Вепсы

Виталий Евсюков

Вепсы

Вепсы

Ушкуйники-Варяги

В древние времена на северных окраинах Руси, на севере Новгородских земель, по берегам рек Сясь, Паша, Свирь и Оять жили люди, которые звались вепсами. Этот лихой народ промышлял охотой, рыболовством и нанимался к купцам новгородским в охрану торговых караванов. В разных исторических источниках вепсов-ушкуйников еще называют «пиратами рек, озер и морей».

Они добывали «меховое золото», которое меняли на зерно и соль у новгородских купцов. Привычки и обычаи вепсов-ушкуйников очень напоминали варяжские. Вепсы сами мастерили быстроходные парусные лодки – ушкуи[1]. Носы лодок они украшали резными фигурами в виде головы медведя – самого могучего зверя в этих лесах, – прозванного народом «Ошкуем».

Вепсы были отличными охотниками, владеющими луком, копьем, топором, ножом; превосходными лесными следопытами, умеющими прятаться в лесах, добывая лося и кабана, устраивая на зверя засады. Эти люди с отрочества обучались воинскому искусству: биться на мечах и пользоваться щитом. Им не было равных в стрельбе из лука или владении копьем и топором.

Внешне вепсы в большинстве своем были голубоглазыми и светловолосыми. В Новгороде их еще иногда называли «чудь белоглазая». Крепкие, широкоплечие, среднего роста, мужчины отличались крепкой рукой, привыкшей держать копье, топор, лук или весло. Женщины – красивые и стройные. Цвет волос у женщин мог быть разным, а цвет глаз – голубой или зеленый. Женщины занимались огородами, скотом, выделкой шкур и воспитанием детей.

Былина или Сказ о поселении Видл, о людях-воинах, живших там, и героических походах

История этого поселения как воинского началась с Владимира, которого на берегу реки Оять нашла Устинья, ходившая по ягоды с двумя сестренками. Владимир был весь в ранах. Самая большая, с запекшейся кровью, была на голове. Сестренки Маша и Аша побоялись подойти, а Устинья, как старшая сестра, подошла и потрогала тело лежащего на берегу воина. Он был горячий и без сознания.

Все люди, живущие в лесу, ходят с топором, и у Устиньи он был. Грозно посмотрев на сестренок, быстро пошла к небольшим деревцам осины, срезала их и понесла к лежащему на берегу воину. Девчонки быстренько сложили ветки вершинка к вершинке, комельками в разные стороны, но в одном направлении, перекатили тело на волокушу, впряглись и потащили к дому.

Дом их стоял не на берегу реки, а чуть поодаль, вверх по руслу ручья, чтобы скрыть жилище от лихих людей. Ручей тот дед девчонок называл Симак-ручей (журчащий). Деда звали Митрий, он у девчонок был за отца и матушку. Матушка померла два года назад от неизвестной хвори, слегла и утром не проснулась – не помогли настои деда, хоть он и смыслил во врачевании. А отец год назад пошел на охоту проверить силки да пострелять свежей дичи, и пропал бесследно.

Дом их стоял на вершине холма, а вокруг был разбит огород. Дом был добрый, из толстых сосновых бревен, маленький, крепкий, внутри разбит на четыре половины: кухня с выходящим очагом, женская комната, комната деда, в которой хранились сухие травы для врачевания, и мастерская для починки утвари хозяйской. Четвертая часть – для животных: коровы с бычком и пяти овечек. Посередине дома стояла печь с трубой, сложенная из камней и гревшая все четыре помещения дома.

Симак-ручей, текший с лесных плечей, втекал в реку Оять большим зигзагом, образуя заливное поле. От дома к реке не вела ни одна тропинка. Если дед Митрич собирался куда-нибудь сплавать, спускался вдоль ручья к спрятанной лодочке в высокой осоке и выплывал в реку с ручья. А плавал он в основном за солью и зерном, обменять шкуры куницы и норок, прикупить нож или что-то для хозяйства. Да и девчонок, бывало, радовал: то ленту разноцветную возьмет, то сарафан. Девчонки – красавицы, стройные, работящие, жили дружно, помогая друг дружке во всем.

Девчонки не без усилий доволокли тело молодца до дома. Дед Митрич был на краю огорода, восстанавливал подгнившую изгородь из шестов осины. Видя, что девчонки втроем что-то тянут, шустро поспешил к дому. Подойдя, увидел избитое тело молодца. Сразу по-хозяйски стал давать команды. Вчетвером, еле приподняв молодца, затащили в дом, в комнату Митрича, и положили на кровать.

Дед скомандовал Устинье ставить воду греть, а девчонкам – принести чистые тряпицы. Все сразу засуетились и начали выполнять распоряжения деда. Он осмотрел тело. Порезы и ссадины были не глубокие, но молодец потерял много крови, основная рана была на белобрысой голове. Аккуратно взяв нож, начал срезать волосы. Устинья уже вскипятила воду, дед достал из своих закромов небольшой горшочек с мазью, стал обрабатывать рану на голове.

Устинья, смочив тряпицу в теплой воде, отмывала от грязи другие раны. Маша и Аша стояли в сторонке, не мешая старшим, ждали распоряжения дед, которые не заставили себя ждать – быстро сбегать нарвать свежего листа подорожника.

Отрезав волосы и промыв рану, дед наложил мазь и перевязал рану. Затем занялся другими, не глубокими, на плече и боку. Когда внучки вернулись, обложил мелкие раны листьями и уже легче обмотал тело воина. Раны были нанесены оружием, не зверем.

Два дня воя лежал в бреду и горел. На третий день жар спал, бред и непонятное бормотание прекратились. Дед заново сменил повязки. Устинья почти не отходила от мужчины. Обмакнув тряпицу в воду, вытирала испарину и потихоньку пыталась поить его глухариным бульоном. Глухаря дед подстрелил на следующий день, как притащили воя. И на третий же день, после обеда, Устинья стала поить воя лососевой ушицей, и мужчина приоткрыл глаза. Устинья вздрогнула. Воя съел полтарелки, тяжелым вздохом показал, что сыт, и снова уснул. Это уже был здоровый сон, без жара. Молодое тело брало свое, раны затягивались.

На четвертый день мужчина приподнялся, сел на кровати, было видно, что хочет по нужде. Опираясь на Митрича, еле-еле сходил до отхожего места. Когда пришли обратно, повалился на кровать и опять уснул.

Еще через два дня воин проснулся, сел и стал осмысленно осматривать дом и хозяйство. Девчонки убирались по дому, Устинья что-то шила из кожаных вырезок, дед сидел на лавке за столом, подперев рукой голову. Покряхтев, спросил:

– Как звать тебя, воя?

Мужчина попытался ответить, только неразборчивое мычание вырывалось изо рта.

Устинья прислушалась и сказала:

– Владимир?

Воин кивнул головой.

– Владимир дак Владимир, – сказал дед. – Пусть так будет. К обеду Владимир вышел сам, в новых кожаных штанах, которые Устинья сшила за неделю. Дед посмотрел на нее, одобрительно кивнул и сказал:

– Дайте ему рубаху отца.

Аша кинулась к сундуку, достала и подала льняную добротную рубаху. Сели за стол. Девчонки с одного края стола, дед во главе. Владимиру он указал сесть по левую руку. Устинья занимала место с края лавки, как главная по хозяйству и кухне. Поднесла и поставила на середину стола большой глиняный горшок с душистым варевом. Еще на столе стояли тарелка с ломтями рыбы, тарелка с ржаным хлебом и миска с земляникой, дающей аромат на весь дом.

Устинья принесла деревянные миски и ложки, разложила их на столе. Большой деревянной поварешкой она накладывала варево. Суп был прост: большие куски мяса с репой, луком и морковью, сверху присыпан свежим укропом. Аромат варева был замечательный. В доме никто не брал ложку, пока дед не даст команду. Дед нарезал хлеб, клал каждому по большому куску, все ждали. Он осмотрел стол и нахмурился, посмотрел на Устинью грозным взглядом. Та поняла его с полувзгляда: прошла в холодный угол дома, взяла кувшин с ручкой и тонким горлышком, поставила рядом с дедом. Взяла с полки чашки. Девчонкам налила ключевой воды. Дед еще раз осмотрел все, одобрительно кивнул. Взял кувшин, гостю и себе налил медовухи. Пригубили, дед крякнул и сказал – хороша! Все стали не торопясь кушать.

Дед с Владимиром выпили еще по кружке медовухи после обеда. Дед пригласил гостя выйти из дома, посидеть в теньке на скамеечке, поговорить. Спросил гостя, откуда он. Владимир отвечал, что вырос он, как себя помнил, у волхва-ведуна, что в верховьях реки Аяки живет. Помогал ему во всем, а тот его воинскому искусству обучал. Отца-матери не помнит. А неделю назад приплыл купец Добрыня с Новгорода, узнать у ведущего человека о будущем своем, стоит ли ему в плавание идти долгое, лучше в Киев товар сбыть или в Константинополь сходить.

– Прибыли меньше, зато голова на плечах, – сказал ведун.

Добрыня все понял.

– Возьмешь с собой, – волхв посохом показал на Владимира. – У него свой путь.

Добрыня только кивнул. Отплыли после обеда, шли вниз по реке, заночевали, все шло хорошо. А под утро напали лихие люди.

– Пятеро на меня шли. Шест под рукой оказался, отбивался сколько смог, в реку загнали, а потом удар, – Владимир рассказывал не торопясь, видно, тяжеловато ему было.

Дед качал головой, внимательно слушал.

– Парашник камнем, скорее всего, в тебя запустил. Повезло, не прямо, а вскользь тебе удар пришелся, вот и бросили, думали убит. К дружкам побежали, на берегу помогать, а тебя по реке и понесло. Если купца взяли, сидеть и рыскать здесь не будут, уйдут в Ладогу или Новгород товар сбывать. А тебя волхв отпустил, сказал свой путь искать. Значит, так тому и быть. Поможешь завтра потихоньку жердей к изгороди натаскать, а сейчас иди отдыхай, слаб ты еще. Спи, сон здоровье несет.

На реке Оять летом ночи практически нет – белые ночи. Сумерки наступают с полуночи, а спозаранку солнце уже, и светло, как белым днем. Утром Владимир чувствовал себя намного лучше, силы потихоньку возвращались.

Девчонки занимались хозяйством, плавали как лебеди, потихоньку бросая взгляды на вышедшего на улицу гостя. Деда не было видно.

– Где Митрич? – спросил Владимир у Устиньи.

– Пошел в лес по делам.

Владимир потянулся, попил ключевой воды из кадушки и пошел таскать показанные дедом осиновые жерди для изгороди. Митрич появился к обеду, принес подстреленного зайца и перепела. Отобедали наваристой ушицы из форели. По традиции, дед пригласил Владимира посидеть на скамеечку. Стал снова спрашивать:

– Сколько вас было с купцом?

– Пять человек с купцом Добрыней, еще его приказчики.

– Ходил к стоянке, где вы устроились на ночевку, – сказал дед, покряхтев. – Видел погребальный костер. Жив купец, ушел на лодке – сапоги с каблуками мало у кого есть. А пятеро в лес бежали, в другую сторону от нашего дома.

Владимир молчал. Дед посмотрел на него и сказал:

– Надо найти их.

– Когда идем? – стало понятно, что приговор вынесен.

– После обеда.

Снаряжались недолго. Дед выдал Владимиру лук с пятью стрелами, копье в рост, с держателями на основании острия (с таким на медведя ходили, чтобы тело зверя, пронзенное, не упало на охотника и в агонии зверь не поймал охотника) и кожаный пояс с длинным ножом. Девчонкам дал наказ в доме сидеть до их прихода, дверь на щеколду закрыть, за лесом следить. Еще один лук был оставлен для Устиньи.

Вышли в полдень и пошли вдоль реки. Двигались быстро, бесшумно, дед рассматривал все следы. Ближе к вечеру он поднял руку вверх, показывая особую осторожность. Подошли к тому месту, где Владимир останавливался на ночлег. Дед вел дальше, туда, где следы пятерых уходили в лес. В лесу следы сохраняются долго – сломанная веточка, сшибленный мох на земле, заломанный папоротник. Шли быстро и аккуратно, осмотрительно, охотнику по-другому в этих местах не выжить. Прошли около трех верст вверх, потом, взяв круто к реке, вышли к броду, перешли на другую сторону, двинулись в гору вдоль ручья и вышли к дому.

Митрич держал лук наготове, Владимир шел чуть в стороне, готовый к атаке. Послышался тихий детский плач. Владимир заглянул в открытую дверь и быстро отпрянул. Ни стрелы, ни копья не полетело в открытую дверь. Еще раз сунул голову, осмотрелся и вошел в дом. В углу, забившись, сидели два ребенка. Он осмотрел другие комнаты, потом позвал деда. Митрич вошел, подошел к детям, приобнял обоих, спросил:

– Васька, Маня, где родители?

Васька, паренек лет четырех, заплакал и махнул рукой к бане.

Владимир пошел к бане, позвал деда. Переглянулись, осмотрели тела зарубленных, вернулись в дом. Нашли тряпки подлиннее, посадили детей друг дружке за плечи, обвязали их и себя тряпками и быстро пошли по оставленным убийцами следам.

Прошли верст восемь, вышли к деревне из семи домов. Там бегали дети, ходили женщины, делая свою работу, взрослые мужи суетились по хозяйству – простая размеренная жизнь. Но как только дед с Владимиром показались из леса, с крыши одного из домов раздался свист. Дети с женщинами быстро побежали по своим домам, мужи похватали, что было под рукой. Из двух домов выбежали три отрока с луками наготове, смотря вверх, откуда был свист. Им указали направление, и они сразу стали выискивать цель натянутыми луками. Дед и Владимир шли к домам, разведя руки в разные стороны, держа в них лук и стрелы.

Митрича сразу признали. Детей забрали женщины: дед, почти как у себя, скомандовал – умыть, накормить. Федор, один из взрослых мужей поселения Немжа – так оно называлось, и все вокруг знали это поселение, – воин в возрасте, в хороших силах, в плечах шире многих. Ладонь его была, как две у простого человека.

Федор и Митрич обнялись. Как гостеприимный хозяин, Федор пригласил их в дом. На столе уже стояла простая снедь. Откушав и захватив кувшин с медовухой, вышли посидеть на скамеечку.

– Откуда вы пришли? Чьи это дети?

Дед рассказал вкратце историю Владимира и убитых соседей.

– Следы уходят мимо Немжи, к реке. Разбойники опережают нас на полдня пути.

– Я с вами пойду, – сжав свои немалые кулаки, сказал Федор.

– Надо немного отдохнуть. Прикинем, куда могут податься убийцы.

Ранним утром Федор, Митрич и Владимир съели по куску мяса, запили водой, вышли отдохнувшие, огляделись. Федор обвел строгим взглядом свое поселение: по всем сторонам стоят отроки с луками, наверху дозорные – все в порядке.

Митрич быстро напал на след и повел за собой попутчиков. Следы вели в обход Немжи и уходили к реке, вдоль которой они продолжили путь. Митрич и спутники передвигались быстро, как волки, и за небольшой отрезок времени преодолели большое расстояние от Немжи до Литруча.

Подходя к Литручу, перешли на крадущийся шаг, принюхивались к воздуху, чтобы уловить на запах место костровища. У небольшого ключика в ложбинке увидели под елками пятерых. Те, ничего не подозревая, собирали поклажу и вооружались. Митрич и Владимир взялись за луки, два выстрела просвистели единым залпом. Два воина упали: один пронзенный в шею, другому стрела попала в спину. Остальные быстро приподняли щиты и стали спиной к большой ели.

Со щитом и боевым топором вышел из леса Федор, за ним Владимир. Спокойно двинулись на убийц. Разбойники, видя, что на них идут только двое, пошли в атаку, беря их в полукольцо. Митрич в это время за кустами переместился правее и выцеливал открытый бок одного из убийц. Противники сошлись, свистнула стрела. Федор быстрым движением ноги ударил по левой стороне щита противника, тот не ожидал такой прыти от бородатого немолодого мужа, открылось расстояние между щитом и рукой с мечом. Топор вошел на пару пальцев в переносицу убийцы. Второй накинулся на Владимира, прикрываясь щитом и нанося удары справа налево, Владимир резким выпадом воткнул ему под шею острие копья и отпрянул. Все было кончено.

Митрич вышел из леса и осмотрел скарб, который приготовили убийцы. Награбленный тюк с пушниной, все железо, которое нашлось, и щиты сложили в кучу. Не принято было у вепсов оставлять трупы, поэтому на небольшую полянку стащили с округи сухостой, на него сложили пять трупов, сверху добавили еще дров и подожгли от углей оставшегося костра. Так поступали все вепсы. Никогда не кидали трупы в реку, так как пили из нее, и не оставляли в лесу, чтобы волк или медведь не попробовали человечины и не открыли охоту. И не закапывали, потому что голодный медведь разроет любую могилу.

Пока горел костер, Митрич с Федором и Владимиром распределили трофеи, кому чего нести до Немжи, и стали ждать, когда прогорит огонь, чтобы тот не пошел в лес. В Немжу добрались к вечеру. Подойдя к навесу у дома, сложили весь скарб. Федор дал распоряжение жене и дочке истопить баню и принести ягодного настоя. Молча сидели на лавке, попивая малиновую болтушку, размеренно разговаривали о трофеях, которые будут разделены на троих поровну.

– Тебе что нужно? – поинтересовался дед у Владимира.

– Два меча.

– Баня готова, – прервала их разговор Клава, жена Федора.

Мужики поспешили мыться. Они знали, что после бани будет пир, хоть и не богатый, но с лучшими яствами. На него соберутся большинство мужей Немжи послушать, как все было. Столы вынесли на улицу, поставили скамейки. Потихоньку подтягивался народ. Кто нес кувшин медовухи, кто тарелку с мясом, кто рыбный пирог. Столы были уставлены яствами: птица, рыба, разнообразное мясо, кувшин с медовухой.

Уселись, выпили, закусили, и Митрич начал рассказ об их походе, восхваляя Федора и Владимира. Пир прошел на славу, разошлись поздней ночью. С утра, поднявшись, поели и отправились к навесу распределить трофеи, о которых было все оговорено, Владимир выбрал два схожих меча с ножнами, покрутил в руках, размялся, кивнул и отошел. Митрич с Федором договорились, что дед заберет часть стрел, нож, топор, а за пушнину и остальное железо Федор даст соль и два мешка ржи. Хлопнули по рукам, заулыбались.

Митрича и Владимира оставляли еще погостить, но дед сказал, что нужно спешить домой. Добрались уже поздним вечером. Девчонки выбежали радостные, наперебой расспрашивали, как и что было. Утром Устинья истопила баню, и дед всех на день освободил от повседневных работ. После баньки сели за стол, дед начал рассказывать, как и что у них прошло и произошло, девчонки с любопытством слушали. После застолья он пошел к себе в комнату ладить стрелы и еще раз оценить добытый скарб. Девчонки убирали со стола, Владимир пригласил Устинью прогуляться по реке, покататься на лодочке. Устинья посмотрела на деда, тот одобрительно кивнул и строго посмотрел на Владимира. Все всё поняли без слов.

Огород и припасы на зиму – это все было на девчонках, а мясо и рыба на Митриче. Вечером дед сказал Владимиру, что завтра они идут рыбачить. С утра и до обеда подготавливали снасти, в основном деревянные мережи с привязанными к низу камнями – для подводной устойчивости. Дед перебрал и осмотрел бредень, нет ли дыр, на месте ли грузы и в целости ли берестяные поплавки.

Вышли после обеда, спускаясь по Симак-ручью. Дед показывал, где и как лучше устанавливать мережи, несколько поставили уже в реке – вложили в траву, куда рыба заходит кормиться. Спустились по руслу реки и в трех заводях протянули бредень. Рыбы было навалом. Мелкую выбрасывали обратно в реку, а щуку, лещей, язей и крупную плотву складывали в большой берестяной короб. Когда короб был заполнен, загнали лодку в укромное место в пойме Симак-ручья и пошли к дому.

Рыбу надо было сразу пустить в дело, чтобы не испортить. Соль была дорогая, рыбу не солили, а сушили, делая запас на зиму. Иной зимой кроме рыбного сущика есть было нечего, убивали всю скотину, чтобы выжить. У Вепсов жизнь сложная, погодные условия суровые, лето пролетало быстро. Дождливая осень и долгая зима – вот с чем им приходилось бороться больше всего. И люди, кто выживал, были сильные и закаленные, помогали своим соседям и делились последним, особенно с теми поселениями, в которых детей было мал мала меньше.

Так в работе, охоте и рыбалке прошел месяц, вечерами Устинья и Владимир часто гуляли по берегу Ояти и любовались на места, завораживающие своей красотой.

Как-то вечером, сидя на скамеечке перед домом, попивая медовуху, Владимир обратился к Митричу.

– Люба мне Устинья, – сказал он. – Можно мы поженимся?

Деду Владимир нравился – не очень разговорчивый, больше слушал, силой не обделенный, смышленый, работящий мужик. Он, как полагается, внимательно посмотрел на него, сделал большую паузу, почесал шевелюру, погладил бороду, размышляя, и сказал:

– Дом начнем ставить сейчас, а свадьбу сыграем после уборки урожая. Коня надо покупать, а для этого много шкур нужно, хотя бы одну – медвежью. Знаю, где одного самца здорового обход находится. Пойдем туда яму копать. А в верховьях Симак-ручья бобров развелось, силки поставим, их шкур двадцать понадобится.

Устинья, стоявшая в дверях, слышала разговор деда с Владимиром, зарделась радостью, побежала обниматься с сестрами и делиться новостью.

Каждое утро перед каким-либо заданием деда Владимир брал два меча и начинал махать. Выглядело это как танец. Девчонки завороженно смотрели, дед тоже иногда поглядывал, но никогда ничего не говорил. Владимир, отмахавшись, станцевав танец, брал ведро, спускался к Симак-ручью и выливал на себя сверху не менее трех ведер воды. После этого начинались житейские будни, теперь уже семьи.

Дела хозяйственные были в основном сделаны, поэтому собрались в лес на медведя. Снарядились: каждый взял по короткому копью, лук, длинный нож и короткий на пояс. С собой ломоть хлеба, кусок вяленого мяса и запеченной рыбы. Все обмотано тряпицей, положено в мешок и обложено пахучей травой, чтобы зверь не учуял. Дед выделил шикарный топор, себе взял узкий.

Главной на хозяйстве оставили Устинью, наказали, что и как сделать, пока будут отсутствовать на охоте. Собрались и пошли в лес. Дорога проходила по сосновому бору, идти было легко и хорошо, шли в верховья Симак-ручья к болотам и родникам, откуда тот брал начало. Митрич выбрал место для ямы, между бором и болотом, где медведь частенько проходил владения свои и терся о стволы сосен, оставляя часть меха на деревьях. Из сухостоя вырубили деревянные лопаты и начали копать. Вечером яма выше Владимира на две головы была выкопана. Врыли в землю колья. Землю складывали в тряпицы и выносили, высыпая в болота, не оставляя никаких следов. А чтобы мишка точно заглянул сюда, посередине надо будет накидать бобрового мяса для приманки. Силки дед тоже успел поставить по бобровым ходам, выходящим в Симак-ручей. К обеду попалось три бобра, которые были сразу перенесены к яме, разделаны в ней, чтобы запах крови свежей распространялся по лесу.

Настил соорудили, накрыли мхом и черничными ветками. Все следы человека были убраны. Сверху настила накидали куски мяса бобра и ушли к силкам к ручью проверять, может где еще попались. Когда проходили силки, в шести из них были попавшиеся бобры. Разделывая и освежевывая бобров, услышали оглушительный рев.

– Удача сопутствует тебе, – подмигнул дед Владимиру, – Хорошо, что наживку волки или лисы не успели найти, а пришел тот, кто нам нужен.

Придя к яме, увидели большой провал. Дед начал потихоньку откидывать ветки. Владимир вынул длинный нож и хотел спрыгнуть.

– Стой! – выкрикнул Митрич.

Дед смотрел на лежащего в яме огромного медведя. Было видно, что один бок медведя пробит колом, а другой нет. Взялся дед за лук и стал выцеливать левый бок, Владимир стоял наготове, сжимая копье. Дед выстрелил, пытаясь попасть в сердце. И тут медведь ожил. Резко подскочил и с невероятной прыгучестью прыгнул вверх. Никто не представлял, что такая большая туша может так прыгать. Медведь бы и выпрыгнул, но Владимир со всего маху вонзил в него копье, и тот полетел обратно в яму, напарываясь на другие колья. Медведь несколько раз дернулся и сдох.

– Как только, – спросил Владимир у деда, – ты понял, что он жив?

– Уши, – сказал дед. – Если зверь лежит, уши прижаты – он живой и готовится к броску. Наука жизни лес. Я пойду снимать силки. Что попадется, принесу сюда, готовь волокушу. Дома будем разделывать, но надо поспешать, чтобы мясо не испортить.

Обернулись с подготовкой быстро, потянули добычу домой. В гору идти тяжко, потом обливаются, но тянут. Добрались до дому глубокой ночью. Дед, подходя, крякнул уткой – два раза по три кряка, подмигнул Владимиру и сказал:

– Это чтобы от Устиньи стрелу в живот не получить.

Девчонки выбежали навстречу, у Устиньи лук с наложенной стрелой, Маша с топориком, а у младшей Аши ухват в руках. Владимир посмотрел, пригнул голову, улыбнулся себе, но, когда поднял запотевшее лицо, смотрел уже строго, с одобрением. Устинья метнулась в дом и уже стояла с ведрами и тряпицами, поняла, что мужикам умыться надо. Спустились к ручью, разделись, вылили несколько ведер теплой летней воды сверху на себя, обтерлись, пошли в дом. А на столе уже кувшин медовухи, тарелка с закуской. Выпили по паре кружек, немного закусили, и спать.

Чуть озарился рассвет, все уже занимались делами: дед ровнял нож, Владимир занимался веревками, девчонки готовили ведра, кадушки и кадки под мясо. Владимир накинул веревки на задние лапы медведя, перекинул через деревянную балку, позвал всех, чтобы подтянуть и подвесить тушу для разделки. Тянули все, таких огромных и больших медведей даже охотник Митрич встречал всего пару раз в жизни. Митрич разделал тушу, ее еще раз растянули, и девчонки начали ее обрабатывать скребками. Шкура, чтобы стать мягкой и пушистой, будет выделываться две недели.