banner banner banner
Рифмовщик
Рифмовщик
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Рифмовщик

скачать книгу бесплатно

Юноша встал. По его лицу было заметно, что он хотел бы еще что-то сказать, но какие-то важные слова ему никак не давались. Крео тоже встал из-за стола и, не глядя на племянника, произнес:

– Прощайте.

– Да, я ухожу, – нерешительно ответил юноша. – Ньюка победил нас обоих. Сила не в справедливости, а в… – он не знал, каким словом закончить эту фразу, и добавил: – Сила в дяде, в сильном дяде. Вся сила – в страхе перед дядями, – и он вышел из кабинета.

«Да, веселенькая жизнь наступила, – подумал Крео, – когда такие молодцы в такие игры играют! А как правдоподобно! “Актеры” высокого полета подросли за спинами генералов и солидных дядей. А я-то хорош – литератор, разнервничался…» – и он добавил пару нехороших словечек, из-за которых в его журнале развернулась бурная полемика: стоит ли их употреблять в литературных произведениях?

Впереди был целый рабочий день в текущих делах и заботах. Уже ближе к обеду его соединили с дядей племянника.

– Але, я вас слушаю, – произнес он в трубку.

Уверенный и суховатый голос пробасил:

– На вас жалуются. Один из ваших авторов вчера в интервью заявил: дело генерала замнут, и правды мы не узнаем. Это неправильно. Вы, я надеюсь, правильно меня понимаете.

Крео даже не успел вставить слово, как разговор прекратился. Некоторое время он неподвижно сидел за столом.

«Вот и твори здесь! – подумал он. – Ну что они лезут, куда не надо? Пиши себе рассказики, романчики! Какое тебе дело до нашей тонкой политики?»

Он постучал ладонью по столу, как будто хотел укрепиться в своих намерениях, и набрал номер этого идиота-автора.

Грубый развязный голос протрубил:

– О! Дружище Крео… тебя, – именно этот автор «славился» ненормативной лексикой. – Давненько… тебя не слышал…

Крео сугубо формально и крайне вежливо поздоровался и, не обращая внимания на попытки прервать себя, спокойно произнес:

– Наше издательство и журнал всегда дорожили своей репутацией – репутацией высокохудожественного издания, не терпящего пошлости и лжи. Честное отношение к нашему литературному труду является нашим кредо.

– Крео, голуба ты… наша. Мы тебя так любим, ты что, заболел… что ли? – голос в трубке несколько смягчился. Абонент ждал ответа.

– Нет, я в порядке, – ответил Крео. – А вот у вас проблема.

– Проблема? Да иди ты… Если ты опять о моем лексиконе, так это… народное. Народ так говорит. А мы… с народом.

– Я не об этом, – ответил Крео. – Вы позволили себе комментировать дело генерала и исказили действительность. Это недопустимо.

В трубке некоторое время раздавалось смачное сопение, а затем баритон объявил:

– Ты, голуба… угрожаешь мне? Мне – народнику? Вы что… – он вставил более-менее приличное слово, – офинигели? Тетку невинную хотят засудить, а педерастов выгородить?

– Суда еще не было, – ответил Крео. – Я бы на вашем месте воздержался от комментариев, если, конечно, хотите продолжить сотрудничать с нами.

– Вона вы как? – собеседник перешел на «вы». – Сочувствуете этим неформалам? – говорящий, видимо, хотел вставить крепкое словцо, но воздержался и продолжил: – Я вас понял. Вы, вы… – он, похоже, готов был смачно обругать Крео, но не решился и закончил разговор простой фразой: – Я подумаю над вашим предложением.

Крео, положив трубку, вслух выругался в адрес этого народника, дяди и вообще своей роли в этой истории. Он встал, прошелся до двери и обратно, подумал: «Юсте сейчас тоже несладко», – и занялся разборкой накопившихся бумаг.

***

Когда она вошла в проходную и предъявила охране свое удостоверение, солнце уже поднялось над вершинами деревьев старинного парка, окружавшего несколько строений госпиталя. Общий вид разноэтажных зданий, расположенных в парковой зоне, скорее походил на элитное жильё в старинном стиле, нежели на госпитальный комплекс. Мощеные дорожки удобно соединяли здания и, изгибаясь, уходили в темные аллеи. То тут, то там на клумбах и ухоженном газонном пространстве яркими шапками виднелись последние осенние цветы. На старых кленах еще кое-где держались желто-красные листья. Березы, увешанные мелкими желтыми листочками, красовались в солнечных лучах. Вся осенняя красота сверкала капельками растаявшего к утру ночного инея, и только в темных, тенистых местах еще можно было заметить ярко-белую бахрому, оставшуюся от легкого морозца.

Юста прошла от ворот по главной аллее к самому большому пятиэтажному зданию. Несмотря на предстоящие заботы и тревоги последнего дня расследования, она любовалась этим осенним великолепием, когда холодный прозрачный воздух приятно бодрит, а разноцветные краски в лучах чистого солнца радуют глаз и поднимают настроение, несмотря на ожидание долгой и холодной зимы.

Главный корпус госпиталя, где генерал закончил свой жизненный путь, живописно проглядывал сквозь высокие стройные ели и желтые клены. Юста, созерцая это осеннее роскошество, решила обойти всё здание и еще раз осмотреть место, где нашли тело генерала. Осторожно пробираясь по отмостке у цоколя здания, она завернула за угол и подошла к той клумбе, на которую упал генерал. Всё цветочное убранство привели в порядок. Низкая чугунная ограда была свежевыкрашена. Практически уже ничто не напоминало о трагедии.

Юста подняла голову вверх и поискала глазами тот балкончик, на котором в последний раз стоял генерал. Балкончик был пуст. Она еще раз представила, как падал вниз этот человек. Неоднократные просмотры фотофиксаций места происшествия каждый раз вызывали у нее один и тот же вопрос. Она не могла понять, почему генерал не упал на отмостку, а попал на клумбу. Для такого «полета» необходим был прыжок с балкона, а не простое переваливание через перила. В протоколе осмотра места гибели генерала эта тема вообще не была затронута.

Юста прошла вдоль стены метров пятьдесят и визуально еще раз сверилась: могло ли тело упасть на край клумбы и именно на эту чугунную оградку?

«Могло, – подумала она, – если только спрыгнуть вниз с перил или… – эта мысль не покидала ее уже более недели, – встать на стул, а с него на перила».

Но увы, стула на балконе не было. В палате он был, а на балконе при осмотре не был.

Она обошла здание вокруг. Казалось, госпиталь был пуст. Кроме охранника, у входа ей никто не встретился. Юста вошла

в вестибюль, посмотрела на часы – до начала работы ее группы оставалось пятнадцать минут.

«Надо бы поторопиться, проверить, все ли на месте» – подумала она.

Юста прошла мимо лифта и поднялась на второй этаж. В приемной главврача уже толпились ее помощники, понятые, две медсестры, тюремные охранники. Пуэла сидела в кресле в углу приемной и безразлично наблюдала за происходящим. Юста поздоровалась со всеми и, минуя секретаршу, вошла в кабинет.

В большом помещении за столом в белом халате сидел хозяин, рядом с ним за столом заседаний расположились двое: молодой парень, в котором она узнала Ньюку, и пожилой седой мужчина.

– А вот и наш обворожительный начальник, – вставая из-за стола, произнес главврач. – Прошу познакомиться. Это внук, – и он назвал генерала по имени и отчеству, – а это его адвокат.

Она поздоровалась кивком головы и, ожидая приглашения сесть, остановилась посредине кабинета.

– Проходите, проходите, – засуетился врач. – Присаживайтесь, прошу.

Юста села напротив Ньюки и пристально, стараясь не моргать, посмотрела ему в глаза. Ньюка выдержал ее взгляд, но чувствовалось: ему это дается трудно. Она не стала дальше его испытывать и обратила внимание на адвоката.

– Порфирий Петрович, – не вставая, представился адвокат и, обращаясь к главврачу, произнес: – А, собственно, чего мы ждем? Все в сборе – можно начинать.

Юста кивнула головой, встала из-за стола и, обращаясь к главврачу, предложила:

– Я сейчас расставлю всех по местам, а вам я предлагаю оставаться в палате. Вы у нас сегодня побудете генералом.

– Я? – как-то беспокойно произнес главврач. – А впрочем, вам видней.

Все вышли из кабинета в приемную. Юста первой прошла вперед и попыталась незаметно понаблюдать, как реагирует

Ньюка на присутствие Пуэлы. Он мельком посмотрел в ее сторону и перевел взгляд на окна приемной, Пуэла же не отрываясь смотрела на него.

Минут двадцать Юста с помощниками расставляла всю команду, участвующую в эксперименте. Первым через проходную госпиталя прошел Ньюка с адвокатом. Помощники по минутам фиксировали его передвижение. Затем в соответствии с записью в журнале охраны вошла Пуэла. В длинном коридоре первого этажа она встретилась с Ньюкой и адвокатом.

Юста при свидетелях спросила Пуэлу:

– Вот видите – вы не могли не встретиться! На допросах вы говорили неправду. Зачем?

Пуэла молчала. Ньюка стоял в стороне у стены и делал вид, что его этот вопрос не касается. Юста, не услышав ответ от Пуэлы, обратилась к нему:

– Вы также на предварительном следствии сообщили, что с Пуэлой не встретились. Вы подтверждаете свои первые показания или хотите их изменить?

Порфирий Петрович, до этого не проявлявший никакой активности, жестом руки как бы оградил Ньюку от Юсты и ответил за него:

– Сейчас это не имеет никакого значения, встретились они или нет. Молодой человек от волнения мог быть и неточным. Так что я не думаю, что это незначительное изменение, как вы выразились в показаниях, меняет суть дела.

Юста поняла, что этот Порфирий Петрович не даст Ньюке и слова сказать, но она сделала вид, что адвоката и не слышала.

– Ньюка, скажите: а где вы были почти полчаса после того, как покинули деда?

Ни адвокат, ни Ньюка не ожидали такого вопроса. Адвокат вопросительно посмотрел в сторону Ньюки и, поняв, что допустил промах, тут же четко заявил:

– Мой подшефный может и не отвечать на этот вопрос. Эти полчаса могут быть истрачены куда угодно. Молодой человек мог зайти в туалет. В задумчивости после свидания с дедом мог заблудиться в здании, тем более что он любил деда и желал ему скорейшего выздоровления, но, видя, что генерал пока что не идет на поправку, мог и расстроиться. Мы с вами должны понимать, что значит тяжело больной человек в семье – родной, любимый человек, отдавший жизнь свою, положивший здоровье на алтарь будущего счастья своих детей и внуков. Мы же с вами, в конце концов, не черствые люди, не сухари какие-то. Мы живые, нормальные, не злобные функционеры, и должны видеть за поступками людей положительное начало, а не подозревать всех и вся. Молодой человек мог расстроиться? Конечно, мог.

Порфирий Петрович вошел в образ и говорил, и говорил. Юста заметила, что он, как профессиональный актер, умел держать аудиторию. Статный, высокий, худощавый, с прозрачными серыми глазами, он как будто и не обращал ни на кого внимания, но опытный наблюдатель смог бы увидеть, как эти серые глаза, отмечают всё, что происходит вокруг.

Длинную речь адвокат закончил уже не раз произнесенной фразой:

– Молодой человек мог расстроиться? Конечно, мог.

– Да, конечно, мог и расстроиться, – согласилась Юста, – тем более что внук успел за это время накоротке переговорить с главврачом.

– Пусть это подтвердит сам главврач, – предложил Порфирий Петрович.

– А ему незачем это подтверждать. Их видели вместе в коридоре возле палаты. Об этом в деле есть свидетельские показания. Именно поэтому Ньюка и встретился с Пуэлой – задержавшись из-за главврача.

Порфирий Петрович молчал. Юста подумала:

«Скорее всего, его слабо подготовили, проинформировали – и теперь ему на месте приходится как-то выкручиваться».

Она не дала компании расслабиться и тут же предложила:

– Пройдемте в палату. Сейчас там у нас будет много дел.

Порфирий Петрович, пожав плечами, но ничего не сказав, согласился на это предложение. Юста понимала, что если адвокат сейчас откажется от участия Ньюки в дальнейших мероприятиях, то это может быть воспринято не в его пользу.

«Серьезный дядька этот Порфирий, – подумала она. – Не опасается вопросов. Думает, что за ним такая железная поддержка, что в любом случае Ньюке ничто не грозит».

Просторная палата пустовала. Если бы не специальная кровать и инженерная разводка различных сетей к ней, можно было бы считать, что палата является уютным номером гостиницы. На одной из стен красовалась качественная копия одной из известных пейзажных картин прошлого века. Через просторные окна в помещение проникали лучи яркого осеннего солнца, и вся обстановка, несмотря на всеобщее совсем не радостное настроение, вселяла некоторое предчувствие хорошего окончания дела.

Вся группа как-то неуверенно расположилась вдоль стен; поначалу никто не решался разместиться на диване и в креслах. Юста прошла к балконной двери и обнаружила снаружи скучающего главврача. Опершись о перила, он, видимо, любовался осенним парком. Вид с четвертого этажа действительно был хорош. Весь госпитальный комплекс находился на небольшой возвышенности, и лесные дали, окрашенные в желто-красноватые цвета, приковывали взгляд.

Юста легонько постучала пальцем по стеклу. Главврач обернулся. На его лице она не обнаружила ни беспокойства, ни искусственного равнодушия. Лицо было просто задумчивое, как обычно бывает у людей, занятых какой-то мыслью и случайно застигнутых врасплох чем-то посторонним. Он наконец-то очнулся от чего-то своего сокровенного и, увидев Юсту, вяло улыбнулся, открыл дверь и вошел в палату. Один из помощников принес куклу и, судя по усилиям, с которыми он приспособил ее в одном из кресел, кукла весила немало. Присутствующие настороженно и даже с некоторой опаской наблюдали за этой процедурой. Внешне невозмутимый Порфирий Петрович уставился в сторону куклы, и чувствовалось, что это набитое ватой изделие, отдаленно напоминающее человека, ему неприятно.

– Ну что ж, приступим, – сказала Юста. – Прошу вас, – она обратилась к помощникам: – помогите подозреваемой показать, как она это сделала.

Через полминуты кукла-манекен оказалась на балкончике прижатой к перилам, а Пуэле предложили показать, как она сбросила генерала вниз.

Порфирий Петрович равнодушно увел Ньюку в угол и разместился с ним на диване. Делая вид, что манипуляции с манекеном ему неинтересны, он что-то тихо говорил Ньюке. А на балконе разворачивались интересные события.

Понятые с большим интересом наблюдали через балконную дверь за неудачными попытками Пуэлы сбросить куклу вниз. Она, уже в третий раз приноравливаясь, дергала манекен то за руки, то за ногу, пытаясь приподнять его и перевалить через перила. Уже понимая, что не справляется с этой задачей, Пуэла обхватила куклу сзади за пояс, пытаясь рывком подбросить ее как можно выше. Но вес манекена был явно чрезмерно излишним для худенькой женщины.

Юста остановила эти попытки словами:

– Достаточно. Составьте протокол с описанием происшедшего, а вам, – она обратилась к понятым, – всё понятно? Не требуется дополнительных попыток?

Понятые кивнули головами и хором ответили:

– Всё и так ясно. Эта женщина не могла его сбросить вниз.

Когда все вернулись в палату, Юста обратилась к Ньюке, да так, чтобы ее слова слышали все:

– Прямо сейчас доказано, что последним, кто мог видеть генерала живым, могли быть вы.

– Не вижу в вашем предположении хотя бы малейшей вероятности, отличной от нуля, – встрепенулся Порфирий Петрович. – Эта женщина не смогла поднять эту штуку – ну и что? Можно допустить, что она просто беседовала с генералом и уговорила его на это. На самоубийство. А мой подшефный, не застав генерала в палате, как раз и стал выяснять, где его можно найти. Такая последовательность событий более логична, чем ваша. —

Порфирий Петрович поднялся с дивана и, потирая ладони, прошелся вдоль окон. – Допросите задержанную, спросите, что она говорила генералу. Почему он так решительно поступил? Вам известно, что генерал был смертельно болен?

– Да, – ответила Юста, – я воспользуюсь вашей рекомендацией. А пока, Ньюка, ответьте мне на такой вопрос: о чём вы разговаривали в коридоре с главврачом?

Порфирий Петрович снова вмешался в процесс:

– А какое это имеет значение? Они могли говорить о чём угодно – о погоде, например.

Последнюю фразу адвокат произнес громко – так, чтобы главврач ее расслышал.

– О погоде? – переспросила Юста. – Можно и о погоде. Ньюка, а какая погода была в тот день? Солнечно, сухо? Или слякоть и шел дождь?

Ньюка вопросительно посмотрел на Порфирия Петровича. Тот в ответ кивнул головой, и Юста впервые услышала несколько глуховатый баритон восемнадцатилетнего юноши:

– Дождливо было с утра. А потом… потом тоже слякотно было.

– Не правда ли, в такую погоду обычно настроение хорошим не бывает?

В разговор, как и ожидалось, включился адвокат:

– Это у нас, у стариков, в слякоть настроение ухудшается, а у вас, у молодых, любая погода хороша.

– Ньюка, вы тоже так считаете? – спросила Юста.

Ньюка уже более раскованно ответил:

– Был проливной дождик. На улице торчать скучно.

– А к деду приехать было не скучно? – продолжила разговор Юста.

Порфирий Петрович насторожился. Он остановился у окна и внимательно посмотрел на Юсту. Она сделала вид, что не замечает его взгляда.