Мнемофаг

Петто откинулся на спинку стула. Картина была абсурдной. Представить себе кости поэта XVIII века под полированным гранитом пола, где покупатели выбирают кашемировые свитера или лакомятся фисташковым мороженым… Это было квинтэссенцией Фальтико.

Но расчетов на бумаге было недостаточно. Нужно было идти на место. Увидеть все своими глазами, попытаться найти какие-то сохранившиеся ориентиры, если это вообще возможно, или хотя бы просто почувствовать пространство. Он решил отправиться в «Галерею Времен» прямо сейчас, пока дневной свет еще позволял что-то разглядеть снаружи и внутри было не так многолюдно.

Он поднялся наверх, чтобы предупредить Аню. Она сидела за своим компьютером, но взгляд ее был отсутствующим. Увидев Петто, она снова улыбнулась, но в улыбке была тень тревоги.

«Я схожу в "Галерею", – сказал он. – По работе. Нужно свериться с планами на месте».

«В торговый центр?» – она удивилась. Обычно его работа не требовала выездов в такие места.

«Да, там… сложный случай. Старое захоронение под зданием».

«Ох, Петя… – она поморщилась. – Опять твои кости и склепы».

«Работа есть работа, – он пожал плечами, стараясь говорить бодро. – Зато клиент хорошо платит. Нам теперь не помешает». Он кивнул на ее живот, и Аня снова зарделась.

«Будь осторожен там», – сказала она тише.

«В торговом центре? Чего там бояться? Скидок?» – попытался пошутить он, но шутка вышла натянутой. Он поцеловал ее и спустился вниз.

На улице дождь почти прекратился, оставив после себя мокрый асфальт и свежий, прохладный воздух. Петто поднял воротник пальто и направился к ближайшей остановке. «Галерея Времен» находилась в самом центре города, недалеко от его дома.

Торговый центр встретил его потоками теплого воздуха, ярким светом, тихой музыкой и гулом голосов. Огромное пространство атриума уходило вверх на несколько этажей, сверкая стеклом и хромом. Люди двигались неторопливо, с пакетами покупок, стаканчиками кофе, колясками. Обычная жизнь современного мегаполиса.

Петто чувствовал себя здесь чужим, как и всегда в подобных местах. Он достал из папки сложенный чертеж третьего этажа и направился к эскалатору. Поднимаясь, он смотрел на мелькающие витрины, на беззаботные лица покупателей. Никто из них и не подозревал, что под их ногами лежит история – не только музея, но и сотен людей, похороненных здесь два с половиной века назад.

Третий этаж. Он сошел с эскалатора и огляделся. Вот он, угол, который его интересовал. Справа – витрина «Синьора Антонио» с безупречно одетыми манекенами. Слева – яркая вывеска «Сладкой жизни», откуда доносился сладкий запах ванили и смех детей. Между ними – небольшой участок гладкого, серого гранитного пола, часть прохода.

Петто подошел ближе, делая вид, что рассматривает витрину магазина. Он достал из кармана маленький лазерный дальномер и незаметно попытался измерить расстояние до колонн и стен, сверяясь с чертежом. Все сходилось с пугающей точностью. Именно здесь, под этими плитами, где сейчас стояла девушка с пакетом из обувного магазина и разговаривала по телефону, когда-то была северная стена кладбища Святого Лазаря, и где-то здесь покоился Марион Хиккс.

Он сделал несколько шагов по этому участку, пытаясь представить… И вдруг остановился. Воздух вокруг словно стал плотнее и холоднее. Не резкий порыв из вентиляции, а медленное, обволакивающее похолодание, от которого по спине пробежали мурашки. Тихая музыка, игравшая в холле, показалось, исказилась, превратившись на мгновение в протяжный, стонущий звук, похожий на скрип несмазанных ворот или… или плач?

Петто резко обернулся. Девушка с телефоном отошла. Рядом прошла пара с ребенком, смеясь над чем-то. Никто, казалось, ничего не заметил. Музыка снова играла ровно. Но холод не проходил. Он исходил откуда-то снизу, от пола. Петто посмотрел под ноги. Гладкий серый гранит. Но на долю секунды ему показалось, что поверхность под его ногами стала темнее, словно влажная земля проступила сквозь камень. Он моргнул. Снова твердый, сухой гранит.

Паника начала подступать к горлу. Это было не похоже на усталость или игру воображения. Он чувствовал это – холод, звук, мимолетное видение – слишком отчетливо. Он сделал шаг назад, к витрине магазина. И тут его ноздрей коснулся едва уловимый запах. Не ваниль из кафе-мороженого, не парфюм из бутика. Это был запах сырой земли, прелых листьев и еще чего-то… сладковато-тошнотворного. Запах тлена. Тот самый, который он иногда улавливал в самых старых уголках своего архива, но здесь он был неуместен, чужероден.

Он быстро убрал чертежи и дальномер в папку и почти бегом направился к эскалатору, не оглядываясь. Сердце колотилось где-то в горле. Нужно было выбраться отсюда, на воздух, подальше от этого места. Спускаясь вниз, он бросил взгляд наверх, на тот угол третьего этажа. Там все было как обычно – свет, люди, блеск витрин. Ничего необычного.

Но Петто знал, что он чувствовал. И это было неправильно. Совершенно неправильно. Что-то было не так с этим местом. Что-то было не так с этим городом, который так старательно пытался похоронить свое прошлое под блестящей оберткой современности. И это что-то, казалось, начинало просачиваться наружу.

Попытка отделаться от этой мысли оказалась тщетной. Образы и ощущения, пережитые на третьем этаже «Галереи Времен», преследовали Петто всю дорогу обратно. Холод, исходящий от пола, искаженный звук, мимолетный запах тлена – все это никак не укладывалось в его рациональную картину мира. Он ускорил шаг, почти бегом пересекая улицы, игнорируя сигналы машин и удивленные взгляды прохожих. Ему нужно было вернуться в свое убежище, в тишину и порядок архива, где реальность была предсказуемой и подчинялась законам логики и документации.

Заперев за собой тяжелую входную дверь, он несколько мгновений просто стоял в полумраке коридора, прислушиваясь к тишине дома. Привычные запахи пыли и старой бумаги показались успокаивающими. Здесь не было места резким перепадам температуры или необъяснимым звукам. Здесь все было на своих местах.

Он прошел в свой кабинет, сел за дубовый стол, но не мог сразу взяться за работу. Сердце все еще стучало учащенно. Он провел рукой по лицу. «Усталость, – убеждал он себя. – Нервы из-за новостей от Ани. Плюс специфическая атмосфера торгового центра – вентиляция, акустика, запахи из кафе… Мало ли что могло показаться». Он изо всех сил цеплялся за эти рациональные объяснения, пытаясь вытеснить липкое, иррациональное чувство страха.

Чтобы отвлечься и вернуться к привычной рутине, он решил немедленно закончить дело с Марионом Хикксом. Клиент ждал результат. Петто открыл ноутбук, внес последние коррективы в электронную карту, совместив все три слоя – кладбище, музей, торговый центр. Он максимально точно обозначил вычисленную точку захоронения поэта, сопроводив карту кратким отчетом, где перечислил использованные источники и методику расчета, опустив, разумеется, любые упоминания о своих странных ощущениях на месте. Все было сухо, профессионально, по-деловому.

Он открыл почтовую программу, нашел адрес помощника анонимного клиента и прикрепил файлы. В теле письма написал всего несколько строк:

«Уважаемый господин N. В приложении направляю результаты исследования по вашему запросу касательно места захоронения Мариона Хиккса. Точность определения максимально возможная, учитывая наслоение эпох и отсутствие точных ориентиров XVIII века. Готов ответить на уточняющие вопросы. С уважением, Пётр Воронов, "Архивное бюро Вороновых"».

Он перечитал текст, проверил вложения и нажал кнопку «Отправить». Щелчок виртуальной отправки прозвучал в тишине кабинета неестественно громко. Дело сделано. Можно было выдохнуть и забыть об этом странном заказе, о кладбище под бутиками, о мимолетном помешательстве в «Галерее Времен».

Петто закрыл ноутбук. Он чувствовал усталость, но и некоторое облегчение от завершенной работы. Он попытался убедить себя, что все странности были лишь игрой воображения, вызванной спецификой задания и личными переживаниями. Он снова был в своем мире, среди пыльных папок и надежных фактов.

Но где-то глубоко внутри остался холодок. Воспоминание о внезапном холоде гранитного пола и запахе сырой земли не отпускало. Словно он действительно заглянул под блестящую кожу города и увидел там что-то, чего видеть не должен был. И отправленный отчет теперь казался не просто выполненной работой, а чем-то иным – возможно, ключом, который он передал в чужие руки, не зная, какую дверь тот должен открыть.

Дни после отправки отчета по Мариону Хикксу тянулись медленно, наполненные тихой тревогой ожидания. Ответа от клиента не последовало – ни подтверждения получения, ни уточняющих вопросов. Полное молчание. Петто проверял почту каждые полчаса, но папка «Входящие» оставалась удручающе пустой. Эта тишина нервировала его даже больше, чем могли бы нервировать странные вопросы. Она казалась неестественной, словно за ней скрывалось что-то еще.

Одновременно росло его собственное беспокойство. Ощущения в «Галерее Времен» не отпускали, всплывая в памяти в самые неподходящие моменты – за обедом с Аней, во время перелистывания очередного фолианта. Холод гранита, запах тлена… Он пытался отмахнуться, но образы были слишком яркими. Аня замечала его рассеянность, спрашивала, все ли в порядке, и он отговаривался усталостью и волнением за них обоих. Он не хотел пугать ее своими иррациональными страхами, особенно сейчас.

Чтобы занять руки и голову, чтобы загнать непрошеные мысли обратно в темный угол сознания, он решил взяться за новый заказ, который как раз поступил через электронную форму на сайте их бюро. Заказ выглядел идеальным противоядием: чисто кабинетная работа, требующая глубокого погружения в документы, но не предполагающая никаких вылазок в сомнительные места. К тому же, тема была строго архитектурной, далекой от кладбищ и забытых проулков.

Заказчиком выступал некий Игнациус фон Штрум, назвавшийся ведущим архитектором «Von Strum Atelier». Имя показалось Петто нарочито вычурным, но в мире искусства и архитектуры такие попадались. Фон Штрум писал витиевато, но суть запроса была ясна. Он работал над новым, амбициозным проектом – серией жилых зданий в Фальтико, которые должны были, по его словам, «творчески переосмыслить и реинтегрировать латентную готическую идентичность города в современную урбанистическую ткань». Проще говоря, он хотел строить дома в готическом стиле, но с современными удобствами.

Учитывая, что Фальтико и без того изобиловал образцами готической и неоготической архитектуры – от старого Королевского замка и кафедрального собора до мрачноватых доходных домов конца XIX века, – идея фон Штрума выглядела вполне логичной, хоть и несколько экстравагантной для жилой застройки XXI века. Но суть его запроса к Петто была еще интереснее.

Фон Штрум не искал чертежи существующих зданий. Его интересовали архитектурные планы, эскизы и проекты жилых домов в готическом стиле (или его местной интерпретации), созданные в Фальтико в XVII веке (период с 1600 по 1699 год), но по тем или иным причинам не реализованные. Он искал «архитектурных призраков», как он сам выразился, – идеи, которые так и остались на бумаге, чтобы дать им жизнь сейчас, спустя четыре столетия.

Задача была не из легких. XVII век для Фальтико был временем бурного роста, но и частых пожаров, перестроек, а главное – не самой лучшей сохранности архивов именно по гражданской, тем более нереализованной, архитектуре. Основное внимание тогда уделялось фортификационным сооружениям, церквям и дворцам знати. Найти подробные чертежи именно жилых готических домов, да еще и отвергнутых… это требовало глубокого погружения в архивы Городской управы того времени, возможно, в записи ремесленных гильдий каменщиков и плотников, или даже в частные семейные архивы старых родов, если удастся получить к ним доступ.

Именно то, что нужно, подумал Петто. Сложная, кропотливая, чисто историческая работа. Никаких подозрительных углов в торговых центрах, никаких сомнительных проулков. Только он, документы и вызов его профессиональным навыкам. Он с готовностью принял заказ, отправив фон Штруму подтверждение и запросив стандартный аванс. Ответ пришел почти мгновенно, вместе с уведомлением о переводе средств. По крайней мере, этот клиент был оперативен и платежеспособен.

Петто с энтузиазмом принялся за дело. Он выделил на столе место под новую стопку папок, начал составлять список потенциальных источников, запрашивать доступ к нужным фондам в центральном городском архиве (его собственное бюро специализировалось больше на частных и менее официальных документах, хотя и казенные бумаги у них тоже имелись). Он снова почувствовал себя в своей стихии. Поиск нереализованных готических проектов XVII века был похож на собирание сложного пазла из почти исчезнувших фрагментов.

Он погрузился в изучение старых городских указов, протоколов заседаний строительных комиссий, переписку бургомистров и архитекторов той эпохи. Нашел несколько упоминаний о проектах, которые были отклонены как «излишне мрачные» или «не соответствующие духу времени» (что было иронично, учитывая готическую основу Фальтико). Наткнулся на жалобы горожан на предложенные проекты домов с «остроконечными крышами, пугающими детей» и «узкими окнами, как в тюрьме».

Постепенно вырисовывалась картина: даже в XVII веке были зодчие, пытавшиеся идти против течения, предлагавшие проекты, которые казались современникам слишком архаичными или вызывающими. Именно их наследие и искал Игнациус фон Штрум.

Работа увлекла Петто, почти вытеснив недавние тревоги. Он часами сидел над документами, расшифровывая старонемецкие или латинские надписи, сравнивая эскизы фасадов, отыскивая крупицы информации. Аня заметила перемену в нем, его вернувшееся спокойствие и сосредоточенность. Она радовалась, что он снова погружен в свою любимую работу, и старалась не беспокоить его лишний раз.

Мир снова сузился до стен архива, до шелеста страниц и скрипа карандаша. И Петто почти поверил, что холод гранитного пола и запах тлена были лишь досадным сбоем в его упорядоченной реальности, случайным глюком, который больше не повторится. Почти.

Петто трудился уже несколько часов, погруженный в мир XVII века. Планы зданий с островерхими крышами, узкими стрельчатыми окнами и затейливой резьбой по дереву лежали перед ним на столе. Он разбирал пояснительные записки, написанные витиеватым почерком на плотной, пожелтевшей бумаге, сравнивал сметы расходов, читал протоколы отказов строительных комиссий. Работа шла хорошо, он нашел уже два весьма интересных, хоть и нереализованных проекта жилых домов, которые наверняка заинтересуют его эксцентричного клиента. Архив привычно молчал, лишь изредка нарушаемый шелестом переворачиваемых страниц и тихим гудением системного блока компьютера.

И тут он это почувствовал. Сначала – едва уловимый запах, который пробился сквозь привычный аромат пыли и пергамента. Запах был странным, незнакомым для этих стен. Это был не смрад гниения, как в тот раз в «Галерее», а что-то другое… Едкий дым от горящих дров или угля, резкий, аммиачный запах конского навоза и сырой соломы, и под всем этим – кисловатый дух немытых тел и прокисшего пива. Запах не города, но деревни, или, скорее, города очень старого, еще не отмытого и не забронзовевшего.

Петто поморщился, отвлекшись от чертежа. Откуда это? Может, что-то горит на улице? Или мусорные баки во дворе переполнены? Он прислушался. И понял, что изменился не только запах. Изменился звук.

Привычная фоновая тишина, изредка прерываемая шелестом шин современных электромобилей или далеким гулом городского транспорта, исчезла. Вместо нее снаружи нарастал совершенно иной шум. Частый, дробный стук – множество копыт по камню. Скрип несмазанных деревянных колес. И голоса – не приглушенный гул толпы, а резкие, громкие выкрики, брань, смех, плач ребенка. Звуки были ближе, громче, хаотичнее, чем должны были быть. Словно улица за окном внезапно ожила, но ожила жизнью совсем другой эпохи.

Сердце Петто сделало тревожный кульбит. Это было слишком похоже на то, что он испытал в торговом центре – искажение реальности, но теперь оно пришло к нему сюда, в его крепость. Дрожащей рукой он отодвинул стул и подошел к высокому стрельчатому окну. За окном все еще был тот же двор и та же улица, но…

Он резко отдернул руку от рамы, словно обжегшись. На одно, самое долгое мгновение мир за стеклом полностью изменился. Мощеный двор архива превратился в грязную, ухабистую площадь. Вместо редких припаркованных машин – телеги, запряженные худыми лошадьми, груженые бочками и тюками. Люди в странных, темных одеждах – мужчины в камзолах и широкополых шляпах, женщины в длинных юбках и чепцах – сновали туда-сюда, кричали, торговались. На месте соседнего офисного здания вырос кривой, фахверковый дом с нависающим верхним этажом, из окон которого кто-то выплескивал помои прямо на улицу. Воздух казался густым от дыма и испарений. Небо было того же серого цвета, но сам свет казался другим – более тусклым, резким. Вдалеке виднелись остроконечные шпили и башни, некоторые из которых он только что видел на чертежах XVII века. Это был Фальтико, но Фальтико четырехсотлетней давности.

Видение длилось лишь секунду, может, две. Он моргнул, и все исчезло. За окном снова был привычный двор, тихая улица, современные здания. Но сердце колотилось так, что отдавало в висках. Он отшатнулся от окна, тяжело дыша. Это не было похоже на усталость или игру воображения. Это было слишком реально, слишком детально.

Он обернулся, намереваясь дойти до стола, налить себе воды из графина. И застыл на месте.

За его дубовым столом, на его стуле, сидел человек. Старик. Он был сгорблен, одет в темный, потертый камзол неопределенного цвета и простую белую рубаху с потемневшим от грязи воротом. Седые, редкие волосы были собраны в неопрятный хвостик. Лицо старика было испещрено глубокими морщинами, кожа имела пергаментный оттенок, а маленькие, глубоко посаженные глазки смотрели на Петто с непонятным выражением – то ли усталым любопытством, то ли затаенной насмешкой. В одной руке старик держал гусиное перо, кончик которого завис над одним из чертежей XVII века, лежавших на столе Петто, словно он только что собирался сделать пометку.

Мир снова замер. Тишина в комнате стала абсолютной, звенящей. Петто не мог ни пошевелиться, ни вздохнуть. Он смотрел на старика, а старик смотрел на него. Не было ни страха, ни удивления на морщинистом лице – лишь спокойное, изучающее внимание. Словно Петто был не хозяином этого кабинета, а неожиданным посетителем, вторгшимся в его рабочее пространство.

Секунда растянулась в вечность. А потом старик медленно, почти незаметно, качнул головой, словно признавая что-то или кого-то. И в тот же миг он исчез. Просто растворился в воздухе, как дым от свечи. Стул был пуст. На столе лежали те же чертежи, нетронутые. Перо исчезло.

Петто попятился, пока не уперся спиной в холодный стеллаж с книгами. Дыхание вырвалось из груди сдавленным хрипом. Он обвел безумным взглядом комнату. Все было на своих местах. Тишина. Привычный запах пыли. Никаких следов вторжения.

Но он видел. Он видел улицу из прошлого. Он видел старика за своим столом. Это не было галлюцинацией. Это было вторжение. Реальное, осязаемое, здесь, в его святая святых.

Ужас, холодный и липкий, охватил его с новой силой, гораздо большей, чем в «Галерее Времен». Там это было мимолетное ощущение, странность. Здесь – явное присутствие чего-то чужого, невозможного. И оно было связано с его работой. С теми самыми документами, в которые он погрузился, пытаясь убежать от предыдущих страхов.

Он больше не мог это игнорировать. Не мог списывать на стресс или усталость. Что-то происходило. Что-то было связано с прошлым этого города, с его забытыми или стертыми частями. И оно начинало прорываться в его мир. И теперь оно знало, где его найти.

Глава 3. Корни

Руки Петто мелко дрожали, когда он наконец заставил себя отойти от стеллажа и вернуться к столу. Пустой стул, на котором только что сидел призрак из прошлого, казался эпицентром ледяного поля. Он обошел его по широкой дуге, словно боясь потревожить невидимый остаток присутствия, и тяжело опустился на другой стул, стоявший поодаль.

«Соберись, Воронов, соберись», – прошептал он, обращаясь к себе как к постороннему. Голос был хриплым и неуверенным. – «Работа. Нужно закончить работу».

Эта мысль была абсурдной на фоне пережитого ужаса, но именно она стала его спасательным кругом. Профессиональная привычка, въевшаяся за годы и поколения, оказалась сильнее парализующего страха. Даже если он сходит с ума, даже если его архив населили призраки, клиент ждет результат. Игнациус фон Штрум заплатил аванс, и он, Пётр Воронов, должен выполнить свою часть сделки. Это был островок порядка в бушующем море иррационального.

Он заставил себя посмотреть на стол, на разложенные чертежи XVII века. Тот самый лист, над которым мгновение назад склонялся старик с гусиным пером. На бумаге не было никаких следов, никаких лишних пометок. Но Петто казалось, что он видит на этом месте слабый, призрачный отпечаток, след несуществующего прикосновения.

Он глубоко вздохнул, пытаясь унять дрожь в руках. Нужно было систематизировать найденное и подготовить отчет для фон Штрума. Он потянулся к стопке документов, но пальцы, обычно такие ловкие и точные в обращении с ветхой бумагой, двигались неуклюже, цеплялись за края. Он уронил тонкий лист с эскизом фасада, и тот медленно спланировал на пол. Наклоняясь, чтобы поднять его, Петто бросил быстрый, испуганный взгляд на пустой стул за столом. Никого. Только игра света и тени.

Он снова сел и заставил себя сосредоточиться. Два проекта он уже отобрал. Нужно было проверить еще одну папку с разрозненными эскизами и записями гильдии каменщиков. Он открыл ее. Буквы плясали перед глазами. Знакомый, хотя и сложный, готический шрифт казался теперь чужим, зловещим. Он читал описание какой-то балюстрады, но мысли постоянно возвращались к морщинистому лицу старика, к его спокойному, изучающему взгляду. Кто это был? Призрак одного из тех архитекторов, чьи чертежи он изучал? Или что-то иное?

Каждый шорох в здании заставлял его вздрагивать. Скрипнула половица на втором этаже – наверное, Аня прошла по коридору. Но Петто инстинктивно вжал голову в плечи, ожидая нового вторжения. Тихий гул компьютера казался слишком громким, навязчивым. Он то и дело бросал взгляды на окно, ожидая снова увидеть там улицу из прошлого.

Он пытался сравнивать два похожих эскиза башен – один принятый к постройке (не для жилого дома, а для городской ратуши), другой – отвергнутый проект жилого дома, найденный им ранее. Нужно было отметить уникальные элементы нереализованного проекта, которые могли бы заинтересовать фон Штрума. Но его мозг работал словно через силу, с задержкой. Детали расплывались, логические связи ускользали. Он несколько раз ловил себя на том, что просто тупо смотрит на чертеж, не видя его, а снова и снова прокручивая в голове образ старика за столом. Запах дыма и навоза все еще стоял у него в носу, хотя воздух в комнате давно был чист.

Он сделал ошибку в датировке одного из документов, перепутав цифры, и заметил это только через несколько минут, когда уже начал писать пояснение в отчете. Пришлось стирать, переписывать нетвердой рукой. Работа, которая обычно заняла бы у него не больше часа, растянулась почти на три. Он чувствовал себя выжатым, как будто не просто перебирал бумаги, а разгружал вагоны. Ментальное напряжение было огромным.

Наконец, он отобрал три наиболее интересных нереализованных проекта XVII века, отсканировал чертежи и эскизы, насколько позволяло их состояние, и начал составлять сопроводительное письмо для Игнациуса фон Штрума. Он старался писать в своем обычном деловом стиле, но фразы получались рваными, приходилось несколько раз переформулировать предложения. Он описал найденные проекты, их особенности, причины отказа в постройке и потенциал для современной адаптации, как того и просил клиент.

Прежде чем нажать «Отправить», он еще раз окинул взглядом свой кабинет. Тишина. Порядок. Его стол, его книги, его мир. Но что-то неуловимо изменилось. Воздух казался наэлектризованным, тени в углах – более глубокими. Ощущение безопасности, которое он всегда испытывал в этих стенах, было подорвано.

Он прикрепил файлы к письму, перечитал текст в последний раз, стараясь не обращать внимания на легкую дрожь в пальцах, и кликнул мышкой. Письмо ушло. Заказ выполнен. Он сделал это.

Облегчения не было. Только глухая усталость и сосущее чувство страха. Он закрыл глаза, потер виски. Что делать дальше? Сказать Ане? Она будет волноваться, не поверит, решит, что он переработал. Обратиться к врачу? Что он скажет? «Доктор, я вижу призраков архитекторов XVII века за своим рабочим столом»?