Полная версияПолная версия:
Маленькая капелька в океане чувств. Стихотворения
Два тела, обвитые узами страсти;
Два тела, с огнём ошалевшим в груди.
Нет прошлого, нет ничего впереди,
Нет будней, нет бед – только праздник объятий,
Безумный, как лавой вскипающий кратер.
В нём властвует мудрая Тайна Начала,
Стыдливую скромность в нём жизнь развенчала,
В нём сладко паденье, в нём горько величье,
В нём нет равнодушья, в нём нет безразличья,
В нём счастье, над всем одержавшее верх,
В нём самый святой, самый праведный грех,
Которому слов, объяснений не надо,
В котором нет лжи, отравляющей ядом,
Которому бог – наслаждения стон.
Над ним нет законов. Он – Высший Закон.
1967
* * *
День
взял на руки Солнце,
пронёс его над Землёй…
и подарил Вечеру.
А Вечер
не удержал Солнце,
уронил его;
покраснел,
стыдясь такой слабости.
Солнце,
ударившись о край Земли,
разбилось;
кровь его
растеклась
по всему горизонту…
и впиталась в Землю.
И Земля
стала почему-то фиолетовой.
И Небо тоже.
Ночь
раскрыла ладонь,
рассыпая Звёзды,
голубые,
как День.
Она вынесла на руках Луну,
розовую,
как Вечер.
Это
День голубой,
это
розовый Вечер
фиолетовой
сделали Ночь.
1968
* * *
Что, облако,
слоняешься по небу голубому?
То примешь вид
верблюда надменного,
и думаешь,
что можно тебе своей персоной
и солнце заслонить.
То, расправляя пышный хвост,
гуляешь индюком,
закрыв полнеба,
и думаешь,
что в мире тебя важнее нет.
То вдруг ты –
крокодил,
фальшивой пастью пугающий ярчайшее светило.
Но ветер дунет –
и вот уже змеёй
ползёшь
и к солнцу тянешься,
стремясь его ужалить.
А иногда
прикидываться можешь
и добреньким слоном…
или кустом сирени.
Но своего обличья не имеешь –
всегда ты быть готово,
кем быть прикажет ветер.
1968
* * *
Похорони меня
в глухомани
своей души.
Похорони меня.
Свежим снегом
могилу мою припуши.
Похорони меня.
Ярким солнечным светом
могилу покрой.
Похорони меня.
Все несчастья твои
унесу я с собой.
Похорони меня.
Пусть могильный мой холм
будет нищенски строг.
Похорони меня.
Положи только камень большой,
чтобы встать я не мог.
Похорони меня.
Усмехнувшись,
одну лишь слезу урони на краю.
Похорони меня.
И один нераскрытый цветок
положи на могилу мою.
Похорони меня.
Чтоб на снежной груди моей
был он от смерти храним, –
похорони меня, –
согревай его вечно
дыханием тёплым своим.
Похорони меня.
Похорони меня.
Похорони.
1968
* * *
Ничего не требуя, не ворча,
Мне себя отдавая, горела свеча.
Горела так трепетно, грустя и смеясь.
А на улице дождь. А на улице грязь.
Сгорела свеча… Но всё так же дыша,
Над смертью её пламенеет душа,
Дрожа от волненья, грустя и смеясь.
А на улице дождь. А на улице грязь.
Сжимаются чёрные пальцы в замок.
Но, вырвавшись, снова горит огонёк,
Дрожа от волненья, грустя и смеясь.
А на улице дождь. А на улице грязь.
Уж небо светлеет… И вот из-за туч
Прорвался ликующий солнечный луч;
В окно заглянул и спросил: «Что у вас?»
Огонь улыбнулся и, вздрогнув, погас.
1968
* * *
Пробрал меня ветер до самых костей.
Пришёл я домой и улёгся в постель.
Спокойно текла моей крови река…
И вдруг я почувствовал рядом врага.
Во тьме затаился невидимый враг –
Окутал меня одиночества мрак.
И мне говорит он: «О, мой господин,
Сейчас мы с тобою один на один.
Доверься – тебя никогда не предам.
Входи в одиночества сумрачный храм.
Чтоб спрятаться сердцу, есть мгла и гранит,
А душу – тоска ледяная схранит.
Пусть ветер завистливый бьётся в окно,
Никто не увидит нас – в храме темно.
Выкладывай всё, ничего не храни,
Никто не услышит нас – мы тут одни».
Вошёл в его храм я. И будто ослеп.
Сказал ему: «Это не храм – это склеп.
Боюсь я тебя и твоей темноты».
А он мне: «Не бойся, ведь я – это ты».
Так больно сдавил моё сердце гранит,
Горячую душу тоска леденит.
И я заметался, как пойманный зверь,
Ищу темнотою укрытую дверь.
И враг мой сказал: «До чего ж ты горяч.
Тебе тяжело – ты немного поплачь».
Взглянув в темноту, я ответил врагу:
«Я плакать от боли своей не могу.
Могу, забывая про гордость и стыд,
От счастья заплакать, по-детски, навзрыд».
И враг отступил. Всё же, мрачность храня:
«Бываешь ли счастлив?» – спросил он меня.
Очнулся я. Комната света полна.
И яркое солнце стоит у окна.
«Давно тебя жду», – мне оно говорит.
И я, как ребёнок, заплакал навзрыд.
1968
* * *
Из души моей потёмок
Глупый выскочил котёнок.
Кубарем скатился на пол…
Ножку стула поцарапал…
Почесал себя за ухом…
И погнался вдруг за мухой…
Побежал вперёд, назад…
Посмотрел во все глаза…
И, вполне в себе уверен,
Покатался на портьере.
Из души моей потёмок
Глупый выскочил котёнок.
Бегал он и вкривь, и вкось.
Это счастье родилось.
1968
* * *
Нахожу себя в каждой снежинке зимой,
Летом – в каждом цветке придорожном…
А когда прихожу на свиданье с тобой,
Мне себя отыскать невозможно.
Нахожу в темноте себя, в грустной тиши,
В крике радостном взвившейся стаи,
Даже в чаще своей непутёвой души…
Но как только ты рядом, теряю.
Куда же деваюсь, когда мы вдвоём?..
А, может быть, прячусь я в сердце твоём?..
1968
* * *
Родился́ весной, сияя,
Маленький степной побег…
Рядом с ним без жалоб таял
Одинокий старый снег.
Стебелёк судьбой доволен –
Жить ему, расти и петь…
Рядом землю грыз от боли
Старый снег, зовущий смерть.
Над ростком зелёным песней
Ветер пробует разбег…
Почерневший от болезней,
Тихо плакал старый снег.
К небу тянется росточек,
Унижаться не привык…
При дороге у обочины
Умирал больной старик.
1968
* * *
Не надо.
Я тебя, кажется, понимаю.
Не надо.
Ведь сирень отцветает в мае.
Не надо.
Беречь отцветшую сирень
не надо.
Удерживать стараться тень
не надо.
1968
* * *
Счастье наполнило меня.
Потому что во мне рождались слова,
завораживающие
солнечным светом и теплом,
свободой и силой ветра,
глубиной неба,
свежестью утра.
Эти слова рождались во мне одно за другим,
слагаясь в необыкновенную сказку,
волшебную сказку жизни.
Да, я счастлив.
Я счастлив!
Надо проснуться
и написать мою сказку.
Я проснулся…
Ещё звучали последние её слова.
Ещё звучали,
удаляясь в тишину ночи.
Я погнался за ними.
Нет.
Ничего нет.
Они ушли.
Растворились в темноте.
И вдруг над самым ухом
листья прошептали: «Ищи меня».
И снова всё стихло.
Я прислушался…
Где-то совсем рядом дышала моя сказка.
Я искал её,
растопырив слепые пальцы своей души,
забираясь во все закоулки памяти.
Нет.
Ничего не могу вспомнить.
Ни одного слова.
А ведь только что я был полон ими.
И всё в них было
так просто и ясно,
как ласковый взгляд.
Я искал и искал её.
И вдруг услышал: «Я здесь».
Это сказало солнце.
Я бросился к нему.
И каждое дерево на моём пути
говорит: «Вот я».
И я останавливаюсь.
И каждый цветок, каждая травинка
говорит мне: «Вот я».
И я останавливаюсь.
И река говорит: «Вот я».
И море тоже.
И я останавливаюсь.
И каждый человек, улыбаясь,
говорит: «Вот я».
И я останавливаюсь.
Останавливаюсь,
всматриваюсь,
собираю по слову
и снова бегу к солнцу.
От дерева к дереву.
От цветка к цветку.
От реки до реки.
От моря до моря.
От человека к человеку.
1968
* * *
Бежала девочка по парку,
Мелькая белым бантиком.
В травяном лесу нашла
Красного солдатика.
Так быстро-быстро бегают
Солдатикины ножки,
Солдатикины ножки
Щекочут ей ладошки.
Ей надоел солдатик ли,
Иль некогда ей было –
Она его пустила
И тут же… раздавила.
Ей, девочке, солдатик
Ведь ничего не значит.
Лежит солдатик мёртвый,
Над ним травинка плачет.
А девочка по парку
Мелькает белым бантиком.
Травинки, спрячьте от неё
Всех-всех своих солдатиков.
1968
* * *
Когда я был в горах,
то сам видел,
честное слово,
как одна большая красивая зелёная гора
утром родила солнце.
Если б вы видели,
как все этому обрадовались.
Все горы вокруг
(кроме одной)
улыбались,
все деревья
смеялись,
а несдержанная горная речка
хохотала и прыгала от радости.
Но одна гора,
тоже большая,
не обрадовалась рождению солнца.
Она была какая-то серая
и на ней ничего не росло.
И вместо бровей у неё были серые тучи,
которые всё время хмурились.
Видно было, что она всем недовольна.
А солнце поднялось высоко в небо,
увидело недовольную серую гору,
опустилось к ней
и спросило:
«Чем ты недовольна?
Что тебе нужно?»
«Мне нужно тебя», –
мрачно ответила ему гора.
И доброе солнце
село прямо на её вершину.
И тогда
злая жестокая гора
на глазах у всех
съела солнце.
И тёмно-серые тучи
поползли от неё
и закрыли всё небо.
И небо
заплакало.
По щекам гор потекли слёзы.
Несдержанная горная речка рыдала.
А я заснул.
И мне приснилось
живое горячее солнце,
которое растопило холодную мрачную гору
и сделало из неё
весёлое голубое озеро.
А потом
я проснулся.
Противная злая гора стояла на своём месте.
Всё было серым и мрачным.
Видно было, что все опечалены.
Но все молчали.
Кроме несдержанной горной речки,
которая ругала всех.
И меня тоже.
За что?
И вдруг стало светло.
Всё вокруг засверкало.
Все оглянулись.
Большая зелёная красивая гора
снова родила солнце.
Если б вы видели, сколько было радости.
Но потом
все притихли
и задумались.
Ведь ужасная серая гора
может опять слопать солнце.
1968
* * *
Извини меня.
Я гоню темноту,
я гоню немоту
прочь, прочь, прочь.
Извини меня.
Я стою на крутом берегу
и прогнать от себя не могу
ночь, ночь, ночь.
Извини меня.
Ночь и ночью, и днём.
Я гоню её красным огнём
старых и новых ран.
Извини меня.
Мне помочь можешь ты,
лишь своих ран цветы
бросив в чёрный туман.
Извини меня.
Извини меня.
Извини.
1968
* * *
Я пришёл к морю,
когда солнце уже проснулось,
но ещё не встало.
Море начиналось у моих ног
и нигде не кончалось –
оно уходило в небо.
Море такое огромное,
а я такой маленький.
Но я – человек.
И море заигрывало со мной.
Волна возьмёт разгон,
далеко-далеко,
от самого неба,
и бежит ко мне поздороваться:
– Здрасьте.
И снова убегает в небо.
А за ней уже другая:
– Доброе утро.
И третья:
– Пойдёмте с нами в небо.
И их так много.
И все такие ласковые.
И все зовут в небо:
– Пойдёмте.
– Пойдёмте.
– Пожалуйста.
А я подумал:
«Ведь это моя мечта».
И пошёл.
Волны подхватили меня
и понесли быстро-быстро
в открытое море,
в открытое небо.
И свежий встречный ветер
наполнил грудь мою счастьем.
Счастьем движения.
Чайки летели за мной.
И отставали.
Плакали, проклиная своё бессилие.
Мне было жалко их.
Но я летел к небу.
Когда я оглянулся,
берега уже не было.
Со всех сторон было только море
и только небо.
И вдруг прямо из моря
поднялось огромное яркое солнце.
Оно протянуло ко мне руки.
И я вспыхнул.
И превратился в свет.
В яркий солнечный свет.
Вместе с солнцем я поднялся на небо.
Увидел, как заулыбалась земля.
И весь я наполнился счастьем.
Счастьем сбывшейся мечты.
А счастья было так много,
что мне захотелось с кем-нибудь поделиться.
Я полетел к Земле.
И в этом полёте было ещё больше счастья.
Я летел.
Я летел!
Я упал в море.
Но не исчез.
А превратился
в сверкающий на волне солнечный блик.
И, оглядевшись по сторонам,
увидел вокруг
множество солнечных звёздочек.
Все они ярко горели.
И были точно такие же, как я.
Но все совершенно разные.
К воде подбежал ребёнок.
И звонко, радостно крикнул:
– Мама,
смотри, сколько в море солнышек.
И только теперь я ощутил полноту своего счастья.
И…
проснулся.
1968
* * *
Я с тобой. Я все время с тобой.
Сердце, как падающая глыба.
Где бы и с кем бы я ни был,
я с тобой. Я всё время с тобой.
Тебе кажется, что меня нет –
уже много-много лет
я с тобой. Я всё время с тобой.
Когда небо смеётся, когда плачет гроза,
когда свет закрывает глаза,
я с тобой. Я всё время с тобой.
Среди музыки мира, средь его немоты,
когда блещут снега, когда пахнут цветы,
я с тобой. Я всё время с тобой.
И когда ты бежишь от себя, ото всех,
я – твой вздох, я – твой взгляд, я – твой плач, я – твой смех.
Я с тобой. Я всё время с тобой.
И когда ты не хочешь, чтоб был я твоим,
когда хочешь насильно забыться с другим,
я с тобой. Я всё время с тобой.
И в безмолвии ночи, и в грохоте дня,
знай, тебе никуда не уйти от меня –
я с тобой. Я всё время с тобой.
1968
* * *
Ночь осенняя, безлунная.
Низко в небе дождь повис.
В стороне фонарь, не думая,
Безразлично смотрит вниз.
В эту ночь и свеж, и чист я,
Сам себе приятно чужд.
Кружат мысли, словно листья,
Над довольством сытых луж.
1969
* * *
Мысль моя неудержимо,
Всё скорей, скорей, скорей,
Кру́жит тенями снежинок
Под ногами фонарей.
Миг свеченья неизбежен –
Накалилась добела…
И душистым снегом свежим
Тихо землю обняла.
1969
* * *
Земля была вся в снегу.
Белая-белая.
И такое же небо.
И между землёй и небом
не было границы.
Но была разница.
Только в том,
что земля –
это земля,
а небо –
это небо.
Мы стояли в самом центре земли.
Она сказала:
«Давай уйдём в небо.
Пойдём-пойдём
далеко-далеко,
пока не придём в небо».
Я подумал,
что это было бы действительно хорошо –
сходить в небо;
но ведь это так далеко;
можно и не дойти;
даже точно, что не дойдёшь.
Я сказал:
«Не балуйся.
Не надо».
А она пошла.
Легко-легко.
Она такая маленькая, лёгкая.
Я пошёл за ней.
Тяжело.
Глубоко утопая в снегу.
Я такой большой, тяжёлый.
Она оглянулась и сказала:
«Оставайся на земле.
Ты не дойдёшь.
Ты не веришь,
и потому такой тяжёлый.
Ты не дойдёшь».
И ушла.
Я хотел бежать за ней,
но не смог,
потому что провалился в снег по пояс.
Я долго-долго смотрел ей вслед.
Она была уже далеко-далеко.
Так далеко,
что мне показалось –
она уже идёт по небу.
А потом от неё прибежал вечер
и
ничего не сказал.
Я похолодел –
неужели потерял её навсегда?
Но скоро от неё пришла ночь
и сказала:
«Смотри».
И я увидел, что вокруг меня белая земля,
а над землёй –
чёрное небо.
А над самым горизонтом –
звезда.
Я узнал её.
И быстро выбравшись из снега,
пошёл в небо.
Легко-легко.
Не проваливаясь.
Потому что я был лёгким,
как ребёнок.
1969
* * *
Ветер поднялся порывистый рано;
Мается, полный неистовых сил…
Вот уже небо – тяжёлое, рваное –
Обессилевший день уронил.
Носится снег. При дороге растерянно,
Путником, сбившимся в бурю с пути,
Мечется тонкое голое дерево;
Хочет уйти… и не может уйти.
Борются с вьюгой озябшие плечи,
Руки находят последний изгиб…
Тяжкою ношей придавленный вечер,
Так и не выпрямившись, погиб.
Падают ветер и снег от усталости.
Дерево стонет… Как боль превозмочь?..
Нет, не надо, не надо жалости –
Дерево выстоит в эту ночь.
Выстоит в эту и в те – другие…
Ветер устало улёгся во тьму…
Дерево спит. Видит сны голубые…
Тише… Дайте погрезить ему…
1969
* * *
В груди моей песни живут, словно птицы;
Но что-то ни днем им, ни ночью не спится.
Скорей бы летели уж в светлые дали,
А то как бы сердце моё не склевали.
1969
* * *
Мечтая об утрах зелёных и росных,
Смеются берёзы над серостью дня.
Стоят рядом с ними серьёзные сосны,
Тяжёлые ветви к земле наклоня.
Богатые сосны; красивые позы;
Задумчивый взгляд из-под колких бровей.
А рядом так ярко смеются берёзы,
Как будто им о́т роду несколько дней.
А сосны тела свои смазали смолами –
Хотят показаться моложе они.
Смеются берёзы бессовестно голые,
Прощая последние зимние дни.
Смеются берёзы. Вглядишься – тоскою,
Такой безысходной, наполнен их взгляд –
Их ноги не могут расстаться с землёю,
А руки безумные в небо хотят.
1969
* * *
Уже весна, а снег такой пушистый,
Такой счастливый ярко и безмерно,
Летит, смеясь так искренно и чисто,
Как будто не последний он, а первый.
Припав к земле, открыто ждущей мая,
Не мучаясь обидой и сомненьем,
Доверчивый и нежный, он сгорает,
Всё переполнив радостью движенья.
1969
ЖДИ СОЛНЦА
Сказка
Каждый человек чего-то ждет.
Потому что жизнь –
это ожидание.
А разница между людьми в том –
чего они ждут.
Однажды,
когда гордая ночь
уже спешила уйти,
не желая стать пленницей юного утра,
на тихом берегу огромного спящего моря
стоял обыкновенный маленький мальчик.
А вокруг –
серое море,
серое небо,
серый песок.
Весь мир кажется серым,
когда нет солнца.
Но мальчику очень хотелось,
чтобы
море было синим,
небо – голубым,
а песок – жёлтым.
Потому что так радостней.
Он стоял и смотрел вдаль, не отрываясь.
Он ждал солнца.
Проснулось море –
заволновалось,
переполненное ожиданием.
Встрепенулось небо.
Посветлел песок.
И вот…
появилось солнце…
Оно положило к ногам мальчика
сверкающую бриллиантами
золотую дорогу через всё море.
Море засмеялось.
Синее-пресинее море.
И небо засмеялось.
Голубое-преголубое небо.
И песок засмеялся.
Жёлтый-прежёлтый песок.
И мальчик засмеялся.
Потому что внутри у него,
словно котёнок,
гоняющийся за солнечным зайчиком,
запрыгала радость.
«Хорошо быть солнцем, –
подумал мальчик, –
только оно появляется –
все радуются».
Вдруг подул ветер,
закрутился столбом песок.
И когда он улёгся снова,
возле мальчика сидел
большой старый человек в золотом плаще,
будто сотканном из солнечных лучей.
Голова его была похожа на земной шар,
укрытый белоснежной пеной облаков.
Глаза старика были голубыми, как небо.
А на губах играла добрая солнечная улыбка.
На его коленях,
как две преданные хозяину собаки,
дремали большие, бронзовые от загара, руки.
«Здравствуй, малыш, –
сказал старик
голосом
мягким и тёплым,
как воздух, напоённый солнечным дождём, –
я слышал,
что ты хотел бы, как солнце, дарить радость.
Это же так просто, малыш.
Для этого нужно
пройти столько дорог,
сколько морщин на моём лице;
и на каждой из них,
встретив врага,
смело вступить с ним в бой,
а встретив друга,
отдать ему всё, что имеешь.
Ты знаешь, малыш, где рождается солнце? –
Если пойти по этой морской дороге,
усыпанной бриллиантами солнечных бликов,
можно дойти
до Берега Вечных Цветов,
где высится скала золотая до самого неба,
невидимая для людей,
вечно жаждущих золота.
А на её вершине
город рождения солнца.
И там,
в этом городе,
люди,
как солнце дарящие радость.
Они ушли туда,
оставив здесь солнечный свет своей души.
Иные ушли давно,
иные – недавно.
Но все они вечны,
как солнце.
Малыш,
если ты с честью пройдёшь все дороги Земли,
сюда возвратись по последней дороге –
на берег огромного моря,
в тот час,
когда чёрная ночь
тает на необъятном языке неба,
как на твоём языке
белый кусок сахара, –
и смотри вдаль, не отрываясь.
Жди солнца.
И когда в том месте,
где ещё не кончается море,
но уже начинается небо,
появится огромное яркое солнце,
сравнить которое нельзя ни с чем;
когда оно положит к ногам твоим
сверкающую бриллиантами
золотую дорогу через всё море,
к тебе выйдет
молодая приветливая волна
в сине-зелёном струящемся платье,
с ожерельем из белоснежных кораллов,
и протянет тебе руку,
одетую в ажурный рукав,
сотканный из мельчайшего бисера морских брызг.
Малыш,
дай ей свою руку.
Она отведёт тебя по этой морской дороге
в прекраснейший город в мире,
из мильярдов прозрачных росинок
и из чистого яркого света,
обвитый гирляндами радуг,
сверкающий радостью город –
город рождения солнца».
Старик умолк.
Уже вечер,
волоча за собой перламутровый бархатный плащ,
лениво побрёл по небу,
кое-где зажигая звёзды.
Одну зажжёт,
другую пропустит.
А потом
из незримого замка,
построенного вокруг земли,
вышла ночь –
Королева Вечного Траура по умершему дню.
Величественная,
строгая,
она шла,
зажигая не зажжённые вечером звёзды;
и паж её – месяц
нёс за ней
серебряный шлейф её чёрного шёлкового платья.
Подул ветер.
И донёс из темноты
удаляющийся голос старика:
«Прощай, малыш!
Жди солнца.
Потому что жизнь –
это ожидание
прекрасного».
1969
* * *
Жизнь втиснута в убогое жилище,
И неба нет – стена над головой.
Всегда в одно и то же время пища
И взглядами пронизанный покой.
Под выстрелами взглядов неминучих,
Безвластен, неподвижен, царь зверей
Лежит спокойный, гордый и могучий,
Не признавая слабости своей.
И рядом, за стеной, подруга-львица
