Рыцарь из Таматархи

– Стоп, стоп, Феофан! Как это вы за три месяца храм Божий из камня успели сотворить? Да добрую церковь за год не построить!

Протевон снисходительно усмехнувшись, пояснил гостю:

– Это там, в метрополии, Баттиста, бюрократия ваша пока развернётся, годы проходят, а у нас здесь не так! Князь приказал, так всё бегом делали, да и камень был уже заготовлен для возведения крепостной стены, и известь. По весне в Таматарху вернулась из похода почти вся дружина князя, и воевода Захарий тут же кинул, чуть ли ни всех дружинников на строительство, да и горожан привлёк, денег не жалел.

– Ишь, ты! – удивился гость, пробуя вино. – Уж больно проворен и суров ваш князь!

– Так, а чего удивляться, Баттиста! – доверительно заговорил протевон. – Сказывают, что князь Мстислав в единоборстве победил касожского князя Редедю и свидетелям, дружинникам, сказал, что его взяла под свою защиту Богородица, дева Мария, – вот в её честь спешно и возвели храм сей! Князь наш человек очень набожный, только вот поступил он, после победы над Редедёй, как-то по-язычески. То, что он бескровно присоединил земли касогов к Тмутараканскому княжеству, может и хорошо, в духе времени, но он же привёз сюда семью касожского князя и теперь у него две жены и общие дети, а это не по-христиански.

– Ха-ха-ха! – развеселился гость. – Ай, да князь! Молодец, люблю таких!

– Да ты что, Баттиста! – возмутился протевон. – Князь христианин, а поступил как мусульманин! Это ислам разрешает иметь двух и более жён!

– Дурень ты, Феофан! – посуровел гость. – Ваш князь поступил мудро, как и подобает правителю! И как раз по-христиански, коли приютил осиротевшую семью. Да откажись он от семьи побеждённого им Редеди, дружина касогов ни за что бы не стала присягать на верность новому хозяину. По горскому обычаю победитель в единоборстве просто обязан взять семью себе, позаботиться о детях, вырастить их, воспитать, ну, а с ещё одной женой он может и не спать, и греха не будет! Вот и по исламу так положено, и это, считаю, правильно!

– У христиан об осиротевшей семье обязан позаботиться монастырь, община! – осторожно возразил протевон.

– Тьфу, ты! – гость помрачнел. – Чего не поймёшь-то никак, Феофан? Ваш князь по-другому поступить не мог! Он здесь в окружении горских племён со своими обычаями, среди язычников и мусульман, обязан соблюдать определённые традиции, жёсткие местные правила, иначе ему не сдобровать. Здесь уважают силу и справедливость, что он и демонстрирует! За это его и любят! Всё, хватит об этом! Ты лучше скажи мне, не собирается ли ваш князь в поход на север?

– А это ещё зачем? – удивился протевон. – Чего он там забыл, на краю земли? Воевать с гипербореями? По слухам там небо сходится с землёй. Там вечный мрак и вода превращается в кристаллы. Хотя кто его знает? Может, он решил отобрать золото у грифонов, которое они собирают в диких горах? Вот там он и сгинет вместе со своими полками, и с конями, потому что там не растёт трава, так как нет солнца, и защита Спасителя не распространяется на те далёкие края…

Секретный агент императорской канцелярии удивлённо вытаращил глаза на протевона, в его голове пронеслась мысль: то ли этот Феофан полный дурак, то ли прикидывается им, тогда хитёр. Вслух же высказался:

– Чего несёшь-то, Феофан? Какие гипербореи? Какие грифоны? Кто только тебя, такого вот необразованного, избрал на пост протевона города? Так безграмотно рассуждать может только какой-нибудь пастух с предгорий, который не может сосчитать два десятка чужих овец, что он пасёт, но уж никак не просвещённый грек! Сидишь тут навроде чучела! Там на севере славяне! Киевский князь Владимир умер! Ты что не знал? Его сыновья затеяли грызню за киевский престол и это нам на руку. Надо настроить вашего князя Мстислава ввязаться в эту борьбу! Пусть он завязнет в войне со своими братьями, они ему покажут гипербореев! Ладно, если он унесёт оттуда свои ноги! Но ещё лучше, если бы он повернул свои полки на Запад, против этих еретиков, католиков, а хоть бы и на польского короля Болеслава Храброго! Неужто не понимаешь, что нам, Византии, важно ослабить не только Киевскую Русь, но и католический Запад руками русов? Но, пожалуй, важнее всего для нас, чтобы Православие прочно утвердилось на всём огромном севере, вплоть до земель викингов и угров. Там ведь сплошь язычники! Как только восторжествует Православие на Руси, будет она вассалом Византии, и эти варвары русы будут воевать за наши интересы!

Протевона несколько покоробил высокомерный тон столичного чиновника, особенно его оскорбительное сравнение с овечьим пастухом и чучелом. Чтобы как-то осадить зарвавшегося гостя, Феофан, медленно выпив своё вино из пиалки, грубовато отпарировал:

– Я в императорском университете не учился, может, чего и не знаю, да и не мог я учиться в Константинополе, потому что являюсь подданным другого государства, Киевской Руси. Но должен тебе сказать, Баттиста, что выбрали меня на пост протевона города здешние выборщики от ремесленных слобод, торговцы, в том числе русские, которые давно живут здесь с семьями. Да и хазарские иудеи доверили мне власть, за мою хозяйскую хватку, а князь своей волей меня утвердил на этой хлопотливой должности. А ты здесь никто! Ты же иностранец, а я не подданный Византии, и твой протосикрит Григорий Дука мне не указ! Кстати, он случаем тебе, не родня ли, с его ведь голоса распелся тут?

Баттиста понял, что малость перегнул и примиряюще произнёс:

– Ну, ладно, ладно! Может, ты и хороший хозяйственник, да в политике слабоват, а надо бы разбираться! Ну, да ничего, жизнь научит! И причём тут протосикрит Григорий? Я генеалогией не занимаюсь! Может деды из рода Дука, и роднились, мне это неизвестно! Но вот только у нас, у греков, где бы мы не жили, под чьими бы государями не ходили, а думать должны о своей прародине, Византии, и по мере сил своих помогать ей! Так-то вот, Феофан!

– Хорошо! Что я должен сделать? – угрюмо буркнул протевон.

– Ну, вот – это уже другой разговор! – менторским голосом продолжил Баттиста. – Повторяю, нужно тихо, исподволь, вложить в наивную голову князя мысль, что он тоже имеет полное право на киевский стол. Во всяком случае, свою долю наследства он должен заиметь! Ну, хотя бы Новгород или Чернигов!

– Да в его руке и так весь Северный Кавказ! – возразил протевон. – Зачем ему холодная северная земля? Он ни в чём не нуждается! Теперь вот у него крепкие союзнические отношения с Грузией, с царём Багратом Ш дружба!

Византийскому гостю уже порядком надоело ослиное упрямство тмутараканского чиновника. Баттиста сам плеснул в свою пиалку вина, не спеша, отпил, и, пытливо глянув на протевона, принялся разъяснять ему глубинную сущность человеческих характеров:

– Да пойми ты, Феофан! Собаке дай один раз кость, она придёт за второй, а потом за третьей, да приведёт с собой целую свору! Человек уж так устроен, что, сколько бы у него не было, ему всё мало! Особенно это касается людей, обладающих хоть какой-нибудь властью! Жадность человеческая, как и глупость беспредельны! На этом и строится наша политика! Мы не желаем, чтобы Русь с грабительскими намерениями кидалась на наши векселяции в Крыму и на Балканах, как тот голодный пёс на забор! Про то, как князь Владимир разорил Крым и Херсонес в своё время, ты уж всё-таки знаешь? Кстати и ваш князь не так давно тоже ходил на Крым и занимался грабежом Херсонесской вебы. Правда к чести князя Владимира, он там проникся христианским вероучением, и даже построил храм во славу Спасителя мира, а после крестил Русь!

Протевон с сомнением покачал головой. Приглядываясь к Мстиславу в будничных делах, бывая у него на пирах и совещаниях, он пришёл к мнению, что этому русскому князю, обладающему почти неограниченной властью и богатой казной, всё это, как бы, и не нужно. Он не стремился расширять территорию Тмутараканского княжества; близлежащие земли сами шли под власть Мстислава, потому что давно познали его силу. А что касается княжеской казны, так деньги, без каких-либо усилий с его стороны, и так текли в его карман от каждодневных торговых операций в Таматархе. Тем более, что торговля здесь давно уже затмила оборот товаров в Крыму, в том же Херсонесе. Ему всегда было чем рассчитываться со своими воинами, и они любили своего предводителя. Хотелось бы Феофану увидеть хоть одного человека, который бы не любил кормящую руку. Мстислав был просто равнодушен к увеличению денежных потоков для себя и присоединению к своему княжеству новых земель. Пожалуй, ГЛАВНЫМ В ЕГО ЖИЗНИ были походы и сражения за правду, за какую-то там справедливость…

– Ну, чего молчишь? – прервал размышления протевона Баттиста. – Давай свои соображения по нашему вопросу!

– Можно поговорить с Давидом Хашиной, другом и советником князя, – неуверенно промямлил Феофан. – Он ведь из рода хазарских каганов, и, когда Мстислав уходит в очередной поход, часто остаётся в Таматархе в качестве наместника. Но едва ли он будет убеждать князя лезть в драку с братьями; он ведь, судя по его характеру, наверняка считает такие дела нечестными.

– Ну, хорошо, хорошо, Феофан! – раздражённо заговорил Баттиста. – У вас тут в Таматархе полно херсонесских купцов, русских торговцев и дружинников с семьями, и они-то вполне могут повлиять на мнение князя относительно наследства, а уж здешним церковным иерархам желательно искоренить язычество в северных землях. Я вчера разговаривал с митрополитом Макарием по этой теме, и он вполне разделяет наше мнение. Я имею в виду продвижение и распространение Православия на Руси. Да что говорить, коли у вас, в землях Тмутараканских, еретиков и язычников полным-полно! Об этом я тоже напомнил митрополиту. Греки, русские и яссы – христиане, хазарская верхушка – иудеи, половина горских племён – мусульмане, а простые хазары – язычники. И ничего – уживаетесь, а князю так и вообще наплевать, как люди своего бога славят, во что верят! Однако князь Мстислав человек энергичный – вот и направить бы его энергию туда, на Русь!

Феофан давно уж понял, чего хочет посланник императорской канцелярии, и в принципе был согласен с ним, но как настроить князя в поход на Русь, коли он всех слушает, а поступает так, как ему хочется, – непредсказуемый он. Будешь лезть к нему с подобными советами, так ещё и навлечёшь его гнев на свою голову. Вслух же сообщил Баттисте:

– Я сегодня приглашён к князю по поводу строительства крепостной стены, так уж скажу ему насчёт наследства-то!

При этих словах Баттиста подумал про себя, что этот недалёкий протевон может только всё испортить своими неуклюжими советами. Тут надо тонко сыграть на чувствах князя, а этот разве сможет? Ну, да чёрт с ним, главное, что он заронит в голову князя мысль о наследстве и справедливости.

– Ты хоть знаешь, Феофан, – начал опять наставлять посланник, – кто сейчас правит в Киеве?

– Да откуда же мне знать? – был ответ.

– Да хотя бы от русских торговцев! – Баттиста снисходительно посмотрел на протевона.

– Так я с ними ещё не встречался! Как-то всё нужды не было!

– Ну, так знай, что на киевском престоле сейчас сидит старший сын князя Владимира Святополк, а он сын нашей принцессы Анны. И всё бы хорошо для Византии, если бы этот придурок не снюхался с католиками! К тому же женился на дочери польского короля Болеслава Храброго, а это уж для нас совсем плохо. Мы можем потерять Русь, как православное государство! Наше влияние на Русь под большим вопросом! Соображаешь, Феофан? Слушай дальше: брат вашего князя Ярослав из Новгорода попытался выкинуть Святополка из Киева, да король Болеслав помешал, и новгородская дружина Ярослава потерпела позорное поражение. Мало того, этот Святополк, опасаясь потерять киевский престол, убил своих сводных братьев Бориса и Глеба, чем и заслужил прозвище Окаянного. Так вот, ты при встрече с Мстиславом мягко намекни ему, борцу за справедливость, что надо бы отомстить за кровь братьев. Ничего, что он братьев своих никогда и не видел! Кровь-то в нём взыграет, загорится парень! А вообще, сведи ка ты меня с Мстиславом!

– А как я тебя представлю? – округлил глаза протевон.

– Ну, чего ты на меня буркала свои выпучил, Феофан? Наври чего-нибудь! Скажешь ему, что я севастофор императора, прибыл с дружеским визитом, он поверит!

– Так врать-то я не умею! – наивно брякнул протевон.

– Тьфу ты! На такой должности, да всё ещё не научиться врать! Ну, кто поверит?

*****

Мстислав проснулся от нежного воркования горлиц, и первой мыслью князя было, что вроде бы рановато птицы затеяли свои утренние песни. Через узкое окно спальни проглядывала предутренняя синева. Какое-то время князь полежал на своём твёрдом топчане, накрытом шкурами барса, положив руки за голову. Масляные светильники не горели: он не любил, когда утро приходило через пламя светильников, да ещё пахло горелым маслом. Ему нравилось, когда божественный рассвет синими валёрами приходил из ночной мглы постепенно и неотвратимо.

Лёжа на топчане в спальне, словно на дне какой-то ямы, князь смотрел в серо-синюю тьму и размышлял. На Руси творилось чёрт знает что, сплошное братоубийство, какой-то делёж незнамо чего, да ещё польский король Болеслав припёрся поддерживать неизвестно кого и чего, а скорей всего пограбить под шумок страну, которая враз лишилась хозяина. Как донесли Мстиславу доброхоты, якобы старший сводный брат Святополк принял католическую веру и теперь неизвестно что будет с византийской верой на Руси, которую с таким трудом вводил отец, князь Владимир. А ещё донесли, что этот Святополк убил братьев, Бориса и малолетнего Глеба, якобы пытавшихся захватить киевский стол.