Красинский сад. Книга первая

– Ну и будет пока, – произнес задира, – придет черед, и мы вас колбасников погоняем!

– А я помню вашего новенького колбасника, – иронически произнес казак, вошедший вместе с задирой, – он года два назад приходил в депо путейцем устраиваться, а мастер наш не взял его.

– А чего же так? – паясничал задира, делая обиженный вид, – ай мордой не вышел?

– Да нет, он путейский гаечный ключ с палкой перепутал, – весело молвил казак, – а такие палкадавы на железке и даром не нужны…. Ха-ха-ха!

– Не обращай внимания на этого забияку, – советовал Степка, – он, как петух на всех прыгает. Его Филиппом зовут, а того, что с ним пришел – Кузьмой. Дружки не разлучные….

Филипп с Кузьмой отошли от парней, а Степка продолжал знакомить Мишку с клубом. Танцы еще не начались, все ждали заведующего, молодого помощника машиниста маневрового паровоза со станции. Должность завклуба была комсомольской нагрузкой и не оплачивалась. Зато танцы без его команды никто не имел право начать. Только завклуб мог разрешать крутить ручку граммофона для заводки его пружины и ставить пластинки.

– А что такое пластинки? – спросил Мишка.

– Круг такой черный, а на нем музыка нацарапана иголкой, у граммофона есть такая же, которая по этим царапинам скользит и из трубы раздается музыка и песни.

В зал вошел молодой казак, от которого пахло углем и паровозной смазкой. Это был завклуб, которого звали Тимоха. Он с интересом обвел всех взглядом.

– Ну, что станичники, к танцам готовы? – громко крикнул Тимоха присутствующим.

– Чего ты каждый раз пытаешь? – возмутился Филипп, – ставь первую пластинку и не выпендривайся! Квикстеп обязательно или фокстрот….

– А я и не выпендриваюсь, – отшучивался Тимоха, – это ты тут стараешься показать, что знаешь англицкие словечки….

– Выпендриваться у нас может только помощник машиниста, – не унимался Филипп, – паровоз – это же сложная машина! А по мне это бочка с дымом на колесах и двумя рычагами. Ха-ха-ха!

– Ну, будет тебе Филя, – проговорил флегматичный Кузьма, – угомонись, не то нынче ты точно в морду у кого-нибудь выпросишь!

Тимоха подошел к граммофону, открыл его, накрутил пружину за ручку и, поставив пластинку на проигрывающий диск, опустил звукосниматель. Из трубы послышалось шипение, а затем начала звучать бодрая музыка. Мишка смотрел на это действо широко открытыми глазами и, сомневаясь в чем-то, подошел к трубе. Он заглядывал в нее около минуты, а Степка стоял рядом и иронично глядел на Мишку.

– Ты смотри! – иронизировал Филипп, – наш батрачок граммофона никогда не видовал… ха-ха-ха!

Филиппа никто не поддержал и он сразу же утратил интерес к Мишке. Парни подходили к девчатам и приглашали их танцевать. Степка тоже не остался на месте, пригласил девку в дорогих фильдеперсовых чулках и туфлях на толстом каблуке. Танец казался Мишке смешным, и он улыбался, глядя на танцующих, но вспомнив о своем батрацком одеянии, отошел в угол и спрятался за стоящих там двух парней.

Когда к нему подошла та, которая смотрела на него с интересом во время перепалки с Филиппом, Мишка растерялся совсем. Не принято девке приглашать парня, это считалось дурным тоном. Но она пошла на это, показывая всем, что Мишка очень понравился ей. Она не спеша шла через зал, глядя ему в лицо. За ее спиной, сидящие на лавке ее подружки шептались, поглядывая ей в след.

– Пойдем, потанцуем что ли? – смело, предложила она Мишке, – меня Ефросиньей зовут!

– Да я это…, как его…, не могу смешные танцы танцевать, – признался Мишка, краснея от стыда.

– Почему смешные? – спросила она, – фокстрот нынче в моде! А знаешь что? Давай я тебя научу?

– Где, прямо здесь? – оторопел Мишка, – не надо, Фрося, ведь засмеют меня….

Девушке очень понравилось, что Мишка назвал ее по имени. Она широко ему улыбнулась и встала рядом, показывая другим девкам, что Мишка теперь ее. И если кто-то захочет отбить, как говаривали здесь, Мишку, то она всем видом показывала, будет иметь дело с ней лично. Казачки всегда отличались крутым нравом и нетерпимостью к изменам. Они только познакомились, но уже продемонстрировали всем, что гутарят меж собой, а стало быть, интересны друг другу.

– А ты откель родом-то? – спросила Фрося, – казак, ай иногородний?

– Я казак хуторской из Кузнецовского, – молвил Мишка, – меня на колбасный завод приняли на работу…. Завтра начну первый день!

– А я работаю судомойкой в столовке железнодорожников, – сообщила Фрося, – приходи обедать, к нам многие казаки с колбасного ходят. Борщ вкусный готовят наши стряпухи, да и мясные котлеты, а еще поджарку говяжью, вареники, ладики разные….

Фрося тараторила по-бабски, не сводя с Мишки глаз. Это подбодрило его, еще бы, девка сама подошла, да еще научить танцевать предложила, не смотря на его батрацкую одежонку. Это для Мишки уже что-то, да значило.

– Ладно, приду, как деньги заработаю, – ответил Мишка, не сводя глаз с фросиной талии.

– Так ты стесняешься, чтобы я тебя сейчас поучила танцевать фокстрот? – спросила Фрося, лукавя взглядом.

– Стесняюсь, Фрося, – молвил Мишка, отводя взгляд, – я скоро заработаю денег и приоденусь, тогда может быть осмелюсь….

– Приоденешься и забудешь, что обещал, – лукаво проговорила Фрося, – на тебя и сейчас многие девки зыркают…, а что будет, когда приоденешься? Но смотри паря, я ревнивая….

Мишка улыбнулся, и она ответила ему ласковой улыбкой. В это время к ним подошел Степка. Он заметил их взгляды и улыбки и понял, что мешать паре неприлично.

– Ну, я пойду, пожалуй? – почему-то спросил Степка, – смотрю, тут у вас отношения намечаются. Мишка, ты дорогу назад найдешь, ай нет?

– А я покажу, если надо, – кокетливо сказала Фрося, – а вот смотреть за нами не к чему, разберемся без тебя.

Степка отошел от них и сразу же влился в шумную девичью компанию. Он умел пошутить и вскоре послышался дружный девичий смех.

– И чего тогда мы с тобой делаем здеся? – спросила девушка, – если не танцуем, то и нечего тут торчать! Пойдем лучше погуляем.

– Пойдем, – согласился Мишка.

Они вдвоем вышли на улицу. После ярких электрических лампочек, ночь встретила их стеной темноты. Фрося замерла от неожиданности на месте, чтобы глаза привыкли. В темноте Мишка столкнулся с ее фигурой, от которой пахло удивительным и возбуждающим запахом девственницы. Мишка, не обнимавший никого из девок ранее, сразу почувствовал прилив крови к голове и засопел. Вскоре он и она стали различать силуэты в темноте и медленно пошли по улице в сторону колбасного завода.

Некоторое время Мишка и Фрося шли молча, напряженно всматриваясь в темноту и спотыкаясь на кочках. Вскоре дорога пошла ровная и Мишка, приблизившись к девушке, обнял ее за талию. Она отвела руку, взяв его по-детски за ладонь.

– А у тебя была любимая? – неожиданно спросила Фрося.

– А у тебя? – вопросом ответил Мишка.

– Нет, ты сначала ответь, я первая спросила, – настаивала Фрося.

– Не было у меня никого, – сказал Мишка и тут же признался, – нравилась мне одна девка на хуторе, но она стесняется меня, я ведь батрачил на кулака!

– И что же, стесняться этого? – спросила Фрося, – странная девка! Разве можно стесняться, если парень нравится, кем бы он ни был….

– Фрося, ты не ответила, – настаивал Мишка, – любила ли ты кого-нибудь?

– Я не любила еще никого, – ответила девушка, – нравился из паровозников один, но он комсомолец и мне поставил условие, чтобы я тоже вступила к ним. Я не люблю таких, кто сначала отношений об условиях гутарит….

– Понятно, – произнес Мишка, – а что такое любовь?

– Не знаю, – неуверенно молвила девушка и, кокетничая, продолжила, – вот влюблюсь в тебя, тогда и пойму!

Они прошли довольно солидное расстояние от клуба и уже дважды сворачивали с главной улицы. Мишка запоминал дорогу и с удовлетворением отмечал, что это не далеко от колбасного завода. Фрося неожиданно остановилась.

– Вот мы и пришли! – шепотом сказала она, – тише гутарь, чтобы маманя с папаней не слыхивали.

– Это твоя хата? – спросил Мишка, указывая на силуэт за плетнем и воротами из жердей.

– Угу, – подтвердила девушка, – давай прощаться!

Мишка снова обнял девушку за талию, но она в этот раз не стала отводить его руку. Он осмелел и прижал ее стан к себе, ощущая, как взаимная дрожь пробежала по обоим телам. Мишка приблизился своими губами к ее и не осознал даже, как у него сам собой получился поцелуй. Фрося не отводила своих губ, но вскоре, резко вырвалась из Мишкиных объятий.

– Все! Спокойной ночи Миша! – прошептала она, – приходи завтра в клуб опять!

Мишка глазом не успел моргнуть, как девушка исчезла в темноте, и вскоре ее силуэт виднелся за плетнем у входа в хату. Мишка постоял еще несколько минут и побрел назад, ориентируясь в темноте. Он уже дважды повернул и вышел на главную улицу, прежде чем услышал окрик.

– Эй, батрачок! – послышался голос, – поквитаться не желаешь?

Мишка напряг зрение и увидел, как от плетня рядом стоящей хаты отделяется фигура. Он по голосу узнал, что это был Филипп. Следом за ним отделился еще один силуэт, и тихо двинулся ему за спину. Почуялся запах самогонного перегара. Мишка не любил драться, но трусливо убегать от кого бы то ни было, не мог.

– За что мне с тобой квитаться? – спросил Мишка, пятясь спиной в сторону, чтобы дружок Филиппа не ударил его сзади.

– Как за что? – продолжал Филипп, – за словечки твои, с которых девки смеялися….

Мишка понял уже, что драки не избежать и спешно ретировался спиной к плетню. Вырвав из него кол, он затих в темноте, ожидая нападения с двух сторон.

– А один на один трусишь? – спросил он Филиппа, – дружка с собой прихватил, ай как?

Мишка пожалел, что спросил это, на звук из темноты полетел камень, угодивший ему в грудь. Короткий спазм прошел быстро, но этого времени Филиппу хватило, чтобы приблизиться на расстояние вытянутой руки и замахнуться. Мишка ударил колом по его руке и, отскочив в сторону, почувствовал, что дружок Филиппа обхватив его сзади, стал душить за шею в замке обеих рук. Мишка пнул дружка коротким концом кола в живот, тот громко взвыл от боли.

– Филя, он сука палкой дерется! – прозвучал незнакомый голос в темноте.

Мишка почувствовал, что не контролирует себя и, быстро развернувшись, ударил дружка колом наугад. По звуку было понятно, что попал по спине, дружок, крякнув, осел наземь. Мишка размахнулся палкой и ударил Филиппа по плечу, тот взревел от боли и сел на корточки, держась за плечо.

– Ну, с вас хватит, – сказал Мишка и быстро пошел в сторону колбасного завода.

***

Привыкший вставать ни свет, ни заря, Мишка проснулся намного раньше начала рабочего дня. Вчерашняя драка не прошла незаметно, он долго не мог заснуть и сегодня, проснувшись рано, чувствовал себя не выспавшимся. Казаки, в комнате которых его поместили, уже спали, когда Мишка вернулся из клуба. Он тихо разделся и лег в кровать, но заснуть не мог, одолевали мысли. Мишка старался понять, почему люди такие разные? Его новый друг Степка, например, доброжелательный молодой казак, который ни на кого не задирается, не лезет на показ из толпы и ведет себя по-взрослому. А этот Филя нечета ему вовсе, а полная противоположность.

Спрашивается, какого черта ему вчера было нужно? Ведь не захотел выяснить в честном поединке, кто сильнее, а подкараулил в темноте с дружком. Значит, был не уверен, что сможет побить Мишку, взял подручного. От таких парней, как Филипп можно ждать любой подлости, они, как трусливые собаки, кусаются из-за спины, втихаря. Мишка очень хорошо владел палкой, тренировался этому в поле, когда пас скотину. Представляя себя лихим казаком, а палку шашкой, он днями оттачивал мастерство рубаки.

Ему помнились еще джигитовки и скачки, проводимые в Милютинской, куда брал его с собой отец Ефим. Это всегда было зрелищем, восхищавшим всех – от пацанов до стариков. Отец рассказывал, что раньше при царе, казаки уезжали на сборы под Новочеркасск и там обучались военному делу. Это, кажется, что все просто – сел на коня и махай шашкой направо и налево. Ан, нет! Если этому не выучиться, то отрубишь шашкой коню и хвост и уши, а то и себя рубанешь по колену или ступне. И Мишка, оставаясь один со скотиной, учился мастерству владеть шашкой.

Ему сейчас смешно вспоминать, как он запрыгивал на молодого бычка, представляя, что это конь и старался удержаться на его спине, как можно дольше. Бычок не лошадь объезженная, он норовил тут же сбросить малолетнего седока и затоптать копытами, а то и покатать лбом по земле, норовя подцепить на рога. Когда батрачил у Скобелева, то в его стаде имелся бычок Буян, которого Мишка выдрессировал «под скакуна». Кличка не соответствовала характеру животного, бычок был спокойным, и разозлить его не так-то просто.

Бывает так, что животное и человек становятся друзьями. Никто не знает, почему это происходит, но Мишка и Буян любили друг друга. Когда мальчишка, вооружившись «шашкой» запрыгивал на Буяна, тот, как будто понимал, что от него требуется и послушно пускался в бег, не сбрасывая седока. А Мишка лихо рубил «шашкой» лопухи и высокий донник, густо произраставший у края распаханных наделов. Когда Скобелев узнал о забавах своего батрака, то смеялся до одури и еще долго называл Мишку бычачьим рубакой.

Вчера Мишка понял, что одному ему не справиться с Филиппом и его дружком, поэтому выдернул кол из расшатавшегося плетня и «потренировался шашкой». Он мастерски владел и ножом, также самообучаясь этому в одиночку. И вот сегодня он должен весь день работать ножом, обдирая и разделывая туши убитой бойщиками скотины. Но его нужно наточить, и навести о ремень, и Мишка поинтересовался у проснувшегося казака, где можно наточить инструмент.

– Да шут его знает! – ответил проснувшийся сокомнатник по имени Василий, – мы в коптильне работаем, а что и как в разделке, понятия не имеем.

– Там в разделке есть и точильный камень, и ремень для наводки жала, – подсказал проснувшийся второй сокомнатник по имени Кондратий, – а ты чего в такую рань проснулся-то? Вчерась до поздна со Степкой шлялися…. Видел, как вы вдвоем в клуб паровозников подались!

– Я всегда в это время встаю, – ответил Мишка, – потамушта привык….

– Девок-то много в клубе было? – спросил с улыбкой Кондратий, – пощупал хочь одну, ай нет?

– Пощупал, дядя Кондратий, – отшутился Мишка, – а вам-то что, завидно?

– Завидно! – сознался Кондратий, – жизня Мишка пролетает так быстро, что и не замечаешь ее, а опомнишься, когда смотришь на молодь такую…. Эх, ма! А какими же казаками мы были в свое время? За мной, поди, пол хутора девок бегало…

– Да будет тебе брехать-то с утра, – одернул Кондратия Василий, – жених нашёлси мне…. Вставай, нынче твой черед завтрак готовить, керосинка ждет тебя, а не девки. Яиц свари, колбаса с вечери осталась, да молока сейчас баба Груня припрет крынку…. Мишка будешь с нами завтракать?

– Да у меня ведь нет ничего из харчей, а на чужой каравай, рот не разевай, – по-стариковски ответил Мишка.

– Да будет тебе паря, – вмешался Кондратий, – вместе живем и стол один делить будем, а как оперишься, то и покупать чего-нить будешь. Садись, я щас мигом сгондоблю поесть. Но…, смотри, завтра твой черед завтрак готовить, понял?

– Понял, дядя Вася, – согласился Мишка, – чего ж тут не понять?

Керосинка стояла здесь же в комнате, Кондратий быстро ее разжег и поставил на огонь воду в алюминиевой кастрюльке, достал из фанерной тумбочки колбасу, хлеб и сырые куриные яйца. Когда вода закипела, Кондратий положил в марлю десяток-полтора яиц и, опустив их в воду, принялся считать. Он знал счет до десяти и, отсчитав десятку, клал спичку на стол из коробка.

– Мишка, а ты считать-то умеешь? – спросил Василий, – Кондратий могёть только до десяти, сейчас десять спичек положит и вытащит яйца. Чтобы они сварились всмятку, нужно три минуты, а посколь часов у нас не имеется, то, значит, спичками счет ведем….

– Я считаю до миллиона, – похвалился Мишка, – я же четыре класса церковно-приходской школы закончил, в уме складывать даже могу….

– У-у-у! Да гляди, прям счетовод, – удивился Василий, – у нас только приказчик в уме считать могёть, да хозяин ишо….

Раздался стук в дверь, которая сразу же распахнулась и на пороге появилась пожилая, полная женщина с большим кувшином в руках.

– Доброго здоровьица, казаки, – проговорила она, с интересом разглядывая Мишку и ставя кувшин на стол, – молока принесла вам! А вас смотрю, добавилось вроде…. Мож вам больше носить, ведь вас теперь трое.

– Спасибо, баба Груня, – поблагодарил Кондратий, – а нужно ли больше, спроси у парня. Любишь молоко, Мишка?

– Да, люблю, – ответил Мишка, – но ведь за него платить надо!

– А мы раз в месяц бабе Груне платим, – сказал Василий, – она носит весь месяц, а потом расчет.

– Ну, я пойду, что ли? – спросила баба Груня, – а кувшин пустой дайте мне.

– Сама и возьмешь, – сказал Кондратий, – на колу плетня висит чистый….

Баба Груня ушла, а постояльцы жилой комнаты принялись за завтрак.

Когда Мишка шел в разделочное отделение по двору завода, увидел того самого Семку, которого хозяин должен уволить накануне. Он был под хмельком, и околачивался возле входа в бойню. Увидев Мишку, удивленно смотрел некоторое время, а затем, демонстративно плюнув на землю в его сторону, ушел. Мишка не придал этому значения и поспешил на свое рабочее место.

– Здорово ночевали, казаки! – приветствовал Мишка двоих обвальщиков, с которыми ему предстояло работать, – меня Мишкой зовут!

– Меня Павлом, – представился невысокого роста казак с кривым ножом в руке.

– А меня Григорием, – отозвался другой, ростом повыше, – а мы тебя нынче и не ждали вовсе….

– Это почему же? – удивился Мишка, – вчера же сами слыхали, как Филипп Григорьевич сказал, что буду работать здеся….

– Приказчик-то сказал, это верно, – молвил Павел, – да вот только слышал я, что тебя вчера должны были избить до полусмерти, когда ты из клуба возвращаться будешь….

– Это кто-й-то меня должен был избить? – вопрошал Мишка, – уж не Филипп с Кузьмой? Вчерась они перестренули меня ночью, но у них не вышло, кишка тонка…. А вы откель знаете про то?

– Только учти паря, мы тебе ничего не гутарили, – заговорщически произнес Григорий, – я не то, чтобы боюсь, …но не к лицу казаку сплетни распространять. Слыхивал я, да и Павло то ж, якобы Семка, что работал здесь, подговорил двух парней Филиппа и Кузьму, чтобы они тебя избили, и ты на его место не вышел. Он-то и на работу с утра приперси хмельной, надеялси, что ты не придешь…. Но Степку-буфетчика они сильно поколотили заместо тебя.

– А Степку-то за что? – недоумевал Мишка, – за то, что он со мной подружился?

– Да нет, – пояснил Григорий, – со злости, что тебя не получилось избить! Они вернулись в клуб, и когда Степка пошел провожать девку одну, набросились на него сзади, сбили с ног и отколбасили….

– А откель вы все знаете? – засомневался Мишка, – сорока на хвосте принесла?

– Ты не удивляйся, паря, – успокоил Григорий, – здеся всё узнают на следующее утро от баб своих! Как только утром две их встретятся на базу, и они уж знают про всех, как будто им по телеграфу сообщают…. Мне моя рассказала, а Павлухе – его баба. …Ты лучше это, нож поточи свой, вон камень и ремень…, иначе от рук отстанешь за день.

– Да, готовься паря, – поддержал Григория Павел, – скоро начнем! Животину уж принимают, но, наверное, всех не примут….

Мишка принялся точить нож, но в голове мелькали мысли одна другой тревожнее. Ему теперь был ясен мотив поведения Филиппа и Кузьмы в клубе, они задирались намеренно, выполняя договоренность с Семкой. Степка заступался и поэтому пострадал вчера…. Но как же это подло нападать на парня сзади, так делают только трусы. А этот Семка-пьянчуга? Неужели он надеялся, что если Мишка не выйдет на работу, то его оставят? Хозяин если решил избавиться от него, то, наверное, это никак не зависело от приема на работу Мишки. Значит, Филипп и Кузьма и сегодня постараются отомстить за свою неудачу прошлой ночью.

– Ну, чего, готовы? – прокричал бойщик Гриня, вошедший в разделочное отделение.

– Погодь еще, тезка, – попросил Григорий, – пусть парень нож подготовит к работе.

Высокого роста бойщик по имени Григорий, внимательно посмотрел на Мишку, наводящего жало кривого ножа о ремень, закрепленный одним концом к стене. Неизвестно почему улыбнулся и скрылся за дверью. Это его Степка вчера называл Филиппу, именем Гриня. Наверное, он был холост, если участвовал в драках с паровозниками. Женатики редко поддерживают молодежь, исключая кулачки – кулачные бои «улица на улицу» по праздникам.

Кулачными боями отмечали наиболее значимые события в жизни: раздел делянок лугов для сенокоса путем жеребьевки, окончание сбора урожая, а также важнейшие календарные праздники: престольные, Масленица, Пасха, Троица. Серии кулачных боев организовывали в течение месяца, узнав о предстоящем возвращении со службы казаков-станичников. Бои, привязанные к наиболее значимым событиям и датам, организовывались, как правило, торжественно и с большим количеством зрителей.

Мишка закончил наводку ножа и вскоре уже орудовал им, разделывая коровью тушу. Напарники Павел и Григорий поначалу смотрели на его работу, чтобы определить – годен ли Мишка к ней и стоит ли ему чего-либо советовать. Убедившись в том, что парень, не смотря на возраст, работает с тушей профессионально, они, удовлетворительно кивая головами, занялись тем же. Мишка старался изо всех сил, понимая, что от этого зависела его дальнейшая судьба. Иметь хорошо оплачиваемую работу считалось исключительным везением.

Примерно через час после начала работы в разделочное отделение вошел приказчик. Он молча наблюдал за работой Мишки, стоя у входа, где его никто из работающих не видел. Филипп Григорьевич был из тех людей, которые хотели и могли контролировать все лично. Он не сидел в конторе без необходимости, посещал все рабочие места, следил за дисциплиной и если предупреждения не действовали на нарушителей – выписывал штрафы.

– Смотрю, ты справляешься не хуже Павла и Григория, – сказал он Мишке, выйдя из своего укрытия, – не ошибся я в тебе, молодец! Так и работой справно….

– Филипп Григорьевич, а можно мне вечером Дика выгулять? – неожиданно спросил Мишка, – засиделся он на цепи-то!

– Чего это вдруг тебе в голову втемяшилось? – недоумевал приказчик, – выгуливать этого зверюгу? А вдруг он перестанет тебя слушаться и покусает людей?

– Он всегда будет меня слушаться, – уверял Мишка, – я уже знаю это! Один раз взял за цепь кобеля, и он всегда в твоем подчинении….

– Ну, ладно, – согласился Филипп Григорьевич, – выгуливай, только смотри, чтобы нареканий посля не было никаких!

До самого обеденного перерыва Мишку не покидало чувство вины за избиение Степки, и он решил в перерыв сбегать к нему в буфет и расспросить что и как. Кроме того, он думал над тем, как поквитаться с обидчиками сегодня вечером. Конечно, они со Степкой могли позвать для этого других колбасников и устроить разборки со всеми паровозниками, чтобы неповадно было. Но, каждый раз при этой мысли у Мишки появлялось чувство несправедливости по отношению к паровозникам. Чего это вдруг все должны отвечать за двух задир?

– Мишка, в столовку пойдешь к паровозникам? – спросил Павел, когда был объявлен перерыв на обед, – там горячего борща можно похлебать….

– Я хочу Степку проведать, – сказал Мишка, – а потом, если успею, то схожу в эту столовку. А где ее искать?

– Пойдешь к станции, а там спросишь, она недалеко от депо – советовал Григорий, умывая руки в большом чане с водой.

Когда Мишка вошел в буфет, он своими глазами увидел зло, вымещенное на лице Степки Филиппом и Кузьмой. Под правым глазом красовался большой припухший синяк, прикрывающий глаз, на лбу ссадина, а ладонь левой руки отекла красноватым оттенком. Степка все же весело смотрел Мишке в глаза, когда тот поздоровался.

– Меня они тоже хотели избить вчерась, – как бы оправдываясь, сказал Мишка, – нынче вечером поквитаемся с обоими.

– Я знаю, что они тебя перестренули вчерась, – констатировал Степка, – это уже известно всем нашим и кое-кто захотел нынче отметелить паровозников!

– Степка, я тоже придумал, как проучить Филиппа и Кузьму, – серьезно заявил Мишка, – причем остальные паровозники? Мне вчерась завклуб Тимоха понравился, серьезный парень….

– А Фроська Копылова? – с ехидцей спросил Степка, его прикрытый синяком глаз придавал комичности выражению лица, – она ведь то ж паровозница!

– Я с девками не деруся, – также ехидно ответил Мишка, – чего с баб возьмешь?

– И чего ты удумал? – спросил Степка, – я зараз хочу предупредить тебя, что ножами в станице никто не дерется, за такое можно в ГЕПЕУ попасть. Казаки никогда не дрались ножами….

– А палками? – спросил Мишка, – я ведь вчера только этим и спасся от избиения.