Путешествие в мир Ночного Леса

Итак, костёр вспыхнул, и этого короткого мига яркого пламени мне хватило для того, чтобы успеть рассмотреть вышедшего из темноты мужчину. Лицо незнакомца имело правильные черты, и его можно было бы назвать даже красивым, если бы не шрам, огромной уродливой бороздой пересекавший всю его правую щеку от нижнего века и до самого подбородка. Как только я увидел этот след жуткого ранения, сердце моё забилось вдруг учащённо и сильно, гулко отзываясь пульсирующими ударами в барабанных перепонках. – Господи! Да кто ж его так изуродовал? Прямо жуть! Ужас и только! – промелькнула в голове вполне естественная мысль.

Незнакомец, словно поняв, о чём я подумал, криво ухмыльнулся, но ничего не сказал. Мы стояли напротив друг друга и, не смотря на вновь наступившую темноту, в сполохах кострового огня я всё-таки смог, успел даже увидеть и рассмотреть выражение его лица. Самое главное, что вызвало моё искреннее удивление и даже смятение так это то, что, хотя сам незнакомец и смотрелся очень даже мужественно, но какая-то фатальность или обречённость, я бы сказал, покорность судьбе, проглядывались в его глазах, печальных и умоляющих. Он смотрел на меня, не мигая, остро и пронизывающе, как смотрит зверь на добычу, когда готовится к завершающему броску. Но, может, мне это только показалось? Да, наверное, пригрезилось.

Лицо моего ночного гостя было немного грустным и виноватым, как у человека, постоянно живущего под грузом когда-то совершенной им ошибки или ещё какого-либо более страшного проступка, за который не было отпущено ему прощение. Про себя я назвал незнакомца «стариком», так как волосы его длинные, почти по плечи, были абсолютно седые. Стариком мой гость, конечно, не выглядел, но такое обращение к нему само напрашивалось на язык.

Чем дольше находился у костра незнакомец, тем больше росло моё и без того небывалое удивление. «Почему?» – спросите вы, да по очень простой причине – никто из охотников, сидевших вблизи огня и готовившихся отойти ко сну, не обратил на гостя, внезапно появившегося в нашем лагере, абсолютно никакого внимания, будто его здесь не было вообще, и они его не видели и не слышали.

Только, Теодор, верный мой друг и помощник, проявил себя, как и положено собаке. Правда, повёл он себя весьма странно. Вначале мой охотничий пёс, внезапно оскалившись, и с поднявшейся дыбом на загривке шерстью, без страха и колебаний ринулся на незнакомца с решительным намерением крепко хватануть того за ногу и, если не обратить в бегство, то хотя бы остановить и напугать. Но…

Моему удивлению не было границ, ибо охотники, позёвывая и не обращая совершенно никакого внимания на ночного гостя, стоявшего тут же, на границе света и тьмы, промеж собой перекинулись всего лишь парой слов, бросив мне: «Кого-то твой пёс в темноте заметил?…Да, наверное, ежика причуял, может хорька или ласку? А может, и другую какую живность? Точно…»

Тем временем, не добежав, однако, до «старика» совсем немного, мой сеттер вдруг неожиданно развернулся на сто восемьдесят градусов, жалобно заскулил, поджал хвост под самый живот и, боязливо озираясь назад, чуть не пополз обратно. Таким его я никогда не видел. Он, дрожа всем телом будто напуганный до смерти, так сильно прижался к моим ногам, что никакая сила не смогла бы его оторвать от них, чтобы заставить вновь совершить нападение на пришельца. Я был крайне удивлен поведением своей собаки. Такой поворот событий немного поразил меня и огорошил, поэтому я и сказать-то ничего не успел, как один охотник ещё не заснувший весело засмеялся, приговаривая: «Испугал кто-то собачку-то! А что здесь странного? Говорят, собаки могут видеть то, чего человеку не дано. У нас бывало, кобель как начнёт вдруг лаять в сенях на потолок или на угол тёмный, голову задерёт и ну, себе брешет, заливается, пока во двор его не выгонишь. Наверное, на домового, а может на кикимору, или ещё на кого!»

Он повернулся в мою сторону и, не замечая пришедшего гостя, натянул на голову лацкан своей куртки, дабы комары не особо докучали, и захрапел, как ни в чём не бывало.

– Странно, – подумал я, – весьма странно, что они не обращают никакого внимания на незнакомца! А может, они его не видят? А только я…, да ну!? Чушь собачья!!! А может он привидение, а может оборотень? Глупости, глупости! Взрослый ведь человек и такое удумал, прямо как ребёнок малый! А если разбудить мужиков и спросить? Нет, не буду, а то и впрямь ещё на смех поднимут. Мол, городской приехал, понапридумывал всякого, напугал сам себя, а теперь вот несёт со страху бред и невесть что! Наверное, они просто знают этого человека, а посему и не обращают на него внимания, со мной ведь тоже не носились как с писаной торбой. Я вон пришёл, ну и пришёл, садись к огню, угощайся, не захотел бы, уговаривать наверняка не стали бы. Так и с ним, с незнакомцем!

Такие вот мысли беспорядочно носились в моей голове, когда ко мне начал приближаться тот, кого я назвал про себя «стариком». Правда, моё замешательство длилось недолго, какие-то секунды. Я быстро пришёл в норму и только уже хотел что-то сказать моему ночному гостю, как «старик» опередил меня, заговорив тихим, приглушенным, но приятным, немного хрипловатым голосом: «Добрая ночь, охотник! Мир дому твоему и удачной охоты!»

Я так понял, что пришедший обратился исключительно ко мне, игнорируя всех остальных находившихся у костра, хотя, кроме меня, ему желать успехов было некому, а это и не удивительно, ведь никто ему и не смог бы ответить, так как местные мужички уже давно спали. Пришлось мне самому принимать нежданного гостя.

– Садись, добрый человек, угощайся тем, что есть на столе, – пригласил я незнакомца, потрёпывая по шее своего всё ещё напуганного пса, лежавшего у моих ног, но при этом дрожавшего и злобно ворчавшего на незваного, а потому и не понравившегося ему, пришельца.

«Старик» тем временем поблагодарил меня за приглашение, присел у костра и задумался о чем-то своём. Молчание наше немного затянулось. Я не знал о чём спросить гостя, поэтому и задумался с чего бы начать разговор с незнакомцем, но на ум почему-то не приходило ни одной умной и стоящей мысли, так, одни дежурные фразы типа: «Как дела, как погода, как охота?»

Молчание затягивалось, и оттого обстановка становилась ещё более неловкой и тягостной. Я уже, было, стал подумывать про себя: «А не оставить ли мне старика одного. Еды, вон, полно! Всё стоит на столе, пусть ест и пьёт, сколько сможет, но без меня, а…»

– Да не старик я, не старик, – прервал вдруг мои тягостные раздумья незнакомец, – мы с тобой…, – он окинул меня взглядом с ног до головы, – поди одногодки? А потом, если тебе пора спать, так ложись! Я посижу тогда ещё немного, обогреюсь, а то зябко что-то стало, да и пойду по своим делам!

Его хитрая усмешка, с которой он сказал эти слова, заставила меня вздрогнуть от неожиданности и густо покраснеть просто оттого, что мысли, которые мне приходилось скрывать, на деле оказались абсолютно правильно угаданы, будто были сказаны мною вслух, а не про себя. Я понял, что попал в какое-то неловкое положение, и теперь не видел выхода из него, ибо совершенно не предполагал, что же мне сказать и как должно оправдаться за свои столь бестактные мысли, но в голове была одна лишь пустота.

Незнакомец не стал ждать моих объяснений, оправданий и заверений, а наоборот, увидев моё смятение, только вновь ухмыльнулся, понимающе кивнув головой, как бы в знак того, что принял моё смущение за извинения, и продолжил: «Ну? Как успехи? Много дичи настреляли?»

Я облегченно вздохнул, в глубине души обрадовавшись, что не придется выкручиваться из весьма щекотливой ситуации за свои бестактные мысли, а поэтому даже излишне торопливо и громко, а от того чуть заикаясь, чем опять вызвал усмешку «старика», ответил: «Мои успехи? Да ничего!»

Как только я произнёс свою последнюю фразу, то есть два последних слова, тотчас за моей спиной раздалось веселое хлопанье крыльев, бодрое квохтанье, задорное щебетание, но я не придал этому никакого значения, мысль о том, что после полуночи птицы вроде как летать не должны, меня посетила. Незнакомец, правда, довольно рассмеялся и, весело потирая руки, сказал: «Вот именно, что ничего!!! Пустое место! А ничего – это означает, что ни-че-го!» – по слогам произнес он слово «ничего».

«Ладно, – подумал я тогда, – у человека хорошее настроение, радуется без причины, а может и по причине? Откуда мне знать? Пусть посмеётся, жалко мне что ли?»

Несколько минут, или более, мы вновь пребывали в полном молчании, думая каждый о своём. Разговор явно не клеился. Мой гость сидел тихо, не двигаясь, будто внимательно прислушиваясь к чему-то там в темноте. Он еще раз своим пронизывающим взглядом посмотрел мне в глаза и, улыбаясь открыто и доверительно, вдруг твердо спросил: «Ну что? А смог бы ты, скажем, убить…, – он чуть замялся, а я его тут же, но с замирающим вдруг сердцем, спросил и, видимо сбил с мысли, которую он хотел закончить, – кого убить?»

Меня внезапно охватило сильное волнение, которое последовало сразу после его странного вопроса. От проницательного взгляда незнакомца не укрылось это моё состояние, поэтому он и не стал повторять свой вопрос, только опять криво ухмыльнулся и заговорил на другую тему, поведя разговор в совершенно неожиданно русле: «Не веришь, стало быть, в Законы Ночного Леса, жестокие и справедливые? Вообще сомневаешься, что они существуют? А зря! Хозяина обижать нельзя. Он этого не прощает! Да, и вообще никого обижать нельзя, особенно братьев своих по крови». После этих слов, особенно насчёт того, что обижать никого нельзя, он как-то грустно улыбнулся, как бы подтверждая, доказывая самому себе правильность своего же утверждения и одновременно соглашаясь с ним.

Я ничего конкретно не ответил ему, но довольно неуверенно промямлил какую-то дежурную фразу, думая про себя совершенно о другом: «Какой ещё хозяин? Кого обижать нельзя? Чего он загадками говорит? Бред какой-то! Может он пьяный?»

Незнакомец же, не обращая внимания на мое скептическое настроение и мысли, продолжил: «Послушай, что я расскажу тебе. А вот верить или нет – это уж твоё дело! Поверишь – хорошо! Потому как мне нужно…», – вдруг он резко прервал начатую речь, чуть ли не ладонью прикрыв рот, чтобы не проболтаться о чём-то очень важном, по крайней мере, я так понял его странное поведение.

– Не веришь, значит, в существование Ночного Леса и его Законов? – вновь в который раз повторил свой вопрос незнакомец. В голосе «старика» чётко прозвучали нотки сожалея и обиды на моё неверие его словам.

– Только человеку, верящему искренне и всем сердцем в Сказки и Волшебство, откроется неведомый Мир Леса, самые его потаённые места, тихие и заповедные. Только такому человеку и никому другому покажет Лес заветные и укромные уголки свои, дабы смог тот человек постичь и понять Лесную Душу, проникнуться уважением ко всем его обитателям и полюбить их, – еле слышно проговорил «старик».

– Ты ещё скажи, что они, эти лесные, обитатели мудрее, толковее и умнее людей, что законы у них не чета нашим. Мне такие истории приходилось уже слышать, я ведь давно лесую, то есть охотничаю, и потому думаю, человеку не стоит жить по законам леса, ведь не даром, когда говорят о жестокости, то всегда вспоминают волков и волчью стаю! – довольно дерзко бросил я в ответ.

– Да это просто глупцы, кто так говорит, – бесцеремонно и даже немного грубовато перебил меня «старик», – вам, людям, не ведомы те из лесных законов, по которым живут там, – кивнул головой в сторону темноты, где на фоне звёздного неба мрачными силуэтами башен возвышались своими верхушками деревья.

– Как ты сказал? Вам? Так ты хочешь сказать, что сам из…. – хотел я было развить свою мысль, ибо в словах рассказчика прозвучала довольно странно, случайно обронённая им фраза, которой он как бы отделял себя от людей. К тому же, в его глазах мелькнули необычные огоньки, присущие зверю, но никак не человеку.

– Да оговорился я, оговорился! – поторопился успокоить меня мой ночной гость, – только глупости всё это, что слышал ты про волков и, вообще про всех лесных обитателях. Я сейчас тебе расскажу одну историю, о которой не прочтёшь ни в одной книге. Слушай внимательно, повторять не стану! Все почему-то считают, что лес он и есть лес – деревья, кусты, буреломы да звери неразумные, живущие инстинктами. Верно! И спорить с этим утверждением никто не собирается. Но надо взглянуть на Лес с другой стороны. Это ведь целый организм, сложный, разнообразный и многоликий. В нём столько всего имеется, что сосчитать невозможно, и жизни не хватит это сделать! Попробуй-ка управиться с таким хозяйством? А? Вот то-то и оно! А, он, кстати, управляется и никто из его обитателей на него не в обиде, даже я, – тихо-тихо произнёс «старик» два последних слова, которых я не услышал, но даже если бы они и долетели до моего слуха, то их смысл навряд ли дошёл до меня в тот момент.

– А законы у Леса есть, и законы те весьма и весьма серьёзны, нарушение их карается очень жестоко, – продолжил ночной гость после небольшой паузы. – Ладно, слушай, чего зря время терять, утро скоро!

*****

Случилось это давно, лет…, эдак, 80—90 назад, а может быть и больше или меньше, никто уж точно и не скажет. Говорят, правда, что живы еще, вроде как, даже старожилы тех мест, где всё произошло, которые как бы были очевидцами тех событий, или это были их родители или деды их…, вообще неважно, ибо суть в том, что произошедшие события те дальние имели место быть в действительности. Да, и связаны они как раз с окрестностями, где ты охотился в течение всего дня, и мы сейчас сидим…

Нужно сказать, что в давние те времена леса здесь были более густыми, дикими и дремучими, нежели нынешние. Это уже после их повырубали, повыжигали люди, да болота все повысушивали, а тогда-а-а…! – мечтательно протянул гость, словно сам жил в те далёкие годы в этих местах, – тогда живности всякой и разной водилось здесь, в лесах, то есть, этих самых и болотах топяных, прямо видимо – не видимо. Ну и, конечно, волков было весьма много. Летом ещё ничего, не сильно докучали местным жителям, потому как сыты они были летом, а вот зимой, когда время холодное и голодное наступает, дела совсем по-другому обстояли. Как соберутся волки в стаи большие под канун Рождества, то тут уж поберегись, держись начеку. Опасно было вообще ходить по улице, а не только в лес зимний. Один из деревни в деревню, даже на лошади средь бела дня, и подумать не смей, такую облаву устроят, что только держись – живым не уйдешь, ну а если вдруг посчастливится добраться без приключений и целёхоньким, то прямиком в церковь: свечку во спасение поставить. Такие вот дела творились в округе. Деревень-то тогда здесь было поболее, чем нынче, да и народу водилось много по сравнению с теперешними временами.

Сильные, хитрые, ловкие, а главное умные и выносливые звери эти – волки! Жуткий ужас наводили они на местных жителей. Домашний скот: коровы, овцы, даже лошади – пропадал круглый год. А зима пройдёт, так по деревням ни одной собаки не оставалось, как люди говорили: «Днём с огнём не сыщешь!» – всех волки в лес сведут и там съедят, ведь собачье мясо за большое лакомство среди зверей почиталось. Вожаком у них был матерый волк-красавец, не единожды водивший свою Стаю на облавную охоту и совершавший с ней набеги на деревенские стада. Причём умен был, сметлив и хитёр просто до жути. – в голосе ночного незнакомца, когда он говорил о Вожаке, отчетливо прозвучали нотки зависти, злобы и одновременно гордости. Но, может, это мне только показалось? Ночной гость тем временем, не обращая внимания на мои раздумья и наморщенный оттого лоб, продолжал начатый рассказ. – Никакие ловушки, капканы и ловчие ямы не были для него помехой, никакие охотничьи хитрости и уловки не могли заманить его в них. Никак не удавалось поймать Вожака того и других волков из его Стаи. Он и сам обойдет все западни хитроумные, на него поставленные, и всю Стаю свою проведёт без потерь. Волки верили своему Вожаку безгранично, а посему безо всяких сомнений и страха за ним след в след спокойно проходили через все препятствия, специально для их поимки сооружённые. А у Вожака к тому же был один коронный номер, он обычно, как бы в насмешку над людьми, старавшихся изо всех сил поймать его, приманку с капканов снимал. Вот уж поиздевался волчища над охотниками, покуражился над егерями! И обкладывали зверей множество раз, и загоны устраивали, да только всё напрасно, так как он с удивительным постоянством спокойно под флажками пробегал и опять уводил волков, тем самым, спасая всех своих сородичей от верной гибели. Неуловимая Стая та была и Вожак её. А всё потому, что покровительствовал волкам сам Ночной Лес, который почитался среди зверей истинным Хозяином волчьим.

И так из года в год, ну хоть садись и плачь! Но, старость! Она приходит всегда без приглашения. Вот и Вожак вскоре почувствовал её приближение, ведь волчий век не долог, но весьма короток. Замену же ему найти оказалось делом трудным и хлопотным. Не всякому такое по плечу. Задумались волки, затосковали. Правда, был в той Стае один Молодой Волк не по возрасту крепкий, сильный, сообразительный, красивый, ну прямо настоящий Предводитель Стаи, но возрастом он ещё не вышел, да и сородичи не признали в нём к тому времени равного своему старому и беспомощному Вожаку. Волку тому молодому повременить бы, не торопиться, а подождать до поры до времени, да вот только слишком уж нетерпеливый, горячий и самоуверенный имел он характер. Не захотел Молодой Волк ждать, когда старый и немощный Вожак сам уйдет из Стаи в самую гущу леса на одну только ему известную поляну, дабы добровольно умереть на ней в полном одиночестве, умереть свободным и непобежденным волком, как того требует один из Законов Ночного Леса, гласящий: «Каждый волк, будучи истинным лесным воином, волен и должен умереть свободным!» Взял однажды Молодой Волк подстерёг старого Вожака и убил того, выскочив из засады, убил по-воровски, подло и нагло, чтобы через свой незаконный и злодейский поступок занять место убитого им Вожака и самому стать новым Предводителем Стаи. Да вот только не учёл он самого малого, что не прошло преступление сие бесследно, хотя и совершено оно было под покровом ночи, безлунной и тёмной. Не мог предположить Молодой Волк по неопытности своей, но не по глупости, что об убийстве его подлом и коварном станет известно, что рано или поздно всё в мире, пусть даже самое тайное, становится явным, а в Лесу особенно, где нельзя ничего сокрыть и упрятать от посторонних глаз. Так получилось и тогда, в ночь дикого его коварства.

Зашумел, нахмурился Ночной Лес, разгневался Великий Колдун за попрание основных своих Лесных Законов, застонал он всеми своими деревьями, да так заскрипел ими, что щебет неугомонных птиц прекратился мгновенно в Лесу, ибо затихли они и попрятались, поразлетелись от греха кто и куда подальше. Тишина наступила мёртвая. Даже писк комаров и другой мошкары перестал быть слышен, так сильно перепугались все обитатели лесные. Да что там обитатели, звери да птицы, коли, сама Жизнь в Лесу на мгновенье застыла от страха перед гневом Хозяина, и замерло, оцепенело даже Время от ужаса содеянного вероломства.

Но только Молодой Волк не внял этой странности необычной и не обратил на всё происходившее совершенно никакого внимания, ибо занят был мыслями о грядущем предводительстве своём и будущей власти. Вероломно презрев Главную Заповедь Стаи и Леса: «Волк не должен убивать волка», – он захватил место Вожака и встал во главе Стаи.

Страшен и неотвратим гнев Ночного Леса, но ещё страшнее гнева бывает его проклятие. Не знал Молодой Волк и не ведал о том, что за нарушение Основного Закона Лесного Братства, который предписывает: «Даже в самую голодную и холодную пору лишён будет Жизни тот, кто убьет себе подобного!» – предречена смерть ему лютая, смерть жуткая и мучительная. Да только после долгих раздумий решил Ночной Лес в назидание всем обитателям лесным не убивать Молодого Волка, а наложить на него своё проклятие, вечное и страшное.

Волки – звери умные и мудрые. Закон уважают и силу почитают. Они сначала вроде даже как бы признали в Молодом Волке нового Предводителя Стаи, но предательства волки не прощают и не забывают никогда, ибо знают, что предавшей по жизни один раз предаст и во второй, и в третий. Расплата должна была наступить, и она наступила.

Произошло же всё однажды ночью, студёной зимой, когда пришёл в Лес небывало сильный крещенский Мороз. Стужа, говорят, стояла в ту ночь столь жуткая, что вековые деревья оглушительно трещали, лопаясь по стволам вдоль от самой верхушки до корней, не в силах стерпеть дикий холод. Треск тот тревожным эхом отзывался в самой глуши и дальних уголках дремучего урмана. К тому же взыграл вдруг сильный Ветер, а следом за ним и Снежная Буря разыгралась не на шутку, да и Ночной Лес не молчал, а шумел, стонал и скрипел громче обычного. Не думал в тот момент Молодой Волк, не ждал и не предполагал, что Стая, окружив его плотным кольцом, оскалившись и ощерившись, вся разом наброситься на него. Не мог он в одиночку противостоять этому сумасшедшей силы нападению и натиску. Ничего не оставалось ему, кроме как надеяться на быстроту и силу своих ног да ещё волчью выносливость,… Да, да! Ничего не оставалось ему, кроме… Боже мой! Боже мой! Как я бежал в ту страшную ночь! – мой ночной гость внезапно замолчал. Было видно, что он сопереживал тому неизвестному волку, волновался за него, как за самого себя, ибо лицом незнакомец был бледен, и со лба его обильно, большими каплями, струился пот, сбегая вниз по щекам и по уродовавшему их шраму. «Старик» с трудом проглотил комок, неожиданно подкативший к его горлу. Он отказался от воды, что была в протянутом мной стакане, дабы продолжить свой рассказ, а не терять время попусту. – Бежал так, как не бегал до этого никогда! Летел, словно стрела, выпущенная из тугого лука, ничего не видя вокруг себя и не чуя ног под собой. И не удивительно! Ведь это был бег к Жизни, но не от неё! Да только все труднее и труднее становилось бежать. Мешал ураганной силы встречный ветер, мешал бивший в лицо и залеплявший глаза снег, мешали цеплявшиеся за ноги и тело и раздиравшие их в кровь ветки деревьев и кустов, мешали неожиданно возникавшие на пути сугробы, мешало всё, что могло помешать быстрому его бегу. Стая же не отставала ни на шаг, она шла буквально следом и наступала на пятки. Волки бежали по глубокому рыхлому снегу легко и свободно, словно не был он для них препятствием, они будто бы летели над ним.

Но вот ветер уже стал доносить запах дыма, и вдали, наконец, показались спасительные огни человеческого жилья. Да! Да! Да! Он бежал к людям, бежал именно к ним, чтобы у них, своих вечных и заклятых врагов, найти для себя защиту и спасение. И, когда до заветной околицы оставались считанные метры, силы покинули его, и упал он в изнеможении на заснеженный лед замерзшей реки. Стая, не останавливаясь и не раздумывая ни секунды, набросилась на него вся разом и стала рвать, кусать, кромсать, душить, резать и убивать. Лежа на льду реки, истекая кровью и харкая через разорванные губы кровавой слюной в снег, отбивался он, что было сил, от наседавших на него волков. Да только вот силы-то у них были неравные. «Все! Это – конец! – промелькнула в его голове печальная мысль, – вот она смерть лютая и жуткая от братьев своих по крови. Поделом мне! Всё верно! Закон волчий надо блюсти!»

Он был обречен! Ничто и никто на свете не смог бы его спасти от неминуемой гибели, если бы…

Со стороны деревни неожиданно донёсся крик петуха. Заслышав его, волки отпрянули от своей жертвы, развернулись и быстро побежали обратно в лес, злобно и грозно сверкая глазами. Начинало светать. От смерти его спас Рассвет и Утренний Лес. Только вот спасение ли то было?

Весь израненный, искромсанный и истерзанный лежал он неподвижно на льду замерзшей реки. Немного придя в себя после столь неожиданного и невероятного спасения, из последних сил дополз до проруби, с трудом разбил тонкий лёд, припал к воде разодранными губами и, невзирая на страшную боль, начал жадно пить её, жгуче-ледяную, большими и долгими глотками. Вдруг в воде как в зеркале увидел он отражение своего самого первейшего врага, смотревшего из водной глади прямо ему в лицо. Да нет, не в лицо смотрел враг тот, а в глаза. Это был человек! Забыв о сильной боли, спасшийся чудом беглец быстро вскочил на ноги и обернулся, чтобы встретиться с противником лицом к лицу, но сзади никого не было. Страшная догадка возникла в голове его и, чтобы её проверить, он решился ещё раз заглянуть в воду. Дрожащими от волнения руками вновь разбив лед, уже затянувший водную гладь проруби, во второй раз взглянул на себя беглец. «Не может этого быть!!! – закричал где-то внутри него голос истощено и обречено, – лучше уж смерть лютая и жуткая от зубов братьев своих, чем вечное мучение!» И от этих мыслей, переживаний и смятения в душе рухнул он, широко раскинув руки, на красный от его же собственной крови снег.

Долго ли пролежал беглец, потеряв сознание, на снегу замерзшей реки или нет, то не ведомо, но, наверное, долго, ибо, когда он открыл глаза, вокруг уже было темно. Да только не ночь то пришла, а просто Колдун Великий – Лес Ночной решил сказать бывшему своему брату слова последние и наказные. А потому отступил вдруг Рассвет, замер на мгновенье, оцепенев от ужаса и страха, Утренний Лес и остановилось само Время, пропуская впереди себя того, по чьим Законам все живут и существуют. И тогда чудом спасшийся беглец всем своим телом человека почувствовал ледяное дыхание Леса Ночного, и затем услышал слова Хозяина, тихие и грозные, сказанные медленно и разборчиво на самое ухо: «Быть тебе тем, кем стал, вечно, и нет тебе прощения за злодейство, тобой совершенное. Лишь тогда сможешь вернуть всё своё, коли, найдёшь человека, который поверит в рассказанную тобой историю и поймет тебя, а, поняв, пожалеет, и, пожалев, согласится убить тебя по твоей же просьбе! Но знай и помни, что умирать будешь долго, мучительно и человеком!!! Однако ежели кто-нибудь и единожды одобрит твой поступок, навечно останешься с людьми и забудешь навсегда, что когда-то был волком рождён!»