Генрих

Дом Генриха появился неожиданно: только что был лес да кусты, и вдруг – дом двухэтажный. Здание было похоже на стакан: цилиндрическое, с плоской крышей. Перед ним был овраг, через который были переброшена пара брёвен. Возле моста, на этой стороне оврага, Санька увидел автомобиль «Нива» старого образца. Посмотрев на чудо советского автопрома, он прошёл по мостику, и оказался возле странного жилища. Индеец сидел на корточках возле конструкции из двух железных бочек, которая оказалась высокотехнологическим душем. Запахло уютным дымком. Генрих скрылся в доме, а Санька снял мусорные пакеты и положил их на огромный стол, сделанный из пня гигантского дерева. Через несколько минут остатки имущества были рассортированы в две кучки: пригодное к использованию – из трёх предметов, и, соответственно, всё остальное – на выброс. Генрих принёс большой глиняный чайник, пару кружек из глины и тарелку с вкусняшками – орехи, ягоды и, выглядящие аппетитно, куски чего-то. Он указал куда сложить мусор и разлил по чашкам тёмную, парящуюся жидкость. Санька обнял ладонями кружку и вдруг понял, что воздух довольно прохладный. Тут же подкатила усталость – расстояние прошёл небольшое, но сказались неудобная поклажа и проблемы со шнурками. Он осторожно отпил из кружки и потянулся к тарелке. Жидкость была нажористой – вкус Алтайского леса перемежался ароматами степей и свежестью озёр. Санька узнал только привкус сосновой хвойни, остальное терялось в общей лавине разнообразия. При этом, жидкость почти не пахла. А непонятные куски в тарелке, оказались вялеными фруктами – некоторые из них, явно произрастали не в этом регионе.

Хозяин вынес овальное полотенце с замысловатым орнаментом, складывающимся в некий паттерн, напоминающий число 42, а также – кусок хозяйственного мыла. Сложив всё на пень, очень удачно стоявший в этом месте, он кивнул на душевую кабинку. Турист прошлёпал к конструкции из бочек, досок и занавески, скинул одежду и взял мыло. В некоем подобии кабинки, отгороженной от мира дощатой стенкой и пластиковой шторой, снизу лежал резиновый коврик, а сверху свисал шланг с латунным краном. Санька открыл кран, предусмотрительно направив шланг в сторону от себя. Через несколько секунд холоднючая вода немного потеплела, и со словами «– О, тёпленькая пошла!», путешественник, ополоснувшись, стал намыливаться.

Когда отмытый турист, одевшись в кабинке, вышел, вытирая голову, на улице никого не было, стол был прибран, а в воздухе летали паутинки и пахло осенью. Санька посмотрел на полотенце, оно оказалось соткано из каких-то трав, и было одновременно мягким и жёстким, и им было приятно пользоваться. Он расправил плечи, затем потянулся. То ли вода смыла тяжесть, то ли чудо-питьё сил придало, но усталость отступила. Подошёл к двери – в верхней части было окошко со шторкой – вместо «глазка», чуть выше середины – ручка. Постучав, и не услышав ничего в ответ, Санька пожал плечами и, отворив дверь, зашёл внутрь. Внутри дом был всё тот же «стакан», только с террасой, идущей по кругу и образующей что-то вроде второго этажа. Элегантно изогнутая лестница на террасу была прямо у входа. Почти посередине первого этажа был огороженный спуск вниз – видимо, погреб.

– Генрих? – Санька стоял посередине и озирался в поисках индейца. Когда он в очередной раз развернулся, шаря глазами по второму этажу, Генрих стоял на террасе и с вселенской невозмутимостью смотрел на него.

Александр поднялся по лестнице и огляделся ещё раз. Терраса шла по внутренней стороне дома, почти замыкая круг. В двух метрах от лестницы была открытая дверь, оттуда тянуло дымком. Ещё дальше – кривая, из корней, лестница наверх, видимо, на крышу. Санька зашёл в открытую комнату. Бревенчатые стены, довольно большое окно с короткими занавесками, матрас с лоскутным одеялом, лежащий в углу и невысокий камин. Перед камином стояло кресло качалка, в камине на углях стоял чайник, у камина стояло ведро, над камином висел томагавк. Возле матраса, на низкой – сантиметров двадцать – чурочке стояла тарелка с кашей, пара кружек и корзинка, в которой вперемешку лежали свежие и сушёные фрукты, орехи и пара шоколадных конфет. Хозяин дома, наклонившись, забрал из камина чайник, и разлил по кружкам светлую, парящуюся жидкость. Затем он сел на кресло и кивком указал гостю на матрас. Санька бросил полотенце на лоскутное одеяло, и сел тут же. От напитка исходил насыщенный, приятный аромат. А вкуса почти не было, только легкий намёк на мяту. Жидкость ринулась внутрь, оставляя привкус уюта. Тут же заворчало в животе. Память, явно в сговоре с желудком, услужливо подсказала время, когда турист нормально ел – два дня назад, в придорожной кафешке: суп сомнительного качества, второе, несомненно-недостаточного количества и компот, оказавшийся спитым чаем. Санька взял тарелку, и помешал содержимое ложкой.

Поблагодарив хозяина, турист отложил пустую тарелку, взял чашку и откинулся назад, облокотившись на стенку. Он испытал прилив счастья – хорошо быть живым, сытым, чистым, сидеть в тепле и уюте, пить вкусное, являющееся полезным и вести неторопливый разговор с приятным человеком.

– На самом деле, я не очень опытный турист – Санька отхлебнул из чашки – Ну, как не опытный – это была моя первая ночёвка на лоне дикой природы. Ночевал, конечно, на пляжах и в кемпингах, но это не считается. А так, чтобы вне цивилизации – первый раз. И вот, такая оказия.

Индеец качался на кресле и разглядывал Санькину находку – трубку и табак. В комнате, несмотря на тлеющие в камине угли, было прохладно – градусов 19, однако Санька не озяб – горячая пища и питье дали телу комфортный запас тепла.

– А Вы и зимой здесь? – турист разглядывал скудную обстановку. Генрих повёл плечом и чуть наклонил-повернул голову – жест, который можно было интерпретировать как «– Вообще-то у меня недвижимость в двадцати столицах мира, четыре океанских яхты и два небольших острова в тропиках, а сюда я приезжаю раз в год на пару дней – цветы полить», а мог быть простым «Да».

«– Холодно, наверное? – зимы здесь, я слышал, студёные – континентальный климат» – Санька посмотрел на единственный источник тепла – скромный размерами камин. Индеец повёл головой и слегка двинул плечами. «– Ну, да – кивнул путешественник, отхлёбывая из чашки – холод полезен для здоровья. А отсутствие шума цивилизации даёт замечательную возможность поковыряться в себе. Я давно мечтал убежать из социума – хотя бы на неделю – Санька замолчал, разглядывая пришедшую мысль, а затем с жирным налётом сожаления и самокритики произнёс – Да много, чего хотел – интересных путешествий, приключений, важных открытий и свершений, а жил так, что и рассказать нечего.

– Про самолёт – Генрих отложил табак и трубку, и взял чашку.

Санька наслаждался разговором – простым, искренним и интересным. Вообще то, он был достаточно общительным человеком и общения ему хватало. С разными людьми – и с интересными, и с искренними: пять дней назад, например, в магазине на заправке, интересная кассирша, при попытке познакомится, вполне искренне послала туриста лесом. Но так, чтобы всё вместе, да ещё в комфортной обстановке и без спешки – такого у Саньки не было давно. Хоть беседа и казалась Саньке оживлённой, Генрих в тот день произнёс не более 50 слов за всё время их общения, причём, фразы, состоявшие из более, чем одного слова, можно было сосчитать по фалангам большого пальца. С другой стороны – из 11 человек, с которыми в этом регионе общался индеец, семеро считали его немым, из них двое считали, что Генрих ещё и глухой – своего он добивался, не слыша возражений и объяснений. Но Санька всего этого не знал и вкушал прелести момента. Его захлёстывало радостное чувство, которое он определил, как благость. «-Из таких моментов память формирует представление о счастье.» – мелькнула и пропала очевидная мысль.

–Самолёт? – Санька поставил пустую чашку на чурку и полуулёгся на матрасе, облокотившись на стену. – Да, пожалуй, это история забавная. Мне тогда служить оставалось, знаете сколько? – А нисколько. В тот день вышел приказ министра обороны, и я стал «призраком». Так у нас – в роте охраны – называли дембелей, которые ждут, пока военно-бюрократическая машина раскрутится, и выплюнет их на гражданку. «Призраки» обычно маялись в расположении не больше недели. Их старались не ставить в наряды и, по давней, устоявшейся традиции, не отправляли в командировки – сопровождение на большие расстояния. После утреннего развода, я пошёл в расположение, в спорт-уголок – подкачать мышцы живота. Размялся, поздравляю себя каждую минуту с дембелем и только собрался качнуть пресс – по разу за каждый отслуженный день, как меня зычным криком вызывает комбат. Комбатом, мы звали майора с говорящей фамилией Кляп – командира роты, властного, но справедливого вояку. Личный состав его уважал – как говорится, суров, но справедлив.

– Садись. Кофе будешь? – майор достал банку растворимого кофе и пару конфет.

– Спасибо, товарищ майор, воздержусь.

– Как знаешь – комбат сыпанул от души в огромную кружку кофе прямо из банки. – За границу хочешь?

У меня сразу защекотало в груди – неужели командировка? В день приказа?

– Товарищ майор, я ж гражданский – сделал я попытку уйти от неприятности.

– Саня, заткнись! – Кляп плеснул кипятка и яростно заболтал столовой ложкой в чёрном омуте кружки. Затем вынул ложку из кофе, отпил и поставив ёмкость на стол, посмотрел Саньке в глаза.

– Расклад такой: везём влиятельного политикана в приграничный район Китая. Никакой секретки, никакой мороки. До полуночи – назад, есть шанс вернуться до вечерней поверки. Альтернатива: новобранец с нами, ты – на подсобное. Решай.

Это был форменный цугцванг. Все знали, что майор отлично рубился в шахматы, и умел подводить к вынужденным ходам. За всю службу, я ни разу не ездил на подсобное хозяйство, и считал это своей фишкой. К тому же, наряд с подсобного возвращался на следующий день, и на вечерней поверке, при оглашении дежурным моей фамилии, могли запросто ответить «– В наряде», а скорее всего, ещё хуже – «на подсобном», вместо заветного, традиционно-обязательного «Демобилизован!».

Майор, выжидающе глядя, одной рукой развернул конфету.

– Разрешите узнать – кто начкаром?

– Я! – комбат закинул конфету в себя и запил огромный глотком – Получай оружие, транспорт у штаба.

Самолёт был небольшим, и шикарно отделан внутри – кожаные диваны, ковры и барная стойка. Бойцы, в количестве 10 человек, разместились в задней части, отделённой переборкой от люксовой части, где расположились майор Кляп с «объектом» – толстым, холёным дядькой – "влиятельным политиканом". Там же порхали две сексапильные стюардессы, с едва сходившимися на груди блузками.

Бортпроводницы выдали нам 19-ти литровую флягу с водой, кучу пакетиков с сахаром и растворимым кофе, порционного масла и гору круассанов. Плотно перекусив, почти все завалились спать, и время до пункта назначения пролетело стремительно.

Сели мы на маленьком военном аэродроме в приграничном районе Китая. Объект охраны уселся в лимузин и поехал к административному зданию, до которого было метров 25. Мы дошли строем. Задача наша состояла в сопровождении объекта до ближайшего городка. Пару раз, я уже участвовал в подобного рода командировках – по слухам среди бойцов, перевозили деньги на взятки. Насколько законно было использование Армии в таких делах – вопрос, но мы его не задавали – обычно, в таких вояжах хорошо кормили, угощали сигаретами и прочими излишествами, а после них, давали увольнительную на два дня.

В этот раз что-то не заладилось. К комбату подошёл шаосяо.

Генрих повёл правым плечом – Шаосяо?

– Ну да – Санька поддался искушению выпендриться – майор китайский, должен быть по их регламенту шансяо – полковник, но выходной, что-ли, тогда был, и аэродромом командовал шаосяо.

Странное дело – Александр часами слушал и читал экспертов со специалистами, но так и не мог понять, почему отключают каждое лето горячую воду, суть пенсионной реформы и рост цен на бензин, а Генриха, понимал почти без слов. Сейчас, например, Генрих не спрашивал, что такое шаосяо, и не спрашивал почему именно он, а не шансяо командовал аэродромом в Китае в тот далёкий день, он удивился, а скорее – просто отметил вслух, что турист использовал такой термин. Санька испытал прилив самодовольства, словно школьник, рассказавший такое, что удивило весь класс и даже учителя.

– В общем, какая-то там произошла неувязка с транспортом и нам предстояло ждать. Отвели нас в отдельное помещение – небольшая комната с телевизором. В противоположной от входа стене была дверь, ведущая в маленький кабинет. Туда сразу ушли отцы-командиры с большим, полным и звякающим пластиковым пакетом. Нам выдали по две упаковки «Доширака» и армейский термос с кипятком. Запарив лапшу, мы стали искать российские каналы на телевизоре. А минут через двадцать в комнату вошёл гражданский. Вид невзрачный – серые брюки, свитер, поверх – брезентовая ветровка, на ногах – кроссовки. От него веяло силой и цитрусовым запахом.

– Майор Кляп? – коротко бросил он. Все бойцы, включая меня, махнули рукой в нужном направлении. Гражданский открыл дверь и зашёл в кабинет к офицерам. Через 10 секунд оттуда выскочил пунцовый шаосяо, на ходу застёгиваясь одной рукой – довольно быстро, кстати. Ещё через полминуты вышел таинственный визитёр и, с бесстрастно-задумчивым выражением лица, покинул расположение нашей группы. За ним появился комбат.

– Оправиться, собраться. Через 5 минут построение у самолёта – майор был чем-то озадачен, хмурился и положил руку на кобуру.

Возле самолёта расплескалась пёстрая куча – кресла, диван, ковры, барная стойка и какие-то коробки. Пятеро китайских солдат энергично грузили всё это в большой грузовик. В воздухе чувствовался специфический запах сварки. Майор Кляп докурил, подошёл к строю и, немного помолчав, нарубил несколько фраз: – Летим недалеко. Забираем объект. Сопровождаем. Сдаём. Возвращаемся в часть. Дополнительные инструкции получите на месте. Вперёд!

Настроение у меня испортилось – на вечернюю поверку не успевали. Мы поднялись на борт. Салон разительно изменился: полная пустота, всё что было – две скамейки, приваренные вдоль бортов. Примерно, две трети от хвоста, было отделено металлической решёткой, приваренной по периметру к корпусу самолёта. Кофе, круассанов и стюардесс не было.

Долетели быстро. Сели достаточно жёстко. Когда мы вышли наружу, было ещё светло. Вокруг была степь с редкими пролесками. Метрах в пятидесяти, стояла большая, надувная палатка – я таких не видал: высотой больше трёх метров, метров пятнадцати в длину и большим – больше половины стены, обзорным окном. Взлётно-посадочная полоса была выстелена какими-то черными лентами, на ощупь что-то среднее между резиной и пластиком. Между палаткой и ВПП стояли заправщики, четыре машины слева и одна в сорока метрах от них, соответственно – справа. Серёга Коробов, призванный с Алтайского края, сразу узнал местность – Укок, приграничный район. Один из четырёх заправщиков подъехал к самолёту, и инженеры засуетились со шлангами, и через минуту заурчали насосы. Мы дошли до палатки, и майор Кляп зашёл внутрь, с ожидавшим у входа человеком в военной форме без знаков различия. Заправлявшая самолёт машина, отъехала к заправщику, стоявшему справа, на его место тут же подкатила следующая. У меня сразу затеплилась надежда – раз мы здесь уже, как минимум третьи и, похоже не последние…

– Третьи… – Генрих, похоже, не пользовался вопросительными интонациями, просто указывал пункт, по которому он хотел услышать разъяснения.

Санька отхлебнул из стынущей чашки, снова отметив про себя восхитительный аромат и отсутствие вкуса. На самом деле он пытался скрыть от самого себя приступ самодовольства – какой он, всё-таки, внимательный и умный!

– Ну да, – турист поставил чашку – Заправщик отработал минут пять, значит был не полный. Когда опустел, поехал к стоящей в стороне машине, выходит там место парковки автомобилей с пустыми цистернами. Получается, топливо, объёмом почти в два заправщика уже куда-то закачали. Берём примерный объём баков самолётов, которые могут сесть на эту ВПП, учитываем, что баки были не пустыми и выходит – два перед нами, мы третьи… – Санька снова взял чашку и отхлебнул немного – Если, конечно, не садились более лёгкие самолёты… или мотодельтапланы… Да, обрадовался я тогда – раз такое здесь движение оживлённое, то не станут нас долго задерживать, глядишь, через час взлетим и, тьфу-тьфу-тьфу, до поверки вернёмся в часть. Шанс призрачный, но…

Охранять нам предстояло наш же самолёт. Точнее, он был условным центром, условного же, круга, к периметру которого мы должны никого не подпускать с внешней стороны. Своё оружие мы сдали, и получили какие-то автоматы футуристического вида. Затем выдали рации, в виде «одноухой» гарнитуры. Кляп велел построиться и сказал, что сейчас пройдём инструктаж по оружию и связи. Выдавший экипировку – суровый дядька с задублёной ветрами кожей, в синем комбинезоне, опять же, без всяких опознавательных знаков – вышел на середину строя, поднял автомат и тыкая пальцем произнёс: – Предохранитель. Включение «лампы». Включение коллиматорного прицела. Рации включены и работают постоянно. Позывные выдаст ваш майор. – он повернулся и пошёл прочь. Один из наших крикнул ему в спину – А рукоятка затвора? Дядька в комбинезоне остановился, повернулся, поискав глазами, остановился взглядом именно на том, кто задал вопрос, и произнёс – Патрон досылается автоматически в момент присоединения магазина. Он снова повернулся, собираясь уйти восвояси. – А извлечь? – это был Самойлов, отслуживший полсрока, ротный балагур и затейник. Синий комбинезон, вместе с одетым в него человеком, снова повернулись к строю. – Патрон извлекается вместе с магазином. – снова поворот и попытка «уйти в закат». – А если нужно магазин плюс один патрон? – не унимался Самойлов. Видно было, что он начинал дурачиться. Инструктор медленно повернулся, упёрся взглядом в шутника и чётко, с расстановкой отчеканил – Патрон досылается при отсоединённом магазине – при этом он перехватил автомат левой рукой, отсоединил магазин – защёлка была как на «калаше» – большим пальцем выщелкнул высоко вверх патрон, сунул магазин за ремень и поймал падающий патрон, отверстием для магазина, одновременно вдавливая его пальцами правой руки внутрь. После этого он достал из кармана полный магазин и вставил с глухим щелчком. – Для выстрела нажать на спусковой крючок – ставший более суровым дядька, показал деталь на автомате, продолжая давить Самойлова взглядом. – Как ширинку расстёгивать – показать? – Никак нет! – С весельчака вмиг слетел весь кураж. Инструктирующий повернулся и пошёл, вытаскивая из-за ремня магазин.

Караул не со своим оружием – дело необычное. Понимал это и комбат. Он заметно нервничал, и часто курил. Позывные тоже были странными. По большей части, в качестве позывных нам давали животных – птиц, рыб, зверюшек всяких – «Буйвол» там или «Мурена». Бывали и фантастические твари «Сфинкс», «Фурия», «Леший». Если и бывали «неодушевленные» позывные, то они всегда были родственниками по какой-нибудь линии: «Гранит»-«Агат»-«Рубин» или «Чаша»-«Котёл»-«Кубок». Сейчас нас вызывали по одному к столу, стоящему возле обзорного окна, и показывали на бумажке позывные – основной и для нештатных ситуаций. Строжайше запретили делиться с кем-либо, и сразу разводили на посты. Позывные сослуживцев я узнал позже, когда мы возвращались в часть. Как мы ни пытались, ассоциаций между используемыми словами не нашли. «Теле», «Родос», «Сова», «Туба», «Зебра» и ещё несколько не связанных друг с другом слов. Мне достался «Белок» – основной, и «Фомич» – для нештатных ситуаций.

Когда меня привели на пост, уже стемнело. Территория поста – полоса, метров пятидесяти, с несколькими чахлыми кустами, парой камней и вывороченного из земли дерева – была метрах в трёхстах от самолёта. Ещё подходя, я услышал шум двигателя и, с чувством тревожной тоски, увидел взлетающий самолёт. Такое бывало – охрану снимали и подразделение добиралось к месту постоянной дислокации другим транспортом. Но для меня крестик крылатой машины в небе, был крестом на возможности успеть в часть к поверке. Теперь, конечно, смешно вспоминать, а тогда расстроился я сильно, до опустошения какого-то. Минут через пять снова – стрёкот в небе и на полосу сел самолёт, чуть больше нашего. Опустилась аппарель, что-то загрузили в грузовик, самолёт заправили, и он взлетел, не прошло и двадцати минут. Я отстранённо наблюдал за всем этим, в промежутках между обходом поста. Снова сел наш транспорт, и вокруг него началась какая-то возня. Возле люка суетились несколько человек в комбинезонах, там же стояли три человека в военной форме без знаков различия. Они явно нервничали. Грузовой автомобиль, обычно не глушившийся, стоял возле самолёта с выключенным двигателем.

Жизнь в условно-закрытом армейском обществе не особо богата на интересные события – муштра, наряды, караулы, поэтому бойцы быстро приучаются примечать всё мало-мальски способное утолить информационный голод, и впитывают всю информацию, если событие имеет шанс быть нескучным. Но, мне, расстроенному до невозможности, тогда всё это, вдруг, показалось далёким, как будто чужим, что ли, из другого пласта цивилизации – какие-то люди, машины, самолёты. И тут я увидел нарушителя… Так бывает, когда увлечённо читаешь книгу или смотришь какой-нибудь фильм, погружаешься в него, практически сам становишься невидимым персонажем, а потом, бац – реклама или телефонный звонок! И ты, отрываясь от экрана или страницы, видишь окружающий тебя мир, как будто он только что появился – стулья, занавески, сосед по купе – всё прорисовывается заново в сознании, которое ошалело озирается и пытается адаптироваться к смене реальности… Откровенно говоря, реальность вокруг моего поста, была не особо разнообразна: пара аккумуляторных фонарей, метрах в пятнадцати каждый, несколько валунов, размером с ведро, вывороченное с корнем дерево и чахловатый куст. Возле куста я и увидел человека. Боковым зрением. Он сидел на земле, слева от меня метрах в трёх, и смотрел на суету возле самолета. Удивление со страхом ещё только приступили к спору, кто будет рулить адреналиновым всплеском, а рефлексы уже вовсю работали – за секунду, поворачиваясь и вскидывая автомат, я присел, включил тактический фонарь и заорал «-Стой! Руки вверх!». Сердце учащённо билось и гнало насыщенную адреналином кровь, я сидел в красивой позе, с крутым автоматом, в ушах звенела какая-то песня о женщинах, гордящихся мужьями, сыновьями и братьями, защищающими родную землю… А у кусточка никого не было. Только одна ветка, словно успокаивая меня, помахивала из стороны в сторону. Я медленно поднялся, и подошёл к тому месту, где сидел нарушитель. Несколько следов некрупного животного, возможно, лисы. В голове настойчиво тянула на себя одеяло, до банальности очевидная мысль – «Почудилось!». Прямо под кустом лежал какой-то свёрток. Присев, я взял его в руки и чуть не выронил – в ухе резко и требовательно прозвучало «– Белок, что у вас?!». Не знаю почему, но мне показалось, что спрашивающие на меня смотрят – недобро и с подозрением, как полицейский, проверяющий документы. Как будто говорящий стоит прямо за спиной. Рефлекторно запихнув пакет за пазуху, я протараторил:

– Возможно, нарушитель. Визуальный контакт, сейчас потерян. Исследую место…

– Отставить! Быть на месте. Ждать группу анализа. Бдительность не терять!

«Группой анализа» были парни в тактических костюмах – как из фантастического фильма: шлем, с непроницаемо чёрным стеклом, спецфурнитура и всяческие прибамбасы. Они были последним рубежом, внутренним кольцом охраны объекта. Потом – наша зона ответственности, следующее кольцо – метрах в пятистах – погранцы, а снаружи, по словам комбата, оцепление из местного ОМОНа. Если присылают этих «волкодавов-аналитиков», значит дело серьёзное. Пару секунд я поразмышлял – стоит ли сказать по радио о пакете. Сообщить о пакете, понятное дело, необходимо, но кто его знает – может нельзя о таком в эфир. Ещё, конечно, досада сыграла свою роль: так со мной обращались, как будто не бдительность проявил, а сам пытался секретную военную тайну украсть! Отдам лично – решил я и пошёл к облюбованному местечку – у поваленного дерева. Только я подошёл – 4 шага всего– и присел на корточки возле комка корней – в ухе раздалось раздражённое:

– Белок! Что происходит?!

– Сохраняю бдительность, продолжаю наблюдение. Отошёл к укреплённой позиции. – Сарказм был прикрыт лишь фиговым листочком – мне показалось удачным подерзить, формально не выходя за рамки Устава.

– Замри. – голос был таким же злым – Сойдёшь с места – подстрелят. Выключи фонарь!

Я, чертыхаясь, выключил фонарь на автомате. Тут же вспомнил про находку. И бразды правления адреналином перешли гневу – такая вдруг злость накатила, не на кого-то конкретно, а вообще, на ситуацию, что я, с мыслью «– Хрен вам, а не улику! Дембельский подарок это, компенсация за сверхсрочную!» – запихал пакет в углубление среди корней и заткнул отверстие камнем, поднятым тут-же. Камень лёг так удачно, что я, в слабом потоке бледного света от далёкого фонаря, не видел только что сделанный тайник. Рука потянулась было к клубку корней, чтобы поискать наощупь, как вдруг справа возникла тень в виде двух ботинок с высоким берцем. Я повернул голову – безмолвным истуканом передо мной стоял один из «ковбоев последнего рубежа». Поднявшись, я смотрел ему прямо в шлем – где-то в середину, представляя пару козлиных глаз с прямоугольными зрачками. Он смотрел на меня. Затем, быстро подняв руку к шлему, что-то ковырнул и раздался хрипловатый голос: