Ошибка императора. Война

Турецкие вельможи, встречающие делегацию у главного входа, монументальной арки с двумя высокими башенками по бокам, несмотря на тёплые халаты, продрогли.

Они недовольно прохаживались вдоль высокой стены, почти не общаясь между собой, и каждый что-то тихо бормотал себе под нос. Русская делегация запаздывала, и сильно.

Но вот послышался цокот большого количества копыт по булыжной мостовой. «Русские?!..» – с облегчением вздохнули турецкие сановники.

Чтобы придать большую значимость своему визиту, светлейший князь прибыл в сераль[45], прихватив с собой почти всю, прямо скажем, немаленькую делегацию. Более десятка карет запрудили пространство перед аркой дворцового входа.

Едва Меншиков покинул карету, как турки почтительно склонили перед русским послом головы. Выслушав положенные в таких случаях приветствия, делегация вошла на обширную территорию дворцового комплекса, направляясь в сторону зала Дивана. В это время муэдзины со всех минаретов заунывным напевом стали созывать правоверных к полуденной молитве.

Как по команде, турки опустились на колени. Намаз – дело святое. Русская делегация скромно отошла в сторону и терпеливо ожидала, пока правоверные закончат общение с Аллахом.

Через некоторое время Меншиков и сопровождавшие его адмирал Корнилов, генерал Непокойчицкий, Озеров, адъютант Аникеев и переводчик-грек подошли к дверям зала Дивана. Повсюду горели свечи, аромат которых приятно щекотал ноздри.

Остальные члены делегации вместе с турецкими министрами разбились на кучки и о чём-то стали беседовать. По крайней мере, они оживлённо жестикулировали руками, похлопывали друг друга по плечам и вежливо улыбались.

Двое слуг торжественно открыли дверь, ведущую в тронный зал султана. Напротив двери, у противоположной стены зала, в окружении нескольких ближайших сановников был виден сам султан – Абдул Меджид I, восседавший на троне.

Князь в недоумении остановился. Дверь была настолько низкой, что войти высокому человеку вовнутрь и при этом не согнуться, то есть поклониться, было невозможно.

На лице великого визиря промелькнула злорадная ухмылка.

Меншиков вопросительно посмотрел на Озерова. Тот непонимающе пожал плечами. Недолго думая, князь развернулся и задом вошёл в зал. Все ахнули!

Визирь сокрушённо покачал головой и печально вздохнул.

Ближайший к нему вельможа, наклонившись к уху визиря, прошептал:

– Зря переделывали вход, уважаемый Мехмед-Али. Этот долговязый шайтан русский, как видишь, всё равно нашёл выход, не склонил голову перед султаном. Висеть бы ей на стене сераля…

– Сие теперь невозможно. Как бы наши головы не торчали на стене, – пробурчал визирь.

При виде посла, идущего задом, султан удивлённо взглянул на своего визиря, однако промолчал: к нему приближался Меншиков.

Нарушив обычай, султан неожиданно, вызвав удивление придворных, поднялся и сделал два шага навстречу русскому послу, затем по-европейски подал руку Меншикову. Рукопожатие тридцатилетнего султана было поначалу слабым, однако, почувствовав упругость посольской руки, султан напрягся и, как мог, сдавил ладонь князя. Оба взглянули друг на друга, и едва заметная улыбка тронула их лица. Султан приветливо махнул рукой в сторону диванов, предлагая гостю сесть.

Озеров облегчённо вздохнул. «Начало обнадёживающее…» – мелькнула у него мысль. Вместе с переводчиком он встал рядом с Меншиковым, с другой стороны – адъютант.

В зале воцарилась тишина. Меншиков испытующе разглядывал государя некогда великой Османской империи. Лицо его было хмуро и напряжённо.

По протоколу первым должен приветствовать султана гость. Однако князь молчал. У Озерова мелькнула тревожная мысль: «Не дай Бог, князь взбрыкнёт, повернётся и уйдёт. Встреча будет провалена».

Пауза затянулась. Меншиков продолжал молчать. Обстановка накалялась.

Выручил султан: он хоть и вымученно, но улыбнулся. Грек-переводчик приготовился к исполнению своих обязанностей и слегка выступил вперёд.

Султан воздел обе руки вверх.

– Я приветствую вас, дорогой посол, на нашей земле, дарованной нам нашими предками. Слава Аллаху, трудный путь по зимнему неспокойному Чёрному морю мой почтенный гость закончил благополучно. Пусть и дальше светлейшему князю сопутствует удача. Переводчик перевёл.

Среди свиты прошелся вздох облегчения.

Меншиков небрежно закинул ногу на ногу, не спеша расправил полы своего мундира, изобразил улыбку и степенно произнёс:

– Благодарю, ваше величество! Вы весьма правильно подметили, что море – Чёрное, оно и в самом деле неспокойное. Но Господь наш, Иисус Христос, направил нас на путь истинный совсем не зря. Обиды вы вершите у себя в государстве, ваше величество. Над людьми, верой преданным нам, христианам, притеснения разные чините. Государь-император наш крайне недоволен поведением слуг вашего величества.

Несмотря на ранее данное обещание Порты, вопрос о святых местах так и не решён, ваше величество. Ключи от Храма Господня переданы католикам, а не православным христианам, коих в вашем государстве около двенадцати миллионов. Почему?.. Грех это, большой грех, ваше величество.

Интонация Меншикова была не резкой, но и мягкой её тоже нельзя было назвать. По сути, князь отчитывал государя великой Османской империи как неразумного ребенка, совершившего непристойный поступок. Так с султаном еще никто не разговаривал.

Присутствующие опять напряглись. О соблюдении дальнейших пунктов оговоренного протокола визита уже не могло быть и речи.

– Рискует князь, рискует. Не принято в таком тоне говорить здесь. Турки могут просто вышвырнуть нас отсюда, – прошептал на ухо Корнилову Озеров. Адмирал пожал плечами.

Но посол не рисковал. Меншиков твердо усвоил, что император не удовлетворится частичными уступками турок, что в Константинополе, как советовал император, следует разговаривать в резком тоне, не исключено, в крайнем случае, и выставить ультиматум. Более того, из разговора с императором перед самым отъездом из столицы князь уловил, пусть не явно, высказанную мысль государя о желательном разрыве отношений с Портой и запомнил повторенную им дважды фразу: «Не бойтесь, князь, идти с турками на разрыв отношений…» И это давало Меншикову большой простор в действиях.

И опять султан разрядил обстановку. В полной тишине совсем тихо раздался его голос:

– Если бы люди не делали грехов, мир давно перестал бы существовать, уважаемый князь. Слова ваши больно терзают моё сердце. Ваше чистосердечие сняло завесу с моих глаз. Претензии к слугам Аллаха, – султан строго посмотрел в сторону своей свиты, – будут мною рассмотрены. Я издам соответствующий фирмам[46], не сомневайтесь, уважаемый посол. Но и у моих подданных есть к вам, светлейший князь, претензии.

Султан едва заметным движением бровей подал знак великому визирю. Тот сделал шаг вперёд и, глядя на русского посла, начал свою витиеватую речь:

– Наш мудрый повелитель султан Абдул Меджид I, да светится имя его на небесах, учит нас, подданных, что к русскому государю царю Николаю надо относиться с чувством глубокого уважения и любви. Однако мы не видим с вашей стороны того же. По нашим сведениям, к нашим границам в Молдавии вы собираетесь приблизить свои дивизии. Зачем?.. Не совместимы эти действия с чувствами обоюдного уважения.

Ты, высокопочтимый князь, говоришь о святых местах, дорогих твоему сердцу, якобы мы народ христианский притесняем… Но своими действиями твой государь не только не решит этих проблем, наоборот – ухудшит. Аллах всё видит, он защитит нас.

Меншиков чуть не подпрыгнул от такой лжи. Топнув ногой, он грозно произнёс:

– Почему так говоришь, визирь? Зачем Всевышнего вспоминаешь? Мы, что ли, с французами договариваемся по поводу ключей от Храма Господня, мы, что ли, перекрыли проливы для наших кораблей, мы, что ли, пляшем под английскую дудку? Не мы ли вам постоянно предлагаем условия для выгодной обеим странам торговли?

А что ваше величество скажет, – с гневом произнёс Меншиков, устремив свой взгляд на султана, – на то, что Франция в конце лета того года подвела под стены Константинополя 90-пушечный корабль? Как это понимать, ваше величество? Это же грубейшее нарушение Лондонской конвенции. Босфор и Дарданеллы в мирное время должны быть закрыты для военных кораблей. Но вы молчите!..

– Ваша светлость, – прошептал на ухо Меншикову Озеров. – Говорите помедленнее, переводчик не успевает переводить.

Разгорячённый князь бросил недовольный взгляд в сторону грека и… успокоился, а затем уже более спокойным голосом приказал:

– Антон Дмитриевич, вручите визирю меморандум с нашими требованиями.

Визирь взял документ, бегло его просмотрел и стал что-то шептать на ухо султану. Тот нахмурился, губы его скривились, и он стал кивать головой.

Меншиков неожиданно встал с дивана, принял официальную позу и громко произнёс:

– И знайте, ваше величество, Россия, коль вы не примете мер к решению поставленных вопросов, не остановится ни перед какими мерами, которые ей подскажет реальность.

При переводе последних слов князя губы грека-переводчика расплылись в довольной улыбке.

Султан же при этом скривился ещё больше. Он что-то зло бросил великому визирю и резко встал с дивана. Затем, обращаясь к Меншикову, произнес:

– Всемогущий Аллах всегда прислоняется к своему любимому народу в трудные времена, он и сейчас с нами и обязательно подскажет нам, правоверным, нужное решение. Дайте нам время, уважаемый князь. А пока примите наши скромные дары в знак полного к вам уважения, дорогой посол.

За спинами султанской свиты раскрылась дверь, и оттуда вышли трое слуг с подарками в руках. Один из слуг нёс медную вазу тонкой чеканки, на которой были выгравированы виды Константинополя и пролива Босфор.

С поклонами слуги положили подарки у ног Меншикова. Князь сухо поблагодарил султана и тут же обратился к нему с просьбой впредь принимать его, Меншикова, без предварительного особого доклада.

Султан был несколько смущён сухостью благодарности и просьбой русского посла. Из его витиеватой речи Меншиков и его свита, однако, поняли, что султан что-нибудь придумает, дабы не обидеть дорогого гостя.

На этом аудиенция была закончена, и русская делегация покинула дворец султана.

Едва за русскими закрылась дверь, визирь Мехмед Али произнёс:

– Нахождение в свите посла сразу двух командиров разных войск, которые в случае войны первыми выступят против Порты, вызывает беспокойство, мой господин. Зачем они здесь? Шпионят?

Султан не ответил.

– К нам поступают донесения паши[47] крепости Чана-Кале, – продолжил визирь. – Его разведчики сообщают, что в Мраморном море постепенно скапливаются флота Англии и Франции и число их кораблей постоянно растёт. Для каких целей они там стоят? Купцы говорят также, что и возле Мальты видели иноземные фрегаты… Нет, до прибытия сэра Стратфорда нам надо по возможности тянуть переговоры с русскими. Вполне возможно, и не придётся исполнять их требования.

Нервно перебирая чётки, султан произнёс:

– Флот в Мраморном море, возле Мальты… Это может многое означать. Хорошо, Мехмед-Али, дождёмся английского посла. А пока не оставляйте русских ни на минуту без надзора…

До конца марта 1853 года турецкие власти всячески ублажали русскую делегацию. Бесконечные переговоры, совместные обеды, плавно переходящие в вечерние трапезы с танцами живота прекрасных турчанок, прогулки на лодках по Босфору…

Турецкие чиновники вели себя на переговорах, как того требовал русский посол, весьма уважительно. Они соглашались почти по всем пунктам выставленных Меншиковым условий, но никаких документов при этом не подписывали.

Новый министр иностранных дел, проевропейски настроенный дипломат Мустафа Решид-паша в свои пятьдесят три года успел побывать на многих ответственных государственных постах, в том числе он был послом во Франции и Великобритании. Министр, всячески затягивая переговоры, как мог, сглаживал острые моменты в спорах при обсуждении того или иного вопроса.

«Аллах велик, как велики и дела его на земле нашей. Не стоит, господа, нам поспешно принимать решения, дабы не ответствовать потом перед Всевышним. Бросая бумеранг поступков, заранее надо думать, как будешь ловить бумеранг последствий. Не будем, господа, торопиться», – часто повторял он, поглаживая бороду и вознося руки к небу.

В присутствии членов русской делегации министр не раз критиковал некоторые высказывания английских политиков в отношении и Франции, и России, чем заслужил некоторое доверие князя Меншикова. Решид-паша, с его слов, не верил и во взаимные недружелюбные отзывы друг о друге английских и французских министров. Но это недоверие он скрывал от Меншикова.

Решид-паша был дальновидным и достаточно умным политиком, а потому знал, что слабая Турция в конце концов станет разменной монетой в отношениях англичан, французов и России. Учитывая всю бурную историю отношений своей страны с Россией, он стремился упрочить франко-английские отношения в ущерб русским, так как это, на его взгляд, было более полезно Османской империи.

Наконец, в первых числах апреля корабль британского флота бросил якорь в Босфоре. В Константинополь вернулся давно ожидаемый турками английский посол лорд Рэдклиф. Он привёз с собой инструкции, как Турции вести себя с русским послом. Один из пунктов требовал от турецкого правительства благоразумия и полного доверия к советам и рекомендациям британского посла.

Рэдклиф был искусным дипломатом, но, как говорили многие дипломаты, с тяжелым характером. И в Париже, и в России лорда в качестве посла видеть не желали. Ещё лет двадцать назад царь Николай весьма настойчиво отклонил назначение Рэдклифа послом в Петербург. И пришлось тогда английскому дипломату ехать в Турцию, где, кстати, позже он приобрёл большой авторитет у местной элиты и даже султана.

Уже на следующий день Рэдклиф встретился с Решид-пашой в его загородном доме. Министр встретил англичанина сидя на софе, поджав под себя ноги. Он курил длинный чубук, опирая его конец на бронзовую подставку. Из узорчатых окон пробивался слабый дневной свет. Тихо-тихо звучала заунывная восточная мелодия. В помещении был полумрак, пахло сладковатым табаком, смешанным с запахом благовоний, горели свечи. Под самыми окнами шумели волны Босфора, да так близко, что при сильных порывах ветра отдельные брызги залетали в комнату. Свечи в этот момент, как по команде, начинали трепетать.

Гость устроился на софе напротив. Перед мужчинами располагался невысокий стол, на котором стояла большая плоская ваза, заполненная фруктами, сладостями, рядом – графины с шербетами…

Появился мальчик-чубукчи с разожжённым чубуком такой же длины, как и у хозяина. За мальчишкой возник слуга постарше с подносом, на котором стоял бронзовый чайник, инкрустированный тонкой чеканкой и местами покрытый эмалью зелёного цвета. Вокруг него рядком стояли стеклянные, невысокие стаканчики. Посол вежливо отказался от чубука и дал знак слуге налить в стаканчик чаю.

– Скучал, очень скучал по вашему чаю и вкусному кофе в Лондоне, ваше сиятельство. Как вы, турки, их завариваете?..

Министр вначале витиевато поздравил английского посла с присвоением ему звания лорда, не забыв также высказать здравицу в честь королевы Виктории, а затем ответил на его вопрос:

– Ну, кофе, положим, и у вас, милорд, прекрасно готовят. А как мы завариваем чай?!.. Мы кипятим воду вместе с чаем несколько минут, чего не делаете вы, англичане. Я вас лично, сэр, научу этому. Дело нехитрое.

На этом протокольная часть закончилась, и они приступили к делу.

Рэдклиф ознакомил министра с предложениями своего правительства относительно положения дел в Турции, как его видят в Европе, и заверил министра в полной британской поддержке.

– В случае критической ситуации для Турции, – добавил лорд Рэдклиф, – стоящий в Средиземном море британский флот, вполне возможно, придёт на помощь султану. Всё зависит от ситуации на тот момент. Но хочу вас заверить: вам не о чем беспокоиться, уважаемый Решид-паша.

В ответ на это министр ознакомил английского посла с требованиями князя Меншикова.

Как опытный дипломат, Рэдклиф сразу определил в них две разные зоны конфликта. Первая проблема – старые противоречия по поводу святых мест. Кто: католики или православные имеют преимущественные права на гробницу Богородицы? Православный или католик должен быть привратником при храме? Кто обладает привилегией чинить купол Храма Гроба Господня?

Рэдклиф закурил сигару, затем мастерски выпустил сочное кольцо дыма и, возвращая листы с русским меморандумом, лениво произнёс:

– Сии вопросы, дорогой Решид-паша, весьма мелкие, они никоим образом не грозят вашей стране неприятностями. Вы уж постарайтесь найти по ним общий язык и с русскими, и с французами. А вот вторая проблема, ваше сиятельство, – главная проблема. Россия, как я вижу, требует исключительного права на защиту православных подданных султана.

– Которых в Турции немало, около двенадцати миллионов, – с интересом наблюдая за расплывавшимся над головой англичанина кольцом, пробурчал визирь.

– Надеюсь, вы понимаете, что это огромная сила, объединённая религиозным фанатизмом? А что такое защита? Это военное вмешательство в случае конфликта. И эти миллионы христиан ударят вам в спину.

Сказав это, посол опять выдохнул кольцо дыма.

– Это так, милорд, – не отвлекаясь на баловство гостя, произнёс министр. – Однако в Кючук-Кайнарджийском договоре от 1774 года и в последующем Адрианопольском 1829 года есть пункт, который даёт России полное право заботиться о православных и выдвигать Османской империи возражения в случае необходимости. Канцлер Нессельроде постоянно нам об этом напоминает, а князь Меншиков на переговорах просто грубо требует.

Англичанин снисходительно, но с жёсткими нотками в голосе успокоил визиря:

– Неужели вы, паша, не привыкли к подобным угрозам русских? Ну, погрозят-погрозят, на том и успокоятся. В конце концов, если бы хотели, давно бы заставили вас смириться. Вы же старый дипломат, ваша светлость, должны об этом знать.

– Пустые угрозы?!.. Позвольте не согласиться, сэр! Что-то я этого не заметил, судя по всем предыдущим войнам, – совсем тихо и с недовольством произнёс Решид-паша.

– А вот по поводу прав России по этим договорам, – не обращая внимания на раздражение министра, продолжил Рэдклиф, – они действительно законны! Эти права моё правительство тоже признаёт за царём Николаем.

В это время открылась дверь. Вошёл слуга. Он поставил на стол очередной чайник с горячим чаем, забрал остывший, бросил взгляд на нетронутую вазу с фруктами и, не проронив ни слова, удалился.

Специальными щипчиками посол откусил горящий кончик сигары, положил его в пепельницу и с удовольствием малыми глотками стал прихлёбывать из стаканчика чай.

Решид-паша не торопил гостя. Он медленно срезал небольшим ножом с красивой рукояткой кожицу с яблока и также не спеша отправил кусочек в рот. Наконец Рэдклиф продолжил:

– Как я уже говорил, надеюсь, первую проблему вы вскоре решите, уважаемый Решид-паша… Я постараюсь помочь вам в этом.

Поклоном головы министр поблагодарил Великого Элчи.

– Но, – продолжил англичанин, – вам нужно жёстко противостоять давлению русских по второй, более серьёзной проблеме. Я имею в виду право России надзирать… Другими словами, осуществлять протекторат в отношении православных Оттоманской империи. Советую вам всячески затягивать это решение, а при чрезмерной настойчивости русского посла Меншикова решительно ответить отказом. И потом, вы должны знать каждый шаг русских. А у вас, уважаемый Решид-паша, нет никакой политической полиции, ни тайной, ни явной. Подозреваю, вы даже не знаете, где живёт русский посланец… Нельзя же так! Девятнадцатый век на дворе! Заведите в конце концов тайную полицию. И способного человека директором поставьте, –Рэдклиф сделал паузу. Отхлебнул из чашки и лениво закончил: – И тяните, тяните время с русскими на переговорах.

– Что мы и делаем, милорд. Ожидая вас, тянем время. Однако, сэр, прежде чем дать отказ русским, я должен знать: а можем ли мы при надобности надеяться на вооружённую помощь Британии и Франции? И есть ли гарантия, что ваши великие страны объединятся и заключат союз против России?

– Давайте, ваше сиятельство, не будем торопить события,– уклончиво ответил лорд Рэдклиф. – Но в любом случае Англия не бросит вас в трудную минуту, в этом я могу вас заверить.

Визирь в ответ благодарно склонил голову.

– А по поводу тайной полиции, сэр, я обязательно напомню высокочтимому султану о вашем предложении.

Великий Элчи не стал говорить Решид-паше, что уже в феврале этого, 1853 года, английские политики в пику России, а главное – тайно, заключили секретное соглашение с французами о совместной деятельности против России.

Рэдклиф взял сигару, не спеша чиркнул спичкой, пыхнул дымом и на минуту задумался.

«Всё идёт по плану. Капкан для русских варваров захлопывается. Надо вместе с этим де Ла-Куром[48] продолжать давить на турок, напоминая им лишний раз, что Россия их враг. И смелее подталкивать их к войне с ней».

От собственных слов Рэдклиф самодовольно ухмыльнулся. Он с видимым удовольствием затянулся сигарой и медленно тонкой струйкой стал выпускать дым.

«А за это время мы, британцы и французы, накопим силы на подступах к границам варваров. В Средиземное море уже направилась британская эскадра, а в Эгейское – французская. А там… война даст нам повод под предлогом защиты османов от русских в нужный момент начать активные военные действия против императора Николая I», – выпустив остатки дыма, весьма довольный собой, посол закончил свои размышления.

А затем, настороженно взглянув на своего визави, продолжил свои размышления: «Готовится выход флота в Балтийское и Белое моря и на русский Восток. Мы возьмём Россию в клещи. Но этого знать туркам пока не положено…»

Рэдклиф встал, загасил сигару. Подошёл к окну, распахнул его пошире и выглянул наружу.

– Красота! – воскликнул он, любуясь чудным видом на Босфорский пролив. – Красиво тут у вас, уважаемый Решид-паша. Слышите, как шумят волны? Этот шум мне напоминает шум волн под бушпритами английских корветов с гордо развевающимся флагом на корме. И пока этот стяг реет на мачтах наших кораблей, Турции нечего бояться угрозы России, и не только в водах Босфора, но и на Чёрном море. Помните это, паша, и будьте тверды в общении с русскими, несмотря ни на какие угрозы.

Выпив ещё несколько чашек чая, английский посол любезно распрощался с гостеприимным хозяином.

С появлением в Константинополе английского посла тон переговоров с турками резко изменился.

Влияние лорда Рэдклифа на ход переговоров Меншиков почувствовал сразу. К немалому удивлению русской делегации, турецкие чиновники стали вдруг опаздывать к назначенному ранее часу заседаний, чего до прибытия англичанина никогда не было. Прекратились приглашения на совместные обеды и прогулки… Князь сердился, угрожал Решид-паше покинуть переговоры, однако турецкий министр только виновато разводил руками, льстиво извинялся, улыбался, но твёрдо стоял на своём.

Переговоры неизбежно двигались в тупик. И тут Меншиков узнал, что турки часто встречаются с английским послом. Тогда, видя бесплодность своих споров, Меншиков стал советоваться с послом Рэдклифом.

И, о чудо!.. Дело сразу сдвинулось с мёртвой точки. Три посла – русский, французский и турецкий – встретились и, к немалому своему удивлению, а также к удивлению всех прочих, довольно быстро достигли соглашения по многим вопросам, связанным со святыми местами. И вскоре, что совсем удивительно для медлительных турок, султаном был подписан фирман, гарантирующий права православных в Османской империи. И уже совсем неожиданно турки издают конвенцию, согласно которой, в Иерусалиме выделяется место для строительства русской православной церкви и приюта для паломников. Россия вернула себе привилегии на Святой земле.

Однако вопрос о русском протекторате в отношении православных христиан на территории Турции, как того требовал Кючук-Кайнарджийский трактат, решён так и не был. И Меншиков решил посетить английского посла. Встреча произошла в доме англичанина.

Посланник императора выразил Рэдклифу благодарность за посредничество в переговорах с турками, заверил лорда в неизменной дружбе императора Николая с королевой Викторией, а также убедил, что две великие страны должны жить в мире и согласии.

Выслушивая дежурные слова благодарности русского посла, без присущей европейскому дипломатическому этикету изящности, лорд Рэдклиф в душе ликовал.

Английский посол прекрасно понимал, для каких целей пришёл к нему этот длинный, как жердь, сухопарый, с неприятным голосом старик, доверенное лицо самого императора Николая.

При упоминании Меншиковым имени своего императора английский посол, как того требует этикет, почтительно встал с кресла и даже вытащил изо рта свою неизменную сигару. Несколько смутившись, вслед за хозяином с кресла поднялся и Меншиков.