне вот какая мысль в голову пришла, хочу с вами со всеми посоветоваться. Внутри лавки хорошо было бы такие же этажеры, только уже побольше, в человеческий рост, поставить, причём таким образом, чтобы покупатели, прежде чем до приказчика доберутся, всё обошли и на всё посмотрели. А отдельно у окна, где посветлее, небольшой прилавок разместить со специально обученным приказчиком, чтобы украшениями торговать. Туда мы положим и перстни с браслетами, и бусы с серьгами, и всякие прочие женские забавки. При этом прилавок сделаем со стеклом сверху, чтобы покупатели их видеть видели, а вот примерить – только с приказчиком, который там постоянно находиться обязан. Там и дешёвый товар должон быть, который офени оптом закупают, и дорогой – для господ с деньгами. Думается, как узнают хозяева окрестных поместий, что у нас в лавке стоящие украшения имеются, так и захотят посмотреть, не всё же им в Москву да Санкт-Петербург ездить. Основная часть товара для оптовой торговли у нас будет находиться в амбаре, что за лавкой стоит. Он большой, и в него много всяческого товара поместить можно. Зимой, между ярманками, он дополнительным складом может служить. Всё хоть помощь нам будет.

– А ты не узнал у Ольги Васильевны, не согласится ли она нам его продать да сколько за него попросит? – неожиданно спросил Тихон.

Иван так удивился, что даже не смог сразу сообразить, что тот имеет в виду. Наконец, когда до него вопрос Тихона дошёл, он с явным удивлением спросил в ответ:

– А она что, лавками тоже торгует? – и сразу осёкся, виновато посмотрев на Тихона.

– Не знаю, торгует или нет, но, например, Тренин, Иван который, говорил мне как-то, что он лавку давно уже выкупил. Это выгоднее получается, чем каждый год за аренду платить. Ну да ладно, не спросил, значит, не спросил. Дальше рассказывай.

– Дядя Тихон, – удивился Иван, – да я вам вроде бы всё уже рассказал.

– Про лавку всё, а дальше что делать будем? Торговать-то кто там будет?

– Так, дядя Тихон, приказчиков нанять придётся.

– Где ты их возьмёшь? Из них ведь хвост за воротами ярманки не вьётся. А следующая ярманка через три месяца будет. Сам к прилавку встанешь?

Иван растерялся. Он ещё не думал над этим вопросом и не знал, как следует поступить.

Но тут заговорил Митяй:

– Тихон Петрович, я многих толковых приказчиков знаю, которые готовы от своих нынешних хозяев уйти. Кто-то из них в Холуе живёт, с ними можно будет и позднее переговорить. Ну а большинство, конечно, из Владимира или других мест приезжают. Вот с этими, если мы на Никольской думаем начать торговать, надо поспешить и, пока Тихвинская не закрылась, успеть договориться.

– Спешки особой нет, о лавке мы пока только мечтаем, но ты, Митяй, этим вопросом начинай заниматься, – сказал Тихон и к Ивану обратился: – А ты его гнал. Ладно, дальше, что ещё делать думаешь?

– Мне думается, – воодушевился Иван, поняв, что гроза мимо прошла, – товар, которым мы в этой лавке на ярманке торговать собираемся, изучать придётся. Вот тут нам Пафнутий Петрович очень большую помощь оказать сможет.

Пафнутий прямо расцвёл весь, когда Ивановы слова услышал, а тот свои задумки всё продолжал и продолжал выкладывать:

– Первым делом нас, дядя Пафнутий, интересовать будет, где нам выгоднее всего товар отменного качества приобрести. – И он из кармана книжицу, подобную Тихоновой, с карандашом достал, явно этим показывая, что всё-всё записать готов, и на Пафнутия просто-таки уставился – другим словом это и назвать было трудно.

– Ну, с глиняной посудой вопроса, наверное, нет? – спросил Пафнутий Петрович. – С Лукой Фроловичем вы знакомы. Возможно, и другие мастера имеются, но Горшков всем мастерам мастер. По деревянной посуде в Хлынове – это город такой, на реке Вятке стоит – два отменных мастера имеются, я тебе их адреса дам и свою рекомендацию. Настоятельно советую их посетить. Да вот ещё: в Макарьевском уезде Костромской губернии есть деревня Сухоноска, так там такие расписные плошки, миски да ложки творят – загляденье. Здесь я подобных ни разу пока не видел, а они стоят того, чтобы ими заняться. Вот когда в Хлынов поедешь, как раз мимо Сухоноски путь держать будешь. Вишь, в одной поездке сразу двух зайцев убить сможешь. В Сухоноске ищи Павла Носова, там его все знают. Мастерская у него пока маленькая, там работает только его семья, но, ежели ты у него товар брать начнёшь, он быстро дело своё расширит. Шустрый такой мужичонка. По склянице – так вся посуда, из стекла варенная, называется – я вот что тебе скажу…

Пафнутий произнёс это и задумался.

– Послать тебя к Мальцевым, что ли? – наконец решился он. – Есть такие Мальцевы, у них под Можайском небольшая фабрика была, где они стекло варили. Чему вы все удивляетесь? – переводил глаза с Прохора на Ивана, а с Ивана на Митяя Пафнутий. – А, понял, вы не знаете, как стекло производят. Его из песка специального делают, белого такого, кварцевым тот песок называют. Вначале его с добавками всякими в печь помещают и мехами накачивают туда воздух – ну, в общем, на кузню похоже. Песок плавится, и вот из этой густой массы уже выдувают изделия.

Он заметил, что не очень-то его собеседники поняли, о чём речь идёт, и закончил со своими объяснениями:

– Ты вот, Иван, как туда съездишь да своими глазами всё увидишь, вопросы перестанешь задавать.

Он головой своей несколько раз покрутил и продолжил:

– Мальцевым в Можайском уезде запретили работать, они там почти все леса в округе вырубили, печи у них ненасытные прям, столько дров за день съедают, что не напасёшься. Вот они на реке Гусь, это здесь неподалёку, песок хороший, пригодный для варки стекла нашли и фабрику туда начали переводить. Собираются открыть производство в ближайшее время. Первым приедешь туда – первым у них будешь, ну и здесь, естественно, тоже. К ним я тебе также рекомендацию напишу. Думается, что у них товар с прежней фабрики ещё сохранился, вот с него ты и начнёшь стеклянной посудой торговать. Она, конечно, очень нежная, бьётся, чуть ударишь, но красивая очень. Желанным товаром может стать, ну а тому, кто первым её сюда привезёт, честь и хвала будет.

Пафнутий замолчал и за кружкой с квасом, которую он у окна оставил, направился было, но Митяй его опередил, как молния туда метнулся и Пафнутию её подал. Тот сделал пару больших глотков, Митяю кружку полупустую вернул и снова заговорил:

– За посудой из чугуна и железа тебе на Урал придётся ехать, там главные производства расположены. Ну, да вы же знакомы с бывшим управляющим одного из уральских заводов, он сейчас книгами занялся, – и на Ивана посмотрел вопросительно.

– Это вы о Гладышеве речь ведёте? – спросил Иван и, услышав, что фамилию тот не помнит, а вот книжки, им изданные, знает хорошо, кивнул головой.

– Так вот тебе к нему надо обратиться, он лучше посоветует, что и у кого брать. Теперь по фарфору и серебру. В Санкт-Петербурге я знаю некоторых крупных торговцев подобным товаром и поговорю с ними, могут ли они сюда посылать небольшие партии товара. Вот, пожалуй, и всё.

К этому времени утомившийся Тихон вновь заснул, разговор прервался сам по себе, и Иван тоже отправился спать.

…Время до посещения доктора ещё оставалось, и дядя Никита продолжил свой рассказ:

– Утром следующего дня Иван с Митяем никак дождаться не могли той поры, когда на улице народ появится. Они тут же запрягли Воронка и на телеге подъехали к лавке Тренина. Ни покупателей, ни приказчиков ещё в лавке не было, и Иван Гаврилович, который, судя по внешнему виду, сам от безделья маялся, самолично начал отпускать заказанный товар. Это был крупный мужчина уже в солидном возрасте. По мнению Ивана, постарше не только его отца, но и Тихона. Крепкий на вид, он легко ворочал тяжёлые отрезы ткани. Седые, с изредка встречающимися тёмными прожилками прямые волосы покрывали всю его голову и спускались на шею, немного даже накрывая плечи. В противоположность небольшой, практически белоснежной и тщательно подстриженной бородке такие же белоснежные усы были длинными и спускались вниз, прикрывая уголки рта. По своей стародавней привычке Тренин часто крутил один и тот же правый ус, из-за чего он немного торчал в сторону. Зрение у Ивана Гавриловича было отменное, ни очки, ни пенсне он не носил, смотрел всем покупателям прямо в глаза, и каждый мог разглядеть, что, несмотря на возраст, они у него чистые, тёмно-карие, издали казавшиеся совсем чёрными.

К сожалению, крючникам Тренин в тот день велел только к полудню явиться – посчитал, что с утра покупателей мало будет. Не знал он ещё тогда, что Иван к нему пораньше решит подъехать. Поэтому на них с Митяем да ещё одного расторопного молодого приказчика, который явился следом, легла нелёгкая задача по погрузке заказанного товара. Тяжелее всего было рулоны с тканью из амбара до телеги таскать. В этот раз Иван заказал тканей много больше, чем раньше, да к прежним их видам ещё и новые добавил. Если Тихон предпочитал брать только лёгкие ткани, пригодные для пошива женской одежды, такие как газ, батист, кисея, камка, мадаполам, бумазея, сатин и тому подобные, то Иван, помимо них, набрал много тяжёлого сукна для мужской и верхней женской одежды да бязи на подкладку. На пробу взял пару кусков ратина – новой, очень красивой, но достаточно дорогой материи для верхней одежды.

Наконец, когда все ткани были погружены и подвода оказалась почти заполненной, дошла очередь до остального товара. Накануне приказчики Тренина собрали всю мелочёвку и уложили её в кули из рогожи. Тут уже полегче было. Иван раскрутил длинную верёвку и принялся тщательно обвязывать получившийся воз. Митяй с приказчиком докладывали оставшийся товар, а Иван неутомимо обвязывал и обвязывал его, казалось, бесконечной верёвкой. В конце концов всё заказанное было отпущено и погружено на телегу. Иван Гаврилович обошёл воз со всех сторон и произнёс задумчиво:

– В этом году вы с Тихоном на первое место среди всех офень можете выйти. У нас есть такое правило: покупателю, занявшему на ярманке первое место, мы скидку делаем, и довольно большую. Правда, будет это только через год, когда все расплатятся. Так что жди, тёзка. Честно говоря, не ожидал я, что ты столько всего наберёшь, особенно зная, что с Тихоном приключилось. Ну, желаю тебе удачи! – И он крепко пожал руку Ивану.

– Дядя Иван, – осмелился тот при прощании задать вопрос, который его чуть ли не с самого утра беспокоил, – а правда бают, что ты лавку эту у Пожарской выкупил?

– Кто же такие слухи распускает? – сделал вид, что рассердился, Тренин, а затем ус свой покрутил немного. – Действительно, было такое дело. По секрету скажу, ты мне кажешься неболтливым, а весьма разумным парнем. Два… нет, уже три года назад Фроловская ярманка удалась нам как никогда. Столько мы товара продали, что ещё чуть не месяц развозили его по покупателям. Всё, что у нас в лабазах имелось, мы распродали, вот и ждали, когда к нам поставщики новый товар привезут, ну и мы в свою очередь с долгами рассчитаемся. У меня основная лавка во Владимире находится, да и вообще я, опять же по секрету тебе сообщу, – и он засмеялся даже, – владимирский купец, пока второй гильдии, но если дела будут идти так успешно, то с вашей помощью и до первой доберусь. Неподалёку от моего дома тогда приличная ресторация как раз открылась. А у Ольги Васильевны горе случилось – муж весной помер. Он много старше её был. До полковника дослужился и решил уйти в отставку. Приехал, а у соседей как раз дочь на выданье была. Вот они и поженились. Жили душа в душу, это все вокруг видели. Чаще они в его имении жили, здесь неподалёку, ну а зиму обязательно в городе. Мои родители, да и я сам, с ними знакомство водили, и я неоднократно на балах, которые молодая жена устраивать стала, присутствовал. Ну, тогда я тоже молодым да горячим был. В общем, мы с ней знакомцы с давних времён, вместе успели состариться; хотя она меня лет на десять помоложе будет, но всё одно уже совсем не молодка. Так вот, когда муж её преставился, она очень горевала, даже в лице изменилась. В день закрытия ярманки она зашла к нам, попрощаться чтоб да узнать, довольны мы остались али претензии какие имеем. Я объяснил, что такой замечательной торговли даже и не помню, и по старой памяти пригласил к себе в гости. Ну, ты же знаешь, наверное, что я давно уже овдовел. А ежели не знаешь, то знай теперь. Она сразу же отказываться принялась, говорила, мол, это неприлично, да что люди вокруг подумают. Тогда я и предложил в ресторацию эту, что открылась недавно, пойти да отметить удачное для меня окончание ярманки. А чтобы слухи какие не пошли, дочку свою меньшую с ейным мужем с собой взял.

Он улыбнулся – по-видимому, хорошо они там посидели, – а потом даже задумался. Иван стоял рядом и молчал, понимая, что Иван Гаврилович к основному в своём рассказе подходит. А тот головой, как норовистый жеребец, мотнул и продолжил:

– Мы по бокалу шампанского за мой успех выпили, а я возьми да в шутку ей и скажи, что ежели бы лавка моей была, я бы не так ещё развернулся. И предложение ей, тоже в шутливой форме, сделал: продай, мол, лавку мне. Да, вот так прямо и сказал, даже сам испугался своей смелости. А она, представляешь, эти мои слова всерьёз восприняла да задумчиво так протянула: «А что, идея твоя, Иван Гаврилович, мне нравится. Приезжай ко мне в контору, мы её обсудим». Я тогда чуть на пол от изумления не упал, думал, шутит Пожарская, а она поняла, что я её словам никак поверить не могу, и ещё раз своё предложение повторила. В общем, купил я эту лавку и, честно говоря, нисколько не жалею. Мы её переделали немного, как нам удобней было. Большой склад у нас во Владимире, а здесь буквально перевалка для мелких покупателей. Но вот для тебя мы уже всё с большого склада привезли. В следующий раз можем прямо к вам доставить – зачем перекладыванием с места на место заниматься? Теперь мы понимаем, что ваша торговая компания стоит на правильной дороге и будет, вне всякого сомнения, развиваться. Заходи, всегда тебя буду рад видеть.

Он протянул Ивану руку, и они по-мужски попрощались. Напоследок Иван Гаврилович ещё раз пригласил Ивана в гости, на этот раз во владимирскую контору.

До Жилиц добрались без проблем. В основном, правда, идти рядом с повозкой пришлось, места для двоих там не нашлось. Иногда Иван присаживался на козлы, а Митяй цеплялся сзади, и так они проезжали некоторое время, но потом спешивались и шли возле телеги, не погоняя, а скорее чуть сдерживая Воронка, чтобы, успевая за ним, разговаривать. Иван решил не откладывать обучение Митяя и рассказывал, рассказывал обо всём, что ему в голову приходило. Иногда Митяй переспрашивал, и тогда Иван повторно, уже в подробностях, растолковывал ему и о товарах, и о том, как вести себя в избе, когда они туда заходят. В общем, обо всём, что с ними может произойти.

Солнце уже начало вниз катиться, когда они оказались в Жилицах. Авдотья с Настёной выскочили из дома и бросились к ним.

– Ну, как там Тиша? – спросила одна, в то время как другая назадавала сразу целую кучу вопросов:

– Как дела? Как сюда добрались? Не устали ли? – и только в самом конце: – Как там дядя Тихон?

– Не волнуйтесь вы так, всё пока в порядке. Завтра с утра должен доктор прийти и решить, куда дядю Тихона везти, сюда или к Ольге Васильевне. – Иван говорил медленно и отрывисто, как будто колья для изгороди в землю вбивал, чтобы все всё поняли и излишними расспросами их больше не беспокоили. – Вернее, так: выдержит он такую длинную дорогу от Хóлуя до Жилиц или нет. Хотя от ярманки до усадьбы Пожарских тоже не полверсты. Поменьше, конечно, чем до дома родного, но всё равно далеко, а увозить неминуемо придётся, через день все лавки досками забьют, и до следующей ярманки там никого не будет, ну, может, сторож иногда для порядка заглянет, и всё.

За спиной Ивана послышался голос:

– Ну, как он там?

Иван оглянулся. К ним подходил сильно запыхавшийся Филарет Иванович, староста Жилиц. Это был довольно высокий человек внушительной комплекции, при взгляде на которого складывалось впечатление, что он обладает немалой властью. Даже в ту минуту, когда он подходил к Ивану, тяжело дыша, это впечатление сохранялось. Раньше Иван всегда его сильно побаивался и, ежели судьбе было угодно, чтобы они встретились, старался всё сделать так, чтобы как можно меньше привлекать к себе внимание Филарета. Иван сам не понимал, с чем эта боязнь связана, но вот была она, и он никак не мог от неё отделаться. Теперь же весь страх пропал, и Иван впервые смог совершенно спокойно, а самое главное, беспристрастно на него взглянуть.

Раньше ему всегда казалось, что Филарет в их Богом забытую деревню на берегу маленькой речки Жилинки каким-то образом из высшего света попал. Именно так Иван себе тот высший свет и представлял: все мужчины там именно такой статью обладали, и от них исходила такая же властная сила. Даже с Пафнутием Петровичем, который вообще княжеского рода был, и уж тем более с Тихоном, в жилах которого, как оказалось, княжеская кровь со времён самого Рюрика текла и этот легендарный князь ему пусть и древним, но прародителем являлся, Ивану намного проще было общаться, чем с Филаретом. Уж чем тот так сумел его задавить, Иван сам не понимал, но давление это каждый раз явственно ощущал, как только, пусть и издали, видел фигуру старосты.

И вот всё исчезло, теперь перед ним стоял простой крестьянин, да, держащий себя немного по-другому, но при этом вовсе не небожитель, а самый что ни на есть обычный человек. Ивану даже жаль стало, что тот образ, который он внутри себя сам выпестовал, куда-то пропал. Теперь он видел по-прежнему высокого, с очень прямой спиной и гордо посаженной головой человека, одетого в кафтан серо-зелёного сукна, распахнутый по случаю жаркой погоды, из-под которого виднелась светло-сиреневая косоворотка, застёгнутая на все пуговицы, подпоясанная узеньким плетёным кожаным пояском. Под рубахой на Филарете были надеты голубого цвета порты, заправленные в слегка присборенные голенища сапог. На голове у него была не привычная валяная шапка, а шляпа с небольшими полями и невысокой тульёй.

– Вы простите, что я вашему разговору помешал, – чуть отдышавшись, продолжил Филарет Иванович. – Я в огород вышел, смотрю – воз в деревню с другого конца въезжает, ну я и понял, что это вы, и прибежал. Так как Тихон Петрович?

– Сегодня получше ему было, но завтра утром доктор прийти обещался, он точнее скажет, – ответил ему Иван и продолжил: – А сейчас я попросил бы нам с Митяем не мешать, нам разгрузиться надо да на ярманку вернуться. Завтра с утра второй раз грузиться станем, на этот раз всякой мелочёвкой, но я её тоже на полную телегу набрал, к вечеру сюда приедем, надеюсь, что вместе с дядей Тихоном, вот тогда и поговорим.

– Так вы, небось, с дороги не ели?

Вопрос Филарета застал Ивана врасплох, и он машинально кивнул головой.

– Вот и пойдите поснедайте, а я сейчас мужиков кликну, и они быстренько телегу разгрузят. Не волнуйтесь, – добавил он, увидев обеспокоенный взгляд Ивана, – все уже давным-давно знают, что в хлеву у вас лабаз, а не коровы с овцами да козами живут. На деревенском сходе уж сколько лет как решили всем обществом добро Тихона Петровича охранять. Очень много он нам всем пользы приносит. Вот мужики и надумали по очереди за его домами следить. Вы, наверное, не замечаете, как по ночам сторожа в сторонке сидят и глаз своих с ваших домов не спускают. Лихих людишек много вокруг бродит, но никто сюда скрытно подобраться не сумел, а желающие были, поверьте мне, я обманывать не стану, грех на свою душу не возьму. Так что передохните чуток, я сейчас пару-тройку мужиков понадёжнее призову, и мы мигом с товаром расправимся.

Он уже ушёл, а Иван всё стоял около воза и не понимал, как лучше поступить. Ничего не решил, махнул рукой и, позвав с собой Митяя, отправился в дом к Авдотье. Не прошло и двадцати минут, как в дверь постучал Филарет Иванович, а за его спиной толкались несколько мужиков.

– Пойдём, Иван, откроешь нам ворота, – обратился Филарет к Ивану.