Hannibal ad Portas – 5 – Хлебом Делимым

– Кровожадного зверя.

И можно только удивляться, какие черти бродят среди пустоголовых обезьян!

Но Нерон и предупредил его, когда однажды зашел вместе с чуть скрытым темнотой Кори, чтобы занять денег, которые у него самого неожиданно кончились:

– Не играй ты с ними, – почти шепотом в отрытое окно.

Прием же был такой – для начала:

– Бармен берет денег побольше, потому что у Рот Фронта уже скопилось тысяч сорок, и обыграть его со ста рублями не получится, тем более, эта вторая скотина, но тогда еще считалось, что первая:

– Чуть проиграв, тут же просила подождать, – я сейчас схожу за деньгами, займу, – у какого-то начальника, который знал, что Енот в колхозе за удобства для коров получает деньги железными упаковками по многу тысяч сразу на всю бригаду. – Которая ему не раз уже била морду, за то, что этих денег как раз и не оказывалось, – а:

– Где?

Ответ, и ответ единственный: проиграл Бармену. Хитрожопого до самозабвения и к тому же твердолапого еврея Рот Фронта обыграли, несмотря на то, что действовал способом, так сказать:

– Сложносочиненного вранья, – не стесняясь показывал Бармену такие фокусы, что можно думать, думал только об одном:

– Не походи ко мне близко – я тебя боюсь, что могу остаться совсем без новой Девятки, которую ему обещали достать в областном центре такие друзья-музья, но только с прибалтийской помесью.

– Дай мне немного денег.

– Зачем?

– Сейчас верну, – и протягивал лапу через барную стойку, похожу на совковую лопату почти шагающего – если иметь в виду по силе – экскаватора, но не подумайте, что имеется в виду барная стойка, похожа на экскаватор, под которым когда-то работала легендарная почти, – нет, не Марина Влади, – а:

– Татьяна Конюхова, – его, этого Енота трудовая, мозолистая рука.

И брал рублей семьдесят десятками, а возвращал сорок. Зачем брал – неизвестно. Но тут же и следовало это саморазоблачение:

– Пересчитал деньги?

– Зачем?

– Пересчитай.

Абсолютно не было заметно, что десяток стало меньше, и уж тем более:

– Как этот Ротик сумел так их загнуть, что до сир кладет коровники, а не работает в цирке.

Какие люди, мой батюшка, а проигрывали ему, владельцу почти своего бара.

Явное двойное шулерство: не скрывает, что умеет так прятать карты, что и не только увидеть – заподозрить в жульничестве нельзя – сам всё рассказал, что умеет, но, конечно, делать этого никогда не будет.

Тогда, что же будет? – спрашивается.

Оказалось, что он и обыгрывал Бармена с помощью Коряги, но как – толком неизвестно, главное, что пока Енот отдавал Кори только на птичий корм, чтобы имелась возможность вообще заходить в бар.

И каким-то неизвестным образом Кори так научился жулить – скорее всего – метить карты так незаметно, что, обладая хорошим зрением, мог видеть только он один. Заметно было только, как внимательно он смотрит на сдаваемые карты. Это здесь.

В других местах, где тоже начали играть в Трынку – нагло придумывали правила, что можно легально подглядывать друг другу в карты, если реципиент не против – меняться картами:

– Нельзя, – но в принципе, – и это:

– Можно!

Бармен, раз попав по пьянке ради веселья на такую игру, заикнулся, что это бред пьяного ежика и вообще беспредел, – но Кори, как говорил Владимир Высоцкий:

– Молвил уже грубо, что здесь так играют-т.

Это деревня, а не город тебе.

Вот скотина. И можно было только плюнуть ему в рожу, и чтобы больше никогда на глаза не появлялся.

Однако забывается, и до такой степени, что и не верится, что в природе и обществе водятся такие твари, которые на завтра приползают, как ласковые змеи, что, мол, так и так:

– Надо было обуть одного лесопильщика.

А ты был пьяный, тебе всё равно хотелось только посмеяться.

И раз дело дошло до того, что Бармен отказался играть с ними, с Еной, имеется в виду, потому что бесполезно:

– Будет до утра бегать по городу, занимать деньги, чтобы отыграться, а когда везенье, – или что у них есть еще там – перейдет на обратную сторона – сил уже нет отыгрываться, ибо надо ехать домой за деньгами, а уже утро, спать очень хочется.

Коряга пока так и считался прислужником, и лично никогда здесь, на хате, где жил Енот у матрешки, которая никак пока не могла насытиться, как все – девушки из местного швейного ПТУ – иво приличным членом.

Хотя и могла догадаться, что больше ему нужна была двухкомнатная квартира и пожрать так хорошо, чтобы это было именно:

– По-русски, – а она была то ли шеф-поваром, то ли даже заведующей столовой, и готовить щи очень даже умела.

А то, бывало раньше, припрется в ресторан – не в этот, где работал Бармен, а при гостинице, следующий по счету годности для развлечения контингента:

– Картошечки с селедочкой, сделал мне, Валя, – я только с работы – мать его, в кожаном пальто, приехавши из коровника, находящегося в местном пригороде, – изжога мучает, поэтому минералки и водки тоже, само собой.

Кого угостить, всегда пожалуйста, имеется в виду официантки, которых, похоже, он уже всех здесь давно трахнул.

Вот такая скотина.

И единственное, что его очень злило – это, как Бармен постоянно потешается над ним в игре.

Конечно, это отговорка, что именно поэтому они создали эту группировку из Коряги и Енота, чтобы обыграть его так полностью, как это обещал Енот:

– Чтобы пришел ко мне на работу, и я его возьму.

Все прибамбасы только с одной целью: просто обыграть по-крупному и всё. Общество социалистическое – здесь особо не разгуляешься. Никакой недвижимости ни у кого нет. Машин новых – тоже пока не было.

И обыграли.

Коряга объяснил:

– Будем играть вместе – Енот в это время был в большом плюсе – выиграем, возьмешь свои пять тысяч, а на остальное будем играть – выигрыш:

– Поделим.

И так и вышло, – но! Коряга не отдал, как договаривались эти взятые Барменом последние пять тысяч, да в долг у брата, держащего их в ожидании приближения прихода из Германии немецкой, естественно, стенки. Все ценные вещи, вплоть до импортных югославских ботинок и пыжиковых шапок, были уже у всех на работах, – если это были большие предприятия, как завод АЗЛК в Москве, или вообще, хоть инвалидная, но государственная организация, – кабак, видимо, сюда не входил, ибо снабжался тем же самым только через спекулянток и спекулянтов, берущих, в общем-то недорого.

Например, кассета ТДК или СОНИ всего пятнадцать рублей, а то и дешевле, но с доставкой. Вряд ли она стоила меньше десяти. Двухкассетник японский:

– Диск – Кассета, – и то привезли Бармену за недорого.

Что хочешь – всё есть, любые фирменные духи от Клема до Пуазона, ибо на них здесь сельские пункты заготавливали для Франции грибы лисички, и другие ягоды.

Жизнь пошла, которой не знали наши люди, еще чуть-чуть – два-три года – и начнут, мама мия:

– Продавать новые квартиры, – пока еще не было.

– Я не пойду больше с вами играть, – сказал Бармен, а Коряга прямо через стойку ударил его кулаком в середину груди, как один кулачный боец Лермонтова.

До этого говорилось:

– Пойдешь, я тебе сказал! – и тогда Коряга сразу отвернулся в зал, как упрямый баран.

Имелось в виду, не зря же тебя защищали столько лет ото всех неприятностей. Но каких неприятностей?! Это были только подвыпившие мужики иногда, и даже очень редко, – ибо сам Кори кто такой был – так только обычная шестерка.

Хотя было уже известно, всех девушек, которые искали по кабакам, кто их трахнет, так как некому, – он, да, трахнул, но прежде, чем уйти навсегда, через два-три дня или грабил на всё золотые кольца, которые у них были, или слезно – как он умел унижаться:

– Брал тысячи две в долг, – неделю обещал и обещал отдать, потом нагло посылал:

– Чтобы я больше тебя не видел, – и с таким иступлено взбешенным видом, что они пугались и отступали – натуральный грабеж, которого здесь себе никто не позволял.

Такие не только сидели, но уже больше никогда не возвращались в город. Но эта тварь – как потом оказалось, когда арестовали Нерона за пистолет – Бармена тоже вызвали на допрос, видел ли он этот пистолет когда-нибудь у Нерона, и дали прочитать показания Кори – часть листа:

– Там было так написано, что ясно: Коряга работал и на милицию.

Что здесь удивительного: на Зоне – говорят – он был каптерщиком.

Не зря интуитивно Нерон его периодически бил, вызывая в ресторане после закрытия или в фойе во время, когда другие танцевали, на шутливый бой, но бил, что Коряга отваливался, как очумленный. Надо было вышибить ему и последний крепеж мозгов.

Надо было и Бармену, дать этому кретину по лысине бутылкой шампанского, когда он сел, повернувшись от стойки в сторону зала.

Сколько народу потом проиграли ему много денег, и применялся тот же прием, что применял Енот пока не отвалил отсюда всем задолжав из-за проигрышей Коряге, который его уже нагло – после разрыва Енота с Нероном, так как не доплатил ему зарплату за благоустройство очередного коровника гипсовыми – как в московском телецентре – потолками, решив уже, что он работодатель, а Нерон только рабочий.

Оказалось, да, но только не в этом случае понимания Нерона, у которого в сарае до этого жил пришелец из молдавских евреев Енот.

Из-за этого произошли изменения, так сказать, изменившие всю жизнь.

Бармен смог купить в Москве только двухкомнатную квартиру – на трешку денег, как раз в это время, когда надо делать первый взнос – не хватило.

Здесь можно было еще – когда деньги уже опять были – взять трешку, но он постеснялся брать на одного, хотя и это была уже лирика, но вот на некоторых, видимо, еще действовал официальный запрет, что можно прописать любого родственника, а потом выписать.

И вот эти недостающие третьи комнаты и здесь, и в Москве привели к печальным последствиям.

Человек – выходит – должен идти так на атаку, как, однако, на обман!

Например, есть затруднение, брать или не брать жигули Ниву, новую, когда появилась возможность, так как низкие Лады не очень нравятся, – и:

– Проверь – чего проще позвонить тому, кто продает подержанную, и прокатиться на ней.

Не-ет-т! Это обман! А надо жить честно, если – имеется в виду – деньги-то уже есть.

Поэтому так прямо и сообщается реципиенту:

– Вы продаете Ниву, можно я на ней прокачусь за сто рублей, чтобы знать, надо ли мне брать такую же новую?

И ответ:

– Нет, – ибо сто рублей – не деньги для такой канители ехать на другой конец Москвы, чтобы так развлекаться.

Результат, взял на риск Ниву, хотя продавец приехал на встречу на Девятке, как на машине гораздо более предпочтительной для Хомов Нормалис.

А она и – о, ужас! – не едет! По сравнению с обычной машиной ползет, как каракатица. Более того, долго разгоняется, и:

– Проседает зад, когда в нее садятся не три, а только два человека сзади.

Четверых едва везет, как трактор, который летать вообще и не собирается.

Герои древности, следовательно, должны были идти не на такой вот:

– Проверенный-непроверенный риск, а наоборот: надо было сразу обмануть продавца старой Нивы, что хочу ее купить, а потому и желаю проверить.

Ответ однозначный:

– Приезжай, прокатишься.

Выходит, обман так и так произойдет, и, след-но, лучше начать его первому.

Как и предупредил своих корабельщиков Одиссей многоумный:

– Никого не ешьте пока на этом только на вид необитаемом острове.

Почему, спрашивается, не всем это и понятно. Ибо и нужды не было их есть, если иметь в виду:

– Жить, как жили раньше, питаясь только коктейлями – хотя и обернутыми в махровое полотенце и со льдом, да консервированными креветками, – как делал тоже Хемингуэй благородный.

Тоже вступивший в бой с немецкими чудовищами на одном – он надеялся – ими обитаемом острове.

Там и там, у Одиссея и у Хемингуэя, бой, – но немцев же ж никто не сожрал, по крайней мере, пока они не зажарились в дыму пожарищ этого острова в океане.

– А надо было?

Судя по современным откликам, да, ибо говорят, на войне, а зажрался, как и его герой Роберт Джордан, хотя и в другой, горной местности.

Ко мне пришла такая малютка в стиле не нашей татаро-мордово-и всех остальных – без названия – симпатичностей, что, если я Пушкин, то это и была моя жена.

– Как ты узнал? – улыбнулась и заказала коктейль, за которой я не взял денег, но с ужасной, увы, мыслью:

– В следующий раз. – Так бывает, но зачем:

– Абсолютно непонятно!

Если только одно объяснение реально: ее армейский – на год – муж, потому и служит всего один год, что второй срок отбывает – как эманация – рядом с ней!

Поэтому:

– Не могу! – Ибо, можно, но не при нем же, на самом деле.

А надо, надо, Федя, – вот в чем дело, что даже обязательно, ибо всё равно пошла с Маркизой по гостиничным номерам. Хотя и у русских деньги были. Слишком много разных товаров привез мне ее муж – от кассет, часов, жвачек, двухкассетников до музыкального центра, чуть не десяток Монтан и Вранглеров, которые от бурной деятельности горели почти, как на пожаре:

– Часто приходилось стирать.

Глава 4

Удивительно, но никто не вступает в дискуссию, даже не делают элементарных возражений, когда я показываю Воображаемый Разговор с Александром 1 – получается:

– Боятся! – не меня, имеется в виду, а того, что будут участвовать в проходе через Лес Густой, где бывает такая дребедень, что могут обвинить в участии – мама миа:

– В заговоре против Капитала Карла Маркса и ЭмПи Ле, принятых здесь на вооружение, как наука.

Но главное всё-таки, боятся, что не справятся с анти-аргументацией, ибо в процессе долгого разговора придется упереться в стену:

– За нами уже нет не только Карла Маркса и Ле, – а:

– Остались только мы сами, – Сами вынуждены признать себя людьми, не непонимающими Воображаемого Разговора с Александром 1, – а:

– Не хочу этого понимать!

Во время Перестройки – да и вообще в приватном разговоре – такой аргумент невозможен, так как является однозначным признанием себя только:

– Амебой.

Что, например, могли возразить ребята, заехавшие в дом, чтобы петь песни про падение Вавилонской Башни:

– В борьбе роковой, – профессору Преображенскому, который вопреки Михаилу Булгакову, согласился на предложенную этими ребятами дискуссию, но со своей темой:

– Описался Пушкин или не мог? – когда устроил Царю такие разборки, что сам так встал на его место, что подтасовками уже не мог заниматься никто из них.

Ссылки на Маркса и Энгельса, на Каутского даже – это уже только липа, которую понял Василий Иванович, и, махнув с досады лапой:

– Сам поплыл через руку Отступления.

Только одно:

– Несмотря на то, что Капитала и Эмпирио-Критицизма, – как распер его подпорками вчера князь Вяземский – не знаю уже понявший, и скорее всего, да, что бог – невидим даже Бенедикту Спинозе, что остается предположить, как единственно реальное:

– Всегда находится на Полях Текста – в Посылке. – И, следовательно, Человек может только о:

– Нём, – гадать уже не получится, – ибо:

– Если я думаю, Ты, Господи – Существуешь.

Следовательно, несмотря на то, что не читали ни Ка-Пи, ни Эм-Пи – бригадмильцы из дома номер на Пречистенке, только намедни и Каутского купили, так как за бесплатно выдали, – против именно потому, что:

– Не мы это писали. – А посторонним – сами знаете – вход у нас запрещен.

Бог, следовательно, настолько здесь Посторонний, что не может, как у Булгакова в Мастере и Маргарите – даже спуститься на землю, а появляется на крыше.

Могут сказать да, – но только по приказу.

Пушкин смог предложить человеку путь самостоятельного мышления, – но с:

– Парадоксом, – идущего Вдвоем на Пути в Эммаус.

По тексту художественного произведения, однако, парадокса никто не замечает, что пишет один, а в Разговоре участвуют Двое. Всё нормально, – но!

Только до тех пор, пока не начинает, так сказать, разлагаться картохфель на полях. Когда уже от первой свежести остались только одни воспоминания.

Имеется в виду, что каждый из участников разговора рассматривается только, как:

– Один, – не принимая во внимание, что идти они могли только Двое.

Та же самая ошибочная критики Спинозы Юрием Вяземским, предположившим, что бог может быть в посылке, а может и не быть. Ну, если о Нем ничего не сказано. Так можно думать, но только в учебнике.

Спиноза привел фразу подлинника:

– Человек придумал бога, – так как Бог – ВСЕГДА в Посылке.

Отсюда и следует честный – почти – и решительный ответ бригадмильцев из дома на Пречистенке:

– Вы правы, профессор, но Наши люди этого не поймут. – А здесь посылка:

– Ибо они такие-сякие, что мы и должны только за них думать.

Тот непреложный факт, что и понимать хомо ничего не надо, ибо он только первый, а второй сам думает, так как идет, хотя и вместе с первым, – но только:

– Рядом.

Как и сказано:

– Ты иди, – ибо мы тоже засиживаться здесь долго не будем.

Вот она свобода, так как человек с другим мнением не мешает первому, если шагает не в одну ногу, – а:

– Рядом.

И выходит, люди делятся не на непонимающих и понимающих, а на тех, кто понимает, и на тех, кто тоже понимает, но не хочет и не хочет принять этого понимания.

Вот этот довесок Нежелания и противостоит – нет, не Пушкину в Воображаемом Разговоре с Александром 1, – а самому Тексту этого Разговора.

Текст, именно ТЕКСТ – не получает права на аттестацию, как земной житель. А по этой причине исчезает и сам:

– Человек.

Ибо слово Человек и надо переводить, как тот, кто:

– Умеет ЧИТАТЬ.

Здесь же поставлено в посылку, что читать может каждый. Вот из ит? – спрашивается.

– А что еще-то?

По Евангелию, правда, можно предположить, что не у всех есть Вторая Скрижаль Завета, – как написано:

– Некоторые зерна истины упали слишком далеко от дороги правды, сразу попали в терние, и эта Скрижаль не смогла вырасти.

Ибо:

– Ей тоже надо отдельное помещение, так как растет Она – Вторая Скрижаль не в Человеке, – а:

– Рядом.

О чем, собственно и вели бой проф. Преображенский с Дом-Комом:

– Отдай, профессор, лишнее, – и он:

– Нет и всё! – и отошел даже к стене с опасной, как советовал Высоцкий, – что даже позвонил следующему своему реципиенту, которому было достаточно простого только продолжения жизни, так как думать о Вечной и:

– Запрещено фундаментально.

И для насмешки над профессором ему дали Подселенца его же собственными лапами:

– Ты мой папа, профессор, – вымолвил Шариков.

Пришлось схватиться за голову руками, и иди, хотя пока еще не куда глаза глядят, а только в операционную или обедать:

– Зина!

И не смей называть ее Зинкой!

Следовательно, да, путь есть, но однозначно не в Эммаус. Ибо и сказано:

– Свято место пусто не бывает.

И значит:

– Попробуйте доказать Пятый Постулат Шарикову.

Насколько правомерна такая постановка вопроса. И объясняется, почему такой не ставится, а сразу утверждается:

– Чтобы все!

И, действительно, разве не должны все – верить в Бога?

Как, если сказано, что не у каждого есть эта дополнительная, вторая квартира?

Неясно, что было впереди:

– До 17-го года, – отсутствие этой дополнительной площади, или нежелание ее приобрести?

Сказано, однако, как про Чтение книг Данте Ад, Чистилище, Рай – только в:

– Нигде не купишь.

Отсюда следует, что приобрести в процессе жизни всё-таки можно, – если:

– Купить эту землю, как Том Круз и Николь Кидман – задним числом, Далеко-далеко, в Далекой стране.

Можно так и сказать:

– В кино.

И, собственно, именно это предлагал всем сделать Апостол Павел На Пути в Дамаск. Даже царю Агриппе, который как местные дворяне – в дворовой одежде – прямо тут, в зрительном зале – с винтовками за спиной – не смоли кинуться гуртом на Сцену, а как только появилось это Явление Христа Народу, – в виде:

– Прибытия Поезда, – побежали, как от наступающей с большим численным преимуществом армии Врангеля.

И появляется сомнение, что у нас, здесь! и, оказывается, может быть:

– Не совсем по-честному, – и значит при такой высокой точности – встретили, да, но, увы, не того Емельяна Пугачева, который обещал крестным знамением, что он царь:

– Настоящий-й!

Но тут же и успокоили:

– Не надо так уж всего бояться, тем более вообще ужасаться, – ибо это только иво:

– Игры Разума.

То, что этот разум Великолепный – оставили в умолчании.

В фундамент Ошибки Пушкина поставили Вавилонскую Башню – так сказать, поперед батьки в пекло – что Человек не участник соревнований Жизни:

– Художественного Произведения.

Следовательно, то, что Пушкин гений – это только ваше личное мнение – оснований в объективной реальности для этого нет, – так только:

– Просто гений – и всё.

Это всё равно, что бог написал роман, а его придворные похлопали, но на реальность их – этих лудэй – существования на Земле:

– Сурово, – как на суде в 37-м – загудели по-звериному-му-му.

Как и сказано:

– Боги, боги, боги. – Когда отряды греков вели бои при осаде Трои, – они могут, конечно, но зачем – нам обязательно не рассказывают.

Хотя всё, конечно, но, увы, не в прямом эфире это ВСЁ находится, а как распылил туман Лессинг:

– Часть всегда находится за туманом.

Следовательно – не совпало – значит, бог и заходил к вам – но в не гости, разумеется, – а, вот настаивают, что:

– Помочь.

Когда Макферсон издал Стихотворения Оссиана. Буквально специально написан такой короткий рассказ, чтобы продублировать Воображаемый Разговор с Александром 1.

То, что происходит может видеть только Читатель. Пусть это будет машина, но сделанная именно Аланом Тьюрингом для разгадки Шифра Энигмы – герои сами – внутри произведения понять ничего не смогут, – как это и не понял никто из разрешенного литературоведения. Как именно от души и сознательно:

– Ветхого Завета, – по Сартру:

– Наблюдать себя наблюдающим, да, можно, но только теоретически.

Но!

Какой Сартр, если Пушкин это сделал, можно сказать, еще до нашей эры.

Макферсон Оссиана написан и буквально, на вид, как монолог только, как письмо одного человека другому, как разговор инопланетян, – но! С условием, если такой текст увидит Человек, то сможет поверить, что жизнь вечная есть и:

– На Земле!

Как Завещание, следовательно, написано людям:

– Мы улетаем из-за ряда создавшийся здесь невыносимых причин, но вы – в принципе – можете победить.

И завещание это о вечной жизни могут прочитать только люди. Как это и попытался сделать Король Лир, очнувшись от ужаса, что голова его, оказывается, ходит по Земле, – а не:

– Наоборот.

И чтобы не забыть эту новую для себя трансформацию, привязал к голове пучок травы, что значит молвил почти чистым русским языком:

– Избушка, избушка, повернись ко мне передом – к лесу:

– Задом.

И было, хотя и не сразу.

Лев Толстой отказался пролаять это заклинание, ибо и посчитал, наоборот, варварством. Но варварством при условии, что человек и не достоин ни вообще, ни в частности – жизни вечной. И знаете, почему?

– Ее не бывает.

По крайней мере, для человека даже не предвидится.

Не может человек, следовательно, увидеть, что в Макферсоне и Джонсоне идет между ними диалог, так как для этого надо кому-то Объективно смотреть это Кино. Но в тексте такого человека нет.

Снаружи? Не бывает.

Вот удивительно! Есть, а не бывает. Априори, хотя и без уведомлений приписано к каждому при рождении – по мнению Толстого:

– Не может Читатель, как Герой Романа, войти в художественное произведение, – так только, наблюдать со стороны, как вот именно кино, а так-то, конечно и всегда:

– Не Дартаньян, не Дартаньян.

Подражать может – участвовать реально – нет.

Тогда как на самом деле – Читатель – это бог художественного произведения, который и вдыхает в него радость жизни.

Получается, очевидно, да, но так как не может, то и нет.

Роман – это только звук глухой в лесу пустом – хоть и наоборот – оживает он Только при прикосновении Читателя.

И Пушкин специально придумал такой текст, где это происходит образцово-показательно:

– Герои разговаривают письмами в письме одного из них.

Разговаривают полу-предложениями: один начинает предложение, другой его продолжает. Получается, как два в одном.

Но! Как это бывает в жизни? А если нет – значит сказка.