Небо в алмазах

– У нас есть еще керосин? – спросил Бутлеров.

– Вы меня спрашиваете? – удивился Че.

– Ну, если вы мой помощник по работе с пространством и временем, то точно, вы поняли, где его искать.

– Да? Но здесь нет садов, тем более, о вишнях даже мечтать не придется ближайшие сто лет.

– Я мог бы попробовать сейчас найти Небо в Алмазах, – сказал Кетч.

– Давай, – ответил Бутлеров.

– Мне нужна помощь.

– А именно?

– Я должен взлететь.

– Хорошо, – ответил полковник, – но придется немного подождать.

– Сколько?

– Как только лед здесь растает – так взлетная полоса освободится от торосов.

– Значит взлететь не удастся? – спросил Кетч зачем-то. И добавил:

– Я мог бы попытаться сосредоточиться, и прямо с земли заглянуть за облака.

– Да? Ты в этом уверен?

– Нет, и знаете почему? Все хотел, но еще ни разу не пробовал.

– Хорошо, что для этого нужно? Взорвать самолет?

– Зачем?

– Чтобы у тебя появилось чувство безысходности.

– Нет, вы идите в сторону Нью-Йорка или Лос Анжелеса, а я если что, вас догоню.

– Если что? Мне это нравится.

Кетч остался один, и беспокойство овладело им.

– Да, но видимо не в этот раз, – решил он, ибо не чувствовал ничего похожего на подъем в небо, где встав на облако можно посмотреть еще выше:

– Есть?

Все шкуры они забрали с собой, и он залез в самолет, чтобы чувствовать себя в помещении. Но холод побеждал, не давал сосредоточиться. Кетч завел мотор, и даже не удивился, что на таком холоде он верно застучал пропеллерами. Ибо думал только о том, как найти для него разбег.

Кетч объехал несколько торосов и дальше не увидел ничего.

– Значит там пропасть, или, по крайней мере, уступ метров в пять, – и не стал снижать газ.

Сначала он ничего не понял: толи есть внизу что-то, толи нет ничего. Но это блеск солнца, отражающегося в воде.

Да, это была вода, ибо на ней была льдина и:

– Люди. – Но они почему не махали ему шапками.

И только заходя на второй круг Кетч понял, что они не только не видят его, но и не слышат звука.

– Что-то одно они должны бы распознать.

Понемногу самолет начал снижаться. Кетч раздумывал:

– Можно ли сесть на льдину?

Наконец, ему удалось понять, что нет:

– Слишком мала для того, чтобы успеть затормозить перед ледовитым океаном.

Мотор неожиданно заглох. И вот тут ему замахали люди на льдине. Но смотрели они в другую сторону, туда, где он был несколько минут назад – значит его самого не видели, а вдруг услышали звук, который уже умолк.

Самолет пошел на льдину.

– Зачем? – ахнул Кетч, – если сяду, то взлететь всё равно не удастся!

Тем не менее, чуда не произошло, и он сел, остановив межконтинентальный лайнер у кромки плещущегося океана.

Но нет, как он надеялся, его все еще не видели. Люди продолжали бросать в воздух шапки.

Наконец самолет замолчал, и один хомо повернулся. Он изумился, и молча побежал. Именно навстречу ему, на бегу раздеваясь, забыв, кто пред ним, а именно:

– Это была Щепка.

Она свалилась на него, как шарообразная лавина тепла и хлеба из рода полусладких:

– Это был рулет с вишней, изюмом и маком немецкого производства, по-видимому присылаемый Майеру до самого последнего времени из Чайного Домина на Зальцбургской горе.

И бывший официант не запылился тут же явиться:

– Вот ду ю сей? – спросил он и тут же попросил Щепку сделать достойный, прибывшего инопланетянина перевод, подбавив, как напутствие:

– Не верь, если скажет, что местный.

– Я его узнала, – хотела сказать Щепка, но логично почувствовала: – Майер не поверит ни за что. Хотя она ничего и не обещала.

– Вот ду ю сей? – опять зачастил Майер.

– Говорит, – сказала Щепка и подумала.

– О чем ты думаешь? – спросил ее Кетч.

– Думаю, что ты сказал в качестве благоприятного приветствия.

– Не могу ничего такого плюсного придумать.

– Вот придумал новое слово на местном диалекте, а это же мысль. – И обернувшись на следующие вполоборота к Майеру, молвила на его любимом немецком:

– Он знает путь на Ванкувер.

– Что хочет? – спросил Май.

– Пароль на прием посылки из космоса.

– Я его не знаю.

– Знаешь.

– Нет, нет и нет, – опять зачастил Майер. – И знаешь, почему? Когда я говорю неправду – на голове выпадет один волос.

– У тебя их и так почти нет, – зачем-то встрял Кетч.

– И знаешь почему? – спросил Ма. – Вот так же, как ты: слишком много умничал.

– Вы думаете – думать – это значит обманывать не только других, но и себя? – не понял Кетч.

– Как-как? – удивился Май его изворотливости. И добавил: – Тем не менее, я не полечу с человеком мне малоизвестным.

– Да? – удивился Кетч.

И еще больше он удивился, что его не узнал Пинч, когда подошел и сказал:

– Я таких самолетов никогда не видел.

Кетч отошел на пять шагов, и осмотрел свой, как он его любовно называл:

– Самовар издали:

– Ничего особенного, почти обычный Ку-Ку-рузник.

И не узнавший его Пинч ответил просто:

– Никогда не видел, чтобы у самолета был керосин.

– Там, мил человек, – решил просветить его Кетч, – это обычное дело.

– Нет, – упрямо ответил Пинч, – обычно – это самолет без керосина.

– Так, стало быть, вы здесь очень давно кукуете?

– Да ты что! Очень давно, – ответила Щепка, – опухли уже от рыбы, которую нам бросает океан на льдину.

– На сейчас ничего не осталось? – спросил Кетч.

– Только что была, но не переживай, если хочешь оставайся, и тогда поешь вместе с нами, – сказала ласково Щепка.

– Хорошо бы, но без хлеба, я не люблю рыбу.

– Ну, это уже слишком парень, у нас здесь не так много места, чтобы приглашать гостей на лето, когда будем сажать овес.

– Из овса надо делать овсянку? – спросил нарочно без удивления Кетч.

– Да вот решили заняться этим летом.

– Нам нужна польза для здоровья, – высказался и Майер.

И Кетч правильно решил:

– Они еще не спятили, но считают за правду всё происходящее: если оказались одни на льдине в Северном Ледовитом океане – значит только для чего-нибудь хорошего, нового, и как-то:

– Сеять и собирать овес, а из него – в дальнейшем! – делать овсянку для Шерлока Холмса.

И соответственно этому резюме пилот спросил:

– Кто из вас Шерлок Холмс, можно я сам угадаю?

– Понимаете, – сказал Майер, прежде чем ответить, – среди нас действительно есть Шерлок Холмс, но – поймите нас правильно – распознать его может только Доктор Ватсон.

– Думаю, я не готов им быть.

– Доктором Ватсоном можешь ты не быть, – высказалась Щепка, – но теперь уж – извини – казаться обязан.

– И знаете почему? – оживился Майер, – у меня есть предсказание с Ориона, что Шерлок Холмс найдет выход даже из нашего безвыходного положения.

– Но мы не знаем, кто Шерлок, – сказал Пинч, поэтому даже не можем решиться начать искать имеющийся выход, ибо:

– Вдруг заблудимся, – согласилась и Щепка.

– Я могу подумать? – спросил Кетч. – Ибо если правда именно то, что вы придумали, то и я сразу не могу согласиться.

– До весны у тебя время есть? – спросил Пинч.

– Скорее всего, нет, ибо мои спутники, которых я потерял, тоже могли еще не погибнуть в льдах, а вот также, как и вы:

– Сажают вишни и груши.

– Хорошо, тогда говори сразу: кто? – улыбнулась Щепка. – Кто из нас может увидеть на этой льдине самолет, предсказанный нам с Ориона?

– Последний вопрос можно?

Они пошептались и ответили да.

– Могу я по вашей системе отсчета сам быть Шерлоком Холмсом?

Ребята отошли на несколько шагов и провели диспут-совещание, с правом решающего голоса Майера.

– Нет, – ответил он молча, и покачал головой.

– Я рад, сэр, что вы болгарский шпион, – ответил ему таким же приветствием Кетч.

– Он понял, – обрадовались все, а не только Май.

И тогда Кетч показал им самолет.

Но они его не увидели.

– Что ты хочешь сказать своим обманом, путешественник? – спросила Щепка.

– Да, – поддержал ее Майер, – обманщиков мы съедаем.

– Если не на сегодняшний ужин, то на завтрашний обед – одного однозначно, – прищурил один глаз Пинч.

Кетч понял, что самолета они не видят даже по прямой наводке. И сказал:

– Я имел в виду, давайте сначала поиграем в игру, прорепетируем, как будем вести себя в самолете, если я его найду.

Они согласились.

– Только один вопрос, – сказал Май, – кого его, самолет? Нам нужен Шерлок Холмс.

Кетч начал внимательно осматривать каждого, и после окончания осмотра заглядывал в глаза с немым вопросом:

– Это не ты. – И все понимали его правильно:

– Это ответ.

– Ничего не вышло? – спросила Щепка после окончания осмотра.

– Сейчас немного подумаю и получите ваше резюме сразу и без конверта.

– Это я, и более того, в одном лице и Шерлок Холмс, и Доктор Ватсон.

– Я так и знал, – сказал Май, – он нас обманет.

– Вы мне не верите? – сказал Кетч, – так проверьте!

– Нет, парень, обмануть нас легко, но, к счастью, не всех, – сказала Щепка, и вынула наган, объяснив для изумленных: – Подарила Кали при прощании на Земле.

– На Земле, а мы где? – спросил Кетч.

– Не волнуйся так человек: на Большой Земле.

И Кетч решил попытаться передать информацию о самолете Питчеру – если уже самому не дают найти свой самолет на одной льдине, пусть попробует Питч.

И он посмотрел на него пристально. Еще пристальней. Еще!

– Чего ты хочешь? – наконец спросил Пит.

– Иди и лети.

– Что? Прости, что ты сказал?

Майер тоже вмешался:

– Вот ду ю сей?

Кетч хотел рискнуть и указать на Пита, что он Шерлок Холмс, но абсолютно не почувствовал уверенности. Неужели нет никого? А если есть, то Ма или Щепка? Надо выбрать Майера.

– Ты!

– Что?

– Ты будешь Шерлок Холмсом.

Май улыбнулся, и молвил ангельским голоском:

– Не угадал.

– Подождите, подождите, я имел в виду, Щепка, простите, немного оговорился.

– Нет, нет и нет! – точно также не утешила его дама, считавшая себя подмастерьем Шекспира, но никак не реципиентом медиума, посланного к ней от неизвестного гипнотизера. Но все же спросила:

– Вы не Гудини?

– Гудини среди вас, – ответил Кетч, даже не думая.

И не зная уже, что придумать, он предложил всем взяться за руки и бежать туда, где стоит самолет.

– Но в нас нет уверенности, – сказал Пит, – что он там.

– Да? Все так думают?

– Разумеется, – ответил Майер.

– Тогда это именно то, что вам нужно, а именно: надо поверить.

Они уже побежали, но метров за пять до самолета, с которым – рассчитывал Кетч – они столкнутся, Майер вдруг задергался, как перед огненной лавой, но, к счастью, его отпустили и Пит, и Щепка с обеих сторон, и:

– Упали в воду, обогнув самолет с разных сторон.

Майер уже было простерший лапы с невысказанной мыслью:

– Подождите, друзья, – звонко рассмеялся.

И:

– Я сказал, надеюсь, что был уже заговоренный?

– Невероятно, – только и сказал Кетч.

Они втащили промокших и уже замерзающих Щепку и Питча, но что делать дальше никто не знал.

– Вы правильно решили эту задачу, – стуча зубами протявкала Щепка, – теперь остается только одно. Чтобы мы не мучились, съешьте нас и вам будет тепло, так как мне очень холодно.

Питч предложил почти тоже самое:

– Разделайте на полутуши и заморозьте: дольше будете мечтать о жизни вечной.

Тогда Кетч сказал:

– Просто идите за мной.

Но это оказалось тоже не так просто. Промокшие Щепка и Пит отказались.

– Мы не пойдем.

Тогда вмешался Майер:

– За рога поведем, – промямлил он.

Но они почему-то согласились.

– Неужели они уже привыкли к такому к себе отношению за небольшое время проведенное с Майером? – успел подумать Кетч, пока все шли к самолету, видимому только ему одному.

Но и здесь случилась непредвиденная неувязка. Пит и Щепка не могли подняться по лесенке внутрь самолета.

– В чем дело? – спросил Кетч. – Высоко?

– Не то, что высоко, – ответил Пит, – но не понятно: зачем?

– Какая вам разница уже теперь? Лезьте и всё!

– Без понимания ничего не получается, – стучала зубами ответил Пит.

– Вот и я говорю, – вмешался Майер, – человек закостенел в древнем обществе от постоянного увязывания всех своих поступков с их пониманием.

– А как? – спросил даже Кетч.

– Не надо ничего понимать – лезь и всё.

– Ну, вот они не могут.

– Отчаливаем вдвоем, будешь моим личным пилотом. Давай, давай, всё равно уже поздно пить боржоми: они замерзли почти совсем.

– Давайте их вместе втащим, а потом, я думаю, оттают, оттают.

– Два раза, как написано на упаковке мороженой рыбы – не оттаивают, – сказал Май.

Тем не менее, они попытались это продемонстрировать, и вышло, ибо реципиенты уже не оказывали никакого сопротивления.

Но, о ужас! стекляки не лезли в дверь, как будто она была закрыта, а не наоборот, открыта, как сейчас.

– Не хочут, – сказал Кетч растерянно.

– Да, не хохочут, – подтвердил и Ма.

Ну, что, – добавил он, – полетим, или так и будем думать, куда их девать?

И Кетч обрадовался, что наконец вспомнил:

– Можно погрузить их в бомболюк вместе с канистрами топлива.

И оказалось, что вошли.

– Они уже не считали себя за людей, поэтому и не могли пройти в верхние этажи человеческого языкознания, – резюмировал ситуацию Майер.

– Что-то не нравится мне всё это, – сказал Кетч, переключая кнопки запуска двигателя.

– Так это, – заглянул в окно Ма, – там нет пути, чтобы разогнать самолет.

– Надо было его развернуть, – ответил Кетч, продолжая крутить и вертеть ручки и задвижки. – Впрочем, – ужаснулся он, – вы правы, идите и занесите хвост в обратную сторону.

– Я не умею, – просто ответил Майер.

– Вместе пойдем, – сказал пилот, и первым полез из кабины. Он подождал Майера, и попытался один занести хвост самолета, и получилось, но не совсем.

Ибо самолет стоял у самой воды, и, следовательно, хвост тащить было некуда.

Он решил подумать, и заодно осмотреть небо: нет ли и там чего-нибудь интересненького.

Глава 8

И хотел уже крикнуть Мая, что он там так долго возится, как самолет заверещал пропеллером, потащил свой хвост прямо в воду, расплескивая ее, как переполненный тазик с живой рыбой, которого только и ждал кот, чтобы переловить их, этих живых рыб, и:

– Съесть, – как будто так и надо.

– Кто за рулем?! – только и успел подумать Кетч, как самолет пошел прямо на него, и, оторвавшись от противоположного края льдины:

– Начал набить высоту.

– Майер, сволочь, обманул, я не знал, что он умеет летать, – только и промолвил Кетч, вытирая лицо от пота, откуда взявшегося?

– Непонятно.

Единственная мысль, которая кидалась на прутья решетки в этом момент в его голове, была:

– Неужели люди могут поступать так безжалостно?

Вот бросили его одного, и как будто это так и надо. И если предположить, что, действительно надо, возникает непреодолимое противоречие:

– Не понимаю зачем?

Заморозить его здесь на случай? Полетим когда-нибудь мимо этой льдины, а тут:

– Мясной гастроном: не только мясо, но уже в его вялено-сублимированном виде, только бери с собой спирт – коньяк замерзнет на таком холоде – и внизу на льдине открывай консервные банки, хочешь:

– С печенью, а можно и с чистым филе из жопы, и так далее, и тому подобное, вплоть до ночной стоянки, когда кое-какие части этого склада продуктов питания можно потушить.

– Кажется, я докатился до полного вымысла, – сказал сам себе Кетч, – ибо никто не будет строить планы так далеко вперед.

Вот так если кому сказать, что не только весь экипаж потерял на северном полюсе, но и сам самолет – никто не поверит. Потому что всё сразу не теряется. Ибо:

– Кто украл самолет, если и так все потерялись?

Он посмотрел в небо, надеясь, что хоть там-то его поймут, что хотел, как лучше, а получилось:

– Обманули уже не в первый раз.

Конечно, надо быть спокойным, так как выхода отсюда уж если нет, то нет навсегда, но а:

– Беспокойство почему-то чувствовалось, как будто всё еще предлагалось не забывать про надежду.

И самолет появился, неужели Майер что-то забыл, и решил вернуться? Нет, вряд ли. Такие не возвращаются, ибо как-то запомнили на всю оставшуюся жизнь:

– Случайность – это и есть настоящая жизнь, которую надо прожить так, чтобы она состояла из них по больше своей части.

И никакой логики. Тогда противник, который всегда за нами гонится, как Циклоп за Одиссеем – абсолютно потеряет ориентировку в пространстве.

В принципе здесь жить можно, если бы было потеплее, и водились Незнаю, с которым можно поиграть в настольный теннис, как минимум, и футбол – если повезет, что их полная резервация.

Ибо льдина – это та же резервация, где не только есть все, что нужно человеку для жизни, но и плюс:

– Свое казино, – со всеми полагающимися благами:

– Рэкет, вино и девочки. – Как, собственно, и решили Адам и Ева, что попали на Землю:

– Не зря, не зря, – и здесь жить можно на нетрудовые доходы.

Пчелы несут мёд, а мы продаем его медведям в два раза дороже, и так дальше по цепочке:

– Медведи продают свою шкуру, охотники свою жизнь в битве с ними, эту жизнь, которая уже ничего не стоит, мы берем себе, и таким образом:

– Живем вечно.

Он стал вспоминать, почему Пит, Майер и Щепка бросили свой планер, почему он не смог преодолеть Северный Полюс? Но пока так и не мог понять. Не мог даже вспомнить точно, на чем они летели:

– На самолете, или на планере.

В такой ситуации полной адаптации памяти к местной жизни в виде ее полного отрицания – понять ничего не удастся, решил он. Но тут как раз и вспомнил с третьего, кажется, раза, что:

– Надо увидеть Небо в Алмазах.

И, к счастью, увидел, как будто вне очереди наступила ночь.

Он лежал на льдине и улыбался, ибо:

– Это правда, – думал он, – потому что видит он ее уже не в первый раз, как могло бы быть с оптическим обманом, появляющимся иногда, но потом исчезающим навсегда.

– Ей? – не понял Кетч. – Кого, именно? Её – это, естественно, дорогу.

Дорогу через Северный Полюс. И жаль только, что видно одного, а другого нет. Куда – да, а на чем – нет.

Самолет, наконец, появился.

– Это Май, понявший, наконец, что без Кетчера, Ловца Видений – Обрывков Миров – ему не пройти на другой берег.

Самолет прошел над ним два раза, но так и не сел.

В третий раз самолет бросил ему лестницу, но Кетч только протянул руку. Пальцы не согнулись, чтобы зацепить её.

– Значит, точно замерзаю, – заключил он. – С другой стороны, ни на что другое здесь надеяться не приходится.

Летчик не решился сесть на льдину, и пролетел мимо еще раз.

Так долго продолжаться не может, решил он.

Кетч взглянул на небо. Оно было таким же:

– В алмазах.

И небо так прижало самолет, что он почти остановился над ним, когда пролетал очередной раз. Но всё равно пилоту пришлось пойти еще на один круг, и только тогда он смог поднять Кетча на борт.

И скоро стало понятно, что это кто-то другой, а не Майер на его украденном самолете, и не его экспедиция, состоявшая из полковника Бутлерова, Бата и Че.

Он очнулся и сказал первое, что ему хотелось сказать:

– Хорошо, ибо я и мечтал всегда жить на горе.

– Здесь нет моря, – ответил парень.

– Если нет моря, то, уверен – река – обязательно.

– Ты можешь видеть через стену?

– Да, – сам не зная почему сказал Кетч.

Но! если я уверен, почему не сказать правду.

Наконец, через неделю, Кетч решился спросить:

– Ты кто?

– Разве я не похож на посланца с неба? – без улыбки спросил парень.

– Мы оба спросили, – резюмировал Кетч. Но удивительно, никто не посмеялся.

– Хочешь вести самолет на Москву? – спросил парень после того, как представился ничего не говорящим Кетчеру именем:

– Гаргантюа.

– Нет.

– Почему?

– И знаешь почему? Я хочу в Америку, где живут Незнаю.

– По крайней мере, прими пока что имя.

– Зачем?

– Оно необходимо для того, чтобы искупаться в этой речке внизу.

– Серьезно?

– Ты читал когда-нибудь Библию? И даже, если не читал все равно знай:

– Без имени ты находишься, как в резервации.

– Только дом, сад и персиковая теплица?

– Да, не больше.

– И даже в реку нельзя, несмотря на то, что она твоя?

– Да, река – это уже не суша.

– Неужели такая большая разница?

– Да, разница есть, и действительно, большая. Вода – не наша стихия, и ей надо заплатить за пользование.

– Только человек с именем может дважды войти в одну и ту же реку?

– Почему дважды?

– Не знаю, но уверен, что не оговорился случайно, – ответил Кетч.

– Ты значит, думаешь, что можешь вернуться в Москву, и второй раз начать свой полет, как первый? – удивился Говард Хю, которого Кетч не узнал, и более того:

– Никак не мог вспомнить: знал или нет раньше.

Да и зачем вспоминать, оставим памяти памятное, а сами пойдем вперед.

Только через месяц с лишним они опять полетели.

– Куда? – спросил Кетч. Хотя надеялся, что в Москву.

Но Гаргантюа ответил:

– Мы летим в Ванкувер.

И да: ты не забыл, как твое имя?

– Пан?

– Иногда нужно знать полное имя. – Пан-та-грю-эль. Может быть, вообще лучше думать, чтобы меня звали Эль. Потому что я думаю, Эль – это летающий.

– Ты летал когда-нибудь?

– Да, раньше иногда летал, даже часто.

– Жаль, я не умею, – сказал Говард Хю. – И знаешь почему? Чтобы научить летать самолеты.

Они сели в Ванкувере.

– Я думал, мы уже там и были, – удивился Кетч.

– Мы были в моем Техасе, – ответил Авиатор, – это южнее.

– Вот так, действительно, когда-нибудь, резюмируют:

– География вполне может существовать без ее карты.

– Мы проложим свою географию на этой Земле.

– Именно на этой?

– Возможно, останутся силы, и мы доберемся до Ориона.

– Там не жарко?

– Жарко в настоящем, а мы, скорее всего, попадем в будущее.

– Только бы не было слишком холодно.

– Это потому что простудился на Северном Полюсе?

– В принципе, ты прав: Полюс должен быть, чтобы было можно иногда переползать на другую сторону:

– С напряжением.

– Может оказаться, мы истратим на доставку туда себя столько напряжения, что на долгое время хватит гладкого пляжа с морем, или реки под горой.

Они сели в Ванкувере, которого достигли быстро и без напряжения:

– Как люди!

И все там обрадовались, цветов было столько, что позавидовали бы многие джазисты, такие, как Билли Холидей.

Говард притащил ее в номер первосортной гостиницы, чтобы дать интервью.

– Я не беру, – ответила она просто, а только даю.

– Простите, что? – не понял даже Кетч.

– Я могу дать вам первое в жизни интервью.

– Хорошо, – ответил Говард, мы вас прославим, а вы нам что? Сделаете какую-нибудь услугу.

– Прямо так, без знака вопроса? – спросила она без улыбки, ибо никак не могла понять:

– Чего вам, собственно, надо?

– Нам нужна связь с Землей, – сказал Хью.

– Но я не разбираюсь в позывных сигналах, – ответила Билли.

– Достаточно, если вы будете петь, леди, – сказал неожиданно для самого себя Кетч. И добавил: – По пять тире восемь часов в день.

Билли хотела возразить, что ей нужно еще время на жизнь.

– Зачем? – не совсем понял Кетч.

– Чтобы на нее зарабатывать, – ответил за нее Говард Хз. Но Кетч добавил:

– Мы тебе будем платить всё время.

– Нашего сотрудничества, – добавил Авиатор Хз.

– Не знаю, справлюсь ли я.

– Есть еще какие-нибудь проблемы?

– Да, одна есть, – улыбнулась Билли.

– А именно? – удивился Говард. И почти догадавшись, спросил: – Ты хочешь летать?

– Почти.

– А именно?

– Я хочу полететь с вами.

– Кто-то должен петь, – сказал Кетч.

– Я поставлю свою пластинку, – сказала Билли.

– Хорошая идея, давай прорепетируем, – сказал Хз.

– Хорошо, – сказала Билли, – тогда надо начать с начала: записать ее.

– Ладно, – согласился Говард Хю, – это даже лучше, что ничего нет, потому что уже похоже на правду. – И добавил:

– Я закажу продюсера и фотографа, и ты им споешь на двадцать пять часов, и снимешься на десять альбомов для пластинок.

– Только один вопрос можно?

– Хорошо, но не больше, потому что мы уже опаздываем.

– Почему на двадцать пять, а не на двадцать четыре: начинайте слушать каждую пластинку с утра, и вам на северном полюсе жизнь покажется бесконечной, ибо всегда будет начинаться: