Иностранец

– Всё-таки спасибо тебе, что ответил на сообщение, не отморозился, – мне было приятно слышать от Славы эти слова, хотя я до сих пор переживал, терзаемый муками совести, что не могу быть достаточно полезен своему товарищу.

– Вообще не за что, и извини, что я не сразу отозвался.

– Ладно, я всё понимаю, свалился, как снег, на голову.

Слава выглядел чересчур спокойным и рассудительным, я ожидал от него прессинга, подколов, неудобных вопросов. Не таким знал его я, когда много лет назад мы виделись последний раз. Видимо, время меняет людей, иногда меняет до неузнаваемости. Сюрпризом становятся случайные встречи. Какое-то незримое забытое прошлое, связывавшее меня и Славу, оттаяло вдруг, а из него пробились ростки новой дружбы, возможно, она родилась заново.

– Тебе не нравится твоя профессия, твоя работа, – продолжал Слава, – А что ты любишь делать?

– Не знаю, – засмущался я и, разумеется, был поставлен в тупик, сделав паузу, ответил, – Стихи писать, например…

– Ты серьёзно? А ну давай. Интересно послушать.

К этой минуте мы свернули в переулок Чайковского, это был своего рода реверс Приморского бульвара, практически неосвещённый, местами заброшенный, с кое-какими обветшалыми фасадам и не везде ровной дорогой. Огромный город контрастов, даже его титульная сторона не блистала совершенством, даже этикетка была кое-где помята, но именно так звучала его настоящая душа. Местами фальшивила, но не наслаждаться ею не представлялось возможным. Сомневаюсь, что именно здесь моя поэзия могла быть уместной, если вообще её можно было таковой называть. Многие сочиняют в раннем возрасте, не питая иллюзий, для них стихи становятся песнью молодости. Поборов стеснение, я начал декламировать, очевидно, первое, что пришло на ум:

«Я против системы, система – мой враг.

Повсюду менты диктуют моду.

А я не хочу жить вот так,

Я выбираю свободу.

Идти больше некуда, закрыты пути.

Не хочется верить, что всё повторится.

Слова всюду лживы, как ни крути,

Единственный выход – убиться.

Оковы скрепили руки,

Душа просит огня.

Я никогда не умру от скуки,

Система убьёт меня».

Есть люди талантливые, а я просто сочинял, потому что получалось придумать рифму. Кроме меня, это не было никому интересно. Тем не менее Слава прервал молчание:

– Круто, – сказал он, задумавшись, – Не знаю, почему милиция не хочет работать. Приняли заявление. Я им описал ту бабу, которая всё украла, они нашли её и дали её адрес, но сказали, чтобы сам разбирался. Конечно, из-за границы приехал, турист глупый. Сам заснул – сам виноват.

– И даже с места не сдвинулись? – меня шокировало услышанное. Нет, я знал, как с малолеток в парках за алкоголь сбивают мелочь, как за курение в якобы «общественных местах» берут на лапу, но чтобы иностранцу не помочь, это было для меня верхом наплевательства.

– Говорят, что если даже деньги найдут, то половину себе оставят «за оказанные услуги».

– Ну да, надо же им на что-то жить, хлеб жевать, воду пить…

– Я пошёл по тому адресу, но без результата. Потом из Ильичёвска на маршрутке в Одессу. Сел в самом конце, когда приехали, и все вышли, говорю водителю, что денег нет, а он орать на меня начал. Поскандалил, но отпустил.

– Давай зайдём купим выпить, – предложил я, показав на магазин по правой стороне в конце переулка.

Красное сухое стало нашим трофеем, выбор пал на один из дешёвых вариантов. Больших вкусовых ожиданий мы не имели, а ценовые запросы данная покупка оправдывала полностью. Поспешность и лёгкость выбора затуманили ум и не дали здраво оценить ситуацию, что привело к дальнейшему разочарованию, когда обнаружилось отсутствие штопора. Не долго размышляя над проблемой, мы забрели во дворик около Оперного театра, увидев свет всё ещё работающего ресторанчика, спустились вниз по ступенькам в подвал и упёрлись в бар, где уже немного сонный бармен любезно открыл нам нашу бутылку. Вдобавок мы услышали одобрение с его стороны, связанное с выбором алкоголя:

– Не водка, уже хорошо!

5

Вино – практически идеальный напиток. Пьянящий не молниеносно, оставляющий шанс вовремя выйти из игры, не теряя рассудок, но имеющий право на тотальный контроль при неумелом обращении с ним. Пале-Рояль замолкал, официанты сворачивали работу террас, рассчитывая последних гостей. И мы под платаном допивали последние капли. Затем оказались снова на Екатерининской, пройдя через арку. Планов не было, продолжение в такую пору найти почти невозможно.

– Не угостите сигаретой? – заглянув из-за ограды, поинтересовался любезно Слава у двух молодых женщин, сидящих за столиком одного пафосного заведения.

– Держи.

– Спасибо… Parliament? – не то с восхищением, не то с удивлением, не то с издёвкой изрёк Слава, – Мы как раз только такие и курим.

В таких местах пространство затянуто пеленой дыма. Видимо пожарных сигнализаций там не устанавливают. Пачка сигарет уходит за вечер. Публика, не спеша, выкуривает одну за одной. На диванах расслаблено и томно восседают состоявшиеся мужчины, хозяева своих жизней, и дорогие женщины, опустошающие кошельки и кредитные карточки этих самых хозяев своих жизней. Худые кальянщики ловко пляшут вокруг, меняя угли и мешая вкусы. Здесь не приходят есть и пить, здесь приходят красоваться. Здесь сидят те, кому не нужно утром рано спешить на работу, кто, возможно, сбился в подсчёте дней недели. В этом мраке не существует времени, его меряют деньгами и связями. Здесь встречают по одёжке, а провожают рано утром. Любой смертный может попасть на этот бал, достаточно только пройти фейс-контроль на входе.

Независимый мужчина, испытывая недостаток средств, старается увеличить доходы, независимая женщина в аналогичной ситуации ищет мужчину с большими доходами.

– Света, давай найдём карету, – предложила одна из дам.

– Ты на коне хочешь покататься? – хихикнула в ответ её подружка.

Слава быстро смекнул, он действовал мгновенно и без предупреждения бросался в бой. Я не успел среагировать и догнать его, как он уже возвращался от извозчика, который спешил развернуть своё транспортное средство, подгоняя коней ко входу в заведение.

– Сейчас покатаемся, – подмигнул мне Слава, затем громко обратился к двум особам, угостивших его сигаретой и всё это время наблюдавших за проделками незнакомого безумца, – Девушки, карета подана.

Спустя секунды мы вчетвером сидели на повозке мощностью в две лошадиные силы. Кучер-цыган, дёрнув вожжи, привёл механизм в действие, задал привычный одесский вопрос:

– Где едем?

– Одесский дворик, – распорядились наши спутницы.

Кони зашагали по мостовой в сторону улицы Успенской, мерно чеканя шаг. Чувство неловкости и напряжения понемногу отпустило меня. Я начал понимать Славу, спонтанность и непредсказуемость, это можно даже назвать импровизацией, – вот что побуждало его к движению. Невероятная раскованность и ощущение момента добавляли приключениям Славы больше красок, а местами и вовсе составляли основу его приключений.

– Когда твой из Киева возвращается?

– Кажется, он как будто там прописался, то приедет, то уедет.

– В субботу можем в «Аркадию» заглянуть, там опять какой-то рэпер приезжает.

– Ох, скорей бы уже этот отпуск, хочется взять и куда-то улететь от всей этой суеты, городского шума.

– Думаете с Серёгой в Турцию лететь?

– Наверное, я бы хотела в Испанию или на Кипр, но в этом году кризис, надо выбирать бюджетные варианты.

– Вот и я уже жду, когда нормальная жизнь настанет, – девушки одновременно рассмеялись, словно по команде вдвоём достали сигареты, протянули пачку нам. Мы отказываться не стали. Втянувши дым поглубже, под стук копыт Слава заполнил момент тишины банальной фразой:

– Жизнь прекрасна.

Видимо, его мало интересовала наша компания, хотя я тоже должен признаться, что чувствовал себя будто в маршрутке, в обществе случайных пассажиров. Славу интересовала жизнь в данный момент, было неважно, как далеко отъехала карета и куда она его завезёт. Здесь он чувствовал себя прекрасно, он ничего не искал и не ждал ничего от вечера, от города, от всех нас, тех, кто мелькал перед его глазами день за днём. Жизнь поставила ему программу «выжить», и с ней он с лёгкостью справлялся, превосходя все ожидания.

– Завтра собираюсь в Оперный на «Кармен», может дамы составят мне компанию? – снова с едкой издёвкой на грани безрассудства поинтересовался Слава.

– Спасибо, у нас другие планы, – кокетливо, но без капли интереса ответила одна из девушек, осознавая всю несерьёзность вопроса.

Дорога не успела наскучить, но и короткой не показалась.

– А чем вы, мальчики, занимаетесь?

– Я – актёр, – указал на себя Слава, – а мой друг – поэт.

Мне показалось, что он начал заигрываться, а я был вынужден ему подыгрывать. Не думал я, что это так далеко зайдёт, но Слава, заметив мой взгляд изумления и растерянности, решил идти до конца, подмигнул мне, хлопнул по плечу и выпалил:

– Прочитай нам что-то из своего.

Был брошен вызов моей адекватности. Читать свои стихи незнакомым девушкам ночью в карете я бы сам уж точно никогда не решился. Мало того, что они никогда не оценят моих поэтических стараний, хоть я далеко и не Есенин, но вдобавок я ещё сгорю от стыда раньше, чем вспомню что-то мало-мальски сносное. С другой стороны, терять было нечего, может именно тут настал мой звёздный час, тем более и так все всё забудут. Я не стал упираться и плавно затянул:

«Мне кажется, выбор сделан,

И кто-то решил всё за нас.

А где-то написано мелом,

То, что пишу я сейчас.

И письма написаны будут,

Отправленные и полученные.

Увидят друг друга люди,

Зачем-то сведённые случаем.

Мне кажется, все мы – фантазия,

Плод воображения чудака,

Сценарий, безвкусный до безобразия,

Бестолковый обман дурака».

Аплодисменты не последовали, наш транспорт остановился. Кучер-цыган крикнул «приехали» и развернулся к нам в пол-оборота, чтобы с ним рассчитались. Девушки синхронно вытащили кошельки. Слава поблагодарил их за удивительную поездку, ловко спрыгнул вниз, минуя ступеньки, я последовал его примеру и тоже оказался на асфальте, откланявшись перед спутницами, мы побрели обратно в сторону центра.

– Все мы – фантазия, – задумчиво произнёс Слава, – а эту поездку на карете кто-то за нас придумал?

– Ты просто воспользовался случаем.

– Я не верю в случайности…

– А как тогда можно охарактеризовать нашу встречу? – не отступал я.

– Я верю в совпадения.

– Разве это не одно и то же? – мне думалось, что Слава и сам запутался.

– Случайность – это просто оправдание для неудачников, а совпадение – это стечение обстоятельств.

– Ясно. Значит это совпадение…

– Вероятнее всего.

6

Дойдя до Пушкинской, мы свернули вправо. Вдоль по улице с платанами с шумом, грохоча брусчаткой, проезжали редкие машины, из какого-то окна доносились стоны удовольствия, издали слышались отголоски пьяных компаний. Громадой возвышались окна-витрины филармонии, а через дорогу блистал огнями «Бристоль», кажущийся яркой белой глыбой льда, поддерживаемой мощными атлантами, украшенный изящными выступами-балконами, тихо спящий в такую позднюю пору вместе со своими постояльцами. За ним издалека виднелся еле заметный в темноте силуэт Александра Сергеевича, днём которому нет отбоя от фотографирующихся рядом прохожих зевак. Здесь давным-давно ступал великий поэт, у дверей отеля портье когда-то встречал и провожал величайших артистов, писателей, героев своего времени. И настал наш час, теперь мы праздно шатаемся по ночному городу в надежде быть такими же яркими, как и он, без цели, в неизвестном направлении, хотим забыть, как скучно бывает днём, хотим быть частью карнавала, примеряем маски, стараемся понравиться. Одесса тянет магнитом, Одесса создана для праздника и фотоснимков. Нас тянуло к центру, на Греческой возле «Порто-Франко» был взят курс в левую сторону, вверх по улице.

– Одесса – самый лучший город на постсоветском пространстве, в котором я был! – восхищённо произнёс Слава.

– Полностью с тобой согласен, хотя я мало, где был, но здесь одновременно чувствуешь себя и немножко заграницей, и дома, она – для всех своя, и нельзя не влюбиться!

Пройдя Ришельевскую, стало понятно, куда нас тянула ночь. Мы стояли у входа без вывески с названием, около пристройки с деревянной крышей и со ступеньками в подвал, рядом толпились люди. Дверь со скрипом открывалась и с грохотом захлопывалась, выпуская на кислород по несколько довольных смеющихся человек и слегка заглушённые звуки энергичной музыки. Как будто Иванушку к избушке Бабы Яги, развёрнутой задом, незаметной, спрятанной среди архитектурных творений предыдущих столетий, привёл нас сказочный клубок в «Шкаф». Люди, парни и девушки, поднимались за глотком свежего воздуха, за возможностью уединиться, за спасительной порцией никотина. Парни должны быть напористы, тихие и скучные ничего не получат, девушки – застенчивы, за ними остаётся последнее слово. Народ «разношёрстный», здесь мало пафоса, неформалы и рэперы сливаются в потоках электронной музыки, рок-группы и хип-хоп вечеринки чередуются каждый день.

– Как там вообще атмосферка? «Много людей?» – спросил Слава у вышедшего покурить первого встречного.

– Ну такое себе… Уже поздновато, но ещё есть.

В общем ответ не имел большого значения, нам было всё равно, куда идти в такое время. Если вход бесплатный, то можно и заглянуть внутрь. Иногда в «Шкафу» играли хорошую музыку. Дверь грохнула за спиной, вторая закрылась мягче, тропа по ступеням вниз вывела нас в подземелье. По левой стороне у стены выстроили очередью молодцы и девицы в ожидании справить нужду. Прямо – дорога на пир. Справа – богатыри-охранники воспрепятствовали нам:

– Вы не проходите.

– Как так? Почему? – бессмысленный вопрос задал Слава.

– Скоро закрываемся.

– Мы имеем право войти, – с такой же бестолковостью стал возражать я.

– Развернулись и вышли.

– У нас много денег, вы пожалеете, что нас не впустили, – начинал задираться Слава, – вам нужны деньги? Можем вам заплатить.

– Если вы не свалите, я вызову пульт охраны, – секьюрити начал терять терпение.

– А ты здесь кто такой, просто охранник что ли?

В этом споре не могла родиться истина. Импровизация моего друга плавно выходила из-под контроля. Казалось, что ситуация накаляется с каждым словом Славы, в воздухе запахло жареными шинами, когда этот охранник взял телефон и набрал какой-то номер. К этому моменту нас со Славой оттеснили к двери, не оставалось выхода, кроме того, через который мы вошли, пришлось покинуть помещение, пятясь назад. Ясно было, что дорога внутрь для нас сегодня закрыта. Я перестал анализировать происходящее, а из потока многочисленных фраз Славы вдогонку одной из последних перед тем, как выйти наружу, было что-то вроде:

– Если б ты головой ещё думал, а не только мышцы качал.

Всё те же старые и вновь прибывшие лица на улице у входа живо обсуждали свои будни, друзей, работу, делились впечатлениями, выдыхая изо рта табачный дым, дыша парами алкоголя, смеясь, флиртуя, кокетничая, заигрывая. Присев рядом на выступе стены, чтобы перевести дух, мы не успели отдышаться, как заметили подъехавшую машину с высадившимися из неё двумя мужчинами в одинаковой форме, один из них был с автоматом. Событие неприятное. Обрадовало, что это была не милиция. Охранник, вышедший вслед за нами, встретил своих знакомых у входа, оглянулся вокруг и, найдя нас взглядом, указал в нашу сторону.

– Праздник продолжается, – иронично заметил Слава.

– Давай не будем их злить, – произнёс я с надеждой пробудить сознательность Славы.

– Не переживай, – успокоил он.

Двое подошли к нам. Полненький невысокого роста стоял с автоматом, за его спиной спрятался высоченный амбал. Первый отважно сказал:

– Проваливайте с этого места.

– Разве нам запрещено здесь сидеть? – возразил я ему со смелостью, удивившей меня самого.

– Тогда сейчас с нами поедете, – борзо и резко продолжал вооружённый мужчина.

– Вы нам угрожаете? – с улыбкой спросил Слава, – Может из автомата нас застрелишь?

– Шлёпайте отсюда! – перешёл на крик взбешённый вояка.

Сложно предположить самый худший сценарий развития событий, но уверен, что в нас бы никто не выстрелил, тем более, вероятно, автомат и не был заряжен. А вот Славе понадобилось собственное оружие, чтобы деморализовать оппонента. Услышав последнюю фразу, Слава расценил этот призыв к действию буквально. Не сдвинувшись с места, сидя на выступе, он начал громко шлёпать ногами в сандалиях по тротуару. Я тут же поддержал ироничную выходку, резонируя, в такт застучал ногами по асфальту.

– Шлёпайте отсюда. Шлёп… шлёп… – не переставая отбивать свою чечётку, повторял Слава, заливаясь смехом, заражая им меня и привлекая всеобщее внимание.

Глупость и безобидность акта усмирила пыл боевых ребят. Ещё какое-то время они курили в машине, наблюдая за нами, медленно шлёпающими к Екатерининской, пока мы не скрылись за углом, за «Двумя Карлами». В приподнятом настроении обратно шагали мы к Приморскому бульвару, не замечая позднего времени.

Дерибасовская опустела, в это время суток на ней, как правило, редко, но встречались прохожие, не те, что медленно прогуливаются вдоль от Садовой до Пушкинской и дальше, а снующие поперёк улицы, спешащие в темноту соседних переулков, тёплый свет фонарей отражался от брусчатки, как от глянца, торговцы с ярмарки в тишине закрывали на ночь прилавки, складывали столы, связывали стулья, местные бомжи осматривали урны в поисках бутылок и прочих ценностей. В одиночестве на скамейке сидел Утёсов, отдыхающий от отдыхающих, а двенадцатый стул не штурмовали пятые точки фотографирующихся туристов. Фонтан перед беседкой обдавал брызгами спящего рядом на картонке бродягу, у которого Слава, незаметно присевши, бессовестно вытащил из баночки для пожертвований десятку. Огромные шахматы стояли безмятежно на поле битвы в ожидании будущих гроссмейстеров. Минуя Гаванную по безлюдной Ланжероновской, мы вышли снова к Екатерининской, где замкнули петлю, опутанные усталостью и сном побрели теперь уже без смены курса на Приморский бульвар. Проходя возле места, откуда несколькими часами ранее отъезжала наша карета, Слава заметил на дороге сигарету, поднял её, ожог фильтр зажигалкой, положил за ухо и сказал:

– Parliament. Пригодится. Мы только такие как раз и курим.

Я молча перебирал ногами, шаги давались тяжелее, я бы охотно поискал дорогу в царство сна. Возможно, Слава это заметил и заботливо спросил:

– Ты может уже домой хочешь?

– Нет, ну куда там? Ничего не ходит в такое время, а на фару денег не хватит.

– А меня вырубает… – зевнул Слава, – Что-то надо придумать.

От Дюка мы свернули вправо. Сегодняшние наши ночные приключения подходили к концу. Обзорная экскурсия по центру города завершилась на бульваре. Тут Слава улёгся на скамейку, положил под голову рюкзак, вокруг не было ни души, вдали слышался гул порта, стук вагонов и скрежет кранов. Я разместился на лавочке с противоположной стороны и вскоре незаметно погрузился в сон.

7

Говорят, что самое холодное время суток наступает перед рассветом. Одессу во второй половине лета холодной язык назвать не повернётся. Пекло начинается с самого утра. Сквозь кроны каштанов просочились лучи и нагревали мою физиономию, но проснулся я не от этого, меня разбудила струя воды едущей по тротуару поливальной машины, намочившая мои ноги. Брызги летели во все стороны, по этой причине мгновенно проснулся и Слава. Ничему жизнь не учит молодых людей. Каким-то чудом нас спящих не обокрали ночью. Хотя уже и воровать было нечего. Думаю, если бы у Славы исчезли сандали, лежавшие под скамейкой, то он бы не был расстроен и ходил по Одессе босиком. А мои стёртые кеды вряд ли принесли бы кому-то пользу. Я не мог похвастаться разнообразным гардеробом, а купить даже одну новую вещь на сезон удавалось не часто. Эпоха советского однообразия осталась позади, мы жили во времена турецко-китайского изобилия. И тем не менее, обновка становилась праздником. Сытому голодного не понять. Потянувшись, зевнув, летний день выпрямил спину и весело зашагал на встречу морскому бризу. Мы последовали за ним.

– Может тебе стоит уехать за границу? – спросил меня Слава.

– А я, по-твоему, где?

– Ну туда, дальше, на запад, Чехия, Польша…

– Честно говоря, я не думал об этом, – идея была интересной, но с трудом я себе представлял, как её реализовать, – Я же язык не знаю. Чем я там буду заниматься?

– Заработать денег можно, потом вернёшься.

– Не знаю, надо подумать, знакомых поспрашивать.

Даже если перемены назрели, даже если стал в тупике и не знаешь, куда идти, всё равно не двинешься с места, пока не налетит волна и не смоет тебя. Вот и говорят «ждёшь с моря по морде».

– Там все более открытые, либеральные, не стесняются своих эмоций, взглядов, мыслят свободно.

– В Одессе тоже общительные и открытые люди и тоже мыслят свободно.

– Да, но одесситов меньше становится, многие где-то разъехались.

– А сюда понаехали, – усмехнулся я.

– Везде к приезжим относятся с опаской.

– А ты мне предлагаешь стать таким.

– Так не на всегда же, мир бы посмотрел. Короче, я тебя не заставляю и не предлагаю.

– Не, ну понятно… Я тебя понял.

Слава меня абсолютно не уговаривал, это остатки моего критического мышления начинали с ним спорить. Его предложение даже не несло в себе какой бы то ни было конкретики.

– Вообще, делай, что хочешь, если это делает тебя свободней и раскованней: пей, кури, ругайся матом. В мире столько дорог, что можешь ещё и выбрать.

Необходимо найти ответ на вопрос, в каком направлении следует двигаться. Я задумался. Где-то кто-то, может быть, и решил всё за нас, но стоит лишь под другим углом взглянуть, и ты уже из фаталиста превращаешься в решительного человека. А для начала я выбрал путь через Греческую и переулок Нахимова на Ланжерон. На подступах к пляжу, с утопающих в зелени склонов, над верхушками акаций, издалека в ясную, летнюю, солнечную погоду проглядывается чёткая линия горизонта, эта граница синевы моря и небесной лазури, на которой дежурят сухогрузы, отдыхающие после долгого плавания. Начинаясь от арки, палатки с едой и сувенирами сопровождают отдыхающих, спускающихся по ступеням лестницы, где брусчатка становится асфальтом, а теперь, когда живётся по-новому, можно увидеть новую плитку. История дорог – как история города, со сменой общественных формаций, сменой правящих элит меняется и поверхность, по которой мы ходим. Базальт, гранит и булыжные мостовые на полвека были поглощены асфальтом, а ныне настал час бетонной тротуарной плитки. Поодаль столов с магнитами и табуреток с вареными раками стояла молодая девушка, держа в руках вязанку пластиковых трубочек с закреплённой на них жёлто-голубой материей. Слава выцепил её взглядом, замер рядом, рассматривая с ног до головы, и с интересом задал вопрос:

– А вы продаёте флажки?

– За символическую плату.

– Раньше бесплатно такие раздавали.

– Не переживайте, деньги пойдут на нужды армии, – с гордостью, но с капелькой хамства ответила барышня.

– Вы сказали, и я ещё больше переживать начал, – не унимался Слава, – Разве Вы поддерживаете войну?

– Мы поддерживаем солдат.

– Есть же правительство, которое их обеспечивает.

– Этого мало.

– Вам мало того, что война приносит смерть? Может лучше пробовать её остановить, – такие крамольные мысли было непозволительно высказывать вслух.

– Не хотите – не берите. Оно Вам надо?

Повышался градус. Я поспешил оттянуть Славу как можно дальше, иначе выяснять отношения пришлось бы с неизвестными в камуфляже без опознавательных знаков, такие могут появиться по обе стороны баррикад и в любой момент.

– Они ж страну продают и зарабатывают на этом, – уже мне доказывал Слава, не уточняя, кто такие эти «они».

– Надеюсь, ты не в таком виде собрался с ними бороться? Ты плавки не забыл взять, когда сюда ехал?

– Их в Ильичёвске тоже стянули, когда я спал, – пошутил Слава.

– Ага, морем смыло… вместе с деньгами и документами, ты ж их там прятал?

– Живём, как в анекдоте: одесситы не виноваты, что вокруг Одессы построили Украину.

– Тихо ты… Время сейчас не то, чтобы анекдоты рассказывать.

– Сейчас не время анекдотов, настало время патриотов, – весело, нараспев протараторил Слава.

– А тебе какое до них дело? Пускай себе продают. Каждый хочет урвать кусочек Родины, всем положено, она же общая.

Ланжерон, как всегда, ужасно прекрасен. Два шара, прыжок в раскалённый песок. «Горячая кукурузка, холодное пиво, креветки, трубочки, семечки». В час-пик приходится переступать через ноги людей, распластавшихся в разных позах, обходить лежаки и зонтики, прокладывать тропинку к морю среди полотенец с загоревшими телами, румянящимися под лучами солнца, как сосиски на гриле. Дельфинарий, шаурма, хот-доги, палатки с пивом, вяленая рыба, бары с лаунж музыкой, шезлонги, водные горки, катание на банане. Волны ласково гладят берег, рыбаки терпеливо наблюдают на пирсах за поплавками, некоторые собирают мидии на волнорезах, чайки «со смехом» делят добычу, дети в воде сходят с ума от радости до посинения губ. Здесь оно море, и где-то рядом гуляет счастье.