скачать книгу бесплатно
– Хочу прогуляться до полей, но одна боюсь, не проводишь?
Хотел Иван спросить: «А что Валентин?», – но вовремя прикусил язык. До кромки полей шли, не перебросившись словом. На повороте вправо, где тропинка огибает небольшой лесок, Глаша остановилась и, глядя на него в упор, спросила:
– Я слышала твой разговор с Валентином: ты хотел побыть со мной наедине?
– Иди за мной! – без объяснений Иван взял женщину за руку, подвёл к толстому стволу берёзы, развернул спиной к себе и шустро принялся снимать с неё теплые панталоны.
На славу потрудившись над телом Глаши, постоял, отдышался и похвалил:
– Сладкая ты, а досталась недотёпе.
– Не завидуй ему, ты тоже не будешь в накладе, – пообещала Глаша и, от души чмокнув в щеку, попросила: – Меня не провожай. Увидят, донесут Валентину, и останусь я без мужчины. Захочешь меня – длинный шест, что стоит возле задней стены вашего дома, наклони в сторону моего огорода и приходи сюда. Договоримся, где будем встречаться без помех. Скоро начнутся дожди…
В закуток Ивана пришли братья. Помявшись, Роман предложил Андрею:
– Говори ты.
– Почему я?
– Потому что я попросил!
– Ну, хорошо!
Пока они переговаривались, Иван переводил взгляд с одного брата на другого, не понимая смысла их слов, ожидая пояснения.
– Мы посовещались и пришли к единому мнению, что за труд тебе полагается плата. Ты обул наших детей, чинишь нашу рваную обувь, тратишь время на нас, и мы перед тобой в долгу. У нас есть деньги… Советские, настоящие. Роман, давай!
Роман вынул из кармана брюк две пачки.
– Держи!
Отдав деньги, братья ушли. Иван поглядел на пачки внимательно – пачка пятёрок и пачка десяток… и бросил на постель: «Что мне с ними делать? Паразиты, рассчитались подтирочной бумагой! Решили, что немцы захватят Москву, и советские деньги станут не нужны? Ладно, спрячу: наступит тяжёлое время, стану на них любоваться и вспоминать, как заработал полторы тысячи на обуви».
Слава о мастере пошива обуви перешагнула границы деревни и достигла ушей коменданта. Кто ему Ивана расхвалил, доподлинно неизвестно, но имя стало у немцев на слуху. Господин майор решил лично посмотреть на работу Ивана. Прибыл на машине с переводчицей.
Им показали дом, где живут братья Тепловы. Войдя в комнату, переводчица поинтересовалась:
– Сапожник Ваня здесь живёт?
– Здесь, здесь, заходите, – отозвался Иван и поднялся с лавки, чтобы встретить дорогую гостью, – не в каждый русский дом приходят высокопоставленные иностранцы! Смахнул с табуретки обрывки ниток, – его застали за работой: занимался пошивом новых сапог Дарье, вновь ставшей полноценной начальницей.
Майор попросил показать образцы обуви. Семейство приготовилось к обеду, и обувь собралась в одном месте, под вешалкой. Иван показал изделия, которые уже носит семья Тепловых, заготовки и обувь, приготовленную для передачи заказчикам.
Майор повертел ботиночки и сапоги, помял голенища, посмотрел прострочку, постучал по подошве пальцем – сделал так, как делает Иван, покупая новую обувь. Офицер показал себя знатоком определения качественной обуви, что Ивану понравилось.
– Заказываю две пары сапог, – устами переводчицы сделал заказ майор, – сапоги и полусапоги.
Иван не стал исправлять название обуви полусапоги на полусапожки.
Сев на табуретку, между широко расставленных ног поставил ногу майора в сапоге и приступил к отработанному до автоматизма обмеру. После обмера показал набор колодок нужного размера. Комендант выбрал понравившуюся ему пару, по его мнению, придающую ноге свободу облегания мыском.
Перед окончанием визита майор распорядился заплатить Ивану за работу, записав на него ежедневное обеспечение литром молока с фермы и поощрив десятью банками мясных консервов. Попросил переводчицу проконтролировать, чтобы мастеру привезли хром на сапоги из личных запасов майора. Указания командира переводчица записала в блокнот. Подозвала заведующую фермой, передала листок, подписанный комендантом на выдачу молока, чему Дарья была рада, поскольку теперь нет смысла воровать молоко детям и Ивану.
Машина уехала. Через час вернулась, и солдат передал десять банок консервов и три пластины хрома.
Восемь банок Иван вручил Дарье, две отнёс Валентину, дабы был покладистее. Дарья поблагодарила, а Валентин, расчувствовавшись, обнял Ивана и даже дружески похлопал по спине, чего ранее никогда не делал, – не зря народ придумал поговорку: «Сухая ложка рот дерёт». Иван «смазал ложку», и к нему теперь по-другому стали относиться как семья Тепловых, так и Валентин с Глашей, особенно Валентин. Он теперь желанный гость и тут и там. Валентин разрешает Глаше провожать Ивана, когда тот покидает их жильё. Из приличия интересуется у вернувшейся подруги: «Что так долго провожала?» – на что получает уклончивый ответ: «Стояли, болтали…»
Немцы хозяйственного отряда наведываются в деревню регулярно, но надолго не задерживаются: откроют склады, наберут колхозного добра, заберут с фермы пару коров на мясо… и уезжают.
Колхозники колхоза «Заря» не остаются без присмотра, – под охраной солдат кормят и доят коров. Немцы, довольные результатом, получаемым от советского коровника, увеличили число фляг. Дарья попыталась объяснить им, что столько не требуется: коровы к зиме дают меньше молока и скоро вовсе перестанут доиться. Её не поняли, фляги оставили, добавив в знак признательности: «Гут, гут».
Молоко забирают солдаты, приезжающие из Степановки. На мясо отправили уже шесть коров, а в Поглавце, что за Мобосовкой, пустили под нож два десятка свиней.
С неба льёт и льёт: мокро, сыро, холодно, – но Валентин и его бригада проводят рабочие смены в лесу. Его и ещё троих мужиков мобилизовали на прокладку дорожки к лесному пруду и облагораживанию его самого.
Пруд расположен в пятидесяти метрах от деревенской дороги, в сторону Степановки. Он небольшой, метров сорок в диаметре, но очень красивый и достаточно глубокий. Несмотря на то, что на мостках деревенские бабы до прихода немцев полоскали бельё, вода чистая – вполне можно пить, но её не используют по назначению, поскольку в деревне имеется колодец общего пользования с холодной ключевой водой.
Доступ к пруду затруднён. Тропинка к нему огибает кусты и деревья. Когда не было дождя, из Степановки приходили на берег офицеры и устраивали пикники. Валентин со товарищи вырубают кусты и деревья, готовят материал для устройства беседок с прочными крышами, чтобы немецким офицерам не мешали ни снег, ни зной, ни дождик проливной вкушать зажаренную курочку и копчёные окорока свиней и запивать русским шнапсом – самогонкой.
Чтобы скорее продвигалась работа, бригаду Валентина подкрепили женщинами. Женщины подчищают за мужской бригадой: собирают срубленные сучья и ветки, сносят в кучу и сжигают; скошенную траву и осоку относят за пределы облагороженной территории пруда.
Непонятно с какой целью, но за спинами мужиков и баб маячат двое охранников с винтовками, – боятся, чтобы не разбежались или чтобы не гоняли лодыря? Народ, работая в советском колхозе, научился показывать трудолюбие лентяев: вроде работают в поте лица, а дело продвигается медленно…. Обмануть немцев не составляет труда.
После смены Валентин не задерживается, торопится домой, где его ждут горячий ужин и заботливая хозяйка, на которую он готов смотреть сутками, – ладная, красивая русской статью, с широким тазом и выразительными глазами. Быстро поев, Валентин торопит Глашу:
– Завтра помоешь посуду, пошли в постель.
Глаша делает вид, что не чувствует нетерпения мужчины, отталкивает его:
– Не мешай, завтра тяжело будет мыть, – еда засохнет. Ложись, закончу, составлю компанию.
Сегодня привычный режим нарушен. Перешагнув порог, увидел Ивана, натягивающего телогрейку. Вместо приветствия Валентин поинтересовался:
– Ты чего здесь забыл?
Получилось грубо, но Иван ответил примирительно:
– Глаша просила зайти посмотреть старые сапоги. Отремонтировать можно: поставлю набойки, по бокам заплаточки, и годика три-четыре походит. Выкидывать рано.
Из спальни вышла хозяйка.
– Мы садимся ужинать, останешься?
Но Иван ответил не Глаше, а почему-то Валентину:
– Ты же знаешь, насколько я загружен работой, пойду трудиться.
– Глаш, не отпускай его, пусть остаётся, тебя он послушается, – отмяк Валентин.
– Останься, Ваня, поешь с нами, – повторила просьбу Глаша.
– Меня дома ждут, хозяева обидятся, если, придя, откажусь от стола: решат, что брезгую сидеть с ними за одним столом. Как-нибудь в другой раз посижу с вами, поболтаем, выпьем.
Убедившись, что уговаривать Ивана бесполезно, отстали от него и сели за стол вдвоём. Поужинав, Валентин обнял Глашу за талию в надежде получить причитающуюся долю ласки. Глаша вывернулась:
– Посуду надо помыть и, кроме всего прочего, у меня месячные, так что сегодня вообще не приставай.
Валентин сделал вид, что не обиделся, спросил вроде равнодушно:
– Иван точно из-за сапог приходил?
– Из-за сапог и соли.
– Дала ему? – задал двусмысленный вопрос.
Глаша сделала вид, что намёка не поняла.
– Ответила, что не могу: не давать же соль, которой осталось мало, самим не останется.
– Умница ты моя, – погладил Валентин женщину ниже талии. Обычно на подобную ласку Глаша делала встречное движение, но сейчас не отреагировала. «У женщин такое настроение бывает, когда месячные», – решил Валентин, и принялся в который раз перечитывать советские газеты, оставшиеся с довоенной поры.
– Убрал бы ты их куда-нибудь, – посоветовала женщина, – зайдут полицаи, увидят газеты, донесут немцам: ни тебе, ни мне не поздоровится.
– Пойду на двор, займусь делом. Воды принести?
– Принеси, – расслабленным голосом ответила женщина, в томной позе лёжа на кровати, – легла, когда Валентин направился на выход.
У велеевских крестьян первого животноводческого отделения колхоза с приходом немцев забот меньше не стало. Колхоз оставлен в той же ипостаси, что и при Советах, даже название не поменяли – был «Зарёй» советской, стал «Зарёй» немецкой, – и обязанности сохранились прежние.
Колхозники правят ограду, меняют упавшие и сгнившие колья, обновляют слеги, чинят крышу коровника и складских помещений, ремонтируют ворота, – делают всё, что делали всегда в эту пору.
Майор с неизменной переводчицей приехал на примерку. Получив от Ивана голенища с притороченным на живую нитку передком и задником, натянул заготовки на ноги. Иван пометил мелом границы пальцев. Чтобы ноги не жало, подогнал колодки, выставив подъём. Коменданту подошёл сорок первый размер. Размер обуви Иван написал на бумажке, показал цифру офицеру, одновременно поясняя переводчице. Офицер подтвердил цифру.
Ту же процедуру проделал с полусапожками.
Работа мастера оценена одобрительным похлопыванием по плечу и немецкими словами: «Прахткерл, рус Иван».
Женщина перевела: «Молодец, русский Иван!»
В знак признательности Иван пообещал ускорить изготовление заказа и через неделю заняться притачиванием подошв.
В обещанный срок подъехала легковая машина. Зашла переводчица проверить, в каком состоянии находится заказ.
Братья, в благодарность за снабжение семьи продуктами питания, расщедрились и отгородили занавеской рабочее место. Туда же перенесли и кровать, создав Ивану приемлемое жильё для сна и территорию для работы. По его просьбе принесли в отгороженное помещение фанерный ящик, который он приспособил под хранение заготовок и сапожных принадлежностей.
Потратив несколько часов на заказ, ему надоело с ним возиться, положил в ящик, посидел, размышляя: бросить заниматься делом или всё-таки продолжить, сменив заказ? Решил продолжить.
За изготовлением немецкого заказа и застала его переводчица, – на сапожной ноге Иван пробивал второй ряд деревянных гвоздей.
Переводчица повертела в руках сапоги, погладила голенища и похвалила:
– Красивые. Я бы тоже хотела иметь такие сапожки, но с более толстыми голенищами.
– Приносите кожу, для вас сделаю конфетку…
– У майора имеются запасы, но он мне не даст. Хочет заказать тебе обувь на всю семью и отослать на родину. На несколько месяцев будешь обеспечен работой, обслуживая нашего коменданта.
– Был бы материал, – спать не буду, есть не стану, любить (сказал матерное слово) не буду, но время найду, чтобы сделать немецкой женщине сапожки.
Немка на мат отреагировала:
– Немецкая женщина намного лучше русской. Ты должен считать за честь работать на меня. Захочу, будешь под нашим надзором делать бесплатно. Захочу, вообще уберу тебя с лица земли, не оставив следа. Единственное, что тебя спасает от моего наказания, – заказ майора.
Иван – осторожный человек, на рожон лезет в одном случае: если знает, что противник слабее и не даст сдачи. Понимая, что здесь напор не прокатит, сделал вид, хотя и на самом деле испугался, добавив в голос толику наглости:
– Если бы попробовал тебя, мог бы сравнить с русской женщиной. А так, на глазок, не могу оценить.
Увидев, с каким интересом Иван прошёлся по её телу сверху вниз и остановился на уровне чуть ниже пояса, поняла его желание и решила закрепить молчаливую сделку.
– Ты – русский хам, но мне нравишься. Если согласен выполнить заказ из собственного материала, пойду навстречу твоему желанию. А если буду удовлетворена твоим поведением и сапогами – заплачу?… – Поинтересовалась, проявив извечное бабье любопытство: – Ты женат?
– А ты действительно немка? Чисто говоришь по-русски.
– Немка, настоящая арийка.
– Откуда хорошо знаешь русский?
– В университете изучала, перед войной стажировалась в России.
– Тебя не будут ревновать офицеры? – Иван резонно посчитал, что, став на скользкую тропу, следует катиться до конца с переходом к конкретному делу.
На вопрос немка не ответила, сочтя лишним отвечать варвару-недочеловеку. Задала встречный вопрос:
– Где сейчас твои родственники?
– Они заняты на колхозных работах, а меня, как ты знаешь, освободил майор от других работ.
– А дети маленькие? У вас же есть в доме дети?
– Есть. Они в комнате сидят, играют в крестики-нолики.
– А если выйдут и застанут нас наедине?
– Не застанут. Мы в чулане закроемся.
– Тогда пошли! Но прежде мне хотелось бы получить ответ на вопрос о твоём семейном положении. Если ты женат, то и у тебя, и у твоей жены будут проблемы.
– Женат! – решил Иван не врать, чтобы не создавать лишней головной боли.
