Странная Алиса

Виталий Буданов

Странная Алиса

Пробуждение

… Хм, никогда такого раньше не видела. Это создание поразило меня до самых далеких глубин души, удивило так, что я тот час, придя домой, взялась за кисточки с красками и перенесла все увиденное на холст.

Уже прошел мимо холодный лютый февраль с лазурным морозным небом, и март добрался до середины своей. Снега начали постепенно таять и расползаться, потеряв свою рыхлость и скрипучую стойкость; они стали пропитываться влагой, так что сугробы поползли по земле, словно горы в оползень. С дороги уже сбежал снег, хотя за ее пределами его осталось еще весьма много, но выйти на асфальт он больше не решался. Теперь прежний его хруст сменялся липкостью, а насыщенный белый цвет, по которому так любила прогуливаться тенистая синева от деревьев, стал постепенно бледнеть, она уж теперь перестала на него заглядывать. А по дорожкам потекла талая вода, разливаясь на ветвистые рукава в разные стороны, она напитывала собой воздух, в котором чувствовался ее запах.

Я вышла на улицу, одевшись не так тепло как раньше, надев более легкое пальто, но толстую блузку под ним все же оставила, а голову не покрыла ничем; так приятно пройтись без шапки и окунуть свои золотистые волосы в этот теплый весенний воздух, дать долгожданному ветру наконец-то потрогать их и поиграть ими. Но хотя сегодня у него было не очень игривое настроение, он был где-то вдалеке, и лишь только слегка их ласково потрепал, убедившись, что все они на месте. А волосы не покрытые шапкой так свободно разбегались по моему пальто, словно соскучились по свободному веянию. Я решила не идти в лес, а пройтись вглубь поселка, куда вела отходящая неподалеку от нашего дома улочка. Она шла немного петляя, а на нее то и дело смотрели разные дома. Всюду чувствовалось уже скорое приближение весны, талая вода так живо растекалась по дорожкам, пытаясь продолбить в них ложбинку, а кое-где пролегли проталины, откуда наверх вырывалась с примятой травой сырая холодная земля, словно урвав с себя одеяло, пробудилась ото спячки. А я шла медленно и вдумчиво, оглядываясь в разные стороны, ловя этот пробужденный от морозов чистый теплый играющий воздух, словно благой вестник, он то дело стучался в каждую дверь, подходил к каждому человеку и возвещал радостную весть о том, что все вокруг восстанет как из мертвых и снова обильно зазвучит. Что власти не имеет холод, мороз и тьма, что жизнь снова восстанет из под земли, словно из гроба, куда она так грустно и печально уходила осенью, провожаемая последней яркостью листьев, как солнце, когда оно погружается в горизонт оставляет на верхушках деревьев и домов свой бурый золотистый свет. Но вот весна грядет предшественно, но тихо, понимая, что не может долго держать в темноте эту часть света, и скорей спешит к ней, чтобы осветить. Так же и воздух, он уже начинал разносить повсюду молодой зачаток жизни, который спустя некоторое время, разовьется в обильные стебли и цветенье, и зеленью покроет все вокруг.

Я вышла на центральную дорогу и зачем-то пошла вперед, хотя брела бесцельно, лишь только любуясь как гейзер жизни, уже найдя ложбинку, начинает мурлыкать и бурлить, и скоро разольется повсюду. Центральная дорога шла прямиком к шоссе и от нее исходил какой-то свежий весенний запах. Небо было довольно серое, все в тучах, но как-то по-весеннему светлое, и тучи довольно отчетливо вырисовывались и куда-то быстро неслись; а солнце все же рассеянно просвечивалось сквозь них, а иногда ему удавалось полностью пробиться сквозь разрыв между облаками. Тогда ему ничто не мешало позолотить землю, но потом оно снова тонуло в гуще облаков, которые довольно быстро мчались по небу, а иногда даже перегоняли друг друга; но внизу почему-то ветра не было, наоборот все как-то застыло в неподвижности: лишь изредка он мог что-то тронуть, но мои волосы он пока оставил в покое.

Дорога, покрытая темным из-за влаги асфальтом, прямо тянулась вдаль, и чуть возвысившись, упиралась в зеленые ворота, за которыми шумело шоссе. Она была почти пуста, по ней лишь только шел какой-то мужчина в берете уже довольно преклонных лет, неся через плечо большую дорожную сумку. Он быстро прошагал мимо меня, словно куда-то торопился. А я медленно, не спеша шла дальше, все любуясь природой и пришедшим весенним воздухом. Зачем я пошла по центральной дороге в сторону шоссе? Не знаю, туда завели меня ноги, хоть это и не особое мое любимое место, но сейчас оно мне почему-то нравилось, в нем я видела какую-то особенность.

Я дошла до зеленых ворот, уловив шум шоссе, уже было собралась идти обратно, как тут на улице, которая шла вдоль забора, справа от меня я заметила серого кота идущего в сторону центральной дороги. Он был средних размеров, довольно упитанный, со слегка сплюснутой мордочкой. Он шел куда-то по своим делам, не особо обращая на меня внимание.

− 

Кс-кс-кс-кс – я аккуратно чтобы не спугнуть подошла к нему и

поманила его рукой. Он откликнулся, но посмотрев на меня, сначала не решался подойти. Затем я слегка нагнулась и, выставив ладонь вперед, позвала его еще раз, и он все же подошел. Он понюхал мою руку, а второй рукой я провела ему по загривку. Затем он скользнул своей мордочкой по моей руке, которую я все еще держала вытянутой, тем самым дав понять, что находится в хорошем расположении. Я присела на корточки и принялась его гладить, а он стал мурлыкать и тереться о мои коленки. А мне удалось разглядеть его поближе, и мне тут же в глаза ударил оранжевый цвет его глаз, он был настолько яркий, что выделялся и светился, даже при дневном свете. На несколько секунд я аж замерла от удивления, никогда я раньше не встречала котов с таким ярко светящимся оранжевым цветом глаз. А он все ходил вокруг меня, мурлыкал и терся, а я его нежно гладила по короткой шерстке, а он урча, поднимал голову, выражая искреннюю благодарность. Видно было, что это чей-то кот, так как он был очень породистым, о чем говорили его маленькие поджатые треугольные ушки, да и весь его чистый ухоженный облик.

– Какой ты хороший кот, как тебя зовут? – на что он только урчал, удовлетворенно поднимал свою серую головку, и то и дело врезался мордочкой то мне в коленки, то в руку. Шерсть у него тоже была какая-то загадочно особенная: она была немного темной, короткой, но обильно густой, и, блестя, переливалась на свете. – Где ты живешь? Ты наверное погулять вышел, да? Молодец ты какой, видишь вон погода какая теплая.

Затем я вязала рядом лежавшую веточку и, поводив ей по земле, решила поиграть с ним. Он резво набросился на нее, не переставая мурлыкать, и стал то и дело цеплять ее лапами и кусать, а его горящие оранжевые глаза светились и прыгали как два огонька, словно раскаленные угли, они рисовали в воздухе узоры. Я все водила веточкой по земле, а он резво на нее прыгал. Его мордочка выражала какое-то удивление, особенно это подчеркивали его яркие светящиеся глаза, которые он вновь в меня впил, будто хотел меня повнимательнее меня изучить, когда уже наигрался. Этот взгляд, в котором застыл вопрос и удивление вызвал у меня у самой удивление и умиленную улыбку. Я поднесла к его смешной головке ладонь, а он сам специально стукнулся о ней головкой, словно хотел отодвинуть ее. Снова он замурлыкал и стал вокруг меня чертить небольшие круги и врезаться то в коленки, то в спину. Наконец я двумя руками остановила его и почесала ему за ушком, от чего он просто растворился в мурлыкании, а затем я обняла его правой рукой и прижала к согнутой ноге, а он то и дело мигал своими горящими глазами в разные стороны; и затем он, подняв головку, вновь обратил их ко мне, отчего я чуть не зажмурилась, так как глаза у него действительно светились, и, быть может, в темное время суток они способны оставлять светящиеся полозья на земле, словно фары. А до чего же у него изумительная шерстка, будто сваленная из шелка, какое же милое создание! Похоже на то, что это британский кот, так как где-то я видела таких же этой породы, у них маленькие треугольные ушки, только тех что я видела они были белой или полосатой окраски, но именно такого дымчатого с оранжевыми глазами я вижу впервые, и с настолько горящими, что его пепельная шерсть похожа на обильно густой дым, который поднимается от его глаз, клубится и полностью охватывает все его туловище.

Я привстала, все еще продолжая гладить его рукой, а он все терся о мои ноги, словно никак не хотел их отпускать. Я все время смотрела на него с восхищенной улыбкой, которая поднималась от его сладкого урчания, как тесто от дрожжей. Я попыталась сфотографировать его на телефон, но позировать он явно не учился: он постоянно вертелся, так что смазывал себя на снимке, порой он вырисовывался даже зловеще, от своих движений он растягивался, а глаза удлинялись в две пронзающие линии, бегущие от его суровой грозной мордочки, с некоторых ракурсов похожей на бульдожью. Наконец он сел посреди дороги, и я в надежде, что сейчас должно получиться, выставила телефон вперед, но он, заметив это, быстро подошел ко мне и провел своей мордочкой по нему, от чего изображение размылось, будто на него пролили воду. Несколько кадров мне все же удалось сделать, но он все продолжал обвивать меня кругами. Я уже подумала идти обратно, и подброшенная такими дивными потрясениями, думала пуститься в размышления, которые в изобилии окружили меня, как тут я обернулась назад и увидела, что он плетется за мною. Не знаю чем я ему так приглянулась, что он перешел на рысь, и через несколько секунд бодро прилетел ко мне.

– Ну что ты хочешь? Мне пора уходить. – А он остановившись передо мною, присел и устремил ко мне свои жаркие глаза, в которых как веточка, сквозь цепляющий ее огонь проглядывала какая-то просьба.

− 

Ну что, ты кушать хочешь? Но у меня нет ничего, а дома тебя,

наверное, хозяин ждет, он тебе точно даст покушать, – сказала я, разводя руками, и сама сожалея о том, что не могу его ничем угостить. – Ты иди в свой дом, – я вновь присела на корточки и стала гладить его, – там тебе дадут рыбки, нальют молочка, а я пойду.

Всем своим видом он хотел сказать, сожалея о том, что не знает слов, чтобы я не уходила. Его глаза были полны умаления, затем он опустил головку и на секунду прикрыл их, радуясь тому, что пока я еще здесь. Снова он стал тереться и мурлыкать и водить своей мордочкой по моим сапогам, а я все же встав, почесала ему затылок и пошла дальше.

Кот затерялся где-то за поворотом, но то изумление, которое покрылось пламенем, когда я его увидела и ласкала, загоревшись от его поджигающих глаз, наверное, не потухнет во мне до конца этого дня. Если только ночь не погасит его вместе с остальным светом, если сон не потушит его как ночник, но сейчас я чувствовала как оно бодро ходило в моей груди. Языки этого пламени доставали мне до глаз, и порой их прическа завешивала мне взор, так что я не могла уже смотреть по сторонам, я опускала голову и глядя в самый его очаг, начинала думать об этом коте. Я вообще люблю зверушек, порой они кажутся милее всех на свете, иногда они способны понять тебя гораздо лучше чем человек, и лишь только немота не дает им чувства словами снарядить. Мне было приятно от того, что кто-то меня очень порадовал и вдохновил, но еще более приятней, что я смогла кого-то обрадовать, подарить частичку своей ласки, уж не знаю сколь много ее у меня, но хочется думать, что пару сладких кусочков все же имеется. Ведь он подошел ко мне просто так, вовсе не потому, что я его покормила или манила чем-то вкусным, возможно он понимал, что проживая здесь, может кого-то обогреть своим мурлыканьем. Но затем, языки по-тихоньку успокоились, а за ними скрылись какие-то светлые мысли.

Я шла обратно домой, вдыхая благоухания свежего стаявшего снега и, не переставая радостно озаряться по сторонам, наслаждалась пониманием того, что вот наконец-то явилась долгожданная весна, начавшая постепенно топить снега, отнимая у них власть морозить все, что выйдет им навстречу. Уже так начала надоедать холодная суровая зима, хоть снег и был уж долгожданным, но теперь он был лишь в тоску, а сейчас я вижу как тлеют мои мечты, когда в суровое серое ненастье, я ждала серебристого озарения, но за зиму оно потеряло блеск, оставив лишь только серый цвет. Теперь я настолько слиплась с привыканием к нему, что уже вовсе не хочется на него обращать внимание, чудится, что он уже лежит лет сто и я начинаю немного недоумевать, как я могла о нем мечтать. Теперь он сжался в повседневность, утратил свою яркость, поэтому и не хватает у него сил броситься каждому в глаза. Видно, что он уже поседел и утратил свою красоту, но вот он наконец начал таять, о чем я мечтаю с конца зимы. А сейчас воздух – просто сокровищница благодати, о чем так чудно и дивно возвещают птицы. Мертвенную тишину начинает попирать их мелодичное пение разливающиеся то здесь, то там; и порой так неожиданно вырывается где нибудь из-за угла музыкальное щебетание. Я иду, пораженно внимая оркестру природы и думая как же дивен этот мир, как же он полон красоты, сколько в нем всего удивительного. Стоит лишь только обратить взор, как его причуды начнут разворачиваться словно новые миры и бесконечные бездны, куда как дни устремляются все невзгоды, скорби и страдания, и никто тебе не посмеет помешать любоваться ими. И тут же понимаешь бренность тьмы, и вечность Света над нею торжествует.

С какой-то радостной улыбкой я пришла домой, словно была рада всему, что меня окружает; затем быстро скинув с себя пальто, я поднялась на второй этаж, взяла краски, поставила мольберт и стала рисовать кота. Сначала я набросала эскиз, поместила его на перекрестке дорог, но затем передумала и отодвинула его чуть вглубь дороги. Отойдя немного передохнуть, я нечаянно взглянула на себя в зеркало, и ненадолго остановилась, будто поражаясь своему отражению, словно вместо себя я увидела кого-то другого. Мои голубые глаза светились от радости, губы смыкались в улыбку, и волосы ровно пробегались по плечам, чуть-чуть сантиметров на пять семь не дотягиваясь, хотя по их стремлению видно, что старались, до узкой талии. Я немного поправила волосы, прядь от которых вышла и чуть-чуть отдалилась от остальных, хотя никто сейчас на меня не смотрел, лишь только я сама, но все же по привычке решила поправить. Но затем снова принялась рисовать, стала уже наносить краску. На картину у меня ушел где-то целый день, так как несколько раз я делала большие перерывы, чтобы поесть или просто отдохнуть. Но в конце концов я закончила уже под вечер, который потопил в себе весенние краски, так как в основном был виден снег, а его проталины заделывала темнота, так что они не особо виднелись, и если они где-то и появлялись, то были похожи на тень от чего-то. Но в итоге получился тот самый серый кот, сидящий на дороге и смотрящий на меня своими прожигающими глазами, которые по-началу мутнели и не хотели передаваться, а порой даже вовсе сопротивлялись, скатываясь то к банально желтому или дурно красному, но все же спустя какое время они сошлись в тот самый оранжевый цвет, который пылал на его глазах. Но получился довольно выразительным, ушки правда у него выросли как-то по длиннее чем на самом деле, но это не особо заметно; он сидел на дороге, за ним располагаются ворота, а сам он цепко, словно когтями впивал в меня свой пламенный взгляд. Несколько минут я стояла возле мольберта, не в силах отойти от него или вообще пошевельнуться, но поразила меня не сама моя картина, а тот кот, который так же как и на картине сидел в моей памяти.

11.02.15.

Ночь

… В этот день я не могла усидеться дома, меня почему-то непрерывно манило на улицу, хотя погода уж явно была не для прогулок. Но все же мне не терпелось выйти даже под маленькие капельки моросящего дождя, который прятался и если внимательно не всматриваться, делался вовсе невидимым, однако не сбрасывал своего белого полупрозрачного покрывала. Однако разворачивал он его довольно далеко, видно лишь только было как застилая и убирая, словно кровать, едва ли различимый горизонт, сливший в себе конец земли и подъем неба.

Уж где-то в одиннадцатом часу я все же решилась выйти на улицу, хотя это одеяло, наброшенное на небо вовсе не комкало во мне испуг или брезгливость, просто не хватало чего-то, чтобы перешагнуть порог. Хотя я постоянно отвлекалась то на одно, то на другое, и в перерывах бросала на него обещающие взоры.

Но все же наконец, в один прекрасный момент я переоделась в джинсы,взяла с вешалки куртку и все же вышла за порог дома. На дворе календарь повернулся первым маем, хотя мало деревьев еще распустились, а темнота и вовсе не хотела показывать едва ли раскрывшиеся листочки. К тому же она как-то отбрасывала время назад, так что трудно угадать, что уже наступил май, этой ночи можно было спокойно дать начало апреля; и вовсе не бросится на тебя удивление, если вдруг по бокам дорожек заметишь оставшиеся комки снега. Привычная ранневесенняя чернота окружала все вокруг, имея какой-то сухой, но в то же время легко проходимый вид. Я шла абсолютно бесцельно, ничего меня сейчас к себе не влекло, ни одно место мне не подавало зова, мне любо было смотреть на дома и улицы поселка. Кроме меня на улице не было никого, вся она как-то таинственно пустела, покорно принимая свет от ярко-белых фонарей. Так приятно было пройтись одной по поселку, когда никто не обернет на тебя взор, когда все улицы принадлежат тебе, и ты можешь спокойно выбирать любую. Запах дыма иногда, медленно, но стойко, крался по ним, и так приятно его неожиданно улавливать. Полная безмолвная тишина, и кажется, что она радостно принимаемая каждым предметом, каждой веточкой и каждым домом. Я даже не знаю как назвать то состояние, которое было во мне в этот момент, то не радость и не грусть, хотя радость где-то рядом, как-то она ощущается, но самое главное, я поняла, что в этот момент я уловила и осознала настоящее именно эту минуту и эту секунду, которую впустила в себя и она плавно перетекла через меня, как светлая проточная вода; и, притаившись, можно спокойно распознать ее журчание, похожее на то, когда ручей перебирается через камушек.

Откуда-то донесся шум, он стал приближаться и делаться все сильнее и

сильнее, а затем и вовсе выдал проезжавший где-то вдалеке товарный поезд. Я остановилась под длинным столбом, с которого фонарь, будто специально для меня изливал свой свет; и я внимательно прислушалась, не смея ступить ни шагу. Откуда-то издалека послышался отчетливый шум колес, затем протяжный гудок, побиваемый снова стуком колес. Этот звук был какой-то невероятно поражающий и необыкновенно таинственный, гонимый тишиной, с укрытой и укутанной лесом отдаленной железной дороги, так что она казалась где-то запредельно далеко, где-то на самом краю планеты, а звук был настолько близок, что казалось будто поезд трется вагонами о твой бок. Именно из безмолвной тишины рождается звук, и порой выглядит как чудо. И тишина разгоняет его, словно ветер, доносит его, словно вода волны. И он так резво и стремительно несся из-за леса, словно спеша, и, ловко перепрыгивая, он в пол секунды оказывался рядом с ушами. Постепенно он стал уходить, его прыжки стали все реже и реже, затем он стал плюхаться в ветки и беззвучно топтать их; так и ожидаешь предполагаемый треск, который так и не наступает. А потом он и вовсе помчался догонять поезд, а сюда уже и не намеревался запрыгивать. И снова та же тишина, и некоторые звуки все же мерцают, но очень отдаленно, словно звезды.

                  Кольцо воспоминаний

      …Была на этой неделе возле художественной школы, столько времени прошло с тех пор как я там училась, а иногда кажется, что это было совсем недавно. Как сейчас помню одну свою мысль, которая так ясно прозвучала, когда я первый раз шла в художественную школу, чувствуя некоторую робость и нерешительность, я часто ее ощущаю, когда первый раз куда-то попадаю. Помню, шла и думала, что вот он настоящий момент, я здесь и сейчас в нем, но позади в моей памяти множество воспоминаний, как следов на песке, и часто когда я иду, я что-то вспоминаю из своей жизни, я подумала, что пройдет время, этот момент сменится последующими событиями, одни наслоятся на другие, и время, в котором я сейчас, я так же буду вспоминать, когда буду куда-то идти, или что-то делать. Очень ярко мне представилась та мысль, видимо поэтому так хорошо и запомнилась. И вот сейчас, когда прошло несколько лет, в этот хмурый осенний день я вновь оказалась на Украинском бульваре, ради интереса я свернула во двор к той школе. Все было на том же самом месте, будто время миновало художественную школу, словно туча, которая пролилась в далеке, будто я снова попала в тот день, когда шла в нее первый раз. Так же яркая вывеска висела над входной дверью с зазывающими надписями. И тогда был такой же тусклый осенний день, как-то он немного нагнетал меня, все тоже самое непонятным образом повторяется и сейчас. Столько провернулось событий, они пронеслись каким-то вихрем, словно с деревьев их сорвал ветер. Странно, иногда кажется, будто прошли миллионы, миллиарды лет и так интересно, эти миллиарды умещаются в несколько дней, так как с другой стороны все же тебе представляется, что это было совсем недавно.

Эта школа подарила мне дар рисования и Лизу, за что я ей долгое время буду благодарна.

      Много времени прошло между той порой когда я там училась и нынешней минутой; а некоторые воспоминания настолько ярки, что так и видится тебе, что то, что в них было, происходит прямо сейчас, будто то время и вовсе не прошло. Я взглянула еще раз на это здание и пошла обратно, пошла той дорогой, которой мы ходили обычно после занятий, и каждое место, каждый уголок таит в себе какое-то событие, будто оно специально спрятано, а для кого-то это просто улица ничего для не означающая. Видимо у каждого есть такие места, которые хранят его воспоминания, они кладбища их или библиотека. В какую сторону не посмотришь, сразу же вспоминаешь событие и мысленно идешь за ним, проживаешь его, касаешься тех священных минут, которые никогда не повторятся, от чего порою может стать немного горько, когда это хорошее событие; и так желаешь вновь в него попасть, думая, что вот тогда ты был счастлив, и какое счастье будет вновь в нем очутиться волшебным образом, но понимаешь строгость реальности, ее железные заслоны, ее железное невозможно, но все же веришь в некоторое волшебство, тайно, с пониманием о его несбыточности надеешься на чудо и так сладко его вспоминаешь, ибо оно есть в твоей жизни и ты всегда можешь к нему обратиться, прийти к тому событию на могилу, может это и не очень хороший образ, но почему-то мне видится это так. И сейчас я брожу по кладбищу своих воспоминаний, не потому что они умерли, а потому, что о них помню, ведь кладбище – это дом памяти, она там живет; вот и я хожу от одной могилы к другой, под таким же серым, ненастным небом, и вот, я уже приближаюсь к выходу, идя по центральной небольшой дорожке вдоль могильных оград, вымощенной серой плиткой, повторяющей цвет неба.

Я нарисовала этот образ на картине: старинное кладбище, накрытое серым небом и слегка поросшее темным, а порою с оттенками яркого зеленым мхом, а впереди него небольшая англиканская церковь. Когда этот образ увидели, меня естественно не поняли

      Был еще образ старинной библиотеки, но он не прижился, я пыталась его изобразить, но он получился нелепым, нарисовался только наполовину, и теперь лежит у меня в кладовой.

На краю Лондона

Мы с моей двоюродной сестрой Ксюшей сидели в кафе и о чем-то разговаривали. Вдруг она меня спросила:

− 

Как в Лондоне?

− 

Прекрасно, мне понравилось очень. Мы какое-то время пожили в

самом Лондоне, а потом поехали в Лэтимер, это такая небольшая деревушка под Лондоном, до которой доходит метро. Я, как сейчас, помню, мы переезжали и нам от станции метро до гостиницы нужно было пешком идти. Мы думали, что это близко совсем, а оказалось, не очень. Но зато такие виды я успела посмотреть, пока мы шли.

«Мы приехали и поначалу немного заблудились, но потом вышли в нужную сторону. По бокам стояли почти рядом друг с другом одинаковые домики, затем нам нужно было свернуть с основной дороги, она шла перпендикулярно, возле нее простиралась какая-то ферма, но затем, дорога резко, немного повернув, заныривала в лес, который словно какое-то чудовище точно где-то находясь в засаде, внезапно набросился на небольшую дорожку и мгновенно стал поглощать ее своей темнотой, было такое ощущение, что ты оказался в каком-то темном царстве; а дорожка будто его не замечая подкрадывалась к нему, и немного споткнувшись, шла дальше вбок. Лес был невысокий, но деревья были невероятно щедры на размашистые ветви, они раскидывались во все стороны и будто дружно сцеплялись друг с другом, и словно тучи, заволакивали листвой небо, осыпая его полностью, расстилая покрывало над нами. А сплетение веток напомнило дружбу и вообще, я подумала, это очень хороший образ дружбы. Дорожка, хоть и знала свой верный путь, но казалось, что будто и она, терялась в этих зарослях, которые плотно смыкались между собой, словно сетки, желающие нас поймать, как рыбу. Всюду этот лес хранил пресный запах сырой земли, он так и бросался нам в нос, как только я касалась ногой земли этого леса, он настолько яркий и насыщенный, что кроме него ничего больше не чувствуешь, так настырно он забегает в нос. Этот лес невероятно тесный; не то что наши подмосковные леса, в которых деревья могут быть далеко друг от друга, а здесь они так же близко, как и домá. А дорога затем пошла круто вниз, будто захотела резко вырваться и убежать из этого леса, и, спустя несколько метров, ей это удалось. Вдали показался просвет, и она мигом выскочила из леса, а за ним показалось еще одно поле с каким-то домиком, а перед ним наша дорога, пересекающая лес.