Рыцарь из Таматархи

Давид, озабоченно взглянув на князя, осторожно возразил, заговорил по-гречески:

– Нет, Мстислав, это ты должен совершить! Уваженье проявить! Это будет очень большая честь для них! Сам посуди, здесь дипломатия тонкая…

– А что у нас ценного в обозе?

– Невесте можно кусок белого шёлка отрезать, аршин двадцать! Ну, а уж жениху можно черкеску с саблей!

– Тако энто ж у нас посольски дары на всяк случай, Давид?

– А вот этот случай и наступил, княже! А потом мы не оскудеем, у нас ещё есть!

– Ну, добро, бери подарки, да поехали!

В конце аула, на ровной, вытоптанной поляне, где обычно собирался сход, десяток юношей и столько же девушек под зажигательную музыку бубнов и зурн весело исполняли кабардинку, а окружавшая танцоров толпа азартно хлопала ладошками. Люди, в праздничном ажиотаже, даже поначалу и не заметили, что оказались в кольце вооружённых всадников. Но тут музыка внезапно стихла, и народ обомлел, увидев чужаков, а мужчины невольно схватились за рукояти кинжалов на поясах, надеясь подороже продать свою жизнь.

Из рядов всадников вышли двое в дорогих доспехах. Из уважения к жителям, к свадьбе, они сняли свои позолоченные шеломы. Один из них заговорил на западно-тюркском наречии:

– Не бойтесь, люди! Мы с миром, и если вы не против, то переночуем в ауле! Празднику вашему мешать никто не будет, а вот от князя нашего, Мстислава Тмутараканского, – человек сделал поклон в сторону второго, – разрешите сделать подарки молодым!

После этих слов один из дружинников на вытянутых руках внёс в круг штуку белого шёлка, с лежащим на ней серебряным блюдом, а второй черкеску из белой шерсти, на которой лежала сабля в дорогих, серебряных ножнах. Люди заулыбались, начали радостно кланяться. Дружки жениха подарки приняли, и это означало полное доверие со стороны жителей. Жених, крепкий ещё мужчина, явно бывший воин, поднёс князю большой рог вина, подал с поклоном. Отказываться было нельзя, и Мстислав сделал несколько глотков, передав рог стоящему рядом Давиду. Один из жителей аула, по обычаю, поднёс на блюде лепёшку, намазанную мёдом и варёный бычий глаз, который подносили только уважаемому гостю очень высокого звания. Князь отломил кусочек лепёшки, пришлось съесть и глаз. Это означало очень многое: по обычаю получается, что князь Мстислав стал кунаком не только жениху, но и родственником всем жителям аула.

Музыка зазвучала снова, а Давид с князем, подавая пример другим, начали лихо отплясывать кабардинку. Они с детства учились исполнять сложные кавказские танцы, где верхняя половина туловища практически неподвижна, и обращена к девушке или напарнику, а ноги находятся в неимоверном движении перебора, где приходится чаще всего танцевать на носках. За ними ринулись в круг и другие. Свадьба вошла в свой обычный ритм. Вскоре, извинившись и сославшись на то, что им рано утром надо уходить, князь с дружинниками покинули свадьбу, оставив после себя самое благоприятное впечатление.

Красный круг солнца, словно раскалённый кусок железа в горне кузнеца, плавно коснулся гребёнки почерневшего леса на западе, окрасив на востоке верхушки деревьев в медно-охристый цвет.

– Ну, вот, Мстислав, теперь мы им практически родня! – высказался Давид по-гречески, подъезжая к уртону.

– Да, доброе дело содеяли мы! – ответил князь, спрыгивая с коня…

Утром, когда отряд уходил из аула, к князю обратился жених. Был он на хорошем жеребце, и одет уже по-военному. На голове красовался шелом арабского производства, и дорогая кольчуга обтягивала мощную грудь. Руки, до локтя, облегали стальные бутурлуки, а с широкого пояса свешивалась подаренная Мстиславом сабля, спину же прикрывал круглый щит. Всадник, прижав правую ладонь к сердцу и коротко поклонившись, заговорил:

– Дозволь, князь, послужить тебе! Возьмите меня с собой!

– Да ты что, Юсуф! – удивился Мстислав. – У тебя молодая жена! Почему отпустила? Неужто не навоевался ещё!?

– Не дело жены указывать мужу! – ответил тот. – Не обижай, возьми! Я тебе ещё не раз пригожусь! Меня обучали искусству боя лучшие джигиты гор и кроме ратоборства я больше ничего не умею!

– Как же ты решился оставить молодую жену? А ну, да парни к ней повадятся в твоё отсутствие! – усмехнулся князь. – Ладно, – это я так, шуткую!

Юсуф отреагировал на шутливое замечание князя просто и спокойно:

– У женщины может быть только один хозяин – все остальные воры! Горская женщина мужа унизить не посмеет! Её просто прикончат!

– Ну, ладно! – князь дружески хлопнул Юсуфа по плечу. – Коли мы с тобой теперь кунаки, становись в строй! Проверю тебя в бою!

На очередном уртоне Мстислав всё-таки спросил нового воина:

– Я, всё-ж должен знать, Юсуф, почему ты решился служить в моём войске, почему ушёл от Редеди?

Простодушный горец, не умеющий врать и скрывать свои мысли, ответил предельно честно:

– Редедя честный, но жестокий воин! Он отнял у меня любимую девушку, чем унизил мою честь! Оставаться в его дружине после этого я уже не смог! Теперь Редедя и его род мои обидчики! Я всё сказал, князь!

– Я понял, Юсуф, а как же эта женитьба и нынешняя жена, Мариам?

– Это было решение моего отца, князь!

Через сутки, уже к победью, отряд Мстислава вышел на широкое поле возле двух сглаженных в верхней части скал, которые были известны под именем Бараньих лбов. На этом поле касоги обычно проводили конноспортивные соревнования в летний праздник Нардуган. В пяти поприщах от этого поля располагалось большое село Балта, где была постоянная резиденция касожского князя Редеди. Отряд устроил себе уртон на краю поля, возле самого леса, а в Балту послали нарочного с известием, что князь Мстислав прибыл в условленное место.

К полудню противоположный край поля заполнила внушительная дружина касогов. Редедя, мужчина примерно того же возраста, что и Мстислав, был громадного роста, пожалуй, на голову выше русского князя.

– Как это его конь-то держит, Мстислав? – заговорил Давид, слегка повернувшись в седле. – Почему он всё ещё не раздавил своего конягу?

Противоборствующие шеренги дружин медленно сблизились до расстояния в двадцать саженей (45 м.). Касожский князь проехал вдоль ровного ряда тмутараканских всадников. Отметил про себя, что хазары и русичи хорошо вооружены, пожалуй, гораздо лучше, чем его воины. Перевес в количестве ратников был явно на его стороне, но воины Мстислава имели лучшее вооружение, и, как говорят, в прошлых сражениях не имели поражений. Тмутараканский князь сидел в седле как влитой с совершенно спокойным, уверенным лицом. Всё это заставило Редедю задуматься. Ратоборство сулило много жертв, и нет никакой уверенности, что победа достанется касогам. Проще всего вызвать на поединок лично князя тмутараканцев, тогда, без сомнения, при его могучести и неимоверной силе он, Редедя, победит. Последние годы он собирал всякие сведения о личности Мстислава и усвоил для себя, что князь ни за что не откажется от схватки с ним, тем более перед лицом своей дружины. Для таких, как Мстислав легче погибнуть в этом единоборстве, чем навсегда опозорить своё имя.

Наконец Редедя принял решение, отъехал к своему войску, спешился, снял с себя лишнюю одежду, оставшись в одних синих шароварах из дорогой камки и мягких жёлтых сапожках. Посмотрев вверх и увидев там двух орлов, которые медленно парили над бранным полем, явно чего-то, ожидая, касожский князь посчитал это добрым предзнаменованием. Слегка переваливаясь, он подошёл к шеренге тмутараканцев, и, насмешливо улыбаясь, громко и внятно обратился к Мстиславу:

– Слушай, князь! У меня войск больше, чем у тебя, но твои, я вижу, лучше вооружены! Битва будет жестокой! Зачем нам проливать столько крови, бог Тенгри-хан будет недоволен! Ты ведь знаешь, что обычай требует поединка перед сражением! Что, если мы с тобой сразимся без оружия? Кто победит, тому и достанутся земли, семья и подвластные люди! Справедливо?

Редедя поднял вверх руку и громовым голосом крикнул, обратившись к своим воинам:

– Все слышали! Не говорите потом, что оглохли! Великий Тенгри-хан тому свидетель!

Касоги, в знак согласия, дружным хором прокричали: «Ху-р-р-а-а!!!». Тмутараканцы же сурово молчали.

Мстислав, оглядев могучий, густо заросший шерстью, торс Редеди, эту гору мышц, понял, что одолеть такого противника едва ли возможно, но надо. Отказаться уже невозможно, касожский князь хитёр, всё рассчитал: и свою силу, и то, что он, Мстислав, не сможет увильнуть от поединка из гордости и рыцарского азарта. Князь молча спрыгнул с коня, также снял с себя вооружение и лишнюю одежду, обнажившись до пояса. Из оружия на поясных ремнях противников остались только ножи в чехлах, которыми можно было воспользоваться только, когда соперник окажется на лопатках. Спешившемуся и ожидавшему распоряжений Давиду Мстислав заметил:

– Здоровенный детина! А, Давид? Он похож на Голиафа!

На что сподвижник уверенно отреагировал:

– Теперь, Мстислав, ты и есть тот легендарный Давид, а значит победишь!

Схватка, почему-то, оказалась на удивление короткой. Соперники сошлись и Редедя, ухватив Мстислава своими длинными и загребущими, словно грабли, ручищами, сжал князя так, что у того потемнело в глазах, и хрустнули рёбра. Про себя он воскликнул: «Матерь Божья, помоги! Возьми под крыла своея!». Тут же он вспомнил, чему учил его старый Богун: сделал противнику подсечку своей левой ногой под его правую ногу и резко толкнулся на Редедю всем корпусом. Тот завалился на спину и от неожиданности расцепил руки, что и стоило ему жизни. Мстислав мгновенно выхватил нож и профессионально всадил его в грудь противнику. Всё было кончено, а люди даже не успели что-либо понять: то ли это случайность, то ли высшие силы вмешались. Зато Тмутараканский князь точно знал, кому он обязан. Перекрестившись, он с благодарностью посмотрел в чистое, синее небо, где высоко парил горный орёл, и показалось князю, что это сама Богородица благословляет его…

Наконец, он вскочил с колен и в волнении поднял над собою руки. Строй тмутараканцев взорвался победным кличем: «Хур-ра-а!». Касоги же сошли с коней, сняли свои косматые папахи и встали на одно колено в знак признания и покорности новому властелину. Давид, вскочив на коня, подлетел к строю касогов и крикнул:

– Воины! Клянитесь в верности победителю, князю Мстиславу! Теперь он ваш хозяин! Вы своими ушами слышали, что победитель в поединке получит всё! Так пожелал, и так повелел ваш бывший владыка, князь Редедя!

Касоги, приложив правую ладонь к сердцу, склонили головы перед Мстиславом, который тут же громко распорядился, обернувшись к строю тмутараканцев:

– Юсуф! Принимай команду под своё начало! Воины! Это ваш товарищ, и вы его знаете! Теперь он ваш командир и мой помощник, а, кроме того, он мой кунак!

Довольные касоги начали скандировать:

– Ю-суф! Ю-суф! Ю-суф!

Мстислав, одеваясь, усталым голосом бросил Давиду:

– Командуй двигаться всем в Балту! Редедю положите на свободную телегу, он погиб как герой на поле брани и заслужил все почести воина…

*****

Предводители касожских племён, орд и родов собрались в большом, из оранжевого шёлка, шатре возле дома Редеди. Приехали они, по кличу хозяина, из разных концов Предкавказья ещё накануне, а утром, ещё до победья, собрались здесь, в шатре, где и выслушали сообщение гонца Мстислава, о том, что тот прибыл к Бараньим лбам для ратоборства. Они были уверены, что Редедя, возглавлявший этот военно-племенной союз, победит тмутараканского князя, как побеждал он ранее своих противников. Редедя с войском отбыл к месту сражения, а они сидели в шатре и громко спорили, кто и как будет хозяйничать в землях князя Мстислава после его неминуемого поражения…

Однако в жизни часто происходит не так, как планировалось. Солнце уже клонилось к вечеру, когда в Балту вернулось целым и невредимым касожское войско, а вместе с ним пришла и рать Мстислава. Только вот Редедю, а вернее его бездыханное тело, привезли на телеге. Об этом им сообщил испуганный донельзя домовой служка из рабов.

Абсолютно не ожидавшие такого вот конца, вожди, растерялись. Сидели в шатре, онемев, не зная, что сказать, не зная, что ожидать и как себя вести в совершенно изменившихся условиях. Молчали, не смея даже взглянуть, друг на друга, каждый готовился к самому худшему: нагрянут вот сейчас сюда, в шатёр, эти хазары с русами, да и прикончат их сразу. И это был бы ещё хороший конец, а ну, да как им взбредёт в голову взять, да и сварить их в больших, общинных котлах, заживо.

Вот полог входа в шатёр отогнулся, и в него хлынули золотые потоки лучей вечернего солнца, – это конец, пронеслась трепетная мысль у всех собравшихся здесь. Ослеплённые ярким солнечным светом они закрыли глаза, приготовились к самому худшему и, вдруг, услышали знакомый насмешливый голос:

– Чего расселись тут? Чего ждёте?

Ошарашенные, они открыли удивлённые глаза и увидели давно известного им Юсуфа, а рядом с ним стоял богатырь в дорогом воинском облачении. Стоял, скрестив руки на груди, смотрел куда-то в сторону, поверх их голов, и, как казалось им, зловеще молчал. Даже дыхание замерло у этих хитрецов, предводителей орд и родов: он решает, какой казнью наказать их за разговоры, за споры о том, как поделить его земли между собой. А они накануне ещё советовались с жёнами, где им лучше жить: в своих аулах или в портовых городах у тёплого моря, в больших светлых домах, в шёлке и неге. Каждый теперь со страхом думал: тьфу на этих проклятых жён, пропади они пропадом – сохранить бы головы, а жёны найдутся. Надо было отмалчиваться, а не драть тут глотку, не делить шкуру неубитого барса. Теперь вот попробуй-ка вспомнить, чего в ажиотаже наговорил, кому от жадности доверился? Вот она жизнь – долго её бережёшь, да вмиг теряешь! И с кем вздумали хитрить? С тмутараканским ястребом! Спрячешься ли от смерти, перехитришь ли зверя?

И вот он повернул к ним своё твёрдое, суровое, неотвратимое лицо и люди замерли, а он спокойно произнёс:

– Теперь мне дань платить будете!

Они, застыв, смотрели, ещё не уразумев его слов, а он уже шагнул за полог шатра, даже больше не оглянувшись на них. Они переглядывались друг с другом восхищёнными, сверкающими глазами, восклицая:

– О милостивейший, о справедливейший из правителей! Да мы исполним любое его желание!

Уставившись на Юсуфа, словно бараны на новые ворота, одновременно подумали: а этот-то кто теперь? Ведь Редедя прогнал его в прошлом году из войска, а он вот нового хозяина нашёл, как видно более могущественного, да видать в большой чести у него. Знать бы раньше, так прикончить бы его, змея, а теперь вот гни спину перед ним.

– Ну, чего сидите тут, буркала свои на меня пучите!? Милостью князя Мстислава я теперь командующий всеми войсками касогов! Идите, обряжайте своего бывшего владыку в небесное войско великого Тенгри-хана.

Предводители и князьки родов кинулись к выходу из шатра, толкаясь и крича вразнобой:

– Плевать! На черта он нам нужен! У него своя родня есть, пусть она и позаботится!

Юсуф презрительно бросил им вслед:

– Кинулись, как стадо баранов на водопой! Собаки! Вот так всегда: пока в силе человек, так пресмыкаются, а как загнётся, так его не только оплюют, а и готовы разодрать по частям, словно голодные псы ослиную шкуру на помойке…

На поляне, перед большим домом Редеди горел костёр, вернее рдела огромная куча красных углей, над которой, надетый на длинный железный шампур, запекалась здоровенная бычья туша. Капли жира, падая с туши на угли, вспыхивали маленькими жёлтыми огоньками. Вечерний воздух был густо напоен запахами жареного мяса, подгоревшего жира, конского и человеческого пота. Хазарские и касожские воины деловито сновали туда-сюда, таская на плечах сёдла, какие-то мешки, видимо готовились к пированию в честь почти бескровной победы князя Мстислава.

Некоторые из предводителей родов, под шумок, сунулись, было к коновязи, нашли своих лошадок, да и попытались скрыться. Только их затея не удалась: на выезде из аула их встретили хазарские конные патрули с такими звероподобными лицами, с такими косами и зубами, что не приведи Боже увидеть такие во сне. Сбежавших князьков тут же завернули обратно. Большинство же предводителей не стали искушать судьбу, а по приглашению Юсуфа уселись вокруг костра. Слуга длинным тесаком отрезал с бычьей туши подрумянившиеся куски мяса и горячими совал в руки гостям. Те, обжигаясь, ели несолёные куски, опасливо озираясь, не обидеть бы ненароком нового хозяина, а скорей слуг его, чего доброго донесут, что кто-то из них проявил недовольство…

Глава 4. ДОЛЬМЕНЫ КАВКАЗА, ХРОНОЯМЫ

Прошла неделя. Войсковые части касогов, хазар и русов перезнакомились друг с другом, обменялись ратными приёмами, умениями, рассказали о разных своих обычаях, можно сказать сжились, а приказа куда-либо выступать всё не было.

Князь Мстислав, сидя в избе Редеди, провёл утром седьмого дня совещание со своими соратниками. Здесь собрались Давид, Юсуф, Ханукка и командир русского отряда княжеской дружины Захарий. Давид первым делом сообщил Мстиславу:

– Предводители кланов домой просятся, княже!

Мстислав долго раздумывать не стал. Махнув рукой, распорядился:

– Отпускай их, пусть разъезжаются, только приставь к каждому боле-мене грамотного десятника. Пусть будет при каждом вожде нашим тиуном и следит, как тот выполняет десятину. Ведь ты же их всех переписал, и сколько у каждого людей, и сколько скота имеется: овец, коней, коров, какой приплод, сколько пшеницы сбирают? Они ж тебе сообщили о своём доходе? Наврали, конечно! Ну, да ничего, о воровстве с их стороны обязательно какая-нибудь гнида, какой-нибудь их же завистник, нам и сообщит. Не зря же здешние касоги говорят: «Белая собака, чёрная собака – всё одно собака!». Вот пусть наши тиуны всё и проверят на месте! Пусть каждый тиун выберет себе охрану из своих ратников, но не более десятка. Через год мы их поменяем местами, чтоб не заворовались.

– А нам что делать? – Давид ожидающе уставился на князя.

– Давай так поступим! – Мстислав суровым взглядом окинул своих военачальников. – Ты, Захарий со своими ребятами вертаешься домой, заберёшь с собой семью Редеди, жену его с двумя пацанами, теперь я о них должон заботу поиметь. При мне оставишь две сотни ратников во главе с Олегом Забиякой. Ты, Ханукка, с хазарами пока здесь останешься, в Балте. До моего возвращения, будешь моим наместником. Ну, а ты, Юсуф, касожских воинов распусти по домам, а то они тут всех баранов съедят, на расплод не оставят, но пусть всегда будут наготове, могут понадобиться. За баранов жителям аула заплати из дружинной казны. При себе оставь три сотни и пойдёшь со мной.

– А я?! – встрепенулся Давид.

– Со мной пойдёшь! Куда ж я без тебя! – улыбнулся Мстислав.

– А куда идём-то?

– Проверим все западные округа, а заодно тамошние дороги и путь в Грузию! Царь Баграт Ш в гости звал, аль забыл?! А тебя, Юсуф, я бы к молодой жене отпустил, да пока не могу, ты уж не обессудь! Тебе ведь те места знакомы – вот по то и беру тебя с касожскими нукерами.

– Победителю Редеди я всегда рад услужить, князь! Жаль только, что не я его прикончил!

– А осилил бы такого бугая? – усмехнулся Мстислав.

– Я без страха вышел бы с ним на поединок, князь! И даже, если бы он меня удавил, честь моя осталась бы при мне! – хмуро заключил Юсуф.

– Ну, ладно, други мои! Завтра поутру выступаем! Идите, готовьтесь! Давид, пришли ко мне эту Дарико с детьми!

Через короткое время в комнату вошла женщина, с двумя подростками, которые робко поглядывали из-за материнской спины на человека, который в одночасье лишил их отца, сам, став по обычаю на его место. Женщине было за тридцать, но чёрная траурная одежда только подчёркивала стройность стана и красоту восточного лица. Мстислав, при её появлении встал, шагнул ей навстречу, прижал к своей широкой груди. Она не отстранилась, печально уткнувшись ему в плечо.

– Сердца на меня не держи, Дарико! – утешительно заговорил князь по-тюркски. – Твой муж погиб в честном поединке, такова судьба! Теперь я отец твоим детям, смирись! Если бы я погиб от руки Редеди, он бы стал отцом моих детей, таков обычай.

– Я знаю! – ответила женщина.

– Поедешь завтра ко мне, в Таматарху! Там тебе и парням будет хорошо, не беспокойся понапрасну. Там море, много разных людей, учёных, хронистов, ребята будут учиться наукам, языкам, воинскому делу. Ты ведь, небось, кроме Балты нигде и не была?

– Была, давно! Я же грузинка, дочь князя Отари Чиковани из Кахетии. Редедя пленил меня и других при набеге на Грузию в молодости.

– Ты христианка?

– Да, мой господин! – Дарико подняла огромные глаза на Мстислава, в которых мелькнула тень надежды. Князь слегка отшатнулся, ему показалось, что на него с печалью смотрит сама Богородица.

– А дети? – спросил он.

– Здесь некому было их крестить! – был ответ. – Половина жителей Балты исповедуют ислам, а остальные язычники, в том числе и мой бывший муж. Так что я жила в постоянном грехе!

– Ладно, в Таматархе окрестишь детей, да сама пройдёшь очищение! – заметил князь и взглянул на мальчишек.

– А что добрые ребята, мосластые! – одобрил Мстислав. – Хорошие из них получатся воины, Дарико, так что не грусти! Вместе с моими детьми взрастут, и не заметишь! А на Грузию, пока я жив, больше никто набегов не сделает. Грузинский владыка, царь Баграт Ш, предлагает мне дружбу, и я принимаю её. С севера Грузию больше никто не потревожит! Кстати твоё имя Дарико означает «Дар богов», а по-нашему, по-русски, звучит как Дарья, Даша. Так что Дашенька, – князь мягко и участливо прикоснулся к плечу женщины, – ничего не бойся, будешь жить с ребятишками в покое и неге…

На следующее утро, когда объединённая рать Мстислава, разделившись, расходилась по разным сторонам. Князь напутствовал Захария по-русски:

– Ну, гляди, Захарий, егда чрез Кубань правиться будешь, помни о зигах, дабы в хвост тебе не вдарили! Жёнок и детишков с телегами на плотах чрез реку перетянешь. Егда в Таматарху возвернёшься, тако начинайте сенокос на две тыщи коней, не то трава выгорит, колос перестоится. Оно може снега и мороза не будет, но сена на студень, да и капель запасти надо. Найди средь ромеев доброго зодчего, да найми трудников, пущай ломают и возят в Таматарху камень, хотя для крепостной стены сколько-то уже запасли, можно и оттуда взять. Я приеду, расчёт содею щедрый, да и ты денег не жалей.

– Зачем камень-то, княже? – удивился Захарий.

Князь мечтательно посмотрел в сторону востока, на встающее из сиреневой дымки солнышко, сказал просто:

– Церковь будем ладить, Захарий, из доброго камня, во имя Рождества Богородицы! Дабы храм сей Божий, был светел, красен и высок! Место для храма владыка Макарий укажет.

– Доброе дело ты замыслил, княже! – восхитился Захарий. – Храм Божий из камня! Усё сполню, Мстиславе, и людей, и коней к энтому делу приставлю, и мастеров сыщу!

*****

Отряд из пятисот всадников во главе с Мстиславом за месяц посетил около двух десятков селений, оставляя в них своих тиунов. По плохим дорогам, а лучше сказать тропам, протоптанным овечьими стадами, князь с отрядом вышел на побережье, где вдоль моря пролегала боле-менее хорошая дорога. Этот древний путь, со знанием дела, проложили ещё римские солдаты, а до них здесь ездили сарматы на своих скрипучих арбах. На этой дороге вполне могли разъехаться две гружёные телеги, а через горные речки, стекавшие с гор Большого Кавказа в море, были перекинуты арочные мосты из пластинчатого камня. По этой же дороге на юг, пять веков назад, бурным потоком, смывая всё на своём пути, пронеслась неукротимая конница гуннов. Теперь же по ней ходили караваны торговцев с внушительной охраной; ну, а уж богатые товары привлекали зигов, здешних горных разбойников.

Мстислав мог бы по этой приморской дороге вернуться в Таматарху, но надо было ещё посетить несколько аулов, расположенных в предгорьях, а потому отряд повернул на восток. Места здесь оказались довольно странными: безлесные возвышенности сменялись заросшими карагачем, ольхой и буками долины с горными речками и родниками. Разнотравье в долинах и на косогорах обеспечивало прокорм значительным стадам скота для местных жителей. Вроде бы добрые места, а людей было маловато. Иной раз за весь день пути так никого и не встречалось.

Отряд остановился в одном ауле на ночёвку и короткий отдых. Селение казалось каким-то захудалым: жильё местных касогов представляло собой какие-то полуземлянки и это несмотря на обилие леса из ясеня, дуба и буков. Жилища эти были хаотично разбросаны по пологому склону. Низ такого жилья, частично зарытого в почву, был сложен из дикого камня, а верх состоял из трёх-четырёх грубо обработанных венцов ясеневых или дубовых брёвен. Косые крыши из жердей накрыты дёрном. Видно местные касоги не желали утруждать себя строительством, справедливо считая, что очередные грабители всё равно предадут всё огню, а жить и в таких домишках можно.