Пропуск в бездну: маршалы космоса

Черчилль в упор посмотрел на генерала. Тот смутился, и уже не так гордо промямлил: – К моему большому сожаленью, тридцать пять тысяч французов и англичан прикрывавших отход из Дюнкерка, включая четыре тысячи раненых, попали в плен. Война, сэр, без огорчений и потерь невозможна.

– А что же помешало вам, генерал Горт, как вы говорите, развить успех в контратаке?.. Может быть, и не было бы позорного окружения, – не стерпев, произнёс Черчилль. – Для каких целей вы раскинули свои штабы на территории пятидесяти квадратных миль? Какая уж тут оперативность в принятии правильных решений…

Черчилль смотрел на этого, в общем-то, довольно честного и исполнительного генерала, действительно проявившего неплохие организаторские способности при эвакуации войск из котла. Но немцам досталась вся боевая техника, оружие, боеприпасы…

«Вояка?!.. Пехотной бригадой ему командовать, а не корпусом», – подумал он, но вслух не стал высказывать претензии генералу.

– Не будем забывать, господа, и упёртость французов в отношении своего флота. И это несмотря на наши заблаговременные требования принять все меры к недопущению захвата немцами французских кораблей.

Премьер уткнулся в лежащие перед ним документы. Затем осуждающе посмотрел на Первого лорда Адмиралтейства. – Наша операция «Катапульта»67 могла бы быть более успешной.

Александер пожал плечами. – Сэр, сделали, что смогли. Вы сами отметили нежелание французов подчиниться нашим требованиям.

– Продолжайте, сэр, настаивать на своем. Военный флот Франции не должен попасть в руки немцев. В случае чего, принимайте крайние меры.

– Топить, что ли?.. – пробурчал Первый лорд.

– Да, топить, если они не понимают своей ответственности, – взорвался премьер-министр. – И хватит разговоров на эту тему, сэр.

Затем успокоившись, Черчилль продолжил своё выступление.

– Итак! Надеюсь, ни у кого не осталось надежды на мирное разрешение ситуации? Наш ответ на эту ночную варварскую акцию немцев должен быть незамедлительным. Предлагаю ответить адекватно. Берлин должен почувствовать мощь нашей авиации…

Немного помолчав, Черчилль взглянул в сторону депутата, задавшего вопрос о маневре немцев и, с иронией в голосе, добавил: – Мы тоже, господа, произведём свой маневр, чтобы показать любому агрессору решительность в защите нашего достоинства.

В зале наступила полная тишина. Даже шаги за плотно закрытой дверью, шедшей по коридору дежурной машинистки, тупым набатом стучали в головах присутствующих. Да что скрывать, все были взволнованы, понимая, что именно сейчас прозвучит страшное слово, которое решит судьбу Великобритании. И через минуту это слово судьбы прозвучало.

– Да, господа, это война! – твёрдо произнёс премьер-министр.

– И это, джельтмены, война будет за целостность нашей территории! – поддержал Черчилля Альберт Александер.

– В таком случае, сэр, я полагаю, надо бомбить Рур, а не Берлин, тем самым оставить Германию без энергорессурсов, – проворчал один из депутатов.

Черчилль оставил предложение депутата без ответа.

– Как не прискорбно, господа, действительно – это уже война! Мы не Франция! Мы будем защищать нашу собственную землю до последнего британца, – подтвердил глава кабинета. – Я не открою большого секрета, но вынужден напомнить вам об одной народной традиции. В Англии принято вступать в брак только тогда, когда для семейного очага, вплоть до мелочей, уже всё приобретено. Мы же, потеряв в Дюнкерке массу вооружения, вступим в войну, не имея должного обеспечения. Это я вам, господа министры и депутаты, для информации сообщаю.

– Прискорбно, сэр, конечно, но мы можем теперь рассчитывать на помощь в получении оружия и амуниции из Америки? – задал вопрос один из парламентариев.

– Разумеется, сэр!

– А всё-таки, сэр Черчилль, почему Гитлер решил бомбить Лондон? – не унимался депутат. – Может быть, действительно, – это его отвлекающий маневр? Ведь совсем недавно, и года не прошло, правительство сэра Чемберлена считало, что для борьбы с Германией у Англии нет серьёзных оснований, а всё происходящее на Западе после разгрома Польши – тактический ход Гитлера, не более того. Так что, я думаю, бомбить нас – полный абсурд!

– У Гитлера и спросите, милорд! Я пока не знаю, почему он это сделал. Смею вас заверить, меня он в известность не поставил, – недовольно проворчал Черчилль. – Джельтмены! Вы знаете, что мои помыслы всегда были обращены к Европе… Поверьте, только в страшном сне я представляю катастрофу, если бы русское варварство накрыло Европу и уничтожило культуру и независимость древних европейских государств. С середины тридцатых годов мы всячески намекали Германии, что главная угроза европейской цивилизации там – на Востоке. Какие цели сегодня преследует канцлер Германии Адольф Гитлер, я, действительно, не знаю. Знаю одно!.. Великобритания, господа, объявила войну Германии, теперь она её начнёт.

– А что, есть другой выход, сэр? – насмешливо произнёс один из парламентской оппозиции.

Черчилль не удостоил депутата ответом, и даже не взглянул в его сторону.

– Оправдывает нас одно – безвыходность. Великая империя, называемая Великобританией, в коей мы родились и живём, никому не может простить подобную наглость.

Собираясь с мыслями, Черчилль на какое-то время замолк. Затем, вздохнув поглубже, с присущим ему артистизмом, словно он выступал на Трафальгарской площади перед тысячами соотечественников, пафосно продолжил:

– Нас ждут серьёзные испытания и тяжёлые времена. Хотя и трудно говорить об этом сейчас, но верю, что европейская семья наций сможет действовать единым фронтом как единое целое. Мы победим Гитлера, с русскими или без них, но не дадим коричневой чуме захватить Европу.

Вскоре, я буду говорить в парламенте. Я скажу депутатам, как я уже говорил и вам, – я не могу предложить Великобритании ничего, кроме крови, труда, слёз и пота. Перед нами пора тяжких испытаний. Много, много месяцев борьбы и лишений. Мы будем вести борьбу на море, на суше и в воздухе. Наша цель – победа! Ибо без неё не может выжить Британская империя, господа!

Голос Черчилля дрогнул. Наступила пауза. Справившись с нахлынувшими чувствами, премьер продолжил: – Без полной победы не может выжить Британская империя, не может выжить все то, за что стоит Британская империя,

После этих патриотических слов, Черчилль призвал присутствующих забыть о партийных разногласиях и сплотиться в своих рядах.

Все понимали, что премьер оттачивает свою речь перед выступлением в парламенте, а потому не перебивали, и не задавали лишних вопросов.

Наконец, красноречие Черчилля иссякло.

– А теперь, господа, думаю, нам пора расходиться. Неотложные дела ждут нас всех.

Совещание закончилось, все разошлись. И только Черчилль остался в душном зале. Привычно дымя кубинской сигарой, он пристально разглядывал карту своей страны, всматриваясь в контуры бесконечной изломанной линии побережья Британских островов.

«Что будет с Великобританией?», – мысленно задал он себе вопрос. И впервые, шестидесятишестилетний аристократ, опытный политик и государственный деятель, сэр Уинстон Леонард Спенсер Черчилль, не смог ответить на этот вопрос.

– Боже, храни короля, – только и прошептал премьер-министр.

Британская авиация произвела массированный налёт на Берлин, после чего осуществила ещё семь массовых бомбардировок. В ответ на это Гитлер поклялся стереть Лондон с лица земли. Акт возмездия начался в ночь на 7 сентября 1940 года. Более ста пятидесяти средних бомбардировщиков вплоть до середины ноября непрерывно бомбили жилые и промышленные районы Лондона и других городов.

Вряд ли это можно было назвать простым отвлекающим маневром Гитлера. А, в прочем, кто знает…

Для справки.

Вечером 22 июня 1941 года, когда пришло известие о нападении Германии на Советский Союз, Уинстон Черчилль выступил на экстренном заседании парламента, сказав с трибуны: «Любой человек или государство, которые борются против нацизма, получат нашу помощь… Мы окажем России и русскому народу всю помощь, какую только сможем».

Императорская Япония – союзник Германии, в декабре 1941 года напала на военную базу США в Тихом океане Пёрл-Харбор.

Войну Германии объявили и Соединённые Штаты Америки.

Началась полномасштабная война, названная позже Второй Мировой войной.

Проявляя героизм, Красная Армия несла тяжёлые потери. Германские войска дошли до предместий Москвы, захватили Крымский полуостров, докатились до Сталинграда. После тяжелейших сражений советские войска отстояли город на Волге. Немцы понесли огромные потери. Гитлер был в ярости.

А тут – удача! Фюреру доложили о встречи в Тегеране лидеров СССР, США и Великобритании. Адольф Гитлер приказал захватить своих противников или уничтожить.

Вилла «Марлир»

Вскоре, война докатилась и до Крымского полуострова. В конце октября 1941 года в Крым вошли гитлеровские войска. Весь Крымский полуостров, за исключением Севастополя, продержавшегося до июля 1942 года, и Керчи, павшей в мае того же года, попал в немецкую оккупацию.

Руководство германского Рейха решило считать Крым «имперской землей». Гитлер приказал присоединить полуостров непосредственно к Германии, для чего в кратчайшие сроки его надо германизировать и выселить из Крыма всех без исключения «национально-чуждых элементов» – русских, украинцев, греков… И, конечно, евреев…

Два основных города Крыма Симферополь и Севастополь, рейхсминистр восточных оккупированных территорий Розенберг предложил переименовать в Готебург и в Теодорихсхафен.

Исполняя желание Гитлера привлечь на свою сторону Турцию, с января 1942 года немцы стали организовывать из крымских татар вооружённые формирования. В первое время было набрано чуть более полутора тысяч добровольцев-татар, и они с большой охотой служили гитлеровцам, проявляя особую жестокость к нетатарскому населению. Позднее, в лагерях для военнопленных в Симферополе, Николаеве, Херсоне и Джанкое немцы навербовали еще несколько тысяч так называемых «добровольцев» во вспомогательные части немецкой армии. Сформированные батальоны, именуемые «татарскими», на самом деле состояли из лиц различных национальностей. Однако, надо сказать, что большинство крымских татар, завербованных для несения полицейской службы и для борьбы с партизанами в Крыму, в своей общей массе проявляли пассивность, смиряясь с превратностями судьбы, что было вполне в духе постулатов из главной книги ислама – Корана. Часть татарского населения вступала в местные «отряды самообороны» для защиты лишь своего селения от нападения «лихих людей», кем бы они ни были. Татаские женщины, старики и дети, не пошла на сотрудничество с оккупантами. Следует иметь в виду, что многие мужчины призывного возраста находились в рядах Красной армии. Часть их оказалась в плену у гитлеровцев, а затем, и в их формированиях. Однако, в целом, во время немецкой оккупации татары проявили себя в Крыму по отношению к жителям других национальностей далеко не лучшим образом. Жители полуострова больше боялись татар, чем немцев.

Воскресный день начала октября 1943 года был на исходе. С озёр потянуло прохладным и влажным воздухом. Ближе к вечеру со стороны озёр радостные крики детворы и громкий хохот взрослых стали стихать.

Отдыхающие засобирались по домам, и на ведущей к Берлину дороге сразу образовалась пробка. Казалось, после воскресного отдыха на многочисленных озёрах района Ванзее все жители юго-восточной части немецкой столицы разом выкатили в своих автомобилях на трассу.

На пересечении шоссе с улицей Ам-Гросен-Ванзе, с каменными выражениями на лицах, вскидывая руку в нацистском приветствии, два эсэсовца останавливали поток машин нетерпеливых горожан, давая дорогу небольшой колонне автомобилей, двигавшейся из Берлина в сторону озёр.

Уже смеркалось, когда шурша гравием к воротам виллы «Марлир» подкатили автомобили: чёрный «Хорьх», и такие же чёрные, два «Мерседес-Бенца».

Витиевато оформленные чугунным литьём ворота открылись. Но автомобили въезжать на территорию виллы не стали. Из «Хорьха», сильно согнувшись из-за своего высокого роста вышел обергруппенфюрер СС Эрнст Ка́льтенбруннер68, следом – бригаденфюрер СС Ва́льтер Ше́лленберг69. Покинули свои автомобили и офицеры охраны.

Взглянув на трёхэтажный особняк, оба генерала посмотрели друг на друга и остановились. В памяти обоих одновременно всплыл образ их бывшего начальника, обергруппенфюрера Рейнхарда Гейдриха.

Под его руководством, здесь – в этом помпезном здании с колоннами, статуями и лепниной, в январе 42-ого проходила конференция нацистского руководства. Именно тогда окончательно решился вопрос по планомерному уничтожению евреев вообще и полной зачистке Крыма для Рейха, в частности.

– Помните, обергруппенфюрер, как сразу после слов Гейдриха о евреях, которые не могут быть гражданами рейха, а потому их необходимо уничтожать, первым выступил гауляйтер Кох.

«Нам не нужны ни евреи, ни украинцы, ни поляки, ни прочие славяне. Нам нужны плодородные земли». А из зала, кто-то крикнул: – Господин рейхскомиссар, а откуда у евреев земли, тем более плодородные?

Партайгеноссе на секунду смутился, и хотел было резко ответить, но Гейдрих быстро успокоил всех любителей поконфликтовать с партийными бонзами…

– Помню, конечно. Жаль… Нет уже Рейнхарда… Прага дорого за это заплатит… Варвары… Фюрер был в бешенстве, помните Вальтер, – тихо произнёс Кальтенбруннер. – Фюрер хотел всю Чехию сравнять с землей.

– Время есть, сравняем. Да и врачи в его смерти тоже виноваты… У него заражение крови случилось… Вовремя не перелили… Жалко… Наш босс Рейнхард Гейдрих многим дал путёвку в жизнь… Мне так, точно!

– Покойный шеф о ваших, Вальтер, научных докладах на тему германского законодательства, много говорил. Из того вашего выпуска Боннского университета мы тогда в 1933 году, кажется, отобрали человек пятнадцать. Я как раз занимался проверкой каждого выпускника, в том числе, дружище, изучал и ваше личное дело. О вас Гейдрих был самого высокого мнения.

– Спасибо, обергруппенфюрер.

Кальтенбруннер снисходительно слегка похлопал своего подчинённого по плечу. – Но, главное, Шелленберг, вам верит Гиммлер. Ваш известный поступок его убедил в преданности ему.

– Ха-ха… Это когда рейхсфюрер едва не вывалился в полёте из самолёта, дёрнув за ручку незакрытой двери…

– Именно…

– Я еле успел тогда схватить рейхсфюрера за ремень его портупеи… А так бы…

Без особой тени печали на лицах, оба заулыбались, и не спеша направились в сторону здания, в котором с их прибытием, как раз осветились окна первого этажа.

– Одно меня тревожит, обергруппенфюрер. Вы же знаете, рейхсфюрер требует продолжать негласную работу с американцами.

Генералы остановились. Кальтенбруннер приложил к своим губам палец. – Не так громко, Вальтер!

Шелленберг огляделся по сторонам и почти шёпотом продолжил:

– Сепаратный мир с Западом… Вы же знаете, контакты с американцами мы скрытно продолжаем.

– Ничего с этим не выйдет, бригаденфюрер. Президент Рузвельт готов протянуть нам руку – это верно, но при условии физического устранения фюрера и смене властных структур. Так что, бред всё это…

– Согласен – бред. Но мне, кажется, рейхсфюрер правильно делает, что не обрывает саму возможность договориться: вдруг пригодится. Но плохо другое. Америка – это евреи, шеф. Гейдрих настоял на решении тотального уничтожения евреев, где бы они не находились, а при разговорах с посредниками выяснилось, что уничтожение людей этой нации, а в Крыму тем более, затронуло интересы истеблишмента Соединённых Штатов и самого Президента Рузвельта.

– Вот как! Рузвельта?..

– Оказывается, ещё в конце тридцатых годов, точно не известно, Советы договорились с американскими еврейскими благотворительными организациями о финансовой помощи в виде кредитов для еврейских поселений в Крыму.

– Ну и что?

– Под эти кредиты американцами были выпущены акции по распродаже крымской земли. Их раскупили…

– Хм…

– Весь фокус в том, что часть этих акций на аукционах выкупили и жена Рузвельта и многие влиятельные люди Америки… Помимо прекрасного климата в Крыму, в Севастополе прекрасная бухта для дислокации американского флота. Евреи знают, что делают, обергруппенфюрер.

– Всем Крым нужен, как я погляжу. Удивляюсь я Вальтер. Помните «Ночь хрустальных ночей» в ноябре 38-ого? И что странно, после погрома лишь единицы их покинули Германию…

– Ничего странного, шеф. По сути, евреям ехать было некуда. Ни одна страна не изьявила желания принять евреев.

– Вот-вот! А потому, Крым для немцев, так фюрер сказал. Евреям и в Крыму не место. Кстати, сколько их там?

– По тем сведениям, что я располагаю, к началу 1941 года в Крыму проживало чуть более миллиона жителей. Из них: русских – половина, около двадцати процентов – татар, десять – украинцев. Остальные – караимы, греки, болгары, чехи, эстонцы… Было даже немного немцев… Крымских евреев в Крыму насчитывалось что-то вроде семидесяти тысяч. Точных данных нет, потому как, небольшая часть их работала в советских колхозах, а сколько?!.. Цифры, шеф, разные. Пятнадцать, двадцать тысяч, не более, я думаю.

– Собственно, нам-то какая разница, где они живут? Всё равно эти американские свиньи не дождутся свои земли.

– Но рейхсфюрер, тем не менее, настаивает на контактах с ними.

– Получается, при любом раскладе и татар надо ликвидировать?

– Выходит так, обергруппенфюрер. Но татары нам пока нужны. Я в декабре 41-ого участвовал в совещании фюрера с представителями крымских татар, живущих в Турции. Они хотели создать татарское государство в Крыму и даже создали «Татарский национальный комитет» для борьбы с Советами, в том числе, так называемые роты самообороны. Мы свели их в добровольческие батальоны СС «Шума». Партизаны в Крыму… С ними надо бороться.

– Да-да. Лучше и не придумаешь.

– Ведомство Геббельса, обергруппенфюрер, тоже к татарам руку приложило. Организовало зоны радиовещания.

– Геббельс это умеет, талант – языком трещать. Пусть татары и дальше думают, что мы им позволим хозяйничать на полуострове после войны.

После некоторой молчаливой паузы, Кальтенбруннер с облегчением произнёс: – Ладно, рейхсфюрер сам пусть решает, что с этими татарами делать. Сегодня у нас другие задачи. Как думаете, Вальтер, удастся задуманная операция в Тегеране?

– Хотелось бы, обергруппенфюрер… Представляете, какой грандиозный эффект может произойти в случае успеха?..

– Он был бы ещё больший, если бы мы всю Тройку живыми привезли в Берлин… – буркнул Кальтенбруннер. – Фюрер, как узнал об этом, аж ногой топнул от удовольствия, представив в своём кабинете под дулами автоматов Рузвельта, Сталина и этого жирного борова Черчилля.

– Мечты, мечты… Взять живыми – это не реально, шеф. Лучше перестрелять их на месте.

– Согласен. Абвер тоже что-то замышляет. Адмирал Канарис70 ходит с загадочным видом. Лиса старая!.. – недовольно произнёс Кальтенбруннер.

– А что он может, обергруппенфюрер? Русские с англичанами и так почти без выстрелов, считай, оккупировали Иран. Их спецслужбы здорово зачистили Тегеран. А тут ещё наш провал на Волге. Сталинград… Фюрер в ярости… Он готов был повесить весь генеральный штаб. А вы ему, шеф, расшифровку донесений американцев о предполагаемой конференции на стол…

Помните, как вскричал фюрер: – «О Main Got!.. Тегеран! Наши враги хотят встретиться! Какая удача! Это знак, это знак свыше… Слышите, Кальтенбруннер?..».

– А глаза фюрера как загорелись, видели, Вальтер? И абверу, и нам зелёную дорогу тут же дал, только бы ликвидировали всю Тройку.

– Абвер попробовал… не получилось. «Длинный прыжок» почти провалился. Вряд ли у адмирала Канариса остались серьёзные агенты. Хотя… Это же Канарис?!.. Молю бога, чтобы наш штурмбанфюрер Майер не попался русским.

– Да, услышит Всевышний наши молитвы! Странно, но рейхсфюрер придаёт заброске этих диверсантов исключительно важное значение. Сколько их уже было… Но сегодняшние пышные проводы этой группы… Редкий случай внимания рейхсфюрера…

– Того стоит! Этот Майер разведчик с головой. Мы уже отчаялись, а тут он передал нам, что у него есть план, как ликвидировать тройку. Нужны деньги, связь, взрывчатка… Для чего, обергруппенфюрер, и эту группу посылаем с рацией и английскими фунтами.

– А не опасно для резидента контакт с группой?

– Они не будут встречаться, обергруппенфюрер. Если всё пойдёт по плану, Майер использует их только в самом крайнем случае и то в последний день. А деньги и рацию ему передадут через условное место. Майер будет действовать с завербованными им же местными жителями – так безопасней, деньги потому и нужны.

– А группа? Она чем заниматься будет?

– Попытается спровоцировать в дни конференции беспорядки местных жителей в городе. И опять нужны деньги…

– Хорошо, Вальтер. Гиммлер сам хотел приехать – не получилось, дела… Я, кстати, тоже задерживаться не могу. Вы, Вальтер, проследите, чтобы лишнего за столом не болтали, – пробурчал шеф имперской безопасности. – И учтите, – ликвидировать всю тройку наша сверхважная задача, я бы даже не пытался их вывезти из Тегерана – опасно, их могут по пути освободить. Желание фюрера – закон, но не в этом случае.

Последние фразы своего начальника Шелленберг разобрал с трудом. Привычку уроженца Австрии Эрнста Кальтенбруннера в диалогах неожиданно переходить на свой инсбрукский диалект, Шелленберг знал, но привыкнуть никак не мог: слишком уж австрийский диалект не был похож на правильный немецкий язык.

Разговор прервался.

Высокопоставленные эсэсовцы подошли к входу здания, где на широком крыльце их встретила пара оскаленных, но равнодушных каменных львов и толстый оберштурмбанфюрер, который в отличие от «царей зверей» подобострастно, чуть не с поклоном, приветствовал высокое начальство взмахом руки, произнеся: – Хайль Гитлер!

Вяло выбросив руку для приветствия, Шелленберг поинтересовался:

– Все в сборе?

Получив утвердительный ответ, прошёл дальше.

Кальтенбруннер вообще не обратил внимания на толстяка, а молча прошёл в открытую одним из офицеров охраны парадную дверь особняка.

При появлении генералов в салоне, оборудованного под столовую, диверсанты вытянулись по стойке смирно, выбросив руки в нацистском приветствии.

В помещении стоял аппетитный запах жареного мяса. Длинный обеденный стол с расставленными на белоснежной скатерти закусками и откупоренными бутылками шнапса, застывшие у стола члены группы, на Кальтенбруннера и Шелленберга произвели положительное впечатление. В предвкушении плотного ужина, голодный Шелленберг нетерпеливо потёр руки.

– Прошу садиться, друзья! – как можно приветливее произнёс Кальтенбруннер.

Все сели. В напряжённой тишине, с разных концов стола, официанты стали разливать спиртное. С рюмкой шнапса в руке, Кальтенбруннер встал.

– Друзья, доблестный Вермахт71 сражается с русскими на Восточном фронте. Наша неудача в районе Сталинграда на реке Волга лишь временная отсрочка победы немецкой нации над русскими варварами. Фюрер верит в свой народ, верит, что и вы исполните свой долг перед Великой Германией. Хайль Гитлер!

Он немного отпил из рюмки, и сел.

Прозвучал дружный возглас присутствующих: – Хайль Гитлер!

Все выпили. Послышался шум придвигаемых к столу стульев и позвякивание вилок и ножей.

Через короткое время слово взял Шелленберг. Несмотря на относительную молодость, он, как опытный актёр, сначала откашлялся, цепким взглядом окинул стол, и только потом, как и его шеф, произнёс те же патетические слова. Затем сделал паузу, и добавил:

– Не буду скрывать от вас, что все наши попытки осуществить задуманное сорвались…

Тут у Шелленберга мелькнула мысль, что вернуться живыми, как только диверсанты приземляться, возможности у них практически не будет. А потому, он смело добавил: – Даже наш прославленный асс-разведчик штурмбанфюрер Отто Скорцени, близкий друг нашего обергруппенфюрера, – Шелленберг уважительно показал рукой на шефа, – и тот не смог осуществить задуманную Абвером операцию. А Скорцени – герой Великой Германии! Вы знаете, как совсем недавно он вызволил из плена друга фюрера и немецкого народа итальянского лидера Бенито Муссолини. Блестящая операция, господа… Но, повторюсь, и наш герой не смог сделать то, что сейчас требуется от вас.

При упоминании имени Скорцени, Кальтенбруннер слегка скривился, но промолчал. Он действительно считал Отто своим другом, к тому же, знал наверняка, что хладнокровный, всегда расчётливый Шелленберг, ничего не делает просто так. Бригаденфюрер знает, чего хочет и как этого достичь, если надо – пойдёт по трупам. А значит – участь этих диверсантов известна. Жаль, конечно… И шеф Главного управления имперской безопасности СС не сделал подчинённому замечание.

– Вы – наша последняя надежда, – продолжил Шелленберг. – Не могу сказать, куда вы направляетесь, с кем встретитесь – узнаете в самолете, но хочу сказать, что рейхсфюрер Гиммлер лично отобрал вас для осуществления этой важной операции. Не подведите, рейхсфюрера, друзья! Хайль Гитлер!