Между делом (публицистика и житейские истории)

После этого случая я несколько разочаровался в женщинах, потерял веру в их бескорыстность и наличие у них сердца. Но осенью я поехал в санаторий, где и познакомился с Зиной. Она оказалась из моего города, причем жили по-соседски в многоэтажках. Она была одна, похоронила недавно мужа. Сначала мы просто прогуливались с ней по парку перед ужином и после, вели задушевные беседы, которые смягчало наше одиночество. Затем наши встречи приобрели уже характер необходимого общения. Возвращались мы в город уже сформированной парой без особых обязанностей и требований друг к другу. Нам просто было хорошо. Она жила одна, её дети жили отдельно и были хорошо устроены в жизни. Я переехал к ней

Я переехал к Зине и зажил с ней одной семьей. Надо сказать, что мы хорошо поладили во всех отношениях. Сошлись характерами, выработали единую схему поведения и во всем старались помогать друг другу. Сначала мы занялись ремонтом в её квартире, ибо после смерти мужа она ничего не делала в комнатах. Мы заменили обои в комнатах, сделали косметический ремонт в кухне и туалете. Мне стало даже легче дышать, а то всё сначала было чужое, неуютно там чувствовалось. Еще у Зины была дача, на которой было полное запустение. Деревья не обрезались много лет и потому перестали плодоносить, виноград так загустел, что летом лучи солнца не проникали на землю и в дачный домик, потому приходилось включать свет. Об дачном домике вообще не говорю, он буквально разваливался, крыша местами протекала. Так что было мне куда руки приложить, но я от работы никогда не бегал, и со временем навел порядок. В первый год, правда, урожая мы, особенно, хорошего не получили, так как земля была там очень истощена и никогда не удобрялась. Земля ведь любит уход и заботу, а, если от неё только брать и брать, как это делают нынешние хозяева, то и отдача будет нулевая. Если вот раньше был на земле определенный севооборот, и нельзя было на той земле, где был подсолнух, в течении семи лет снова сеять подсолнух. То сейчас никто не придерживается таких правил и из года в год сеют подсолнух, соответственно и урожай минимальный, а скоро и такого не будет. К тому же раньше органику вносили на землю, а сейчас откуда ей взяться, если коров нет на селе. Но я договорился с одним фермером, и завез гной осенью на дачу, хорошо перекопали мы с Зиной землю, и на следующий год у нас с ней были помидоры по килограмму, а с пяти кустов ведро картошки имели. И фрукта, виноград хорошо уродили. Душа радовалась, я почувствовал вкус к жизни впервые после того, как разошёлся с Людмилой. Дети её тоже хорошо ко мне относились, иногда даже вставали на мою сторону, когда у нас случались размолвки. Ведь в каждой семье бывают конфликты, но люди находят общий язык. Почему же моя семья отвернулась от меня после сорока трех лет совместной жизни я не понимаю. Я и тогда думал об этом, и сейчас думаю, но не могу дать ответ. Ночами не сплю, думаю об этом. Почему они у меня такие твердокаменные. Вот недавно заболел, температура около 40, кашель такой, что выворачивает моё нутро. Думал, что врежу дуба. И никто ж не поинтересовался моим здоровьем, не говоря уже о том, что бы помочь. Внук однажды позвонил, как всегда с проверкой, не умер ли я, что бы унаследовать квартиру в нормальном состоянии, что бы труп не завонялся. Так он мне сказал, что это ничего страшного, у него тоже такое было и прошло. Так сколько тебе лет, а сколько мне. – я ему говорю. А он мне снова, чего ты кричишь, вот в тебя всегда такая мода кричать. Что ему дураку говорить, бросил я трубку в сердцах и назло им всем выздоровел.

С Зиной мы жили хорошо лет пять, а потом я стал замечать за ней нехорошие вещи. Я ведь, когда пенсию получал, то половину денег ей отдавал, так как надо было платить за коммунальные и прочие услуги, а вторую половину тратил на своё усмотрения, хотя тоже покупал бывало на свои деньги молоко, сливки, мясо на базаре. Деньги я свои не прятал, а клал на полочку в гардеробе даже особо не пересчитывая их. Но со временем стал замечать, что у меня не сходится дебит с кредитом. Стал я намечать деньги, положу какую-нибудь ниточку незаметную, или кусочек бумаги, что бы определить – беру один я деньги или нет. Конечно, она потихоньку брала мои деньги. Меня это не устраивало и у нас получился конфликт. Я ей сказал, зачем она берёт мои деньги? Она сначала отказывалась, а затем призналась. Но как призналась, пошла на меня буром. Мол, сейчас всё стало дорожать и ей не хватает той суммы, которую я давал, потому она и брала мои. Я ей в ответ, что надо меньше внучке меньше давать, тогда у тебя будут деньги. Я ведь видел, что она покупает новые вещи для внучки: то дубленку, то новые сапоги, то мобильный телефон супер современный. Она мне тоже в ответ что-то злое сказала. Ах, вы так ко мне относитесь, тогда пошли вы к монахам! Забрал я свои вещи и ушел на свою квартиру. После того она несколько раз пыталась возвратить меня, но у меня пропало всякое желание к дальнейшему общению. Я ей делал столько добра, а мне ответили так подло. Снова я остался один, снова бессонные ночи и тягостные дни. Одно и то же. Одно и то же. Скучно, хоть волком вой. Проснусь, приготовлю кушать, покушаю, выйду на улицу, прогуляюсь, но общаться не с кем, так как почти все мои знакомые отошли в мир иной. А я остался, да еще Вася Кухарь, член моей бригады. К нему иногда пойду, но он уже стал впадать в беспамятство, заговаривается, хотя только на год старше меня. Вот и весь круг моего общения. С семьей пытался возобновить отношения, но они меня даже на порог дома не пустили. Дома, который я построил своими руками. Как обидно! Какая боль! Это не передать.

Вчера сходил в узел связи. Написал заявление, что бы отключили мне телефон. Зачем он мне? Целый день стоит не звонит. И мне некому звонить. На прошлой недели похоронил Васю Кухаря – последнего члена нашей бригады. Двадцать лет я с ним проработал. Хороший был парень. Спокойный, добросовестный. Всегда выполнял свою работу хорошо и в срок.

– Дмитрий Федорович, – говорил он, – принимай работу.

Да, любо-дорого было посмотреть на его работу. Вот человек был! Теперь нет его и некому звонить. Правда, Зина на днях звонила. Начала разливаться в любезностях, а потом предложила поехать мне на дачу. А я ей, извините, Зинаида Михайловна, но я предпочитаю сам жить, чем жить в обмане. Вышли вы у меня с доверия. Она бросила трубку и больше не звонила после этого. И не позвонит, если даже захочет. Мои тоже никто не звонит, я им не нужен. Сорок три года был нужен, пахал на них, как папа Карло, а теперь не нужен совсем. Правда, приезжал на той неделе внук, но он по делу приезжал – ему надо был тех паспорт от моей машине, что бы он подтвердил непрерывность своего водительского стажа.

Забежал на минутку. Я спешу, на работу опаздываю. Разве не мог он немного раньше выйти из дома, что бы побыть со мной. Поговорили бы о его делах, как его дети, а мои правнуки учатся, ведь я их уже года два не видел. А они ж тоже моя кровиночка. Как хочется их увидеть, подарки сделать, увидеть, как они тому обрадуются. Не могу понять я их? Почему они такие выросли? Удивляюсь. Впрочем, чего там удивляться, если внук не поздравил свою мать, мою дочь с днем рождения. Выходит их отношение ко мне жены и дочери, аукнулось отношением внука к матери, которой круглая дата случилась – пятьдесят пять. Вот какие дети моих детей. И снова приезжал и даже буханки хлеба мне не привез. Мне не надо его хлеб или другая какая-то вещь, у меня своего добра достаточно. Важно мне внимание, забота, отношение. А если нет такого отношения, то очень больно мне. Ночью не спится, всё мысли разные в голову лезут и ещё та, которая с косой всё бродит и бродит вокруг меня. Раньше как-то я её не замечал, а теперь ходит, заглядывает мне в глаза. И обидно так становится. Зачем я жил?! Что я такого сделал?!.... А я её и не прогоняю. Пускай идет. Такая судьба. Только ведь обидно, очень обидно.

На этом заканчиваются записи Дмитрия Федоровича Зайченко.

Рассказ супруги мнимого холостяка

(Продолжение "Исповеди мнимого холостяка").

Этот рассказ попал мне через третьи руки от кума "мнимого холостяка" Сергея Кравчука, а ему рассказала его супруга Василина, подруга Людмилы со школьной скамьи.

Василина была очень удивлена, когда узнала, что Людмила подала на развод с Димой, после сорока трех лет совместной жизни. Ведь он был добрый хозяин, семьянин, заботился о детях и супругу свою не обижал да и чего греха таить у женщин имел он успех. Имел внешний лоск и обаяние. Об этом она и сказала Людмиле, когда та сказала о своем решении.

Да, ты права он хороший хозяин, на это мне грех обижаться, у нас всегда всё в доме было, ни в чем он мне не отказывал и детей на ноги поставил, никогда он пьяным не валялся под забором, как другие мужики, всегда меру знал. Конечно, мне без его поддержки будет тяжело, за ним я была, как за каменной стеной.

– Но, почему же ты тогда с ним разводишься?

– Понимаешь, не могу я больше так.

– Как?

– Подавлял он меня всё время, сколько мы с ним жили. Вот всегда он считал себя правым и все должны делать, как он скажет, а, если кто-то делал не так, то он такие истерики делал, что всем было места мало. Я-то привыкла к таким его выходкам, а другие не понимали, дети, вообще, боялись его, хотя они хорошо учились, и семьями обзавелись. Правда, сын после женитьбы, уехал далеко в другой город, и этим ограничил его влияние. А вот дочери доставалось от него, хотя они и жили отдельно, но он часто приходил к ним в гости, давал замечания, даже кричал на неё, если она делала что-то не так, ведь, знаешь, молодежь всегда живет по своим законам, а он этого не понимал. Я ему говорил, что бы он не лез в семью дочери, а он мне :"А чего это я не имею право сделать замечание дочери, если вижу, что она делает что-то не так. Она еще благодарить меня будет за это."

Может поэтому дочь и пить начала. Бывало напивалась до беспамятства, тогда он её бил, бил очень жестоко, я вставала на защиту Ниночки, тогда и мне попадало. Нина очень тяжело переживала такое унижение, она стала просто ненавидеть его, избегать встреч с ним, но он этого не понимал, а продолжал "воспитание" дочери. В этом отношении он был бесцеремонен даже по отношению к другим чужим людям. Помню, мы ехали как-то в поезде и ему не понравился мужчина с серьгой в ушах. Так он сразу стал высказывать свое неудовольствие этим мужчиной, причем так громко, что это слышал тот мужчина. Это он специально делал так, что бы задеть самолюбие того мужчины. Я его пыталась остановить, но он не умолкал. Хорошо, мужчина оказался с выдержкой, а вскоре он сошел с поезда. Да, и сколько было таких ситуаций, когда он давал замечания совсем незнакомым людям за то, что, по его мнению, они ведут себя нехорошо. Однажды дело даже дошло до драки, когда он сделал замечание девушке за слишком короткую юбку." Могла б совсем не надевать юбку и голяком по улице ходить". Её парень сказал, что это не его дело – следить за длиной юбки. После чего у них возникла перепалка, перешедшая в драку. Хорошо, люди помогли их развести. А он все равно считал себя правым. А почему она выставила свои ляшки, тут же дети ходят.

– Но к тебе же он не приставал с подобными придирками.

Нет. Потому что я знала его характер, и всегда делала так, как он считал правильным. Конечно, если б это был его единственный недостаток, то с ним можно мирится. Так он же всегда старался устроить для себя праздник. Да, я понимаю, что иногда можно выпить с нужными людьми. Так легче договорится, что бы тебе привезли домой пшеницу или выписали в кладовой мясо, за водку ему домой привозили бензин. И так каждый день он устраивал застолье со своими корешами, иногда просто так собирались на речке и пили там ночи напролет. Тебе бы это понравилось?

– Да, у нас в принципе все мужики так ведут. После трудового дня принять на грудь. Но твой же Димка не напивался до потери пульса.

Нет, но эти праздники мне уже порядочно надоели. И этому надо было делать край. Тот случай переполнил мою чашу терпению. Где-то он откопал своего друга детства, тридцать лет не виделся с ним, и вот притащил он его в нашу хату. Высокого гостя! "Людмила, накрой нам на стол." – приказным тоном сказал, а я ему: "Твой гость – ты ему и подавай на стол", – сказала и вышла из хаты, пошла на огород, пропалывать картошку. Бурьян там по пояс, а ему гостей только встречать. Он выпил со своим гостем, провел домой, а затем пришел ко мне и стал укорять меня, что я такая негостеприимная. Я что-то возразила ему, так он кинулся бить меня.

После этого меня такое зло взяло. Вот я прожила с ним больше сорока лет, можно сказать, нормально, а он меня стал бить из-за какого-то кореша. Я, значит, для него никто, после стольких лет жизни, а какой-то забулдыга, с которым не виделся столько времени, ему дороже. С тех пор стала во мне злость накипать, каждый его поступок встречала в штыки, хотя внешне не выдавала это. А после того, как он в очередной раз побил Ниночку за пьянку, у меня просто зло против него всю охватило. Я просто ждала случая, что бы отомстить, и такой момент настал. Мы чистили бассейн для доброй воды, которую нам завозили с райцентра. Он залез внутрь, а я вытягивала ведром грязь. Когда же он собирался вылазить из бассейна, то я бросила на его голову кирпич. Он упал, а я убежала. Правда, он тогда пришел в себя, и стал гонятся за мной, но я закрылась в хате. Он ломал двери, но ничего не мог сделать, потому что двери были крепкие, он же сам их делал, а все что он делал, он делал хорошо. Мы вызвали милицию, и его забрали в каталажку, а я сразу же подала заявление на развод. Благодаря тому, что там у нас работал родственник в суду, нас быстро развели, и когда он пришел, то я выставила его вещи на улицу. Дети, особенно, Нина меня поддержали, и я не жалею об том, что сделала. Теперь я живу без нервов и издевательств.

– Извини, но как же ты без мужика обходишься?

Я уже привыкла сама справляться по хозяйству, а, если чего-то не получается, то приглашу какого-нибудь мужика. За бутылку они мне всё что надо сделают.

– Вообще-то я имела в виду, что живешь без мужика в интимном смысле.

Ах, ты об этом. Так должна тебе сказать, что последние пятнадцать лет мы с ним жили без всяких там интима, спали в разных комнатах.

– Ты меня удивила. Неужели он был импотент?

– Сосем наоборот. Он постоянно приставал ко мне со своими нежностями, а я ему говорю, что мы уже совсем не молодые люди, и зачем нам заниматься такими глупостями. Откровенно, скажу, что надоело мне это делать, больше тридцати лет он имел меня, не резиновая же я. Да, и , если б у меня была бы к нему какая-то симпатия, какое-то душевное расположение, может я бы еще и соглашалась с ним спать, а то ведь ничего такого не было, только какое-то озлобление. Жили просто потому, что семью хотелось сохранить, потому что дети были общие, а потом и внуки пошли. Только в последнее время ему не семья была нужна, а его собутыльники, с которыми он устраивал праздники, и можно сказать, что то, что он приносил в дом, он затем всё с друзьями и пропивал, потому как он без них не мог жить. Надоели эти праздники.

– А если он придет сейчас к тебе, скажет, давай помиримся, забудем плохое и вспомним хорошое, ведь вместе больше сорока лет прожили?

– Нет. Не надо мне никого. Я уже привыкла сама все делать. Да, и зачем он мне. Так как было уже не будет, возраст не тот, а по-другому мне не надо… Не надо.

Вот Такая получилась история.

День любви. Пьеса

В городской квартире Лида наводит порядок, поливает цветы, напевает мелодию какой-то популярной песенки. Вдруг распахивается дверь и с улицы вбегает её мать, Валентина Петровна. Она несколько растрепана.

Лида. Что случилось? Кто там за тобой гонится?

Мать. На держи!

Лида. Что это?

Мать. Потом скажу. Спрячь хорошенько. (Лида ложит пакет в карман). Да, не туда. За лифчик спрячь.

(Только Лида спрятала пакет, как в комнату врывается злой отец Петр Петрович Недайводы).

Отец. Стоять, Березка!!! Кому сказал стоять.

Мать. Что я тебе лошадь?!

Отец. Хуже! Ты кобыла драная!

Мать. Спасибо. Вот заслужила я от тебя наконец-то ласковое слово за то, что еду тебе готовила, обстирывала, убирала за тобой. Спасибо, дождалась за тридцать лет совместной жизни. За то, что тягалась с тобой пьяным по грязи и лужам. Спасибо.

Отец. Ты мне зубы не заговаривай. Где деньги дела?

Мать. Какие деньги?

Отец. Что ты строишь невинную морду. Я вчера пенсию получил и положил её в карман пиджака, а сегодня нет.

Мать. А ты точно их ложил в карман. Ты же вчера без памяти был. Напился до потери пульса, что сам добраться домой не мог, приятели привели. Вот у них и спрашивай. Это они вытянули у тебя деньги.

Отец. Мои приятели такого не позволят. Это ты только способна вытрусить все карманы. Ни копеечки не оставила.

Мать. Я к тебе не подходила даже. Ты как упал на кровать в одежде, то я к тебе и не подходила, даже не раздевала. Как бы я могла вытянуть у тебя деньги?

Отец. Врешь, сука. Это ты вытянула. Сама ж говорила, что я без памяти был. Вот ты и воспользовалась моментом. Я тебя знаю.

Мать. Да не брала я денег. Я даже не подходила.

Отец. Врешь, падаль. Смотри мне в глаза. Смотри в глаза, что ты по сторонам своими бесстыжими глазками крутишь.

Мать. Ты что Кашпировский, что я должна в глаза тебе смотреть.

Отец. Ох, ты у меня доиграешься. Верни по добру лучше деньги, а то плохо тебе будет.

Лида. Мама…

Мать. Пойди на кухню. Выключи газ.

(Лида выходит).

Отец. Где деньги?

Мать. Хотела б и я знать где твои деньги. Нам надо за квартиру уже платить.

Отец. Ты еще и издеваешься надо мной. Иди сюда.

Мать. Тебе надо, ты и иди.

Отец. Ох, доиграешься ты у меня…

(Петр подходит к жене и начинает обыскивать).

Мать. Ой, ой. Я щекотки боюсь.

Отец. Стоять, Березка!

Мать. Тебе и трусы снять.

Отец. Надо будет, то стяну.

(Входит Лида).

Лида. Я выключила газ.

Мать. Хорошо… Ты бы при ребенке постеснялся.

Отец. Ничего, пускай знает, что мать у неё воровка. Всегда вытягивает деньги с карманов. Какое ты имеешь право. Это мои деньги, если тебе не хватает, то пойди заработай. Полезь в шахту, да узнай, как они там зарабатываются. А то мы только тратить умеем деньги. Швыряем налево и направо.

Мать. Что ты говоришь. На что я тратила твои деньги.

Отец. На всё тратишь. Разные там побрякушки, сервизики, хрустали.

Мать. Совсем уж накупила. Вазу я за свои деньги купила.

Отец. А мои же где?

Мать. Не знаю, где ты дел. Убедился, что нету. Что ещё ты хочешь от меня.

Отец. Я знаю, что ты их взяла. (К Лиде). Ты же видела, где мать деньги прятала.

(Лида молча махает головой).

Мать. Вот до чего пьянка доводит. Потерял деньги, а теперь чем за квартиру будем расплачиваться.

Отец. Это твои проблемы.

Мать. Это хорошенькое дело. Ты что в этой квартире не живешь, или жрать тебе не надо. Конечно, тебе бы только глаза свои бесстыжие залить, а об остальном нечего думать.

Отец. Хватит. Уже всю жизнь думал, а теперь и о себе надо подумать.

Мать. А о дочке своей ты подумал. Ей вон надо туфли купить, за учёбу заплатить. Зачем тогда на свет пускал, что бы ребенок мучился сейчас, не доедал, в одежде из Секонд-Хенда ходил.

Отец. Я ей куплю.

Мать. За что?

Отец. Получу деньги и куплю.

Мать. Пропьешь как и в этот раз.

Отец. Не зли меня, а то за себя не ручаюсь.

Мать. А ты знаешь, что сегодня Аня возвращается домой?

Отец. Помню.

Мать. Так ей же тоже надо какую-нибудь одежду купить. Не будет же она в старом ходить. Да и выросла она.

Отец. Пускай ей дают там, где она была. Наделала тут делов, а я должен расхлебывать вместо неё. Хватит.

Мать. Как же ты говоришь о своей дочери. Она же кровинушка твоя.

Отец. Вот именно кровинушка. Чего-чего, а крови она моей попила достаточно. По милициям да судам затаскала, все соседи пальцами тычут – вот пошёл отец той зечки.

Мать. Со всеми бывает, что оступится человек, но нельзя же отказываться от него за это. Надо бороться за него, что бы он был лучше.

Отец. Да сколько раз она клалась мне и говорила, что начнет новую жизнь. Но стоило нам её откупить и она бралась за старое.

Мать. Теперь уже такого не будет. Она мне написала, что всё поняла и теперь начнет жизнь иначе.

Отец. Да. Иначе. Да горбатого могила исправит.

Лида. Папа, Аня совсем другая стала. И её надо только поддержать.

Отец. Ну, и поддерживайте, если хотите, а с меня хватит.

Мать. Ото ж ты такой отец, что детям не дал достойного образования.

Отец. Это я-то не дал. Да я всё для неё. Я всё для неё. Только скажет она: «Папа, мне надо…», я ей: «Пожалуйста…Шубу купил, сапоги настояшие итальянские, телефон.». Ни в чём отказа ей не было. И за что я получил?

Мать. Ещё не всё потеряно.

Отец. Ой, хлебнете вы ещё с ней горя… Хлебнёте… Это были только цветочки. Если будете по-прежнему на цыпочках вокруг неё ходить.

Мать. Никто не собирается возле неё так ходить.

Отец. Знаю я вас. Ваша доброта её и испортит, а надо быть с ней пожесче. Контроль за каждым её шагом. Куда пошла, с кем пошла, и в десять часов, чтобы дома была.

Мать. Вот и будешь контролировать.

Отец. С вами наконтролируешь. Вы ведь растаете. Ох, не надо. Ох, это жестоко.

Мать. Ничего подобного.

Отец. Знаю я вас. Кто ей отвязывал от батареи, когда я её наказывал, кто ей одежду давал.

Мать. Но так же тоже нельзя. Она же взрослый человек.

Отец. А вот теперь и здобрейте своей добротой.

(Звонок в двери).

Лида. Ой, Аня, приехала. Я пойду открою.

(Лида выбегает из комнаты).

Отец. Слышь, ну дай хоть на куриво.

Мать. Что, уши отпадают? Надо бросать.

Отец. Ну, зачем ото так говорить.

Мать. Тебе доктора так говорят.

Отец. Да они скоро мне и дышать запретят. Но не могу я без курива.

Мать. Ну, нет у меня денег. Ты же сам убедился.

Отец. Да, не верю я тебе.

Мать. Как хочешь.

Отец. Слушай. Дай, а то хуже будет.

Мать. Что будет?

Отец. Сама знаешь что. Не святым же духом я должен питаться.

Мать. Я знаю, что не святым. Столового набора я уже не вижу, цепочки тоже нет.

Отец. Сама виновата. Дай денег на куриво.

Мать. Что, уши уже отпадают?

Отец. Тебе бы только смеяться.

Мать. А что мне плакать.

Отец. Заплачешь ещё.

(Входит Лида).

Мать. А где же Аня?

Лида. То не Аня.

Мать. А кто же?

Лида. Да пришёл какой-то тип и предлагал купить клетку.

Мать. Какую ещё клетку?

Лида. Такую большую из проволоки, в которых обычно птичек держут.

Мать. Зачем нам клетка?

Лида. Я тоже самое сказала.

Мать. А он что ответил?

Лида. Говорит, что пригодится. Берите, мол, он не дорого просит. В магазине такая клетка намного больше стоит.

Мать. Странный тип…

Лида. Мне он тоже таким показался.

Отец. Я вам говорил.

Мать. Что ты нам говорил?

Отец. Что хлебнете вы горя со своей Анечкой.

Мать. При чём тут Аня?

Отец. А при том, что это уже дружки её встречают. Их почта доложила, что Аня выходит и они тут как тут.

Мать. Что ты выдумываешь?

Отец. Это так и есть. Думаешь они оставят её в покое? Никогда. Я эту публику знаю. Хлебните вы горя ещё. Ой хлебнете. Всё только начинается.

Мать. Только не надо пугать.

Отец. И не думаю. Дай денег хоть на сигареты.

Мать. Нету у меня денег. Иди, ищи свои деньги. Посеял деньги, Буратино.

Отец. Ох, ты у меня доиграешься.

Мать. Чему быть тому не миновать.

Отец. Лидочка, а у тебя там нет хоть немного денег.

Мать. Нет у неё денег. Откуда они у неё возьмутся? Ты ей давал?

Лида. Мама…

Мать. Занимайся уборкой, а то Аня скоро приедет, а у нас бардак.

Отец. Ох, играешь ты с огнём. Ну, смотри мне.

Мать. Смотрю, смотрю.

(Отец выходит).

Лида. Мама, ну зачем ты так?

Мать. Как?

Лида. Может хоть на сигареты папе дать?

Мать. Не надо. Стрельнет у кого-нибудь сигарету, а если дашь ему деньги на сигареты, то он их на водку пустит. Я уж его прекрасно знаю. Пускай, хоть сегодня будет трезвым, когда Аня приедет, а, знаешь каким он бывает пьяным. Правду говорят, что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. Давай деньги, я пойду в магазин что-нибудь вкусненького куплю, а то Аня приедет, а у нас пусто на столе.

Лида. Держи… А вдруг папа спросит, откуда деньги взялись?

Мать. Скажу, что у соседки Маши одолжила.

Лида. Ой, мама.

Мать. Что, мама.

Лида. Одна ложь рождает другую ложь и живём в сплошной лжи. Почему так?

Мать. Жизнь такая, приходится изворачиваться. Не забрала бы я у него деньги, то он пропил бы с друзьями, или вытянули бы у него пьяного. Ведь было уже так, а на что нам тогда жить? И за квартиру плати и на питание надо деньги, и за учебу тоже… Вот и приходится выкручиваться. Да, бывает противно, но ничего изменить нельзя.