Три подарка

***

Юной Фее очень полюбился этот городок, она сама выбрала его после окончания Школы Добрых Фей. Ее восхитила живописная речная долина и высокая зеленая гора, и особенно понравилось Эльфийское озеро. А городок, расположившийся на другом берегу, сверху показался совсем игрушечным! Фея даже удивилась, что этот замечательный участок не был занят уже много лет. Правда, тогда она еще не знала про колдунью… Но ей, выпускнице с отличием, не подобает отступать перед злобной старухой, и она будет продолжать свои добрые дела! Ведь Ангел, преподававший им курс Практического гуманизма, утверждал, что добро непременно победит зло, и даже люди за последние века стали гораздо цивилизованней и добрей, а ему нельзя не верить.

В самом радужном настроении Фея подлетела к городку, с умилением глядя на его уютные домики с черепичными крышами и цветущие палисадники. Но спустившись ниже, она сразу почувствовала неладное… Что-то произошло за то время, пока ее не было, и даже собаки не так приветливо, как обычно, виляли ей хвостами. Вообще-то они с большой симпатией относились к доброй Фее, поскольку в отличие от людей могут распознавать бестелесную сущность, но сегодня собаки были понурые и едва шевелили хвостами. "Как это странно!" – подумала Фея и то же мгновение услышала тихий, едва различимый стон… В нем было столько отчаяния и невыносимой боли, что у нее от испуга сжалось сердце.

Глава 3. Горести

Приведя себя в порядок, фрау Ларсен не спеша, с удовольствием выпила ароматного жасминового чаю с сухариком. Настоящий чай у нее давным-давно кончился, она и путь в лавку колониальных товаров забыла, но к счастью, около дома рос большой куст жасмина. Муж посадил его, когда родилась их первая девочка… Многие годы они только наслаждались летом чудесным благоуханием, но теперь жасмин сослужил ей добрую службу, она собирала душистые лепестки, сушила их и даже очень полюбила свой особый чай. "Надо обязательно сходить к булочнику и купить хоть немного хлеба, чтобы соседка не заметила, какой слабой я стала от недоедания." – решила фрау Ларсен. Они договорились, что комнатку ей приготовят уже к следующей неделе. У нее осталось еще немного картошки, и несколько дней она продержится.

Только фрау Ларсен вышла на крыльцо, как увидела на улице соседку и незнакомую, блекло одетую девушку, а пока дошла до калитки, и они ее заметили, соседка уже шла навстречу. "Доброе утро, фрау Ларсен! Я должна перед Вами извиниться… Видите ли, произошло такое недоразумение! Вчера приехала из деревни моя дальняя родственница… и притом совсем неожиданно. Я еще месяц назад написала ее матери и позвала к нам няней, но оказалось, что они готовятся к свадьбе. Но внезапно ее помолвка расстроилась, и она приехала. Прошу меня извинить."

У вдовы потемнело в глазах, лицо покрылось холодным потом, и ледяные ноги подкосились… Она судорожно схватилась за калитку. "Да… недоразумение… Я все понимаю, не беспокойтесь…" Фрау Ларсен едва ответила, чувствуя, что вот-вот может потерять сознание… С трудом дошла до своей двери, а в спальне, застонав, рухнула на старую кушетку, теперь служившую ей постелью. Даже плакать не могла, так больно жгучим спазмом перехватило горло, но потом рыдания стали душить ее, и она зажала рот платком, чтобы соседи не услышали ее горя. Больше всего она боялась, что сильно заболит сердце, а ландышевых капель в пузырьке осталось совсем на донышке. Но чего боишься, то и… Измученное сердце не заставило себя ждать.

Испуганная Фея заглянула в окошко – беда здесь! Женщина лежала, стиснув руку на груди, лицо было смертельно-бледным, и посиневшие губы страдальчески сжаты. "Плохо с сердцем! Она умирает…" – Фея проскользнула в форточку, и склонившись над больной, трижды дунула ей на лоб. Через несколько мгновений фрау Ларсен задышала ровнее, лицо чуть порозовело, и горькая складка на лбу разгладилась. Она спокойно уснула. Фея облетела скромный домик и ненадолго задержалась у часов в столовой, любуясь райской птичкой, как раз выглянувшей из свой башенки – часы прозвонили одиннадцать.

***

Хозяин вернулся разъяренный, как бык, швырнул новые туфли Тиму в лицо, и один каблук больно ударил его над бровью. Оказалось, что у жены бургомистра случился очередной приступ желчной колики и подагры, а это случалось с ней каждый раз, когда она не в меру объедалась гусиной печенкой. И бургомистриха устроила сапожнику настоящий скандал, заявив, что туфли ей немилосердно жмут и вообще безнадежно испорчены – какой дурак их делал? – что она не потерпит такого к себе отношения, что ноги ее больше не будет в его мастерской, и отныне она будет заказывать себе обувь в большом городе. Хозяин, который вынужден был льстиво улыбаться и оправдываться, теперь вымещал свою злость на безответном, ни в чем ни повинном Тиме. С ругательствами приказал до вечера субботы переделать туфли – или не сносить тому головы!

Оглушенный жестокой несправедливостью, и на время потеряв способность думать, Тим начал дрожащими руками подпарывать швы на туфлях, страшно боясь повредить дорогую парчовую ткань, потому что слезы застлали ему глаза. Он-то понимал, что у бургомистровой жены просто отекли и распухли ноги, да и хозяин прекрасно это знал, но не посмел спорить с важной заказчицей. Подагра от обжорства печенкой, о которой по секрету рассказала ее горничная, давно уже стала предметом язвительных и грустных шуток среди мастеров – все натерпелись от ее капризов, но сейчас Тиму от этого не было легче. Он не чувствовал большого унижения в том, что хозяин швырнул в него туфли, дело у них вполне обычное, и таких вещей не стыдились, как наготы в бане. Но все заветные планы, которые он лелеял с самого Рождества, рухнули в один миг, и даже осознать до конца весь случившийся ужас не было сил.

Чувствуя, что подкатившие слезы могут предательски хлынуть из глаз, Тим отбросил работу и под сочувственными взглядами остальных выбежал за дверь. Он шел, задыхаясь от гнева и отчаяния, торопясь поскорей выйти из города, а когда свернул с дороги на опушку леса, забился в густую траву под кустами и уже не сдерживал горьких рыданий. Он давно так не плакал, наверно, с похорон матери… Детские всхлипывания украдкой по ночам были не в счет. "Зачем жить дальше? Все кончено. Даже когда я буду сгорбленным седым стариком, всегда найдется кто-нибудь, кто швырнет в меня башмак. И разве Лотта… Лучше сразу умереть! Можно утопиться, река близко… Эх, жаль, что я умею плавать, еще отец учил. Надо камней положить в карманы." И вдруг еще не ухом услышал, а почувствовал от земли приближающийся топот лошадей… Тим приподнялся на локте и стал пристально вглядываться вдаль, на дорогу, ведущую в большой город.

***

В это прекрасное утро мачеха была зла, как обычно, и даже хуже… Анни давно заметила, что ненастная погода больше соответствовала ее сварливому нраву и действовала успокаивающе, а солнце вызывало беспричинное раздражение, будто нарочно противоречило ей. И мачеха злилась, вымещая досаду на Анни, особенно когда отец бывал в отъезде. Сестрица Тильда тоже не отставала и с удовольствием тиранила ее, заставляя выполнять свои капризы или, что еще хуже, наговаривала всякую напраслину, а в этом она была на удивление изобретательна.

Мачеха не дала Анни договорить и сразу закричала: "Это ж надо было додуматься – в такое время в церкви прохлаждаться! Дел дома невпроворот, мое нарядное платье не дошито, тюлевые занавески не выстираны, а уже воскресенье на носу! И вообще… Не сегодня-завтра отец вернется – опять сплошные хлопоты, надо встретить с дороги, а к обеду еще ничего не куплено! Нет, даже и не мечтай, чтобы уходить!" Анни в слезах умоляла ее: меньше, чем через час она будет дома. А до воскресенья целых два дня, она все успеет! Платье уже совсем готово, осталось только ленты пришить.

Она так разволновалась, не в силах смириться с рушившим все отказом, что отступила к двери и уже взялась рукой за створку, готовая бежать к себе переодеться, и прочь из дома. "Ты, милая моя, совсем не понимаешь, когда с тобой говорят по-хорошему!" – мачеха грозно сдвинула черные насурмленые брови и достала из ящика стола ключ. "Сходи наверх, доченька, и запри ее комнату! А ты стой здесь, я тебе покажу, как своевольничать!" Когда Тильда вприпрыжку вернулась с ключом, мачеха больно схватила Анни за плечи, и вытолкнув в коридор, захлопнула дверь. Тильда высунулась, ухмыляясь, и показала ей язык – что, получила?

Как в тумане, привычно подойдя к лестнице, Анни запнулась на нижней ступеньке… В оцепенении опустилась на нее и ткнулась лбом в деревянный столбик перил. Перед глазами неожиданно промелькнул обрывок сегодняшнего сна… Вроде она убегала от кого-то пугающего… "Только не плакать! – приказала она себе – Плакать нельзя, они могут выйти из комнаты и увидеть меня совершенно уничтоженной, а у них и без того достаточно поводов торжествовать." Анни сглотнула комок в горле, поднялась и, стараясь ступать потише, вышла в сад. Дик, заметив любимую хозяйку, начал радостно повизгивать. Она добрела до его конуры, и осев на деревянный ящик, безутешно разрыдалась. А верный пес, положив голову ей на колени, тихонько поскуливал и время от времени лизал руку, утешая…

Внезапно он встрепенулся, поднял голову и радостно завилял хвостом, будто приветствуя кого-то. "Что там, Дик?" – Анни отняла руки от заплаканного лица и взглянула наверх – куда смотрел он, но ничего не увидела. Только качнулась ветка, наверно, птица перелетела. Она снова уткнулась в ладони… "Ну, зачем ты так убиваешься?" – спрашивала себя Анни по всегдашней привычке в одиночестве разговаривать сама с собой. "Никакой трагедии не произошло, я уйду завтра. В самом худшем случае – в воскресенье, в церковь ведь пойдут все. Грустно, конечно, что и сегодняшний день пропал, а я-то надеялась… Да, можно сказать, поздравили… Ах, мамочка, если бы ты была жива!"

***

Свою мать Анни помнила смутно, она давно стала для нее существом неземным, приближенным к ангелам. Мама умерла вскоре после того, как подарила ей ту чудесную куклу на пятилетие. Видно чувствовала, что уже не поправится, и хотела оставить дочке память о себе. Года не прошло, как отец женился, совершенно потеряв голову от прелестей дочери галантерейщика. Он добивался ее согласия несколько месяцев, и они обвенчались, не дождавшись окончания траура. Так Анни получила мачеху и потеряла отца, стала ему совсем безразлична.

Галантерейные прелести невесты быстро сменились вздорными капризами жены, а когда у нее родилась дочь Тильда, в семье появился новый тиран. Странно, почему-то Анни никогда не думала о Тильде, как о родной сестре – только как о дочери мачехи. Отец занимался извозом и вместе со своим другом и помощниками часто бывал в отъезде. Они возили товары из большого города, а иногда подряжались ехать еще дальше, и тогда его не было дома по целой неделе. А может быть, он просто не хотел подолгу оставаться с новой женой? Как бы то ни было, Анни оказалась в полном распоряжении мачехи – сначала "ужасной обузой", а потом беззащитной и безгласной служанкой.

"Это просто неслыханно, так издеваться над бедной девушкой!" – от охватившего ее возмущения добрая Фея опустилась слишком низко и случайно задела ветку дерева. Понятно, когда старухи-мойры, прядущие нити судеб, вдруг обрезают одну из них. С этим ничего поделать нельзя, приходится смиряться, их даже олимпийские боги побаивались. Но чтобы один человек так мучил другого, совершенно безответного – да по какому праву?! Не плачь, милая Анни, сейчас я помогу тебе! Жаль, что невозможно наказать твою злобную мачеху, этого добрые феи не умеют, к сожалению. Но для тебя у меня есть замечательный подарок, ты непременно обрадуешься." В ту самую минуту Дик предупреждающе зарычал, отвлекая свою хозяйку от горестных мыслей – значит, пришел кто-то чужой.

Глава 4. Подарки

Анни встревоженно оглянулась, верный Дик рычал не напрасно. У калитки, действительно, стоял незнакомый человек в строгом черном сюртуке. Смущенно вытирая на ходу слезы, она торопливо пошла открывать. "Скажите, милая, здесь ли живет NN?" – он назвал ее имя. "Это я…" – растерянно ответила Анни. Незнакомец недоуменно посмотрел на нее. Конечно, видя заштопанное платье и огрубевшие от работы руки, он принял ее за прислугу, только что получившую взбучку от хозяев, и был не далек от истины.

"Прошу меня простить, – незнакомец учтиво приподнял шляпу, хотя в голосе еще чувствовалось сомнение, – но позвольте сделать одно уточнение… И свидетельство с выпиской из церковной книги у вас имеется?" – "Да, конечно. Только оно у отца, а он сейчас в отъезде. Но должен вернуться не позднее завтрашнего дня. А почему вы спрашиваете?" – голос ее дрогнул, и она запнулась. "Видите ли, я – нотариус и приехал сюда, чтобы выполнить волю завещательницы, вашей матери."

У Анни внезапно закружилась голова, она покачнулась, и нотариус заботливо поддержал ее под локоть. "Моей матери? Не может быть… Вы не ошиблись?" – она не могла этому поверить. "В нашем деле подобные ошибки исключены. Все документы о наследстве тщательно и многократно проверяются. А матушка оставила вам приличную сумму в виде ренты, и завещание вступает в силу с… Уточните, когда ваше восемнадцатилетие?" – "Сегодня." – "Все верно. Поэтому я прошу вас посетить здешнего нотариуса. Это на площади возле ратуши, знаете? Отныне он будет вашим поверенным. А теперь позвольте мне откланяться."

Проводив нотариуса, Анни, как во сне, дошла до крыльца и опустилась на ступеньку. Но краем глаза успела заметить, что колыхнулась белая занавеска -значит, Тильда подслушивала их разговор и подглядывала у открытого окна. "Что за день сегодня, – мелькнуло в голове Анни – я все время сижу на ступенях." Вдруг звонкий голос окликнул ее, это любимая подруга Лотта спешила от калитки, оставшейся незапертой, и на ходу сыпала вопросами: "А кто сейчас от вас вышел? И почему ты сегодня к нам не пришла, не заболела? Мама уже начала беспокоится и прислала узнать, она ведь и пирог кухарке заказала."

"Ой, Лотта, прости! И перед тетей Мартой за меня извинись – тут такое произошло, самой не верится. Даже не знаю, как сказать… Это приходил нотариус. В общем, оказалось, что мама завещала мне сколько-то денег, и я ничего не понимаю…" Глаза Лотты, удивленно распахнувшись, слились с голубизной неба. "Тебе?! Деньги от матери? Дай прийти в себя… Побегу скорей домой – расскажу! Да, теперь тебе, конечно, не до нас. Но ты все-таки заходи иногда, не забывай." – и Лотта резко повернулась к калитке.

"Лотта, постой! Что ты говоришь! И я не успела объяснить, почему не пришла к вам. Я никак не могла, мачеха заперла мою комнату, а там, ты же знаешь, мамина шкатулка и мое платье – в чем уйти? Ты скажи тете Марте, что так получилось, а уж завтра я обязательно!" – "У тебя сегодня и впрямь сплошные сказки!" – Лотта гордо вскинула точеный профиль, и даже не помахав, как обычно на прощание, быстро застучала каблучками.

Анни печально вернулась к дому. В это время на заднем дворе послышался скрип ворот, топот лошадей и мужские голоса – вернулся отец со своими помощниками. И тут же распахнулась дверь – едва не сбив Анни, из дома выскочила Тильда и помчалась к отцу, крича на бегу: "А у нас удивительные новости, у нас такое!" "Вовек мне не будет от них покоя…" – тоскливо подумала Анни и ушла на кухню приготовить отцу умыться и собрать что-нибудь поесть на скору руку, настоящего обеда она так и не не приготовила. Отец вошел оживленный, веселый: "Ну-ка, рассказывай, что за чудеса у вас происходят?" – он ласково потрепал ее по плечу, и Анни пересказала свой разговор с нотариусом. За обедом только и говорили о неожиданном завещании, отец все удивлялся: "Ай да, Мари, какая скрытница! Ни пол-словом мне ни разу не обмолвилась! Наверно, это дядя-суконщик оставил ей наследство."

Отец все шутил и весело, но как-то очень странно поглядывал на Анни. "Завтра, завтра…" – думала она, разглядывая цветочный рисунок на тарелке, стараясь не слушать и не смотреть на них. "Завтра все непременно решится. А пока надо перемыть посуду, убраться в кухне и пойти пришивать ленты к платью. Эта привычная, монотонная работа должна немножко успокоить. Ах, ведь ее комната заперта на ключ…" Едва она подняла глаза на мачеху, как та уже легонько толкнула под столом Тильду: "Пойди, дочка, отопри там…" – и медово улыбнулась.

"И впрямь чудеса! – размышляла потом Анни, сидя за шитьем, – А Лотта явно обиделась на меня. Ничего, завтра я к ним схожу, сразу после нотариуса, и все объясню. Надеюсь, тетя Марта извинит, что я не пришла. Да у нее и времени сейчас нет гостей принимать, все шьют, не разгибаясь. А я могла бы им помочь, хоть подолы на платьях подшивать или какую-нибудь отделку, пуговицы, крючки… Всегда ведь одного дня для срочных заказов не хватает. Скорей бы уж прошло это воскресенье, тогда все наладится и начнется наконец спокойная жизнь." Вздохнув, Анни отложила мачехино платье, и опустившись на колени перед маленькой статуэткой Девы Марии, стала горячо молиться. И сама не знала, к кому обращалась больше – к Пресвятой Деве или к своей умершей матери, пославшей ей счастливое избавление, обе они с детства слились для нее в один почитаемый и нежно любимый образ.

***

Сначала Тим ничего не увидел, но вскоре вдали показалось облачко пыли, а через несколько мгновений по дороге уже мчалась пара дивных белоснежных коней, запряженных в легкий и какой-то нездешний экипаж. Тим и представить себе не мог, что бывают на свете такие чудесные кони! Прежде он видел только крестьянских лошадей, на которых по утрам привозили на рынок всякую снедь, и еще два раза в неделю через их городок проезжал почтовый дилижанс. Вдруг раздался треск, испуганный женский вскрик, ржание взвившихся коней – коляска резко осела на бок, и отлетевшее заднее колесо покатилось к обочине…

Только сейчас Тим разглядел, что в экипаже сидела молодая дама небесной красоты, и он замер, совершенно завороженный… Кучер, соскочив с козел, помог даме спуститься с подножки накренившейся коляски, и они стояли на дороге, растерянно оглядываясь по сторонам. Опомнившись, Тим вскочил с земли, и не дожидаясь просьбы, подбежал к ним, чтобы предложить свою посильную помощь – он сбегает в город, позовет кого-нибудь, и они вместе постараются починить колесо. Дама была очень тронута и ласково благодарила его за хлопоты.

Тим стремглав помчался в город, радуясь этому происшествию, которое отвлекало его от собственной беды, и топиться он пока раздумал. А на крайней улице – неожиданная удача! – сразу встретил знакомого столяра, делавшего для сапожной мастерской обувные колодки. Оказывается, тот жил совсем рядом, и схватив ящик с инструментом, они быстро вернулись. Кучер уже выкатил отлетевшее колесо на дорогу, а прекрасная дама, как ни в чем ни бывало, прогуливалась по лугу под кружевным зонтиком. Тим со столяром осмотрели колесо и ось. К счастью, все было цело, только выскочила или переломилась железка, закрепляющая колесо, кажется, шпилькой называется. Столяр мало что в этом смыслил, а Тим еще меньше, но неожиданно он взял дело в свои руки, будто ему кто-то нашептывал, что и как нужно делать. Из двух больших гвоздей он соорудил замену нужной детали, столяр и кучер приподняли экипаж, и колесо поставили на место. Коляска была починена – можно ехать дальше.

Прекрасная дама от души поблагодарила своих спасителей, и в особенности Тима. Потом она открыла бисерную сумочку и очень деликатно, с улыбкой протянула им деньги. Столяру одну золотую монету, а Тиму – целых пять! От изумления он едва смог что-то пробормотать в ответ… И когда удивительный экипаж в мгновенье ока скрылся – как растаял! – они все еще оторопело стояли на дороге, глядя вслед и не в силах прийти в себя.

Возвращаясь в город, они в подробностях обсуждали этот случай и необыкновенную щедрость загадочной дамы. Тима даже потянуло рассказать столяру – до того они сблизились – о злополучных туфлях, и о том, что не может заставить себя вернуться к сапожнику. "А ты живи пока у меня. – предложил вдруг столяр – Место в мастерской найдется, сейчас уже тепло, постелим тебе на стружках – чем не перина! Найдешь себе другую работу – ты же хороший мастер, а то сведу тебя со знакомым шорником, после обуви ты вмиг это дело освоишь." На том и порешили. Тиму надо было только заскочить в сапожную лавку, чтоб забрать вещи – запасную рубаху и суконную зимнюю куртку. Еще он решил взять шило и свои ножницы, привычные руке – ему никак нельзя остаться без инструмента, а денег за туфли все равно уже не видать. Едва он вошел, сапожники наперебой стали говорить, что хозяин рвет и мечет – смотреть страшно, и он его точно убьет! "Руки коротки." – небрежно бросил Тим. Все изумленно переглянулись, сроду не замечали за ним такой бесшабашности. Тим быстро завернул в куртку свои немудреные пожитки и пошел к двери: "Я ухожу, не поминайте лихом." С прежней жизнью для него было покончено навсегда.

***

"Что это, неужели я спала? Или потеряла сознание? Нет, непохоже – я хорошо себя чувствую. А ведь помню, что сильно схватило сердце… Просто чудеса какие-то!" – фрау Ларсен, действительно, проснулась отдохнувшей, и с неожиданной спокойной решимостью продать часы с райской птицей. Да, она продаст их, уж лучше своими руками. Обменяет память о своих любимых на хлеб, картошку и немного сахару, и протянет еще некоторое время. Может быть, дождется весточки от сына. Конечно, можно попытаться продать их домик, но она ничего не понимает в таких делах, и ее непременно обманут, хотя не это главное. Вдруг сын однажды вернется, а ему негде будет преклонить голову? Женщина ласково погладила рукой стену, знакомую до малейшей трещинки… Здесь в спальне когда-то стояла кровать с вышитым ею шелковым покрывалом, а рядом – резная колыбелька. Она вздохнула, поднялась и пошла в столовую. Долго смотрела на часы, ей очень хотелось на прощание послушать пение райской птички, но до полного часа было еще далеко.

Фрау Ларсен встала на низкую скамеечку и осторожно сняла часы с гвоздя. Скамейка вдруг качнулась, и она, не выпустив часы из рук, почти упала, больно ударившись коленом. "Что за напасти сегодня! Не хватало еще рухнуть в пустом доме… Гвоздь, наверно, расшатался. Но странно…" Она опять осторожно встала на скамейку, и поднявшись на цыпочки, потрогала гвоздь – нет, он держался крепко. И почему-то забыв, что вешать часы обратно уже не придется, она посильнее вдавила гвоздь пальцем. В стене что-то тихо щелкнуло, и отделившись точно по рисунку полосатых обоев, отодвинулась маленькая панель – за ней был тайник!

Сердце заколотилось в горле, и перехватило дыхание… Фрау Ларсен протянула руку вглубь и тут же, ахнув, отдернула! Ей показалось, что внутри сидел кто-то с короткой мягкой шерстью, и она снова чуть не упала, но ее будто поддержала за спину неведомая сила. Немного уняв сердцебиение и собравшись с духом, она все-таки дотронулась, это был просто бархат, бархатный мешочек. Она потянула его к себе и с изумлением почувствовала, какой он тяжелый! Начинало уже смеркаться, и чтобы разглядеть, что лежит внутри, ей пришлось зажечь последнюю свечку. Присев на скамейку, фрау Ларсен развязала витой шнурок, и в колеблющемся свете засверкали крупные серебряные монеты. Застонав, она откинулась головой к стене, и по ее лицу полились горячие слезы… "Родной мой! Будь благословен там, на небесах! Ты спас мне жизнь." – и она тихо шептала что-то, не утирая слез, и все гладила рукой шелковистый бархат…

Потом, когда свечка догорела, она тяжело опустилась на колени перед распятием и долго еще молилась и плакала в темноте. Временами ей казалось, будто слабое эхо отзывается ее всхлипам, и это было немного странно в их маленьком доме. Впрочем, сегодня она ничему не удивлялась. А это добрая Фея, заглянувшая проведать ее перед тем, как вернуться к себе на гору, тихонько прижалась в углу комнаты, и растрогавшись, не могла сдержать слез… К тому же, ей было немного совестно за то, что пришлось толкнуть скамейку, и пожилая женщина ушибла колено. Но иначе она не обнаружила бы тайник с деньгами, который Фея так замечательно ловко устроила. Беспокоясь за потрясенную вдову, она все медлила улетать, но постепенно успокоив фрау Ларсен, навеяла ей самый утешительный и светлый сон и тихонько выскользнула в окно.

***

Поднявшись над домом, юная Фея внезапно почувствовала необъяснимую слабость. Она летела над городом так низко, что едва не задевала верхушки деревьев… А когда впереди заблестела река, ее первый раз в жизни охватил панический страх. Теряя последние силы и заставляя себя не зажмуриваться, почти над самой водой Фея перелетела реку, но подняться на вершину горы уже не смогла и упала чуть выше пещеры колдуньи. Хорошо, что злобная старуха еще крепко спала – храп был слышан даже снаружи – и не увидела несчастья и позора бедной Феи, которая попыталась дойти пешком до своей сторожки, но вконец обессилела, и даже ноги не держали ее.

Упав ничком в траву, она горько заплакала, как потерявшийся беспомощный ребенок. "Волшебница называется, колдунье на потеху…" К счастью, ее плач услышали гномы, живущие в расщелине горы, они поспешили на помощь, на руках отнесли Фею наверх и уложили отдыхать на постель, устланную свежей листвой и душистыми травами. Фея от всего сердца благодарила своих нежданных спасителей и уверила их в самой преданной и вечной дружбе. Гномы решили больше не докучать ей и гуськом удалились, оставив на пороге сторожки одного караульного.