banner banner banner
Из архивов памяти
Из архивов памяти
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Из архивов памяти

скачать книгу бесплатно


Митинг был какой-то безразмерный: всё время кто-то что-то говорил и говорил, уже захотелось есть. Народ на площади сильно поредел. Казалось, что финнов там уже нет – лишь мы и сотрудники советских представительств, согнанные сюда со всей страны, потому что вокруг звучала лишь русская речь, заглушавшая ораторов. Наконец говорильня завершилась, раздались аплодисменты, и мы, распрощавшись с общительными посольскими ребятами, побежали к нашему автобусу.

– Есть будем?! – выкрикнул кто-то.

Ответ был ожидаемым:

– Нас уже три часа ждут в музее Ленина, а затем мы должны спешить на ужин с финскими коммунистами, они же активисты Общества финско-советской дружбы, поэтому придётся обойтись без обеда. Это на пользу многим: им похудеть не мешает.

Мы отправились на цветочный рынок, где был приобретён большой букет красных роз, и автобус отправился на улицу Хямеенпуисто, 28, где Владимир Ильич высказал мысль, что, если в России придут к власти большевики, Финляндия получит независимость.

Ремарка 9. Музей Ленина в Тампере – первый проект, созданный за пределами Советского Союза, и в настоящее время единственный в мире постоянно действующий мемориал, посвящённый жизни и деятельности вождя революции, а также эпохе социализма.

Музей принадлежал обществу «Финляндия – Россия» и работал (в тот период) при поддержке муниципалитета Тампере, а также Министерства образования Финляндии. В музее были созданы постоянные экспозиции «Жизнь Ленина» и «Ленин и Финляндия», а также временные выставки по различным тематикам. Работали тематическая библиотека, архив с открытым доступом и магазин с книгами и сувенирами.

Музей Ленина был открыт 20 января 1946 года, к годовщине его смерти (21 января 1924 года). Учреждение было расположено в Доме рабочих города Тампере, в том же зале, где в 1905 году впервые встретились Ленин и Сталин. Через год в этих же стенах Ленин пообещал признать независимость Финляндии, если большевики придут к власти. Предложение о создании музея было высказано уже в 1920-е годы, вскоре после обретения Финляндией независимости.

В 1965 году на стене Дома рабочих появилась бронзовая памятная доска с барельефом Ленина и надписями на финском и русском языках: «В. И. Ленин высказал в этом здании на состоявшихся в 1905 и 1906 гг. исторических конференциях свою поддержку воле нашего народа к независимости».

После развала СССР и закрытия Центрального музея Ленина в Москве (1993) музей в Тампере остался единственным музеем Ленина в мире, который открыт постоянно. В 1993 году музей посетило наименьшее число туристов, однако впоследствии рост посетителей возрос. Во многом на возрождение интереса к музею повлияла новость от агентства «Рейтер» о том, что тело Ленина якобы будет передано данному учреждению (в действительности это оказалось шуткой директора музея Аймо Минккинена).

Я просто рвался в музей. Мне хотелось понять: правильно ли я поступил, взяв с собой книгу «Государство и революция», которую бережно хранил в сумке вместе с кучей значков и каких-то вымпелов, которые вручила мне Раиса со словами:

– Всё равно у тебя рука занята. Потаскай и мои сувениры.

Экскурсия была довольно скучной. Пожилой финн, который в то время управлял музеем, рассказывал о его истории и экспонатах, которыми было забито всё: стены и простенки, пол, и даже с потолка свешивались какие-то плакаты и вымпелы. К стене был прислонён огромный портрет Ленина, который при всём желании невозможно было бы туда повесить, настолько он был огромен. Финн рассказал нам, что за пару недель до нас в музее побывал Л. И. Брежнев (глава СССР в тот период) и подарил этот портрет. Чувствовалось, что финн с удовольствием убрал бы его куда-нибудь подальше, настолько чужеродной вещью он был в экспозиции.

Экскурсия, которая продолжалась почти два часа, закончилась.

Мы начали вручать свои подарки. Каждый из секретарей региональных обкомов говорил целую речь, вручал свой сувенир, выслушивал ответ и аплодисменты, после чего слово передавалось представителю другого региона. Наконец очередь дошла и до Москвы. Раиса подарила мешочек со значками и целую кучу каких-то вымпелов. Всё вроде закончилось. Народ потянулся к выходу. А я выбрал момент, когда на меня никто не обращал внимания. Придержав за руку Веню, который не понимал, что я от него хочу, отдал книжку, которую привёз, директору музея. Когда Вениамин перевёл название и озвучил год её издания, финн просиял: оказывается, у них именно этого издания работы Ленина не было.

– Поверьте, ваш подарок для нас намного дороже, нежели портрет, подаренный вашим лидером.

Эта оценка «пролилась бальзамом» на моё сердце – вот такими высокопарными словами мне хочется завершить рассказ о посещении музея.

Мы очень спешили: ведь где-то в лесу, на берегу озера, находился дом приёмов местных отделений общества «Финляндия – СССР», а также компартии страны, и там нас уже давно заждались представители этих организаций. Слегка поплутав по городу, наш автобус наконец въехал на большую поляну, где уже стояли какие-то четырёхколёсные машины. Тёмное деревянное одноэтажное здание с большой открытой верандой выглядывало из леса. На шум мотора на террасу вышли несколько пожилых людей, с которыми нам и предстояла сегодняшняя встреча.

Во внутреннем помещении стоял большой стол, изогнутый в форме латинской буквы Z, весь заставленный тарелками с закусками и бутылками с пивом и водой.

На наши извинения за задержку финны отвечали вежливыми улыбками понимания, что митинг дружбы намного важнее дружеского ужина. С их стороны присутствовало десять или одиннадцать семейных пар в возрасте далеко за пятьдесят. Эти седовласые, полные, степенные люди и мы, молодые, задорные, смотрелись резким диссонансом за общим столом. Голодные и нетерпеливые, мы готовы были смести со стола всё съестное, заботливо припасённое для нас, но понимали, что всё здесь не просто так: наверное, предстоят долгие разговоры с вопросами и ответами. Поэтому пришлось набраться терпения и ждать команды «к столу».

Однако неожиданно последовало совершенно другое предложение. Оказалось, что здесь, на берегу лесного озера, на частной территории, принадлежащей местному отделению компартии, находится база отдыха с финской сауной! Нам было непонятно это слово – «сауна»: тогда она ещё не стала непременной принадлежностью любого загородного, да и зачастую и городского дома, и особого желания идти в баню, так нам буквально перевёл это понятие Венька, мы не испытывали. Но хозяева были очень уж настойчивы, и мы смирились – в баню так в баню, только пусть вначале девчонки идут, да чтоб не «размывались» там до бесконечности! На этом и порешили, и большая часть нашей группы, сопровождаемая одной из жён финских коммунистов, отправилась по хорошо видимой тропинке прямо в лес.

«Хорошо, что у нас был гид-мужчина», – подумалось мне, поскольку Венька остался с нами и взял бразды правления в свои руки. С самого начала он представил руководителей обеих сторон, после чего финн, грузный мужчина, секретарь региональной организации компартии, предложил нам не стесняться и подходить к столу. Он взял для начала пивка с закусочкой. Подошёл и я. Но прежде всего меня интересовало, что же едят эти финны. К моему удивлению, на столе стояли тарелки с тонко нарезанной колбасой, помидорами и огурцами, зелёным луком и редиской, а также красной и белой рыбой – всё как у нас, хотя даже и не удивительно, ведь они более ста лет в состав Российской империи входили, обрусели должно быть. Удивление вызвали только лишь горки стручков гороха, возвышавшиеся на столе во всех его концах, крупные ягоды ароматной клубники в августе – в северной стране, однако; и вместо привычного винегрета – нарезанные тонкими ломтиками варёные свёкла и морковь.

Из автобуса принесли несколько бутылок водки, на что финны ответили давно ожидаемым радостным урчанием. Бутылки как быстро появились, так и стремительно исчезли в недрах огромного холодильника, стоявшего в углу. Шеф передал нам указание в сторону водки даже не смотреть – она вся для хозяев.

Я вооружился бутылкой финского светлого пива и какой-то вяленой рыбьей мелочью, похожей на мойву, и отошёл к стене, где Валентин уже отбивал яростные наскоки пары пожилых финнов, хорошо владеющих английским. Речь шла, насколько я мог это понять, о целесообразности использования вооружённых сил чужих государств во внутреннем конфликте, происходившем в Чехословакии. Подобные микродиспуты возникали ещё в паре мест, и в них оказались втянутыми практически все присутствующие. В конце концов наш руководитель подвёл итог всем этим разговорам. Он сказал, что наша армия, наряду с вооружёнными силами других государств – членов Варшавского договора, пришла на чехословацкую землю по просьбе законного правительства этой страны, чтобы предотвратить братоубийственную войну, которая инспирирована из-за океана. Финские коммунисты не нашли, чем можно возразить на такой железобетонный довод, но возникло такое представление, что они всё равно остались при своём мнении. Разговор стал общим и, в общем-то, каким-то натянутым и неинтересным настолько, что я даже перестал напрягаться, чтобы понимать английскую речь. Пиво потихоньку со столов исчезало, так же как и оказавшиеся наиболее популярными закуски: вяленая рыбка, сало и подсушенные, с ярким чесночным вкусом кусочки чёрного хлеба, которые, оказывается, имеют даже специальное название – гренки. А наших девушек всё не было и не было. Пришлось за ними отрядить одну из пожилых финок. Но и после этого прошло около часа, прежде чем девчонки с мокрыми волосами появились в комнате.

Мы попытались начать высказывать нечто возмущённое, но в ответ услышали:

– Идите побыстрей. Посмотрим, когда сами вернётесь.

Нам показали, куда идти, и мы гуськом побежали по лесной тропинке. На самом берегу озера, немного «вдаваясь» в него, стояла срубленная из толстых брёвен изба не изба, я даже не знаю, как назвать это безоконное сооружение.

– Знатный сруб у них получился, – послышалось откуда-то сзади, и я тут же успокоился. «Так вот как выглядит сруб», – промелькнуло в моей голове.

Тропинка, продолжавшая обегать здание, резко снижалась к берегу озера и подвела нас к деревянному настилу, ведущему от воды к двери, находящейся по центру дома, с небольшой тусклой лампочкой наверху. Туда мы все и устремились. Сразу за дверью оказались обширный холл с большим камином, в котором трещали берёзовые дрова, и несколько жёстких деревянных стульев, составлявших всю меблировку этого помещения. Перед камином стояли ящики с запотевшими бутылками пива, лежали большие глубокие корзинки, наполненные коротенькими толстыми сардельками (потом нам объяснили, что правильнее их следует называть шпикачками), и очень длинные металлические двурогие вилки с деревянными ручками. В самом углу стояла длинная вешалка со стопкой банных полотенец. Все быстро обнажились, а Валя, как наиболее продвинутый, тут же наколол одну сардельку на вилку, засунул её в самый огонь и начал крутить в разные стороны. Буквально через секунду по всему помещению разнёсся восхитительный аромат. Шпикачка вся полопалась, жирные капли, сочащиеся из неё, падали прямо на пол.

Валентин освободил место, к которому тут же подошли ещё два человека, и начал, причмокивая и облизываясь, поглощать эту, по-видимому, вкуснотищу, запивая холодным пивом. Я также приготовил орудие для поджаривания и занял очередь, держа открытую бутылку с пивом. Буквально через пару минут я тоже начал пиршество и так увлёкся этим процессом, что даже не заметил, как остался один. «Куда все исчезли?» – мелькнула запоздалая мысль. Но тут дверь за спиной открылась, и на меня полетели холодные брызги:

– Ну, ты, обжора, пойдём наверх, там так здорово.

– Валентин, ну тебя, весь кайф сломал.

– Пойдём, пойдём!

И он потащил меня буквально силой по крутой лестнице куда-то под самый потолок, к низкой дверке (пришлось даже прилично нагнуться, чтобы протиснуться через неё). Дверь за нами захлопнулась, ручки на ней изнутри не было, и мы оказались в небольшом помещении, обитом деревом, с двухъярусной скамейкой, на которой сидели некоторые из наших ребят.

Сказать, что было жарко – ничего не сказать, но, просидев пару минут, я всё ещё был совсем сухим. И только тут понял, что в помещении не было пара – только сухой абсолютно прозрачный горячий воздух. Это да. К температуре я как-то довольно быстро притерпелся, и мне это всё даже стало нравиться. Время от времени кто-нибудь срывался с места и исчезал за дверкой в боковой стенке, которая моментально с шумом хлопала. Я начал потеть, но тут Валькина рука сдёрнула меня и поволокла к этой таинственной двери, которая захлопнулась за нами. Мы оказались почти в полной темноте на деревянном помосте с перилами, уводящими нас в неизвестность. Я оглянулся назад – дверь была видна, но ручки на ней не было, и вернуться в помещение было невозможно. Валька куда-то исчез. Раздался лишь шум человека, с визгами и воплями, сопровождавшими падение в воду. Я осторожненько пошёл на эти звуки. Помост был очень длинным, и вскоре я оказался в полной темноте. Редкие звёзды, пробивающиеся через густую листву, ничего осветить не могли. Вдруг мои ноги лишились опоры, и я полетел куда-то вниз. Это было так неожиданно, что когда я попал в воду, то чуть было не захлебнулся. Захлебнуться-то не захлебнулся, но воды, пока добирался до поверхности, наглотался прилично. Дна я ногами нащупать никак не мог и с максимально возможной скоростью по той световой дорожке на воде, которая образовывалась от лампочки, висевшей над дверью, поплыл на выход. Лампочка, которую я когда-то посчитал тусклой, оказалась вполне нормальной.

На «берег» я выбрался без проблем: один рывок – и я уже за дверью, а там шпикачки и пиво. И снова всё повторяется: вверх по лестнице – падение в воду, пиво со шпикачками. Казалось, что всё это может продолжаться бесконечно. Но сказка закончилась с приходом Веньки, который остудил наш энтузиазм почище озёрной воды:

– Ребята, скоро полночь, старики начинают засыпать, все очень устали. Давайте закругляйтесь.

Ремарка 10. За долгую жизнь я пожарился во многих саунах, в том числе неоднократно и в Финляндии, но такого удовольствия я никогда более не получал. Со временем оно поистёрлось в памяти, и я почти забыл об этом случае. Но пока писал, вспомнились многие ощущения и даже вкус тех самых, первых в моей жизни шпикачек с холодным финским пивом вернулся.

Дальше всё продолжалось обыденно: горячая картошка с каким-то тушёным мясом, тосты, когда наши стаканы с пивом со звоном чокались со стопками с водкой в финских руках, и длинные, всё более запутанные разговоры, которые закончились около двух часов ночи, когда мы помогали финкам грузить их наклюкавшихся до бесчувствия мужей в небольшие дожидавшиеся на стоянке, смешные такие, пузатые автобусики. Там их принимали сонные водители. Через несколько минут мы остались одни, и охранник предложил нам забрать с собой всё, что было на столе. Мы, конечно, отказались. Только кто-то пару бутылок пива прихватил с собой. И вот наш автобус уже ехал в сторону отеля. Длинненький день получился, однако интересно: а когда сувениры-то мы будем покупать? Финские марки карман-то жгут! Наверное, это была последняя разумная мысль, посетившая меня, прежде чем наступил глубокий сон.

Глава шестая. День четвертый. Тампере, театр под открытым небом, дорога до Турку и ночь на море

С самого утра мы собирали вещи. Ну, это так только называлось: на самом деле мы их перекладывали, проверяя, «шмонали» нас в этот раз или всё обошлось. Тактика Валентина оказалась безупречной: наши вещи перешерстили опять, и опять так ловко, что только его «шпионские» уловки позволили это установить. Подложить ничего не подложили, но зачем же они тратят столько сил и времени на перетряхивание чемоданов? Непонятно.

Была ещё одна вещь, которая меня очень беспокоила. Не всё «стыковалось» в моей голове по вчерашней встрече с финскими коммунистами, не получалась у меня целостная картинка.

– Валь, может, я, конечно, совсем глупый, но ведь не ради того, чтобы самим выпить водки, а нас вымыть в бане, старики устроили вчера эту встречу?

– А ты молодец, заметил, хвалю. Нет, конечно. Просьба у них была одна не совсем, как бы это сказать, обычная. Хорошо, что я их сам спросил и все вопросы решил, а то ерунда могла бы получиться. Понимаешь, через месяц они в Питер собираются, уже и визы открыты, и билеты заказаны, вот они и хотели спросить: может, кто им сможет с рублями помочь.

– А что, у них тоже есть ограничения по обмену?

– Да нет, по официальному курсу они могут сколько хочешь поменять, но это дорого и невыгодно. Есть чёрный курс, почти в пять раз выгодней, вот они и хотели, а я им пообещал, что встречу на вокзале и устрою нормальный обмен.

Я стоял ошарашенный и не знал, как на это надо реагировать и что тут можно сказать.

На завтраке нас оповестили о сегодняшней программе: освобождение номеров, автобусная экскурсия по городу, обед, свободное время, театральное представление, переезд в Турку и отплытие на пароме в Мариехамн. Ничего себе программка, напряжённая!

Сразу же после завтрака мы загрузили в автобус свои вещи и отправились на экскурсию по городу – этот эпизод я не помню совершенно, наверное, ничего такого яркого нам не показали. И я залез в Интернет: может, с его помощью всколыхнутся глубины памяти.

Ремарка 11. Тампере (официальное русское название до 1917 года – Таммерфорс) – город на юге Финляндии, второй по значимости городской центр после Хельсинки.

История города насчитывает более двухсот лет. В 1775 году в районе реки Таммеркоски шведским королём Густавом III было основано торговое поселение. Уже через четыре года, в 1779 году, оно получило статус города. В то время Тампере был небольшим городком, занимавшим всего несколько квадратных километров.

В XIX веке, когда Таммерфорс в составе Великого княжества Финляндского был одним из городов Российской империи, он уже представлял из себя крупный торговый и индустриальный центр. В течение второй половины XIX века Таммерфорс составлял почти половину индустриального потенциала Финляндии. Индустриальная мощь города дала ему второе название – «Северный Манчестер».

Во время Гражданской войны в Финляндии (28 января – 15 мая 1918 года) Тампере был местом одного из стратегически важных событий: 6 апреля «белые» взяли город и захватили в плен около 10 000 «красных».

Тампере был известен и как город текстильной и металлургической промышленности. А в 1990-х годах он также стал одним из крупных центров телекоммуникационной индустрии и информационных технологий. Технологический центр Хермия в районе Херванта является представителем этой индустрии.

Одним из самых ранних культовых строений Тампере является Старая церковь, построенная в классическом стиле в 1828 году по проекту архитекторов Карло Басси и Карла Энгеля. В неоготическом стиле была построена в 1881 году церковь Алексантери, а в стиле национального романтизма по проекту Ларса Сонка в 1907 году был возведён Кафедральный собор. В 1966 году в стиле модернизм в районе Калева по проекту архитекторов Райли и Рейма Пиетиля построили современный бетонный храм – церковь Калева.

Единственная православная церковь в честь Александра Невского и святителя Николая была построена в центре Тампере в 1899 году по проекту инженера Т. У. Язукова.

В настоящее время в Тампере проживает более 200 тысяч человек и, по данным опроса общественного мнения, город у финских граждан занимает первое место по уровню привлекательности для проживания.

Почитал эту информацию, но ничего так и не вспомнил. Значит, не зацепил меня Тампере.

Обед ознаменовался двумя открытиями: во-первых, в Финляндии существуют игровые автоматы, причём не только «однорукие бандиты», о которых пишут наши газеты, но и достаточно любопытные, на ловкость. К примеру: монетка ставится на ребро в специальную канавку, расположенную с боковой стороны автомата, с силой толкается и летит или катится по этой канавке, а там много прорезей – широких, с закруглёнными краями. Если монетка попадает в них, то проваливается в банк. Были также прорези ?же и без закруглений. Если монетка попадёт в одну из этих дырок, то ты выиграешь от одной до пяти монет, в зависимости от сложности попадания в эту дырку. Для игры нужно использовать монеты по полмарки – пятьдесят финских пенни, или половину шведской кроны. Самым удивительным было то, что автоматы принимали наши трёхкопеечные монетки! Оказалось, что большинство в нашей группе это знали и тут же начали доставать медяки из карманов. Проиграли все, кроме Валентина, который в конечном итоге остался в небольшом выигрыше – где-то около пяти марок.

Началось свободное время, и девчонки сразу же потащили нас в магазины. Оказалось, они вызнали всё что хотели у Веньки ещё во время экскурсии. Он показал им какой-то магазин, распродававший товары в связи с ликвидацией, вот туда-то нас и повели. У Раи был подробный план, нарисованный нашим незаменимым гидом на каком-то обрывке бумаги. Руководствуясь этой схемой, мы без труда нашли магазин. Он был в полуподвальном помещении, с огромной в нашем представлении площадью, на которой были размещены разнообразные товары. Девицы тут же умчались в неизвестном направлении, а мы с Валькой степенно прогуливались по практически безлюдному торговому залу. Что надо покупать, нам было абсолютно неясно. Нас окликнула одна из ленинградок:

– Ребята, здесь нейлоновые рубашки по смешным ценам.

– Вот это то, что надо, – оживился Валентин, и мы пошли на голос.

На прилавке действительно лежала гора белых нейлоновых мужских рубашек. Цена – шесть марок за штуку – казалась из области фантастики, а предложение «купи четыре и возьми пятую бесплатно» делало её ещё привлекательней.

– Так, берём по десять штук, – распорядился старший товарищ.

Я пытался протестовать и доказывал, что мне столько не надо, да и денег на такое количество не хватит, но он был неумолим – десяток, не меньше: и на подарки хватит, и продать пару-тройку можно, да и себя нельзя забывать.

– А что касается денег… вот, возьми, – он сунул мне двадцать марок и добавил: – Мне и без этого хватит.

Я не мог с ним спорить, это было бесполезно, и с кучей рубашек мы пошли к кассам. Прямо напротив касс на столах лежала мечта любой советской женщины – газовые набивные платочки по смешной цене – одна марка за штуку. Здесь уже и я знал, что надо брать много, – не менее десятка надо было отрядить только на обязательные подарки, поэтому я набрал двадцать пять штук. В этот момент к кассам подошла Раиса, в руках у неё была красивая детская нейлоновая курточка ярко-красного цвета и ещё куча каких-то вещей.

– Володь, вот этот халатик должен точно подойти твоей жене. – И она протянула мне голубенький стёганый нейлоновый женский халатик за тринадцать марок.

Я потянулся за халатом и заметил, что рукав у красной куртки измазан в чём-то белом. Мой красноречивый взгляд перехватила продавщица. Она остановила Раю, дёрнувшуюся поменять товар, перечеркнула цену (двадцать марок) и написала цифру десять, а затем тряпкой провела по рукаву и стёрла белую побелку. Мы молча смотрели, не понимая, что происходит.

Из магазина мы вышли практически без денег, но зато с объёмными пакетами в руках.

Ремарка 12. В конце 1960-х годов самым модным материалом в нашей стране был нейлон. Мужскую сорочку можно было купить практически в любом женском уличном туалете за двадцать пять, а то и за тридцать рублей, газовый платочек стоил минимум пять рублей, а за стёганый халатик женщины были готовы заплатить и больше сотни.

Так что я накупил всякого барахла почти на полтысячи рублей. Это была невообразимо большая сумма в то время.

– Рай, а кому ты курточку-то купила?

– Сыну, ему скоро семь, в школу в этом году пойдёт.

Надо же, у Раи такой большой сын! Я с уважением посмотрел на неё.

Автобус ждал нас у того же ресторана, где мы обедали; бросив вещи в багажник, мы решили пойти поиграть на автоматах. Каково же было наше удивление, когда мы застали там «доцента». Оказалось, он никуда не уходил и всё свободное время потратил на попытки выиграть; стеклянный «подвал» автомата, где накапливался банк, просто пестрел нашими медяками.

– Сколько же он протащил их сюда? – с удивлением, граничащим с уважением, задал риторический вопрос Валентин.

Все собрались, и мы поехали в театр под открытым небом, где для нас и не только финны подготовили театрализованную постановку на тему войны 1939–1940 годов, получившей в Финляндии название «Зимняя». Мы разместились в довольно-таки большом амфитеатре. Перед нами простиралось поле, задекорированное под зиму: большие сугробы, покрытые чем-то имитирующим снег, отдельные деревья и кусты действительно создавали иллюзию перенесения зрителей в финскую зиму. Несколько «танков» и «орудий», разбросанных по полю и укрытых маскировочной сеткой, неплохая имитация окопов – всё это чётко указывало, что вот-вот начнутся «боевые действия».

И вскоре они действительно начались. Вдали появилась толпа артистов, одетых в форму советских солдат, которые под красным знаменем с огромной красной звездой с серпом и молотом, наверное, чтобы никто не смог ошибиться, размахивая винтовками с криками «ура!», бежали в нашу сторону. Навстречу им из окопов вылезло несколько человек в финской военной форме, которые при поддержке пулемётных очередей и нескольких артиллерийских выстрелов ловко окружили бегущую толпу и, несмотря на значительное превосходство в численности нападавших, взяли их в плен и с поднятыми руками повели в штаб под бурные аплодисменты финских зрителей. Далее действие продолжалось на финском языке в штабе, который находился на сцене, расположенной прямо под нами, и заключалось в утомительно долгом допросе советского генерала, стоящего на коленях с поднятыми руками, его финским коллегой. Насколько мы поняли из краткого перевода Вениамина, речь на допросе шла о коварных планах советского руководства захватить всю Финляндию и поработить финский народ. Закончился этот спектакль сценой наступления малочисленной финской армии и убегающих под свист, улюлюканье и аплодисменты зрителей толп советских солдат.

После просмотра спектакля настроение у нас было подавленное, мы знали об этой войне как об одной из провокаций империалистов, типа на озере Хасан или Халхин-Голе, которые закончились быстрым и полным разгромом захватчиков. А тут такое представление… Не буду пересказывать историю этой войны, в последние годы о ней пишется очень много, но надо учесть: в то время всей правды о ней мы не знали.

Автобус ехал в Турку, и мы слушали рассказ Вениамина о попытках финского правительства бороться с пьянством и алкоголизмом. Привожу его здесь в том виде, как я запомнил.

Тяга финского народа к алкоголю очень велика. Любая книга об истории страны, написанная финскими писателями, начинается с фразы: самая большая беда Финляндии – это алкоголизм. Испокон веков в стране боролись с изготовлением зелёного змия в домашних условиях. Но когда эта борьба, казалось бы, давала положительные результаты за счёт неслыханно жёстких репрессивных мер в отношении самогонщиков и активного участия соседей в хорошо оплачиваемом доносительстве, то население переходило на заводскую продукцию. При этом, поскольку рост доходов граждан опережал увеличение цен на спиртное, то и пьянство продолжалось.

И хотя производство алкоголя обеспечивает значительный доход государственной казне, было принято решение ввести максимальные ограничения на его продажу. Была разработана специальная система реализации спиртного: всем совершеннолетним ежемесячно выдавали специальные карточки с клеточками, в которых были напечатаны цифры от одного до тридцати одного, и «прикрепляли» их к специализированным магазинам Alko, где по предъявлении карточки и личного паспорта можно было приобрести заветную бутылку. После чего обычным компостером в карточке делалась просечка на цифре, соответствовавшей дню покупки, и в специальную ведомость под личную подпись покупателя вносились его паспортные данные. Вроде бы чего такого – покупай хоть каждый день и пей. Но если ты в будний день и без уважительной причины – день рождения или ещё какое семейное торжество – купишь бутылку, бдительный участковый тут же придёт и спросит: мол, а не хочешь ли ты на лесоповал поехать? Именно туда и направляли алкоголиков бесплатно потрудиться на благо родной страны. Короче, если нет повода отметить важное семейное событие, водку можно беспрепятственно покупать только один раз в неделю, по субботам. Вот финны и отрываются по полной. При этом власти вынуждают их употреблять спиртное поодиночке: групповое распитие преследуется по отдельной статье закона. Есть, конечно, и очень дорогие рестораны, располагающие лицензией на продажу алкоголя, но он там стоит столько, что обычному гражданину не подступиться. Только очень богатые люди могут позволить себе эту роскошь.

– А некоторые несознательные иностранные туристы вносят свою лепту в спаивание финского народа, – подытожил свой рассказ Вениамин и с укором посмотрел в нашу сторону.

Тем временем автобус прибыл в порт Турку, и началась посадка на наш паром. Раньше я видел паромы только в кино – такие большущие плавсредства для перевозки машин и людей, которые тянут с противоположного берега канатом. Здесь же перед нами стоял, на первый взгляд, обычный корабль с красивым названием «Скандия», достаточно большой, но я и представить себе не мог, что в него поместятся и наш автобус, и ещё многие десятки автомобилей. Для нас же в то время это было почти немыслимое чудо техники.

Поднявшись на борт, мы увидели перед собой две большие палубы: на верхней расположены сиденья, в которых при желании можно провести всю ночь, этажом ниже – магазины, рестораны, парикмахерская, косметический кабинет и другие заведения, где можно потратить свободное время и лишние деньги. Но более всего нас заинтересовали игровые автоматы – те самые пресловутые «однорукие бандиты», которые стояли двумя группами на нижней пассажирской палубе, под углом друг к другу, «вершиной» которого была разменная касса.

Вениамин объяснил нам, что всё это великолепие закрыто до выхода в море. Пассажиры столпились на самом верху, откуда открывался прекрасный вид на порт и море. Но самое, конечно, главное то, что мы могли наблюдать за действием швартовой команды и отходом судна в плавание. Раздался звонок, и знающие путешественники устремились вниз, где открылись магазины беспошлинной торговли.

Винные и табачные лавочки меня не прельщали, к спиртному я был равнодушен, а покупку пары пачек американских сигарет считал нецелесообразной. Курил я в то время довольно-таки много и полагал, что лучше травиться привычным для организма куревом, чем прыгать с одной марки на другую. Интерес у меня вызвала лишь парфюмерия. Не имея никакого понятия в этой области, я решил на оставшиеся деньги купить подарок своей супруге – флакончик каких-нибудь французских духов. В парфюмерный магазин можно было протиснуться с большим трудом: там находилась почти вся женская часть нашей группы. Нашёл Раису с ленинградками, дал им задание и все деньги, что имелись в наличии, и отошёл в сторонку ждать. Прошло, наверное, не менее получаса – и вот в моих руках маленькая запечатанная коробочка, а в ней, как мне объяснили девицы, находится хрустальный флакончик с притёртой пробкой. На коробочке была надпись Dioressence. Как мне объяснили, это самое последнее изобретение великого мастера. Стоило это удовольствие пятнадцать марок. Я ещё и сдачу получил в размере четырёх марок. Везти их обратно на родину совсем не хотелось, и я решил потратить эти деньги на что-то сверхнеобходимое.

Засунув коробочку в карман, я отправился искать Валентина. В большом салоне на второй палубе его не было, но я заметил «доцента», вокруг которого стояли несколько человек, а он с увлечением им что-то демонстрировал. Заинтригованный, я подошёл поближе. Вот те на – на коленях «доцента» лежал кляссер с последними советскими негашёными марками, и он пытался ими торговать, пересчитывая номинальную рублёвую цену в финскую или шведскую валюту. «Во даёт!» – подумал я и вновь отправился на поиски Вальки.

Нашёлся мой новый приятель в совершенно неожиданном месте: он оккупировал один из «одноруких» автоматов и с увлечением кидал в его бездонную утробу монету за монетой. Лихорадочно мелькали картинки, иногда машина возвращала некое количество призовых монет, но чаще всего они бесследно исчезали в её глубинах. К моему удивлению, абсолютно все автоматы были заняты, к ним даже стояла очередь, правда, очень быстро двигавшаяся: люди бросали одну-две монетки и уходили. Лишь у отдельных машин застряли «ловцы удачи», вокруг которых постепенно скапливались зрители. Я стоял за спиной Вальки и смотрел куда-то в сторону, но почувствовал, как вдруг напряглась его спина, да и сам он стал как будто выше, а затем раздался звон монет, но не тот, когда падает несколько штук, а равномерный шум текущей металлической реки.

– Джекпот, джекпот! – раздались взволнованные голоса. Событие было, по-видимому, не рядовое. Собралась целая толпа, народ спускался с верхней палубы посмотреть на счастливца, а монеты всё сыпались и сыпались. Прибежал невысокий мужчина в тонких очках, хозяин заведения, который принёс большую картонную коробку, куда начал вместе с удачливым игроком пересыпать мелочь из уже переполненной ниши в автомате. Наконец раздалось завершающее звяканье, хозяин поднял коробку и вместе с Валентином скрылся в помещении кассы. Интересно было наблюдать за другими игроками: все бросили свои автоматы и выстроились в очередь к тому, на котором играл Валентин. Но там продолжалась обычная история: на десяток скормленных чудовищу монеток выскакивало в качестве поощрения за активность две или три.

Валька появился из-за двери весь взъерошенный, с блестящими глазами и дурацкой улыбкой, не сходящей с лица.

– Понимаешь, я везунчик по жизни, за что ни берусь, всё сходится, – объяснял он мне своё везение. – В лотереях выигрывал, но так, по мелочи, а тут, – и он приподнял руки, в которых держал по бумажному пакету с тряпичными ручками, – четыреста с лишним монет! Это и марки, и кроны, но, представь, и штук двадцать пятаков – наших, родных. Когда хозяева излишки снимают, то только марки забирают, ну и крон немного, а пятаки – назад, вот их и накопилось, – он нервно хихикнул.

– Ну ладно, что стоим-то? Пойдём сыграем, – предложил я.

Зачем и почему Валентин пошёл к тому же самому автомату, он потом объяснить не мог. Но все стоящие около него люди потеснились, и Валька, все с теми же двумя пакетами, вновь оказался перед мигающей разноцветными огоньками железной громадиной. У игравшей на нём женщины тот как раз съел последнюю монетку, и секретарь горкома комсомола, отвечающий за идеологическую работу в городе на Неве, начал лихорадочно забрасывать в жерло машины монетки из одного пакета. Там оказались русские пятаки и шведские кроны. Вокруг собралась немаленькая такая толпа, многие стояли с высокими бокалами с коктейлями и, присосавшись к трубочкам, неотрывно следили за Валькиными манипуляциями. Он же ничего и никого не видел вокруг, его буквально сжигала непонятная мне страсть. Пакет быстро опустел. Валентин, бросив его на пол, поднял второй, более тяжёлый, и продолжил «кормить» ненасытную машину. Время от времени он встряхивал уставшей правой рукой – а вы сами попробовали бы в течение часа с лишним дёргать довольно-таки увесистый рычаг, – но упорно продолжал бросать монеты и дёргать, дёргать за эту слегка сопротивлявшуюся ручку.

Тут и произошло то, что ни по какой теории не должно было случиться: автомат на секунду замолчал, и вновь из него потекло и потекло – серебро и медь, смешавшись вместе, образовали причудливую картину. Со всех сторон прибежали люди, здесь собрались, вероятно, почти все пассажиры. Второй джекпот в течение часа на одном и том же автомате! Да такого просто не могло быть! На этот раз всё закончилось чуть быстрее: автомат затих через несколько минут; ну сколько в него успели набросать денег другие игроки? Всего ничего. В основном вернулись Валькины.

Мне стало скучно, и я пошёл побродить по кораблю, а у игровых автоматов опять столпились люди. Интересно, на сколько повысил Валентин прибыль игровой фирмы в этот рейс?

За углом я увидел картину, которая заставила меня остановиться: «доцент» стоял в стороне от кассы и что-то объяснял пожилой паре в смешных, каких-то кургузых сюртучках в одинаковую клетку. Состоялся взаимообмен, и старички направились к автоматам, а «доцент» замер, присматриваясь к окружающим.

– Ты чего здесь делаешь? – спросил я.

– Да понимаешь, эти автоматы принимают и марки, и кроны, а ведь за одну крону дают 1,17 марки. Вот я и отлавливаю шведов и уговариваю их поменять кроны на марки один к одному, всё равно ведь проиграют.