Парижские тайны фрейлейн Руди

Она игриво осмотрела Уве.

– …настаиваю на пробной поездке!

Он поднял глаза.

Сдобное, миловидное лицо ее, обрамленное искусно уложенными локонами, сияло добродушием. В ушах, на шее и на груди блестела чехословацкая бижутерия.

Широко раскрытые наивные глаза диссонировали с вызывающе обтягивающей роскошное тело кожей костюма.

Уве аккуратно сложил отвертку и пассатижи за блестящее ограждение противотуманных фар, вытер руки тряпицей.

– У вас есть шофер? – спросил он.

– А вы хотите предложить свои услуги? – кокетливо отозвалась женщина. – Я подумаю… Потому что шофера у меня нет.

– В таком случае это вы сами отвинтили винт клеммы. И недавно. Может быть, уже в этом дворе. Из этого следует вопрос: зачем вы здесь?

Ева посерьезнела, – по крайней мере, перестала стрелять глазками и крутить кулончик на груди. Задумчиво прикусила нижнюю губу.

Смерила его взглядом:

– Я предложила пробную поездку, не так ли?

– Она вам не нужна. Автомобиль в полном порядке.

– Вам привет из Аргентины.

Уве, продолжая вытирать руки тряпкой, быстро ответил:

– Никого из Аргентины не знаю.

Слишком быстро.

– В таком случае, почему бы вам не протереть тряпочкой колечко на левой руке? Кажется, оно платиновое? Такая редкость… можно взглянуть поближе?

– Поехали, – Уве уронил тряпку под ноги. – Кто за рулем?

Ева ехала столь неосторожно, что после очередного срезанного угла, когда правые колеса выскочили на тротуар, Уве сказал:

– Разрешите, – я сяду за руль. Иначе разговора не получится.

Они поменялись местами.

– Я слушаю, – сказал Уве, оказавшись в шоферском кресле.

– Вас рекомендовали, как надежного человека с профессиональными навыками, – начала Ева. – Вы как будто умеете находить людей.

– Рекомендация прибыла из Аргентины вместе с приветом?

– Вероятно. Это не важно. Нужна ваша помощь.

– Вам?

– И мне в том числе. Нужно найти одного молодого человека.

– Жених? Сбежал?!

– Кажется, я зря согласилась на эту глупую миссию, – надулась Ева.

Уве объехал Тиргартен по Будапештер, повернул на Лейпцзигер.

– И все же… – голос женщины прозвучал вызывающе упрямо.

Уве поднял руку.

– Помолчите три минуты, – попросил он. – Потом все, что хотите.

У него была знакомая в Аргентине. Гейл.

Уве крутил руль, мелькали с детства знакомые углы, проезды, здания.

Эта Ева… все это похоже на провокацию. Но зачем? Кого интересует скромный мастер заштатной мастерской по ремонту авто и мототехники? «Сипо», уголовную полицию, полицию порядка?

Он жил тихой обыкновенной жизнью. Участие во французской кампании и ранение служило дополнительными доказательствами лояльности.

Но венская, полуторагодичной давности история, когда Уве познакомился, – и очень близко, – с Гейл, работавшей на английскую разведку, могла повлиять на события сегодняшних дней. Гейл тогда ушла и от своих, и от СД; очень обидела местного гауляйтера Бюркеля; и не она одна3

И вот появляется эта пухлышка, просто падает с неба, и покой и уныние Уве Клюга нарушены…

– Я вас слушаю, – сказал он. – Больше ни слова с моей стороны.

– Так-то лучше, – проворчала Ева. – Остановитесь-ка вон там, под деревьями, хочется свежего воздуха.

Из-за ограды Тиргартена к центру дороги тянулись ветви деревьев. Здесь было пустынно, основная толчея осталась на Шарлоттенбюргер и Курфюрстендамм. Уве аккуратно подкатил к тротуару и остановился в густой летней тени.

Заглушил мотор и повернулся к женщине.

Со стороны могло показаться, что парочка решила заняться поцелуями вдали от городской суеты. Видимо, Еве это сравнение тоже пришло в голову, и ее щеки слегка порозовели.

– Да… – она немного растерялась, но быстро взяла себя в руки. – Итак, вопрос в исчезновении молодого человека по имени Курт Вёрман. Богатая семья. Обширные связи…

Она говорила долго. Об умном молодом человеке, о безутешной матери, богатой семье, рано умершем отце…

Когда женщина закончила, Уве уточнил:

– Кто просит? Родственники?

– Формально да. Совет обратиться к вам, однако, пришел издалека. От кого, – не знаю. Заплатит мать этого парня. Вам не все равно?

– А почему не обратились в полицию? – спросил Уве. – Я ведь не частный детектив.

– Но зато вы, – полиция. Бывшая, знаю. К тому же в «крипо»4 мать обращалась. Бесперспективно. Но… Адвокат семьи пришел к выводу, что если расследованием займется частное лицо, есть шанс. Похитители или кто там причастен к исчезновению, пойдут на контакт. С полицией же криминалу иметь дело опасно.

– Если тут замешан криминал.

Ева посерьезнела:

– Ваше решение? Если возможно, не тяните. Жизнь человека в опасности. До вечера времени хватить принять решение?

– Надо подумать…

– Подумайте!

Он нахмурил брови:

– Подумал.

Она нетерпеливо пошевелилась и даже притопнула ножками по полу.

– И?

– Нет.

– Нет? – она всплеснула руками. – Как же так? Мальчик пропал!

Уве пожал плечами:

– И не он один. Неинтересно. И, кстати, – а вы кто такая?

Повисло молчание. Потом Ева сказала:

– Хорошая подруга матери.

Он резко повернулась к Уве:

– Потраченное время будет хорошо оплачено! Сколько вы получаете в месяц?

Уве навострил уши.

– Не ваше дело.

– Ну… сто – двести марок зарабатываете?

– Пусть будет так.

– Семья заплатит пятьсот. Плюс расходы. Это за несколько дней вашей бесценной жизни. С вашей Эльзой я договорюсь.

Ей бы мебелью торговать. Или автомобилями.

– Увольте. Обойдусь без ваших переговоров.

– Как хотите.

Он запустил двигатель:

– И все-таки, – почему я?

Она засмеялась:

– Привет из Аргентины, querido detective! Я вам уже докладывала. Пока это все, что я знаю. Беретесь? Пишите адрес…

Глава 3

Эльзе, кажется, было все равно. Когда она услышала, что Уве возьмет выходной, она лишь коротко кивнула.

Тем дело и закончилось. Он был свободен.

Уве все-таки решился. Порасспрашивать о пропавшем молодом человеке не слишком обременительно, и согласился он по двум причинам.

Захотелось встряхнуться, выскочить из беличьего колеса, внутри которого он бегал уже без малого год. Вторая причина, – деньги. Обещанная сумма плюс расходы за два-три дня работы, без машинного масла и запаха бензина, – это не так плохо.

К тому же Уве не мог видеть скучное лицо Эльзы и опостылевших механиков.

Для начала он отправился к безутешной матери пропавшего Курта Вёрмана.

На тихой и уютной Шатигештрассе этот дом не выделялся фешенебельностью или богатством фасада. Два этажа с мезонином; старые деревья закрывают окна второго этажа от посторонних глаз. Из-за листвы почти не виден вход с балконом над ним, поддерживаемый колоннами.

Соседние здания, по меньшей мере не хуже. Но если сравнить этот бело-коричневый особняк с любым другим, скажем, из Фриденау, сравнение окажется разительным. Такой домик на жалованье государственного чиновника не купишь.

Внутри старинная мебель, гобелены, тяжелые портьеры из дорогих тканей; в гостиной ковер весом в половину тонны.

Но внутрь еще надо попасть. Если вы не приглашены специально или не являетесь другом дома, это почти невозможно.

Сначала Уве остановил охранник с военной выправкой.

– Вы к кому?

Охранник остановил продвижение Уве к колоннам входа бесцеремонно, – толкнув в грудь ладонью. Безликая форма, механические движения и равнодушное выражение стеклянных глаз.

– Я договорился о встрече с госпожой Вёрман, по телефону, – кротко доложил Клюг, страстно не любивший охранников, швейцаров и часовых.

– Время? – спросил охранник.

Похоже, что этого болвана с утра заводили ключиком, вставляя его в задний… в скважину на спине.

– Одиннадцать, – Уве начал злиться.

Охранник махнул рукой и со ступеней спустился второй. Камердинер, швейцар, лакей? Прислуга в ливрее.

– Вам назначено?

У этого лицо сияло, как медный таз для варенья.

– На одиннадцать.

– Да-да, – еще более просветлел ливрейный, пусть это казалось невозможным. – Господин Клюг. Прошу, вас ждут.

До госпожи его доставила молоденькая служанка.

Теперь он сидел в гостиной, обшитой тканью стального цвета, и гадал, сколько же в доме слуг.

Ну и дом…

Госпоже Вёрман было не более 45-ти. Массивное тело, величественно посаженная голова, тяжелое платье. Когда она вошла в гостиную, комната оказалась вдруг меньше, чем казалась во время ожидания.

– Господин Клюг, – она подала руку. – Как хорошо, что вы здесь. Прошу вас… Если вы не возражаете, мы сядем в креслах у окна.

Не дожидаясь ответа, она прошла вглубь.

Дневной свет выявил темные пятна под глазами и трагически опущенные уголки губ.

Уве приготовил карандаш, пристроил маленький блокнот на колене, начал задавать вопросы. Писал он быстро, сокращая слова, без заглавных букв и знаков препинания.

Ее голос был тих и надломлен.

Сыну, Карлу, исполнился 21 год. Работал на незначительной должности в Берлинской судебной службе, но, судя по словам матери, молодого человека ждало скорое продвижение. Это стало ясно чуть позже, когда речь зашла об отце.

– Когда ваш сын исчез?

Женщина достала из рукава платок и промокнула уголки сухих глаз.

– Девять дней назад, – сказала она твердо, лишь на последнем слове голос дрогнул.

– Карл собрался и ушел на службу, – уточнил Уве, отрываясь от блокнота. – Так.

Ее лицо потемнело.

– Карл… еще в марте… сошел с ума.

– Так. В чем это проявилось?

После пауз, манипуляций с платком, предложения чаю, -от которого Уве отказался, – госпожа Вёрман рассказала, что ее сын еще в марте перестал ходить на работу, сильно замкнулся. Он и раньше увлекался мистикой, а к тому времени вопросы загробной жизни и общения с потусторонними силами завладели им в болезненной форме.

– Карл стал исчезать, иногда на несколько часов. Обычно вечером. Приходил поздно, вел себя замкнуто. Стал бояться темноты. Однажды напугал меня, утверждая, что каждую ночь видит силуэт императора Вильгельма Второго на стене спальни.

– К врачам не обращались? – спросил Клюг.

– Обращались. Доктор по душевным заболеваниям. Поставил диагноз, – атипичная депрессия.

– Это что такое?

– В том-то и дело! Сонливость, объедание, резкая смена настроения. Спал он больше чем обычно, но ел мало. Почти все время вел себя угрюмо, был молчалив. Ах, да! Панические атаки! Этого было достаточно…

Уве вздохнул. На роль мозгоправа он не годился.

– С кем общался?

– Со своим приятелем Хельмутом. Эти оба могли провести половину дня в беседах. Господи, они обсуждали общение с духами, предсказания будущего, мечтали о беседах с предками…

Она передернула плечами.

– Все это время Карл зачитывался эзотерической литературой. Все полки заполнены книгами, и всё прочитано от обложки до обложки, с пометками на полях, выпиской цитат…

– Могу я посмотреть его комнату? – спросил Уве, поднимаясь.

Кажется, он взялся за непосильную задачу. Парень свихнулся и сбежал от своей мамаши из дому. Пусть его полиция и ищет…

Угловая комната на втором этаже и в самом деле была заполнена книгами, ни одну из которых Уве не взял бы в руки без особой причины.

Он прочел названия на корешках.

«Эзотерика как духовный путь человека. Сущность и демаркация».

«Объективизм по Айн Рэнд и Красная пешка».

«Орден Золотого и Розового Креста».

Кроме немецких, здесь были французские и английские издания.

– Ваш сын говорил на английском и французском?

– Карл получил великолепное образование, – ответила госпожа Вёрман. – Его готовили к дипломатической карьере.

Уве вздохнул. «Специфика ясновидения как предсознания», И эта комната, и эта гора макулатуры для него бесполезны.

– Хельмут, приятель вашего сына. Кто он?

– Хельмут Гаусс, сын Фридриха Гаусса, посланника, руководителя правового отдела Центрального аппарата МИДа.

– Давно они дружат?

– Изучение юридических наук в университете Гейдельберга.

– Где я могу его найти?

Госпожа Вёрман разрыдалась.

– Принести вам воды?

Она затихла, лишь прижимала платок ко рту. Когда женщина его отняла, Уве заметил на батисте пятнышко крови.

– Послушайте, господин Клюг, – она судорожно вдохнула спертый воздух комнаты. – Вам дали рекомендации… о вас отзывались, как о человеке, строго соблюдающим конфиденциальность. Есть еще кое-что…

– Что именно?

Она отчаянно посмотрела на Клюга.

– Понимаете, разговоры… Карл позволял себе…

– Я слушаю.

– Не знаю, могу ли я…

– Вы можете сообщить мне любые подробности, – сказал Уве. – Я не официальное лицо. Я даже не частный сыщик. Я еще не решил, возьмусь ли я… просто я хорошо знаю человека, отозвавшегося обо мне столь лестно. Видимо, у того человека были на это свои причины. В любом случае, ваши слова не покинут эту комнату, уверяю вас, – вне зависимости, возьмусь я за поиск вашего сына или нет.

– Хорошо, – щеки госпожи Вёрман покрыли красные пятна. – Карл в последнее время позволял себе говорить невозможные вещи. Знаете, как на листовках красных. О государстве, о власти, об арестах…

– О фюрере?

– И… да, тоже, – она со страхом посмотрела на Уве.

Он ответил удивленным взглядом.

Это было неожиданно.

Глава 4

Хельмут Гаусс жил в районе Шарлоттенбург.

Во время поездки туда Уве размышлял, стараясь следить за дорогой. Приключения с Кадиллаком ему было достаточно.

Отец Карла, Эрнст Вёрман, похоже, был птицей самого высокого полета. Дипломат, сотрудник Имперского МИДа, статс-секретарь и так далее. Гестапо должно было в лепешку разбиться, чтобы найти любимого сыночка. Но следствие потерпело неудачу, и вновь испеченный частный детектив Уве Клюг помчался на помощь.

Клюг давно был вольной пташкой, и ему нравилось быть самому себе начальником.

Но сейчас…

С первой секунды, как он кивнул, соглашаясь заработать легкие деньги на стороне, его не покидало ощущение нитей, пристегнутых к его телу. Кто-то, о ком Клюг не имел ни малейшего понятия, управлял событиями в этой постановке, и посчитал что он подходящая марионетка.

Что же ему не впервой. Если все пойдет гладко, увидим, кто кого будет дергать за ниточки…

Трехэтажное здание стояло под сенью старых деревьев в квартале на Ветеранштрассе, образованного Каналштрассе и Валл. Каждый этаж занимали всего три квартиры, и снять самую скромную из них на доходы автомеханика Уве смог бы лишь на два-три месяца.

Сам дом, с двускатной высокой черной крышей и белым фасадом в верхней части, был чудо как хорош. Кремовый первый этаж, высокий арочный вход с лепниной, четыре ангелочка в ряд; в арочном замке замысловатый герб, и ниже, – большой мрачный орел.

Но не на герб, не на гипсового орла, и не на ангелочков уставился Уве, ставя на подножку свой мотоцикл; в глаза бросился полицейский фургон, оставленный у входа. А еще санитарная карета; и еще черный Мерседес.

У Уве сердце провалилось сквозь пищевод прямиком в желудок. Именно такого типа автомобили, «Mercedes-Benz 260 D», использовались уголовной полицией и гестапо для своих нужд.

У входа стоял толстяк в сером костюме. Штанины собрались гармошкой на пыльных туфлях, поля шляпы грустно повисли, прикрывая толстые щеки. Человек походил на упавшего духом серого слоненка. Кожаный планшет в руке странным образом усиливал это впечатление.

За последние семь лет слоненок прибавил килограммов двадцать. Из простого инспектора он превратился в старшего и получил пустяковое звание в иерархии СС. Но продолжал заниматься все тем же, – поножовщиной, домашними убийствами, пьяным членовредительством.

Значимыми делами и политикой занимались другие.

– Уве Клюг, – сказал старший инспектор горестно. – И какого черта ты делаешь?

– Вольф Функ, – в тон ответил Уве. – Могу спросить то же самое. Какой болван оторвал тебя от стола в отделе?

– По крайней мере я полицейский. А ты неизвестно кто.

– Неучтиво так обращаться с начальником.

– Бывшим.

Уве протянул руки и поправил собеседнику перекошенный набок галстук цвета мыши, попавшей в западню.

И в самом деле, начальником Функа Уве Клюг считался лишь до марта 1934 года. Тогда Функ отличался лишь одним качеством, – он прекрасно крутил баранку; как детектив он был никем.

– А теперь скажи мне, Вольф. Причина, по которой ты покинул кабинет и принес тяжелое тело сюда, случаем не носит фамилию Гаусс?

Функ запыхтел:

– Ты как гриф-трупоед, за полгорода чувствуешь покойника. Ехал бы ты своей дорогой…

– Откуда бы тебе знать повадки грифов? – спросил Уве. – Неужели ты выправил пропуск в городскую библиотеку? Или в зоопарк? Раньше кроме протоколов ты ничего не читал, да и те невнимательно.

– А ты все та же скотина.– затряс щеками Функ. -Уезжай!

– А кто же даст тебе пару советов, чтобы ты впечатлил своего нынешнего шефа?

– Ты хочешь сказать, что я не гожусь для расследования убийств? – вскипел полицейский.

Уве решил, что взял неправильный тон.

– Вольф, – сказал он. – Ты совсем не дурак и хорошо знаешь, с какого конца держать ручку с пером. Но на месте я всегда был… немного лучше. Давай поможем друг другу. Ты вкратце опишешь картину, а я помогу, чем смогу… чтобы ты не выглядел, как всегда, полным болваном.

Функ сжал зубы, но, видимо, крыть было нечем. Старший инспектор знал свой потолок, а нахал Клюг мог оказаться полезным.

– Тут нет никакой загадки, – буркнул Функ. – Свежий труп. Картина ясная. Полностью. Одна закавыка.

– Так убитый, – это Гаусс? Старший или младший?

– Старший сын, – неохотно ответил полицейский.

– Хельмут Гаусс, 21 год, сын дипломата; в последнее время вел себя необычно, – был замкнут, увлекся потусторонней чепухой. Изменил ритм жизни…

– Повесился, отравился?

– А вот и не повесился, – сказал Функ с превосходством. Потом почесал висок. – Но… ты его знал, что ли?

– Нет. Значит, убийство? Так в чем причина смерти?

Функ осмотрелся. Он прекрасно понимал, что обсуждение дела, где замешан труп, с посторонним, да еще бывшим полицейским, может стоить ему следующего звания. Сказал тихо:

– Перерезано горло.

– А ты чего здесь торчишь?

– Только что отправил подозреваемого в Управление.

– Ах ты, слоник… Какой молодец. Не прошло и, сколько, – часа, а у тебя уже подозреваемый.

Функ подозрительно нахмурился:

– Ну ты и жук, Клюг. Все вытянул, что хотел, – а про свое дело ни слова.

– Да потерялся тут один парнишка, его мамаша попросила его разыскать. Они вроде с этим были приятели. Ничего такого, – знакомая знакомой. Каждый уверен, что если я работал в полиции, могу творить чудеса. Не поверишь, обращались по поводу кошек и собаки. Черт-те что…

Функ простодушно усмехнулся:

– Как низко ты пал.

Из парадного вышел полицейский в униформе, глянул на шефа.

– Ну что там? – заорал Функ.

– Криминалисты закончили гостиную, старший инспектор. Врач осматривает убитого.

– Можешь курить. Жди, когда уедут. Тогда отправим тело в морг.

Уве сказал:

– Ну, не томи. Как все было; и в чем твоя закавыка.

Унылый слоник, кажется, забыл свое превосходство над Уве.

– Мать услышала шум в гостиной. Когда вбежала туда, жертва лежала на полу с перерезанным горлом. Над ним сидел младший брат, с ножом в руке. Кровь… мать упала в обморок, сейчас ее в спальне откачивает домашний врач.

– Это все, что она сказала? Ты ее допрашивал?

– Я же тебе доложил. Она в обмороке, про младшего брата рассказала горничная.

– Ну а в чем же ты сомневаешься? – спросил Уве.

– Картинка ясная… только братец отрицает, что это он ударил.

Клюг поправил Функу загнувшийся воротник пиджака. Воротник вытерся от долгого служения.

– Мне надо посмотреть тело.

– Уве, ты наглец.

– Я пытаюсь облегчить тебе жизнь. Посмотрю на покойника; версия у тебя есть, – поедешь получать поздравление за раскрытие по горячему.

Функ вздохнул:

– Внутрь не зайдешь. Ни-ни. Жди здесь. Сейчас санитары вынесут.

Ожидание включило две сигареты и размышления о дальнейших шагах.

Когда носилки вынесли, Уве поднялся с сиденья мотоцикла и подошел ближе. Шуцман поднял руку, но вышедший за носилками Функ кивнул:

– Пусть посмотрит.

Уве откинул простыню.

Под ней лежал молодой рыжеволосый парень, кожу лицо покрывали розовые прыщи. Мальчишка был некрасив, и рана под подбородком не делала его привлекательнее.

Уве осмотрел ранение. Санитары нетерпеливо переступали с ноги на ногу, как извозчичьи клячи.

– Смотри, Вольф, – сказал Уве, указывая пальцем на шею мертвеца. – Вот вход ножа, это справа. Потом нож ушел горизонтально на другую сторону, и здесь всего лишь вспорол кожу и расцарапал щитовидный хрящ.

– Ну и что?

Уве не ответил, поднял простыню выше и заглянул под нее.

– Так я и думал, – пробормотал он.

Завизжали тормоза. К полицейскому фургону подкатил золотистый «Хорьх 930V» с открытым верхом. Оттуда вынесло немолодого, хорошо одетого человека; он подбежал к носилкам, оттолкнул полицейского врача.

Уве отошел в сторону.

Посланник Фридрих Гаусс, отец парня. Уве ждал крика, плача, – но отец стоял молча, смотрел в мертвое лицо сына. Повернулся к Функу.

– Что я должен делать? – услышал Уве.

Санитары стояли, уставившись на носки своих ботинок. Старший инспектор зачастил тихо, забормотал убедительно.

– Хорошо, – рявкнул Гаусс-старший, коротко кивнул седой головой.

У советника была породистая голова, узкое лицо, короткая стрижка, сидевшая на черепе словно шлем, склеенный из идеально белой бумаги.

Он, широко шагая, двинулся к ступеням.

Уве в два скачка достиг Функа, схватил его за рукав, шепнул:

– Спроси его: младший брат правша? Если да, выйдешь, скажешь. Если левша, можешь допрашивать дальше. Понял?

– Иди к черту, – прошипел Функ и поспешил за прямой спиной дипломата.

Уве остался ждать.

Функ появился не скоро; подошел к мотоциклу, попросил сигарету. Закурил, сказал:

– Правша. И что? Говори быстрее, сейчас он проверяет, все ли в гостиной на месте. С ним мой инспектор, но это ненадолго.

– Это самоубийство, – сказал Уве с видом фокусника, достающего из цилиндра поросенка. – Предсмертной записки не было?

– Узнаю Клюга, – разозлился старший инспектор. – Почему самоубийство?

– Разрез, глупец. Удар нанесен в левую сторону горла. Потом последовало горизонтальное движение, которое разорвало кожу. Если бы младший брат был левшой, он бы ударил так же, – справа налево. Иначе пришлось бы выворачивать руку слева направо, и надрез не был горизонтальным.

– А почему ты уверен, что убитый правша?

– Часы на левой руке.

Функ сморщился:

– Сомнительно…

– Но весьма вероятно. Записка была?

– Нет. – Полицейский отбросил окурок. – Но было кое-что другое… та самая закавыка.

Он вытащил из планшета бумагу размером с двойной тетрадный лист. Цветными карандашами на лист нанесли рисунок, похожий на восточный ковер. В центре обнаженная мужская фигура, вписанная в сложную геометрическую фигуру, в свою очередь помещенную в багровый круг. Даже не круг, а сложный венок. Лицо сверху, священник внизу.

– Опять мистика, – вздохнул Уве. – Ненавижу этот бред. Никогда не знаешь, с чем имеешь дело. Вот нет у людей других дел, черт возьми.

Функ отобрал рисунок и заботливо спрятал в планшет.

– Это было в руке? – спросил Уве, задумчиво проводив взглядом бумагу. – Чьей?

– Убитого. В левой руке.

– Ну вот видишь. Еще одно косвенное указание на самоубийство. В правой был нож. А что сказал брат?

– Да примерно то, что говоришь ты.

– А что папаша?

– Сильный господин. Держит себя в руках. Прощай, Уве. Надеюсь, ты прав; но не могу сказать, что ты облегчил мне жизнь. Скорее, наоборот. Надо идти, опросить его.

– Вольф, я должен присутствовать.

– Только во сне.

– Ладно, я согласен. Не на допросе, а в соседней комнате. Он меня и не увидит, – как и твой помощник. А вдруг я тебе еще пригожусь?

Функ сморщился, словно из прохудившегося желудка в горло плеснуло желудочным соком.

Глава 5

Сговорились на том, что Функ даст Уве прочесть протокол; к тому же спросит про приятеля Курта Вёрмана.

Функ исчез в доме, Уве опустился на седло верного «БМВ Р 57», приготовился ждать.

Из-под арки входа на Уве сумрачно взирал полицейский.

Однажды Вольф Функ спас ему жизнь, за что Уве был ему сердечно признателен. За прошедшие годы он попытался частично вернуть должок. Три с половиной года назад Уве помог старшему инспектору вычислить человека, совершившего несколько убийств в Берлине. Преступник во многом повторил путь американского Генри Холмса, признанного первым в истории «серийным убийцей».