Шизоид

– Знаете мои дорогие, к генералу нужно приходить вовремя. А теперь что же вы от меня хотите?

– Ну, нам же обещали. – Не сдавалась Мария.

– Обещали. Мало ли что обещали.

– Послушайте, товарищ майор. – Включилась в разговор Серафима: – Это какая-то ошибка. Я звонила и мне обещали, место в Петербурге. У меня брат попал в автомобильную катастрофу. Что бы сделать ему операцию, мне пришлось продать московскую квартиру, доставшуюся нам от родителей. Здесь мы живём у бабушки, я не могу бросить брата и отправиться в Выборг.

– Не могу. В наше время не спрашивали, могу, не могу. А теперь вишь какие следователи пошли, глаза прячут.

– Я не прячу.

– А коли не прячешь, сними очки.

У Серафимы задрожали губы и она сняла противосолнечные очки:

– Пожалуйста дайте мне лист бумаги, я напишу заявление об увольнении.

– Крупные черты лица секретарши смягчились и в ней проснулось женское сострадание, русской женщины:

– Ну и куда ты пойдёшь?

– Я экстерном сдала экзамены и получила диплом педагога. – Серафима еле, ели сдерживала обиду: – Пойду в школу, учить детей.

– Не пропадёшь значит. Кто это тебя детонька так?

– Какое это теперь имеет значение. – Колюче ответила Мария.

– А ты знаешь детонька, я тебе вот что скажу. Не знаю какая шлея попала под хвост генералу, а золотыми медалистками, закончивших юридический факультет, разбрасываться негоже, не по государственному. Поработай ка ты детонька на земле, опер уполномоченным. Я за тебя словечко замолвлю. У майора Звягинцева завал. Легендарный опер. Потопчешь землю, а там глядишь и в следственный переведёшься.

– Это же не законно. – Удивилась такому предложению Серафима.

– А я о чём. Тебя должны будут вернуть в следственный отдел.

– Я не знаю, неожиданно как-то.

– Чего ж тут неожиданно, спортом каким занимаешься?

– Первый юношеский разряд по плаванию, стометровку лучше всех бегала в школе.

– Ну вот и отлично, для оперативной работы стометровка это главное.

Главное было для Серафимы, что она осталась в городе. Когда Серафима на метро добиралась домой, с ней заговорил очень симпатичный парень, желая познакомится, но из-за жизненных обстоятельств, его пришлось сразу же отшить, причиной тому были распухшая щека и глаз окружённый синевой..

– Почему у меня всё не так? – Стала она плакаться бабушке с порога, скидывая пальто и обувь в коридоре: – Парень симпатичный хотел со мной познакомиться, а я его отбрила. Мне что теперь, старой девой оставшийся век коротать.

– Внученька, что ты такое говоришь? – Женщина обняла девушку и стала ей гладить спину: – Какая из тебя старая дева, ты на себя в зеркало посмотри. – И бабушка подвела её к трюмо, стоящему в прихожей. – Ну посмотри, какая ты у меня красавица.

– В зеркале отражалась стройная девушка, в хорошо подогнанном кителе с лейтенантскими погонами, а из под юбки выше колена, выглядывали невероятно красивые ноги. Голова её и шея, была плотно закручены платком, но в отличии от восточных женщин, это было притягательно. Глаза скрывали тёмные, фирменные очки, выданные Марией в аренду.

– Такую девушку каждый приметит. Да не каждый решится подойти.

– Бабушка. – У Серафимы задрожали губы и она сняла тёмные очки.

– Боженьки мои, где же это тебя угораздило?

– Свинья всегда грязь найдет. Упала я.

– Да как же ты так не осторожно? Ну ничего, до свадьбы заживёт. А я тебе рисовую кашку сварила.

– Серафима надела очки и заглянула в комнату, там за компьютером сидел парень лет тринадцати.

– Чем заняты наши молодые дарования?

– Чего дразнишься. – Не отрываясь от компьютера, ответил парень.

– Где же я дразнюсь, кто у нас чемпион интернета по шахматам?

– Тоже мне достижение. – Однако похвала парню была приятна и он оторвавшись от компьютера, посмотрел на сестру: – Круто выглядишь. Тебе ствол выдали?

– Какой ты у меня ещё глупый, тебе бы только ствол. – Серафима подойдя, поцеловала брата в макушку, но тот вяло протестовал:

– Можно без телячьих нежностей.

– Можно. – Серафима открыла шкаф и встав за его дверцей, стала переодеваться: – Я перекушу быстренько и мы идём с тобой гулять.

– Сим, а что это у тебя, синяк что ли?

– Тоже мне Шерлок Хомс, как догадался?

– У тебя немножко переносица опухла. Что уже на задержании преступника участвовала?

– Если бы. Ухажёр попался с наклонностями к садизму. – Серафима едва сдерживала нахлынувшую обиду.

– Ну и что?

– Что, что, весело провели время.

– По голосу твоему не скажешь, уж больно как-то странно ты страдаешь от веселья. – Парень пересел со стула в инвалидное кресло.

– Колготки мне последние порвал, с чего мне веселится.

– Это правда?

– Конечно нет, сама порвала. – В голосе Серафимы появилась мечтательность: – Представляешь, жгучий брюнет осыпает тебя розами, кидая живые цветы тебе под ноги. Потом и тебя бросает на пол, какое романтическое ощущения твоих похорон.

– Ты что, вступила в братство готов?

Пол часа спустя, Серафима спускала инвалидную коляску к лифту. Её брат находившийся в этой коляске, помогал ей, придерживая колеса. Это был старый дом, царских времён, простоявший боле ста лет, имеющий маленький недостаток, что бы попасть к лифту, нужно было спуститься на пол этажа лестничного проёма. Съехав на лифте вниз, они оказались в колодце двора. Объезжая рытвины в асфальте, Серафима покатила брата на улицу.

– Сашка знаешь, я бабушке не сказала, меня не в следственный отдел взяли, а на оперативную работу.

– Круто, теперь точно ствол выдадут.

– Чего же крутого, зарплата на много меньше будет. И оперативники к тому же, подчиняются следователям.

– Деньги. Молчишь. Понятно. Очередной спонсор оказался козлом. – С досадой выложил Александр, зная что его сестра, ищет средства для его очередной операции.

– Туманил разум, рисуя радужные перспективы, лишь для того чтоб я легла с ним в койку.

– Старый козёл.

– Саш, поехали завтра на Смоленское кладбище, к Ксеньюшке, бабушка просит. Ну правда. Я уже не знаю к кому мне обратиться, что бы достать тебе эти сто тысяч евро, на операцию.

– Ты что, серьёзно в это веришь?

– Другим-то помогает. Когда ты перепробовала всё и нет никакой помощи, остаётся последняя инстанция, обратиться к Богу.

– И ты правда в это веришь?

– Бабушка говорит, главное что бы ты верил. – Обречённо ответила Серафима.

Серафима всё также толкает инвалидную коляску, только уже на следующий день. В часовне на смоленском кладбище, в полумраке горят свечи, слышится голос священника, пахнет ладаном. Внутри тесно от скопления народа и какая-то бабулька в чёрном одеянии, настаивает:

– Пропустите инвалида.

– Ужасно в таком юном возрасте стать инвалидом, ощущать себя ущербным, будто твоя дальнейшая жизнь не для тебя. Когда ты молод и не способен осознать, той степени горя и несчастья других людей, умирающих от болезни и страдающих где-то рядом. Александр головой упирается в раку Ксении Блаженной и его душа кричит внутри его:

– Ксения помоги! Дай мне встать на ноги, я всегда буду честным!

– Рядом как может молится Серафима:

– Матерь Ксения, помоги моему брату, не оставь его…

– У их бабушки рыдает душа:

– Моли Бога о мне Святая Блаженная матерь Ксения, потому что я усердно к тебе прибегаю, скорой помощнице и молитвенице о душе моей! Моли Бога о моем внуке Александре…

– Ксения я буду хорошим…! – Кричал внутренний голос Александра, подхваченный его ангелом хранителем, уносился ввысь…

Ввысь кричал в это же самое время, в психиатрической больнице, высокий, небритый парень, в больничной одежде. Раскинув руки и расставив широко ноги звездой, подняв голову в небо, он театрально радовался:

– Ес! Решающая партия за мной! Это всё равно что за мной КПСС. Вам шах Каспаров. Карпов вновь чемпион!

Происходящее в больничном саду, на скамейке, абсолютно гармонировало со зрителями, в больничных халатах. Соперником нашего значительно вытянувшегося «Карпова», являлся склонившийся над шахматной доской худощавый субъект, неопределённого возраста и с нервной мимикой психопата. Локтями уткнувшись себе в коленки, он непрерывно теребил свою роскошную шевелюру. Понимание того что партия им несомненно проиграна, наш «Каспаров» тайком забирает с доски ферзь противника и засовывает себе в рот, что бы хоть как-то спасти своё безнадёжное положение.

– Как это? Что это? – Кончив торжествовать, вернулся к игре «Карпов», заметивший пропажу главной фигуры на шахматной доске: – А вы оказывается господин Каспаров, жуткий провокатор. Чего примолкли? Подавились ферзёй, ай-яй-яй. – И высокий молодой человек, только что сделавший шах, крикнул куда-то в сторону, где толпились больные: – Тайсон!

– На зов послушно прибежал коренастый псих, с плохо выбритой головой, когда-то в далёком прошлом, мастер спорта по боксу и доцент инженерно-строительного института.

– Гы, гы, гы. – Непонятные звуки издал «Тайсон», то ли радости, то ли печали. Про него говорили, будто кукушкой он поплыл, после обманной приватизации ваучеров.

– Тайсон, непорядок, этот дрищ, опять ферзю проглотил. – И действительно, Каспаров схватился за горло, стал задыхаться.

– Прости брат, я тебе сейчас ухо откушу. – Сообщил Тайсон, подступаясь к посиневшему Каспарову.

– Тайсон, это тебе не Холлифилд, это Каспаров, врежь ему по загривку, пока не задохнулся.

– Ах ты жид, угнетатель чёрного меньшинства Америки. – И Тайсон нанёс мощный удар в корпус, отчего Каспаров переломился пополам и отрыгнул шахматную фигуру.

– Сработало. – удовлетворился Карпов, далее обращаясь к Тайсану: – Майкл Абрамович, по моему у тебя как еврея, предвзятое отношение к Каспарову.

– Я еврей? – С испугом глядя на свои руки, произнёс Тайсон: – По версии Ай Би Эн, я афроамериканец.

– Я всегда подозревал Гарик, что у тебя гнилое нутро. – Доставая из неприятной слизи шахматную фигуру, сообщил Каспаров. – Он тщательно вытер ферзь об траву и поставил на место, где она и стояла. Затем бережно поднял и поставил на ноги Каспарова, отряхнув его коленки, предложил продолжить внезапно прерванную игру: – Ваш ход гроссмейстер.

– Гроссмейстер хоть и был натурально душевнобольным, но играл в шахматы отменно. Понимая же безвыходность этой партии, где ему грозил неминуемый мат, заупрямился, не став доигрывать партию, просто перевернул игральную доску, рассыпав шахматы по дорожке.

– Граждане психи, зафиксируйте, отказ от игры, является проигрышем. – Обратился Карпов к душевно-больным, стоящим неподалёку.

– Не является. Я чемпион мира. – Заявил Каспаров.

– Как это низко Гарик, оспаривать международные правила. – И наш мнимый Карпов, позвал плюгавого субъекта сидящего в кустах: – Владимир Ильич, хватит там конспирироваться в кустах, идите на сходку!

– Плюгавый возразил:

– Это не кусты а мой шалаш в разливе. – но моментально подбежал к Карпову и громко зашептал: – Товарищ Карпов, в это революционное время, я бы попросил вас обращаться ко мне по партийному прозвищу.

– Хорошо товарищ Ленин, как вас по легенде, хранящейся у глав врача?

– Иван Петрович Иванов.

– Так вот товарищ Иванов, мы ожидали разных провокаций от Каспарова, поэтому предъявите ему иск.

– Дать в зубы, с революционной решительностью? – Поинтересовался вождь трудового народа, по документам Иванов.

– Ну что вы Владимир Ильич, предъявите нам вверенную вам грамоту.

– Как же, вот она, в цельности и сохранности. – И плюгавый достал лист бумаги, хранившийся у него на теле, под резинкой трусов.

– Гроссмейстер Карпав взяв лист бумаги двумя пальцами, развернул его:

– Между прочим кровью начертано. – Предъявил он документ Каспарову. От чего тот поёжился и спорить не стал. А рядом стоящий псих, чьей кровью писали, засунул указательный палец в рот и жалостливо промычал. Что было написано на листе, было абсолютно не понятно, только эта бумажка возымела магическую силу на пациента психиатрической больницы, мнящим себя шахматистом Каспаровым: – И теперь! – Торжественно провозглашал Карпов, но внезапно вмешался вождь трудового народа:

– Вы политическая проститутка Гарик!

– Правильно. – Подтвердил не в меру высокий, для Анатолия Карпова наш псих, импровизируя: – Гарик, ты становишься, Ксюшей!

– Почему Ксюшей, не хочу Ксюшей. – Неподдельно заплакал Гарик-Ксюша.

– Потому что ты лошадь, Ксюша.

Главврач и вчерашний бык, с золотой цепью на шее, всё это время молча наблюдали, как в вялотекущей жизни психиатрической больницы, разыгрывается драма.

– Анатолий Иванович, скажите он псих? – Прервав молчание, спросил крепыш с мощной челюстью бульдога.

– Вовсе нет. Психически не здоровые люди замыкаются в себе, или выплёскивают все наружу, а этот, красавец, развлекается. Причём каждый день, у него новые развлечения.

– Юрий Николаевич, я за вами! – Позвал крепыш мнимого Карпава, но тот не отозвался, поглощённый своим делом. Он сел верхом на «Ксюшу» и выставив вперёд свои длинные ноги, гарцевал словно на лошади. Невероятно тощая лошадь Ксюша, легко удерживала своего всадника, благодаря звериной злости, появляющейся в человеческом организме, с утратой Божественного разума: – Почему он не откликается?

– Забавно. Возможно не так зовёте, а он в образе.

– Заключённый Сергеев, с вещами на выход! – С ухмылкой на лице, крикнул крепыш. – Не сработало. Немного поразмышляв, главврач на полном серьёзе, выдал следую команду:

– Командующий парадом товарищ Будёный, доложитесь главкому!

– Как ни странно, но это возымело своё действие, новоиспечённый Будёный, направил свою лошадь к поджидающему его Главврачу.

– Откуда вы узнали, что он Будёный? – Спросил крепыш и в его глазах впервые промелькнула, почтительность к главврачу.

– У меня особо вариантов то не было, Будёный и Жуков с Рокосовским.

– К ним подъехал Будный, отдающий честь и гарцуя на психе прокричал:

– Товарищ главнокомандующий! Командующий парадом психически больных, готов к осмотру вверенных ему индивидуумов, параноиков, шизофреников, психопатов, дебилов, кретинов и полных кретинов!

– Руку к пустой голове не прикладывают.

– Будёный слез со своей импровизированной лошади и артистически изображая кавалерийскую кривизну ног, подошёл вплотную к врачу и поглядывая на здоровяка, негромко спросил?

– А где вы здесь видите головы наполненные здравым смыслом?

– Забавно. Ну все Семён Будёный, вы теперь полностью здоровы, а следовательно с этого момента вы Сергеев Юрий и выписаны из этого заведения. За вами приехали, идите переодевайтесь.

– Как приехали!? – У Сергеева выпрямились ноги, но появилась чрезмерно наигранная паника: – Доктор я ещё совсем не готов! Анатолий Иванович, вы же не можете меня вот так и сразу на улицу, я за пол года проведённого в этом благородном заведении, так сжился с распорядком, нет правда, мне будет не хватать холодного душа от санитаров, вашей заместительницы и потом доктор, у нас сегодня встреча по пинк-понгу!

– Я по вам тоже буду скучать, Юрий Николаевич, однако вы свободны. – После слов, – вы свободны, – почему-то занервничала кобыла Будёного и начала сквернословить: – Идите уж, пока пациенты не разволновались.– Настоятельно добавил главврач.

– Слушаюсь. – С подобострастием в лице, сказал Сергеев и лёгкой, пружинящей рысцой мгновенно убежал, скрывшись в помещении психиатрической лечебницы.

– Доктор, вы правда думаете что он нормальный? – В голосе крепыша слышалось недоверие.

– А вы себя считаете таким же как и все? – Вопросом на вопрос ответил главврач. Здоровяк молчал и тогда доктор, глядя на Сергеева, появившегося в дверях главного входа, медицинского учреждения, покрутив свои ручные часы, восхищённым голосом произнёс: – Ровно шесть минут, секунда в секунду, как это ему удаётся.

При входе из старого здания, стоял абсолютно незнакомый человек. Он смотрел в небо и жмурился, будто заключённый вышедший из темницы. Идеально сидящий на нем костюм, когда-то на ценнике имел концовку в долларовом эквиваленте, с тремя нулями. Узел галстука был спущен вниз на грудь, где-то на ширину кисти руки. Мягкие, дорогие, итальянские туфли, дополняли его гардероб, и только старые офицерские часы, не соответствовали всеобщей успешности, этого молодого господина.

– Он идеален. – С каким-то внутренним восхищением произнёс главврач.

– По моему просто пижон. – Скрывая некую зависть, ответил крепыш с золотой цепью на шее, толщиной в палец.

– Боже, какие нервы, мне бы такие нервы. – Мечтательно сообщил главврач: – Вы бы молодой человек, без поддержки и месяц не протянули в этом учреждении, а он пол года, и не одной личной жалобы и просьбы. Вот так запросто, стирая прошлое, он переродившись вышел на свободу, с улыбкой, от которой женщин бросает просто в дрожь. Двадцать шесть лет, метр девяносто два, на девяносто килограмм. Вы знаете его настоящее прозвище? – Мечтательно спросил доктор.

– Лорд. – Утвердительно ответил крепыш.

Неспешной походкой к ним подошёл Сергеев, с таким же невозмутимым видом, с каким его пол года привезли сюда на излечение.

– Жаль с вами расставаться, доктор. – Глядя в глаза главврачу, сообщил бывший пациент клиники: – Жаль что не успел проститься с вашим заместителем.

– Вы единственный кто мне это поведал. А то оставайтесь, я на вас диссертацию допишу.

– Нет уж, на хрен нужно, с вашими психами, я сам чуть психом не стал! Как говорят братья Запашные, заходя в клетку к тигру, – не тяни кота за хвост, давай рожай уже! – Всё это Сергеев выдал артистически, с некой внутренней проблемой: – Да доктор и не спорьте, от вашего заведения нервы не к черту! Посмотрите с каким контингентом приходиться работать! – Юрий обратился к продолжающему выкрикивать сквернословие «Ленину»: – Владимир Ильич, это кто? – И указал на крепыша.

– Гнилая интеллигенция! Каменная жопа! Политическая проститутка! – Ильич имел неосторожность подойти к нашей троице и получив мощнейший удар под дыхало от нашего крепыша, переломился пополам и упал на колени, затем завалился набок.

– Санитары. – Позвал главврач, склонившись над пострадавшим.

– Идёмте Юрий Николаевич. – Более чем спокойно, сказал крепыш.

– Анатолий Иванович, Марине Сергеевне мои наилучшие пожелание. Марина Сергеевна мой лечащий врач. – Видя усмешку на лице здоровяка, Сергеев как будто оправдывался, чрезмерно жестикулируя: – Что? Что значит ваша ухмылка? Что за глупые намёки? Да, Марина Сергеевна молодой специалист, но очень профессионально подходит к своему делу. – От таких высказываний, улыбка ещё больше скривила физиономию крепыша.

В это время к ним незаметно подбежала какая-то женщина, примерно одного возраста с крепышом и вцепившись в руку Сергеева затараторила:

– Лорд, возьмите меня в свой мир. Лорд, мне нужно её видеть. Лорд, они хотят лишить меня ребёнка.

– Тебе туда нельзя, среди нормальных трудно выжить. Послушай Кэт, через неделю я к тебе заеду. – К женщине подошёл санитар и взяв её за руку, повёл на женскую половину, поэтому последнюю фразу Сергеев крикнул ей вслед: – Катюха, ты главное не теряй нить времени!

– Откуда вы её знаете? – Спросил крепыш и что-то человеческое промелькнуло в его глазах.

– Как отвечала на вопрос Мюллера Ева Браун, выходя из бункера Гитлера: – «От верблюда».

Они вышли за пределы психиатрической больницы, там их ждал роскошный лимузин. Крепыш сел за руль автомобиля, Юрий же плюхнулся на заднее сиденье.

– Автомобиль встроился в поток машин и заспешил, ловко маневрируя среди других автомобилистов. Юрий открыл авто бар и сказал водителю:

– Командир, давай заедем на кладбище, родителей проведаю.

– Игорь Григорьевич, распорядился вести вас к нему. – Крепыш посмотрел в зеркало заднего вида и заметив как его клиент сунул себе бутылку коньяка из бара в карман, добавил: – Вы же знаете, ваш дядя не любит опозданий. – Лимузин остановился на красном свете светофора и Сергеев открыв дверцу, вышел, обходя автомобили, скрылся в людском потоке.

Тремя часами позже, он сидел на скамеечке, установленной на могиле и тупо смотрел на плиту чёрного мрамора, где были изображены счастливо улыбающиеся, мужчина и женщина и сними маленькая девочка. Он глотнул из полупустой бутылки и из его утробы послышался звук, похожий на мычание.

Проходя мимо роскошного лимузина, Серафима ловко маневрировала инвалидной коляской, объезжая прохожих и лужи. Подходя к нужной им могилке она услышала непонятный звук, ей показалась что кто-то тоскует и зовёт. Она остановилась, прислушиваясь, рядом идущая бабушка, с пониманием погладила её по спине, сказав:

– Не надо, не мешай.

В это же время, на этом же кладбище, находились ещё два нетрезвых субъекта. Один лет под сорок, другому под тридцать. Свежий холмик могилы был усыпан венками, деревянный крест, крашенный серебристой краской, завершал композицию земного пути их товарища.

– Все там будем, только не разом. – Философствовал тот что постарше. Это был опер, что называется до мозга костей, переживший девяностые годы и теперь в две тысячи четвёртом году, он начальник уголовного розыска, одного из районов Санкт Петербурга.

– Лёш, давай за Пашку. – Наливая в пластиковый стакан из бутылки, сказал его товарищ. Начальник угро взяв в руку стакан, заметив про своего бывшего подчинённого:

– Пашка конечно раздолбаем был, так это он по молодости, главное он настоящим ментом был, не продажным мусором.

Майор Звягинцев и старший лейтенант Соколов, вскоре разъедутся по своим местам проживания, но воскресенье вновь встретятся, из-за служебной рутины, в коей они погрязли и уже к вечеру снимая стресс, поддадут реально, оставшись ночевать на рабочем месте, в районном отделении милиции.

Глава 2

Понедельник день тяжёлый, как бы подтверждала природа, затянув небо тучами, к тому же окропляя культурную столицу грибным дождём. Начальник РУВД, полковник Голованов, пристально разглядывал нашу молодую девушку, в милицейском мундире, с перекинутым пальто через руку. Наконец он кончил размышлять и начал говорить плохо поставленным голосом, старого брюзги:

– Александрова Серафима Александровна. Выпускница юридического факультета, со специализацией на уголовном деле. Закончила ВУЗ юриспруденция. Объясните, что это и к нам в отделение опер уполномоченным? Молчите? Действительно в голове не укладывается. И как это только вас угораздило? Почему в тёмных очках? Глаза болят? – Серафима сняла очки. Её синяк под левым глазом утратил опухоль и синеву, но расцвёл другими красками, не помог и тональный крем. Полковник вздохнул и продолжил: – Значит не глаза болят, а только один глаз. И где это только вас угораздило. – Полковник встал из-за стола и как бы извиняясь, кашлянул пару раз: – Очки можно одеть. Пойдёмте я вас познакомлю, с вашим прямым начальством.

Они подошли к кабинету с табличкой: – Начальник уголовного розыска майор Звягинцев А.А и полковник постучав, подёргал за ручку закрытую дверь. Затем они зашли в большой кабинет, где стояло четыре стола, старый облезлый диван и тяжёлый дух алкогольного перегара. В кабинете суетились два человека, прибирая со стола пустую тару и объедки после ночной попойки. Тот что постарше доложил:

– Извините, Николай Александрович, сорок дней как Пашки не стало, в выходные помянули.

– Вы бы, проветрили здесь что ли. – Всё что мог сказать полковник, желающий дать взбучку своим подчинённым: – Вот вам пополнение, за место Павла, просить любить и жаловать не стану…

– Почему? – В один голос спросили опера.

– Но отнестись должным образом извольте. Эх вам бы только балагурить. Застегнитесь должным образом. – Тайком от Серафимы, полковник указал на расстёгнутый замок, на джинсах начальника уголовного розыска. – Звягинцев отвернулся, издав характерный звук застёгивающийся молнии, затем отряхнув с одежды какие-то крошки, предстал перед начальником примерным подчинённым. Полковник кашлянув, строго заявил: – Давайте, приступайте к работе. – Он сунул в руку Звягинцева личное дело Серафимы, а затем ещё какую-то папку: – Здесь протокол аварии, составленный в нашем районном ГИБДД, и заявление от вдовы. Она в больнице, с переломом ноги и сильным сотрясением мозга. Утверждает что её муж не случайно умер, у нас в отделении. Разберитесь.

– А что дорожные вымогатели говорят? – Забирая тощие папки, спросил майор.

– Сердечник был, разволновался и случился приступ. Дорожники под суетились, здесь справка с поликлиники есть, у виновника ДТП действительно было больное сердце. Ну значит работайте. Хоть бы проветрили, распустились совсем. – Скрываясь за дверью, брюзжал Полковник Голованов.

Серафима, едва сдерживающаяся от изобилия алкогольного содержания в замкнутом пространстве кабинета, поморщив нос, нерешительно произнесла:

– Извините, мне кажется помещение действительно нужно проветрить.