Хозяин пустоши

– А у нас есть ресурсы, чтобы воевать против Корпорации? – выгнув бровь, парирую я.

– Эрик, я понимаю, что Ариадна твоя сестра, но ты не можешь рисковать сотнями тысяч жизней, чтобы спасти одну, – Фостер снова заводит свою недавнюю шарманку, пытаясь убедить меня, что я фокусируюсь не на том. Это глупо и недальновидно, твою мать. Настоящий командир не позволяет личным чувствам влиять на свои решения. Ты же не только себя ставишь под удар.

– Хватит давить на него, Мика, – вмешивается в нашу дискуссию Иллана. – Вместо того, чтобы спорить, нам нужно разработать новую стратегию, исходя из тех ресурсов и возможностей, которые у нас есть.

– Послушай мудрую женщину, – согласно киваю я.

– И сделай наоборот, – отбивает Фостер.

Микаэль устало вздыхает и, потерев переносицу, резко произносит сквозь зубы:

– Хорошо. Допустим, мы мобилизуем весь боеспособный резерв из анклавов, проведём экстренную перегруппировку, задействуем технику из законсервированных ангаров, сформируем ударную колонну и отправим её в рейд ради одной цели – твоей сестры. По дороге, если повезёт, нейтрализуем несколько сотен мутантов и в идеале выйдем на координаты одной из скрытых точек противника, где Аристей, возможно, держит Ариадну. – Фостер делает паузу и жёстко смотрит мне в глаза. – Но сначала ответь на один вопрос. Почему именно она? У него таких десятки, если не сотни. Девушки, отобранные по известным только ему критериям. Он их собирал, словно формировал новую касту. Зачем ему именно твоя сестра?

Вопрос повисает в воздухе, как сигнал тревоги. Я ощущаю, как напрягается рядом Ила. Когда речь заходит о тех, кого Аристей забирает из анклавов, она не может сохранять рассудок трезвым. Потому что помнит: в той очереди стояла и она. Потому что не забыла, какую цену мне пришлось заплатить, чтобы она осталась со мной. Нет, Иллана никогда не станет отговаривать меня от спасения сестры. Она знает, что я не отступлюсь. Но не понимает истинной причины.

– Там, в поле, ты сказал, что Ариадна – ключ, – глухо напоминает Фостер. – Так объясни, к какой, мать его, двери?

Я сжимаю пальцы и медленно выдыхаю. Мне не хочется это произносить. Не здесь и не сейчас, но выбора нет. Фостер имеет право знать, ради чего рискует головой.

– Я не знаю наверняка, – медленно начинаю я, глядя в пустоту, сгустившуюся в пыльных углах. – Но у меня есть догадки, и они не из приятных.

– Я не из пугливых. Так что валяй.

– Аристей годами отбирает девушек, чтобы использовать их как контейнеры для селекции новых видов. Мы видели, к чему это привело. Велоксы, Коллективусы – следующие ступени в эволюции шершней. Они сильнее, быстрее, смертоноснее. Но Аристею этого мало, он хочет большего. Хочет создать подобных себе, – я замолкаю, пытаясь подобрать слова.

Иллана опускает взгляд на сжатые в замок пальцы на своих коленях. Теперь она тоже догадывается, что я имею в виду. А возможно, давно подозревала, но не решалась высказать свои версии вслух.

– Много лет назад Ила рассказала мне… Когда Аристей прикоснулся к ней во время обряда, он произнес странную фразу. Сказал, чувствует в ребенке свою кровь. Это была не метафора. Он знал, что Иллана носит моего сына… и его, в какой-то степени, тоже. – Я с яростью сжимаю лежащий на столе кулак. – Однако Аристей не забрал ее, потому что это был мальчик. Он ищет не просто носителя необходимого ему генома. Ему нужна женщина, которая сможет выносить не урода, не тварь, – а нового себя.

– И ты думаешь… – хрипло начинает Фостер.

– Думаю, он считает, что Ариадна идеальна. Генная совместимость, кровь Демори… Всё может сойтись в ней.

– Охереть, – запустив пальцы в волосы, ошарашенно выдыхает Микаэль. – И ты молчал?

– А ты бы поверил?

– Я и сейчас считаю, что все это попахивает бредом, но… – Фостер на секунду замолкает, лихорадочно осмысливая услышанное. – Тогда все сходится. Аристей не просто так слетел с катушек, натравив на базы своих уродцев. Он загонял ее в ловушку… Твою ж мать, – выругавшись, он потрясенно смотрит на меня. – Без обид, Эрик, но твой отец – конченый мудак. Если он такой стратег, то какого хера он выпустил свою дочь из золотой клетки?

– Возможно, это тоже часть его плана, – глухо предполагаю я. – И ключ, которым является моя сестра, работает в обе стороны. Но чтобы понять это наверняка, нам нужно её вернуть. Не потому, что она моя сестра. А потому, что если Аристей добьётся своего – уже ничто не спасёт этот мир.

– Нужно допросить группу ученых, доставленных сюда на эсминце. Черт, это большая удача, что они успели укрыться в бункере, – потерев ладони, Мика импульсивно подскакивает из-за стола. – Если хоть часть данных удалось сохранить – у нас есть шанс. У них должны быть какие-то исследования, архивы, образцы. Любая зацепка.

– Не сейчас, – перебив Микаэля, отрезаю я. – Ученые не помогут нам добраться до Ари. Приведи мне Белову.

В командном пункте становится на удивление тихо, несмотря на фоновое жужжание генератора. Гул усиливается, словно пытается заполнить внезапную паузу. Даже Фостер замирает, не понимая, на кой черт она мне сдалась. Он ведь сам участвовал при фильтрации офицеров с эсминца и отлично помнит, кого мы оставили в живых.

Полковник Водного Щита Корпорации, Елена Белова, единственная, кого я не расстрелял. Тогда Микаэль не стал спорить и спрашивать причины, но сейчас на его лице явственно читается замешательство. Иллана, затаив дыхание, тоже вопросительно смотрит на меня, не задавая лишних вопросов.

– Сюда? – сдвинув брови, уточняет Фостер.

– А у нас есть отдельная допросная?

Фостер молча сжимает губы, потом коротко кивает и чеканным шагом направляется к выходу. Шум генератора на мгновение усиливается, когда открываются и закрываются герметичные створки. Мы остаёмся вдвоём. Я и Ила.

Она не отводит взгляда. Столько лет вместе: я давно научился распознавать, что именно она ищет в мимике моего лица. Я шумно выдыхаю и отвожу глаза. Проницательна, как всегда. И это вовсе не недостаток. Нет. Напротив, иногда полезно прислушиваться к тому, что видит и чувствует моя жена. Ее вещие сны и предсказания нередко сбываются, но я не назвал бы это даром, как считают жители города. Скорее, интуицией. Чутьем, которое есть и у меня. Но в отличие от Илы, я верю, что будущее можно изменить.

Встав из-за стола, я прохожу мимо тактической карты на стене, даже не глядя на координаты. Там всё по-прежнему. Разрушенные маршруты, мёртвые зоны, перебитые линии связи. Мир, который мы больше не контролируем.

– Тебе тоже стоит уйти. Побудь пока с детьми. Я скоро приду.

– Это же она? – мягко, но уверенно спрашивает Ила… – Елена Белова?

Я киваю, но молчание говорит громче любых слов.

– Тебе не о чем переживать. Все что между нами было… – я замолкаю, подбирая формулировку, – давно похоронено и забыто.

– Думаешь, я ревную? – Иллана удивленно вскидывает брови. – Я не хочу, чтобы ты пытал женщину. Пообещай…

– Она – солдат, Ила, – перебиваю чуть жёстче, чем нужно. – И возможно, источник важных данных. Я буду действовать так, как того потребует ситуация. Но надеюсь… – добавляю на тон ниже. – Мне не придется никого пытать.

Повисает пауза. Иллана встает и медленно подходит ко мне.

– Прости, я не собиралась тебе указывать, – протянув руку, она легко касается моей щеки. Её пальцы тёплые, немного дрожат. Я накрываю её ладонь своей. – Не задерживайся, пожалуйста. Мирон и Богдан не видели тебя почти месяц.

В ее голосе нет упрека, только тихая, вкрадчивая боль. И я знаю – она не скажет всего, что накопилось у нее на душе. Промолчит о постоянном страхе, о том, что может не увидеть меня снова. И никогда не обвинит в том, что мы уже давно живём между рейдами и нависшей над нами тенью смерти.

– Я тебя люблю. Помнишь? – зарывшись пальцами в густые рыжие волосы, я всматриваюсь в ее запрокинутое лицо.

– Конечно, помню, – в уголках ее выразительных глаз появляются тонкие морщинки-лучики, которые мне отчаянно хочется зацеловать, но если сделаю это сейчас, то не смогу остановиться. Я слишком по ней изголодался. – Даже когда тебя нет рядом, у меня всегда перед глазами две твои маленькие копии. Только немного обидно, что мальчишки ничего не взяли от меня…

Она осекается и замолкает, в глазах отражаются вселенская грусть и ледяной страх, который витает над нами все эти годы. Я безумно хотел бы рыжую дочку, похожую на нее, но мы не имеем права даже думать об этом. Когда Иллана случайно (противозачаточные зелья не сработали) забеременела вторым ребенком, я едва с ума не сошел, а она была чертовски спокойна, чуть ли не с первых недель объявив, что абсолютно точно носит еще одного мальчишку. И оказалась права.

– Я скоро приду, – тихо обещаю я, подталкивая ее к двери.

Иллана задерживается на полшага, будто хочет что-то сказать, но, передумав, уходит.

И вместе с ней исчезает тепло.

Вернувшись к столу, сажусь на его край и провожу ладонями по лицу, пытаясь стереть усталость этого безумного дня. В коридоре уже слышны шаги.

Через пару секунд Белова будет здесь. Мне придется взглянуть ей в глаза после стольких лет и задать все накопившиеся вопросы.

Когда я думал, что Лена попадет на Фантом, я поклялся, что вытащу её.

Когда узнал, что она перешла на службу в Водный Щит, я поклялся, что узнаю, почему.

А теперь, когда она оказалась у нас… я клянусь, что получу ответы.

Все. До последнего.

Глава 6

Дверь, движение которой сопровождается характерным шипением герметичного уплотнителя, медленно отъезжает в сторону. Сталь скребёт по направляющим, ноги обдает сквозняком. Микаэль резко заталкивает Белову внутрь. Створки за его спиной автоматически смыкаются. Фостер бросает на меня короткий взгляд, не требующий подтверждения, и отступает к стене, позволяя Елене пройти вперед.

Не поднимая головы и не оглядываясь, она делает несколько шагов по направлению к столу. Металлические наручники на тонких запястьях звонко бряцают, разбивая тишину.

На эсминце у меня не было возможности детально ее рассмотреть. Слишком быстро и суетливо все происходило, но сейчас меня ничто не отвлекает от созерцания моего бывшего инструктора и любовницы. Она почти не изменилась. Все те же военная выправка и твердая уверенная походка. Идеальная фигура, упакованная в темно-синюю форму полковника Водного Щита, светлые волосы, стянутые на затылке в тугой пучок, едва заметные морщины на лице, не мешающие ей выглядеть собранной, цельной и по-прежнему красивой.

Нас многое связывало… когда-то. В начале обучения на Полигоне она была моим наставником, потом стала чем-то большим. Теперь она – военнопленная.

Елена останавливается в паре метров от меня, поднимает прямой внимательный взгляд. В серо-голубых глазах нет ни страха, ни смирения, но и вызова я в них не вижу. Как всегда отлично владеет собой, несмотря на усталость. Годы не стёрли её, а только отточили.

Не говоря ни слова, мы какое-то время изучающе смотрим друг на друга. Елена держится с неизменным достоинством и несгибаемой стойкостью, всем видом давая понять, что умолять и унижаться она не станет. Но другого я от нее и не ожидал. На моей памяти Белова лишь однажды потеряла самообладание, – когда поняла, что катер, на котором мы с Ари направлялись на Новую Атлантиду, сменил курс.

– Сними, – приказываю я, кивая на наручники.

Фостер медлит меньше секунды, потом открывает замки. Металл глухо падает в его ладонь. Белова не двигается и даже запястья не потирает, словно не замечая боли.

– Присаживайся, – я указываю ей на свободное кресло.

Елена вздрагивает и, после короткой заминки, садится напротив меня. Между нами круглый стол, заваленный отчетами, протоколами, картами и прочими техническими документами. А еще между нами годы, оставившие неизгладимый отпечаток на каждом из нас.

– Здравствуй, Лена, или мне следует обращаться к тебе строго по званию? – спрашиваю без намека на сарказм.

– Я вроде как в плену, так что церемонии ни к чему, – ровным тоном отвечает она.

Ни один мускул не дергается на ее лице, но в посадке головы и ее позе я без труда считываю скованность и напряжение.

– Плен в твоем случае – не самый худший вариант, – нейтральным тоном замечаю я.

– Не стану спорить, – соглашается Белова, выдавив скупую улыбку. – Но, узнав тебя среди хлынувших на эсминец повстанцев, я была почти уверена, что меня не постигнет судьба других командиров.

– Если ты о моем обещании, то оно утратило силу, как только ты перешла на службу к моему отцу, – слегка остужаю ее оптимистический настрой. Наше общее прошлое ни в коей мере не способно повлиять на мои решения в настоящем, и будет лучше, если она поймет это сейчас.

– Разве на Полигоне я служила не Корпорации? Напомнить тебе основное назначение этого объекта? – она откидывается на спинку кресла, приподнимая подбородок. В голосе ледяное спокойствие старшего офицера, отточенное сотнями служебных докладов и допросов, но взгляд острый, как штык. Вот теперь это определённо вызов.

– Можешь не цитировать устав, – жёстко бросаю я, зеркально повторяя её позу. – Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду.

Она отводит взгляд, устремив его на карту, между бровями появляется глубокая складка. Ей хватает пары секунд, чтобы четко и хладнокровно оценить ситуацию.

– Это подтвержденная информация? Насчет «Аргуса» и «Спрута»? Обе базы уничтожены мутантами? – профессиональным тоном уточняет она.

– Я думал, что в первую очередь ты спросишь меня о месте, в котором оказалась, – прищурившись, произношу я и сразу перехожу в нападение. – Давно ты знаешь об анклавах?

– Ненамного дольше, чем ты, – без запинки отвечает полковник.

– А когда начала выполнять прямые приказы президента?

Уголок ее плотно сжатых губ нервно дергается.

– Со второго месяца твоего обучения на Полигоне.

– Класс, – ухмыльнувшись, выдыхаю я, ничуть не удивившись услышанному признанию.

Ее лояльность и особая симпатия ко мне с самого начала вызывали у меня вопросы, но в силу юности я отмахивался от них, как от назойливых мух. Никому не доверять было моим изначальным девизом и, несмотря на имеющиеся подозрения в адрес Беловой, я не видел в ней существенной угрозы… и по большому счету не ошибся.

– Мне жаль, Эрик, – произносит она неожиданно тихо, в ее глазах проскальзывает отблеск вины. Не наигранной, а искренней и настоящей. – То, что я к тебе чувствовала, – не было заданием, – проговаривает она тот факт, который я и так знал. Влюбленную женщину нетрудно отличить от той, что только притворяется ею, и Лена безусловно не играла в чувства, но уверен, что она прикладывала максимум усилий, чтобы избавиться от них. Не вышло.

– Твои признания не повлияют на мои решения, – говорю спокойно. – Это не исповедь, а допрос.

– Тогда задавай свои вопросы, – ее голос вновь обретает холодную чёткость. Это тон опытного оперативника, умеющего держать удар.

– Катер. Восемь лет назад. Какова была твоя задача? Зачем мой отец приставил тебя ко мне?

– Контроль. Точнее, наблюдение с правом вмешательства. Я должна была обеспечить выполнение маршрута и заодно проследить, чтобы ты не наворотил дел.

– Я, по-твоему, ребенок? – раздраженно цежу сквозь зубы.

– Для него – да, – спокойно отвечает она.

– Ты не предупредила президента, когда катер свернул с курса? – спрашиваю в лоб.

– Нет, – она отрицательно качает головой. – Я не успела, замешкалась…

– Почему? – задаю риторический вопрос.

– Я уже много раз говорила, что верю в тебя. И тогда тоже верила… – она горько улыбается.

Сделав глубокий вдох, я устало тру переносицу, чувствуя себя окончательно вымотанным. Склонность женщин к вере во что угодно, кроме здравого смысла, никогда не перестанет меня удивлять.

– Думаю, твой отец подозревал нечто подобное и корабль Корпорации с самого начала пути следовал за нами, – взяв эмоции под контроль, сухо продолжает Белова. – Радары катера не засекли судно, потому что те глушили сигнал.

– Чушь! – грубо обрываю я. – Мы бы заметили преследование.

– Другого ответа ты от меня не услышишь, – бескомпромиссно заявляет она и в защитном жесте складывает руки на груди.

Молчание между нами затягивается, расположившийся рядом Фостер начинает терять терпение, постукивая пальцами по деревянной столешнице.

– Если у тебя есть вопросы ко мне, ты не стесняйся. Я готов ответить, прежде чем продолжу задавать свои, – щедро предлагаю я. Иногда, прежде чем сделать выводы, необходимо выслушать оппонента.

– У меня нет к тебе вопросов, Эрик, – с грустной ноткой в голосе отзывается она. – Я вижу перед собой мужчину. Сильного, уверенного и не потерявшего горящую внутри искру. Это главное, – ее взгляд падает на кольцо на моем безымянном пальце.

На островах обычай обмениваться кольцами давно стал архаизмом, в то время как жители анклавов придают ему большое значение. Кольцо для них – не просто украшение. Это знак бесконечности, печать вечности, непрерывная связь. Замкнутая линия, у которой нет начала и конца. Мое обещание, данное не только жене, но и себе: остаться человеком в мире, где эмпатия давно обесценена.

– Ты женился? – мягко интересуется Лена.

– Да.

– Это ее я видела в коридоре, когда меня вели сюда?

Я коротко киваю, вряд ли Лена могла встретить кого-то другого. Доступ на этот ярус имеет только Иллана.

– Красивая женщина. Раз увидишь – не забудешь, но ты бы другую и не выбрал. У тебя всегда был чертовски хороший вкус, – улыбка на бледных губах становится чуть шире.

– Ты вообще в курсе того, что происходит? – резко меняю тему, поняв, что допрос скатывается куда-то не туда.

– Война, – качнув головой, с поразительным спокойствием произносит Лена. В ее голосе нет ни сомнений, ни пафоса, просто очевидный факт, отрицать который бессмысленно и слишком поздно.

– Какая наблюдательная, – хмыкает Фостер. – Эрик, ты уверен, что она нам нужна? Зря только тратим время. Может, пристрелить ее и дело с концом?

Я поднимаю руку, приказывая Микаэлю заткнуться. При этом я отлично понимаю его нетерпение и злость. Фостер не просто устал за эти дни, он выгорел. Его цинизм стал единственной формой защиты от того, что он видел и терял. Поэтому и срывается, поэтому и хочет простых решений, поэтому и боится, что Белова – пустая трата нашего времени.

– Что ты делала на эсминце? – спрашиваю, не повышая голоса.

Лена медленно выдыхает, словно подбирает верную формулировку, способную не сорваться в банальное "это сложно". Она смотрит на меня не как пленный на конвоира, а как опытный офицер на равного себе. И всё же в её взгляде появляется нечто иное. То, чего я не видел раньше. То, что не укладывается в протокол.

– Меня направил туда президент, – спокойно отвечает она.

На короткий миг в командном пункте воцаряется тишина, как от взрыва гранаты. Фостер пораженно моргает.

– Повтори, – произношу, не веря собственным ушам.

– Президент. Твой отец. Он приказал мне войти в состав группы сопровождения, – Лена не отводит взгляда. – Цель – передать тебе информацию. Не по защищённому каналу, а лично – из рук в руки.

– Ты издеваешься? – Фостер резко делает шаг вперёд, голос его звенит от негодования. – Президент знал, что корабль попадёт в засаду? Что мы захватим эсминец? Что ты окажешься здесь, в Астерлионе, на допросе у погибшего восемь лет назад при атаке мутантов Эрика Дерби? Он отправил тебя на свидание к призраку? Так получается?

– Это звучит как бред, Лена, – медленно произношу я, соглашаясь с Микаэлем. – Тогда, много лет назад, мой отец приказал расстрелять катер, и тот ушел под воду, унося с собой все улики. Позже он озвучил официальную версию: якобы я погиб при отражении атаки шершней. Про Ариадну не было сказано ни слова. Ни расследования, ни экстренных поисков, ни запроса на подтверждение потерь. Никто меня не искал. Никто не вышел на связь. Все эти годы он поддерживал миф о моей гибели.

– Ты сам сказал, что это миф, – не моргнув глазом, возвращает реплику Белова. – Президент не санкционировал уничтожение. Был дан приказ на предупредительный залп с расчётом на удержание и возвращение. Но метеоусловия и сбой стабилизации сыграли против нас. Ты и сам должен помнить, что катер потопили, когда на борту никого не осталось.

– Удобная версия. Свалить попытку убийства сына на погодные условия, – саркастично бросает Мика.

– Это не версия, а доклад, – жёстко отсекает Лена, – и я прилагаю к нему себя в качестве последнего живого носителя информации. Если хотите, живого компромата.

Фостер, не выдержав, сухо и злобно усмехается, глядя на нее в упор.

– Уж поверь, ты идеально подходишь на эту роль.

– Почему ты? – перебиваю я, сдерживая гнев. – Почему именно тебе поручено передать сообщение, которое по логике должно было быть засекречено и доставлено по внутреннему каналу? Или хотя бы через доверенное командование?

– Потому что я и есть доверенное командование, – без колебаний отвечает Белова.

Мика ухмыляется, но на этот раз воздерживается от прямой агрессии. Осмысливая услышанное, я пристально изучаю сидящую напротив женщину, вглядываясь в каждую линию лица, пытаясь найти ложь, паническую тень, дрожь в зрачках, но вижу только спокойствие и усталость.

– Что именно ты должна мне передать? – прищурившись, уточняю я. Мне больше не нужны обтекаемые формулировки. Только прямые факты.

Не разрывая зрительного контакта, Лена медленно подаётся вперёд, упирая локти в колени. В её движениях ощущается непреклонная твердость, выработанная годами службы.

– Архивный модуль, – отчётливо докладывает она. – Сегмент из внутреннего реестра Улья. Копирование осуществлялось вручную, по протоколу вне сети.

– При задержании тебя досматривали, – рявкает Фостер, ставя под сомнения ее слова. – С полным соблюдением норм. Никаких устройств при тебе не нашли.

Лена чуть склоняет голову, не сводя взгляда с моего лица. Микаэля с начала допроса она упорно игнорирует, чем вызывает еще большее недоверие и предвзятость с его стороны.

– Потому что вы искали не там. Носитель встроен в ампулу термостабилизатора в левое предплечье, ближе к венозной связке. Он незаметен при стандартном сканировании и не вызывает отклика при поверхностной проверке, – ровным тоном сообщает Лена.

Я напряженно сжимаю челюсть. В голове, как по старому картографическому интерфейсу, просчитываются возможные маршруты и последствия.

– Фостер, отведи полковника в медотсек. Пусть срочно извлекут накопитель. Затем сразу обратно, – произношу четко, как приказ на боевой операции под огнём.

Микаэль смотрит на меня с тем выражением, что обычно бывает у сапёра, которому под ноги бросили мину. Не возражает, это не его стиль. Вместо этого он грубовато хватает Елену за локоть, вытаскивая ее из кресла, и быстро тащит к выходу. Дверь скользит в сторону с металлическим шорохом, и они исчезают в коридоре.

Проходит чуть более десяти минут. Хронометр на стене отмеряет секунды с бездушной точностью, а я чувствую, как стрелки словно продавливают виски изнутри. В голове выстраиваются вероятные исходы различных событий. Не стандартные сценарии, а боевые расклады, и каждый с оговоркой: если Белова врёт… Опыт подсказывает, что ничего исключать нельзя. Елена может быть как ложной приманкой, так и последней попыткой моего отца вступить в контакт. А может, всё проще и грязнее: она является вирусным трояном, зашитым в сердце системы, архивом-ловушкой с отложенным активационным протоколом.

Белова утверждает, что прибыла по прямому приказу президента с заданием передать мне архив. Если это правда, значит, отец все эти годы знал, что я жив. Зачем тогда была нужна легенда о моей гибели, аккуратно разложенная по ячейкам официальной пропаганды? Более того, если Лена действительно выполняет приказ президента, выходит он знал, что на эсминце готовится диверсия. Вопрос: откуда? Кто дал наводку? Почему именно в этот момент, когда Одинцов исчез с радаров? Совпадение? Вряд ли. Такие совпадения, как неразорвавшиеся снаряды, – если не учтёшь, тебе конец.

В голове продолжает крутиться тревожная мысль. Она всплыла внезапно, как подводный минный буй, и сразу дала ощущение опасности. Что если маршрут слили? И не кто-то со стороны, а… Одинцов? Если его раскрыли, последствия могут быть фатальными для всех нас. Но развить эту мысль мне не дают.

Дверь открывается. Воздух в помещении будто вздрагивает от перемены давления. Микаэль заводит внутрь Белову. Ее лицо выглядит гораздо бледнее, чем пятнадцать минут назад, военный мундир отсутствует, на левом предплечье плотная повязка, проступающая сквозь ткань рубашки.

В руке у Микаэля я замечаю герметичный кейс с чип-накопителем. Значит, архив все-таки существует… Ладно, посмотрим, что внутри. Приблизившись, Фостер кладет его на стол и отступает на шаг назад.