Любовь, обман и бриллианты.

– Ты меня голодную с кухни гонишь?

Отпихивая Ольгину руку с огрызком бутерброда от своего рта, я успел подумать, что с этой старушкой не соскучишься, как вдруг раздался звонок в дверь. У меня от этого звонка возникло какое-то нехорошее предчувствие, и я был просто вынужден заглушить его Ольгиным бутербродом. Звонок вякнул ещё раз. Глядя на сестричек, я понял, что им тоже почему-то не по себе. На кухне воцарилась тишина…

12.

Удобное мягкое кресло больше подходит для размышлений, нежели жёсткий табурет с торчащими из сиденья гвоздями. Чтобы принять эту истину, не требуется проводить эксперимент и подвергать опасности важнейшую и нежнейшую часть своего тела.

Для того чтобы понять загадочные натуры двух сестёр, требовался острый ум, тонкая наблюдательность, дьявольское терпение и много-много времени.

Именно этим, разгадыванием загадочных натур двух щебетавших пташек, я и занимался, сидя в удобном мягком кресле, после того, как мы удалились в комнату, оставив бабулю на кухне наедине с соседкой, зашедшей справиться о её здоровье.

Девушки занимались тем, что придумывали всевозможные пытки, кары и мучения, которым следовало бы подвергнуть их бывшего воздыхателя и ухажера. Потом они стали придумывать всевозможные планы возвращения своего приданого, отобранного этим самым воздыхателем. И поскольку обе проблемы носили чисто теоретический характер, я в разговоре не участвовал, занимаясь своими размышлениям.

Ольга – девушка весёлая. Этого у неё не отнимешь. Она готова прийти на выручку. Любит хорошо питаться, и её спутник никогда не останется голодным. Но зато настроения у неё меняются так часто, что, когда собеседник начинает смеяться её шутке, она уже заливается слезами. Короче говоря, Ольга – психически неуравновешенная особа. Хотя и чертовски привлекательная. К тому же в её важнейшей части тела торчит длинная заноза, не давая хозяйке ни секунды посидеть спокойно. В общем, с такой девушкой, как Ольга, весело, приятно, но уж больно утомительно.

У Светланы чудный голос. За этот голос я готов заложить свою широкую незапятнанную душу. В остальном… В остальном мне было с ней тяжело. Я испытывал робость, неуверенность и желание казаться не таким, каков есть. А всю жизнь притворяться не будешь. Конечно, такая девушка, как она, никогда не станет маячить перед мужем в засаленном халате, стоптанных тапочках и с вечными бигуди на голове. Это безусловный плюс. Но уж больно она властно-холодная, когда мы бываем с ней наедине. В присутствии Ольги Светлана несколько раскрепощается, становится весёлой и совсем не холодной, но нельзя же всегда быть втроём. Хотя… Тьфу, что-то я размечтался, совсем забыв, что всегда выбирает женщина. Даже если выбор делает мужчина, то это только свидетельствует, насколько умная ему досталась жена.

– Шурик, – донёсся до меня нетерпеливый голос Ольги. – Куда ты пропал? Вечно о чём-то мечтает. Что ты думаешь об этом?

– О чём?

– Ну, здрасьте! – удивилась Ольга. – О письме!

– О каком ещё письме?

– Вот балда! О письме, в котором мы расскажем обо всех художествах этого дегенерата и пригрозим, что если он не отдаст нам шкатулку, то мы отправим это письмо ментам. Ты что, ничего не слышал?

– Я не думал, что вы это серьёзно.

– А что, мы будем шутки шутить?

Я действительно считал их идею не то чтобы абсурдной, но… В общем, как человек здравомыслящий, я понимал, что одно дело мечтания в уютной гостиной вечером перед сном и совсем другое – осуществление этих планов утром. Поэтому я даже не стал спорить, зная, что завтра утром они будут смотреть на реальность совсем другими глазами. Я просто махнул рукой и сказал, что идея любопытная. Ольга удовлетворённо кивнула и стала собираться домой.

В прихожей сёстры обсудили ещё кое-какие нюансы предстоящей операции, а потом между ними лёгкой трусцой пробежал холодок неприязни.

Светик, наблюдая, как мы одеваемся, надув губки сказала Ольге, что с её стороны не совсем порядочно оставлять их с бабушкой одних в такой день. Ольга беспечно отмахнулась.

– Ты всегда была эгоисткой. Живёшь в своё удовольствие и знать не желаешь, что у тебя больная бабушка и сестра, которой тоже хочется иногда отдохнуть, – возмутилась Светлана.

В ответ Ольга повисла у неё на шее, облобызала, разукрасив помадой, обнадёжила, что удовольствия никуда не денутся, и потянула меня из квартиры. Инцидент был исчерпан.

В машине я заметил:

– Жаль, что у тебя нет ещё одной сестры. Возможно, она была бы человеком, возьми от вас только положительные качества.

– И Светин голос, – улыбнулась Ольга.

– Это в первую очередь.

– Мерзавец, – ущипнула она меня. – Жаль, у меня такого нет, а то бы ты у меня перестал спокойно спать по ночам. Но ничего, скоро и так перестанешь, – пообещала она загадочно, как-то сразу посерьезнев и насупившись.

Девица словно в воду глядела. Эх, кабы мне знать, где придётся спать через сутки… Да что уж сейчас говорить.

Доставая ключи от квартиры, Ольга нечаянно вытянула какой-то конверт. Когда он упал на пол, показался листок глянцевой разноцветной бумаги. Я нагнулся поднять и увидел, что это билет авиакомпании "Люфт Ганза" на имя Корсаковой Светланы Станиславовны на завтрашний вечерний рейс до Лондона с промежуточной посадкой в Вене.

– Извини, я не хотела тебе показывать, – тихо сказала Ольга, взяла у меня конверт и открыла дверь.

– Значит, Пауль действительно существует?

– Откуда ты знаешь, что его зовут Пауль?

– Ваша бабушка сказала. – Я подумал, что ему-то она своих холодных взглядов не дарила.

– Не расстраивайся, Шурик. Всё будет нормально, – мягко произнесла Ольга.

– Думаешь, раз ты спёрла билет, она не улетит?

– Может, и не улетит.

– Сомневаюсь.

Остаток вечера у нас прошёл невесело.

Перед сном Ольга сказала:

– Плохая всё-таки из Светки врунья, правда?

– Из тебя тоже не очень-то.

– Из меня-то как раз врунья и хорошая, – ответила Ольга, прижимаясь ко мне.

– Спи давай, врунья, – обнял я её покрепче.

А утром я понял, что все их вечерние мечтания были совсем не химерами.

Перед тем, как отправиться за Светланой, Ольга взяла с меня слово, что я буду молчать и ничего не скажу её сестрице о том, что Ольга стащила билет. Я обещал. В конечном счёте, мне всё равно. Не удерживать же девушку силой. А от такой сестрёнки я бы и сам сбежал.

Светлана стояла у подъезда, поджидая нас. Ясное дело, на работу она не спешила, да и кто же будет спешить на работу, если у него через несколько часов самолёт в Лондон. Сёстры поздоровались так, будто ничего не произошло и ни о каком билете никто ничего не знает. Я тоже поздоровался сдержанно, тем более что она просто кивнула мне, как малознакомому человеку, даже не подарив мне своего замораживающего взгляда.

Усевшись, Светлана протянула Ольге отпечатанное на машинке письмо, которое мы должны были показать Эдуарду. Меня она игнорировала. Ну и ладно. Ольга, почитав, передала письмо мне. И поскольку мне было всё равно, я, не читая, сунул его обратно в конверт и положил в карман.

Следуя намеченному плану, девицы первым делом решили посетить один ночной клуб. Я подумал, что в ночной клуб надо ходить ночью, а не днём, но им ничего не сказал. Только настоял на том, чтобы сначала мы заехали ко мне домой. Ольга поворчала, но всё же поинтересовалась, почему это мне приспичило. Я ответил, что хорошие мысли всегда приходят неожиданно и это в их же интересах. Ольга, видимо уже по опыту познавшая, что я всегда всё делаю правильно, направила машину в сторону моего дома.

У себя в квартире я взял одну вещицу, которую мне оставил один клиент, как плату за ремонт телевизора. Мне она была ни к чему, и я намеревался либо продать её, либо пустить на запчасти, но всё как-то не получалось. А вот сейчас пришло время ею воспользоваться.

Когда я вернулся в машину, Ольга посмотрела на меня с любопытством. Но я собирался показать, что тоже могу быть таинственным, и ничего ей не сказал. Она была явно разочарована.

Оказалось, что в ночном клубе работал один из дружков Эдуарда. Он действительно был ещё там, но, когда пришло время осуществлять грандиозный план, разработчики плана растерялись. Они не знали, как к этому знакомому подступиться и расспросить о своём бывшем ухажёре. Немного посовещавшись в полевых, а точнее, в машинных условиях, девицы решили на передовую послать меня. А я вежливо, но твёрдо отказал, сославшись на полное незнание ночной клубной жизни и субъектов, вращающихся в сфере шоу-бизнеса. Пришлось девицам скорректировать планы, и мы отправились в бар.

– Одного не могу понять, – сказал я, когда мы уже подъезжали к бару. – Зачем вам с кем-то встречаться, если у вас есть письмо, прочитав которое, прокурор тут же засадит Эдика на полную катушку, а самого Эдика это письмо способно довести до инфаркта.

– В письме всё только в общих чертах. Мы не собираемся его никуда засаживать, хотя это было бы и неплохо. Мы пока только хотим напугать его и заставить отдать нам шкатулку. Он должен понять, что нам известно что-то такое, отчего ему не поздоровится. Для этого нужны факты. И тогда мы создадим видимость, что нам всё известно о его махинациях.

– А если у него вовсе и нет никаких махинаций?

– Ты видел его дом и говоришь, что у него нет махинаций? Да за один такой дом ему можно впарить лет десять. А за рожу – пожизненно.

– Может, он всё честно заработал, – не сдавался я.

– Что же ты тогда себе такого домика не построишь? – задала мне Ольга вопрос, припарковывая автомобиль недалеко от бара, в который они так стремились спозаранку.

Мне нечего было ответить.

В зале было пусто, чему я не очень-то и удивился: кто же будет в девять утра рассиживать в баре? Впрочем, я ошибся. Когда мы, немного потоптавшись у пустой стойки, собрались покинуть помещение, в зал ввалилась небольшая компания, состоявшая из двух молодых людей и трёх девушек. У стойки мгновенно появился бармен, подскочивший именно к вновь прибывшим, а не к нам. Ольга со Светланой переглянулись.

– Кажется, она, – кивнула Ольга на одну из девиц, которая громко заказывала себе виски.

Светлана неопределённо повела плечиками, отошла и села за столик. Я присоединился к ней, а Ольга направилась к девице.

О чём она с ней разговаривала, я не слышал, только видел на лице её собеседницы усиленную работу мысли. Вскоре они подошли к нашему столику и расселись: Ольга слева от меня, а девица – напротив. Отхлёбывая из своего стакана виски и даже не морщась, она спросила:

– Ну, что вы хотели мне сказать? – поочерёдно обвела нас всех взглядом и зафиксировала его на мне.

Пришлось брать инициативу в свои руки, и я спросил:

– Вы знаете Эдуарда?

Сделав хороший глоток и почти опустошив стакан, она ответила:

– И ни одного. Какой нужен вам?

Я замялся – мне никакой не был нужен. За столом воцарилось молчание, которое принято называть неловким. Впрочем, я лично никакой неловкости не чувствовал. Как выяснилось Ольга тоже.

– Нам нужен Эдуард из Крылатского, – впервые при мне она назвала своего бывшего дружка по имени. – Помните, мы с вами здесь встречались?

Девица перевела взгляд на Ольгу, потом внимательно рассмотрела Светлану, потребовала сигарету и, отвернувшись от моей "Явы", взяла предложенный Ольгой "Ротманс".

– Я знаю, кто вы, – заявила она. – Это вас Эд хотел кинуть и забрать какие-то фенечки.

– Он украл их у нас, – поддержала Ольга разговор.

– Ну и что вы хотите от меня?

– Мы хотим их вернуть.

– Не советую вам с ним связываться, – покачала девушка головой. – Не боитесь, что он вас пристукнет? – Немного помолчав, она снова спросила: – А что вам от меня-то надо?

– Нам нужно кое-что узнать о нём.

Девица посмотрела на меня сквозь пустой стакан и пустила его мне по столу, явно насмотревшись ковбойских фильмов или идиотской рекламы.

– Наполни-ка мне его тем же, – потребовала она.

Я взял её стакан, принял заказы: виски, сок для Ольги и два кофе – для меня и Светланы – и прогулялся до стойки.

Получив свой напиток, девица выдала нам тайну Эдика.

Оказалось, что Эдик был всего-навсего организатором и вдохновителем мелкой шайки изготовителей синтетических наркотиков, и по нему уже давно плакала кутузка. Вот и все сведения. Мне, правда, было непонятно, почему того, что мы узнали за стакан виски, не могут узнать правоохранительные органы, а если они всё знают, то в чём заключается трудность накрыть лабораторию. Хотя, с другой стороны, можно ли доверять сведениям, полученным у полупьяной девицы в девять утра в баре за стакан виски? Я бы таким сведениям не очень доверял. Но я же не Ольга. Она, напротив, скорчила серьёзную мордашку, кивнула головкой и поблагодарила осведомительницу. А когда мы покинули бар, всё с тем же серьёзным видом подытожила, что "этого достаточно".

Мы поехали в гости к Эдику. Меня, признаться, разбирал смех, когда я глядел на серьёзные личики своих попутчиц. Но когда Ольга заявила, что я пойду с ней, мне стало не смешно. Но что мне оставалось делать? Только проклинать себя за свою мягкотелость и за то, что я до самого последнего момента не верил в серьёзность их намерений.

– Мне уже надоела вся эта канитель, – заметил я, поднимаясь с ней на лифте на седьмой этаж.

В ответ она сунула мне в руки свой газовый пистолет.

Позвонив в дверь, девица скроила озабоченную физиономию и замерла перед глазком. Дверь отворилась, и мы увидели слегка удивлённую физиономию хозяина квартиры.

– Не ожидали? – вежливо спросил я, сунув ему под нос пистолет. – А мы вот к вам в гости. Надеюсь, вы один?

Я медленно наступал на хозяина до тех пор, пока мы не прошли в комнату, и позади него не оказался диван, на который он и плюхнулся. Краем глаза я видел, что Ольга, как девушка, поднаторевшая в налётах, уже закрыла дверь и заперла её на все засовы. Потом она встала рядом со мной, подозрительно озираясь по сторонам и переминаясь с ноги на ногу, словно ожидая команды на разгром квартиры. Я же начал свою обвинительную речь.

– Нам известно, что вы занимаетесь производством синтетических наркотиков. Мы знаем, где находится лаборатория, и знаем сеть распространителей. Всю информацию мы изложили в письме, которое немедленно отправится в компетентные органы, если с нами что-нибудь произойдёт и если мы не получим обратно известную вам шкатулку. Надеюсь, я ясно изложил ситуацию?

– Ясно, – произнёс после короткого молчания обвиняемый. – Мне ясно, что скоро, – посмотрел он на часы, – приедут мои парни, и вы будете горько сожалеть, что явились ко мне.

– Очень хорошо, что они явятся сюда. Милиция как раз всех и накроет.

– Руки у них коротки, – усмехнулся Эдик. – За мной такие люди стоят, что менты мне только честь отдадут, и сами будут моим товаром торговать. Я на наркоте имею столько башлей, что всё МВД куплю. Вы ещё пожалеете, что связались со мной. Вход в мою квартиру под наблюдением скрытой камеры. На вашем месте я бы рвал отсюда…

– Ну, хватит нести ахинею, – перебила его Ольга. – Где наша шкатулка?

– А ты-то что так беспокоишься? – удивился Эдик. – Боишься, что твоя двинутая сестрёнка ограбит тебя и сбежит с побрякушками, как собиралась?

– Я не желаю тебя слушать. Где наша… Шурик, да вот же она! Метнулась Ольга к небольшому столику в углу и схватила какую-то вещицу.

Я отвлёкся, посмотрев на девушку, и в этот момент ненормальный Эдуард бросился мне под ноги. Я не удержал равновесия и рухнул на спину. Между нами завязалась возня, во время которой опрокинулся тот самый столик, на котором Ольга обнаружила шкатулку, а вместе со столиком и стоявший на нём подсвечник – тяжёлый, бронзовый, старинный подсвечник. Мой противник дотянулся до него быстрее, чем я до выпавшего из моих рук пистолета. И в тот миг, когда Эдуард занёс над моей головой тяжеленный канделябр, Ольга ударила его хрустальной вазой по хребту. Эдик оглянулся, и в этот момент, словно наказывая его за чрезмерное любопытство, хрустальная ваза обрушилась на его голову. Ваза раскололась надвое. Голова, кажется, нет – из-за обильной крови, хлынувшей на ковёр, я ничего не могу утверждать. Мой противник замер на полу.

– Я убила его! – ошеломлённо произнесла девушка.

– Ты спасла мне жизнь, – нагнулся я над распростёртым телом, стараясь понять, тело это ещё или уже труп. – Надо вызвать "скорую", – сказал я, так и не разобравшись. – Ты слышишь? – посмотрел я на Ольгу.

Она меня услышала и, направив свой газовый пистолет мне в грудь, тихо произнесла:

– Прости меня Саша, но ты останешься здесь.

– Ты с ума сошла?

Сказать, что я был ошеломлён, значит, ничего не сказать. Ольга явно не шутила…

13.

Публика в нашей камере подобралась наимилейшая и представляющая все возрастные категории нашего общества.

Словоохотливый старичок благообразного вида рассказал мне, что сам он сидит за драку с соседкой, случившейся из-за её нахальной кошки. Он же поведал, что угрюмый гражданин средних лет пострадал за сопротивление работникам милиции, после того, как те попытались совершенно необоснованно отправить его в медицинский вытрезвитель. А покашливающий молодой человек с тихой гордостью сам мне сознался, что попал в камеру за хулиганство, не раскрыв, правда, в чём же оное выражалось. Он попросил меня сделать ему наколку на пальцах и груди, на что я неопределённо покивал головой и похлопал его по плечу, дескать, посмотрим, братан.

Встретили меня сокамерники весьма дружелюбно. А узнав непонятно каким образом, что меня обвиняют в зверском убийстве, вошли в моё положение, не стали докучать назойливыми вопросами и даже старались вести себя потише, не мешая моему мыслительному процессу. А мне было над чем подумать после всего приключившегося со мной за последнюю неделю. Старичок, правда, успокоил меня, сообщив, что в СИЗО, куда меня скоро отправят, отношение ко мне тоже будет неплохое, как и ко всякому, кто ходит под "вышкой". но подумать мне всё же не мешало, тем более, что выдалась такая прекрасная возможность никуда не спешить.

В буквальном смысле сидя на нарах, я вновь и вновь вспоминал наше с Ольгой знакомство, все эти поездки, метания. Ночи тоже вспоминал… Её улыбки – такие разные – от застенчивой до стервозной. Её бесподобные словечки и наше с Олей прощание…

Увижу ли я её ещё когда-нибудь? И что станет теперь со мной? А с ней? И со Светланой?

Я не мог и не хотел поверить, что потерял Ольгу, что не услышу больше её звонкого голоса, и не встречу взгляда широко распахнутых глаз, то смеющихся, то печальных, то гневных, то любящих. Я не мог ошибиться, я видел её любящие глаза. Я не мог поверить в то, что расстался с Ольгой навсегда, вспоминая всё снова и снова…

Когда Ольга направила на меня свой пистолет и сказала, чтобы я не приближался к ней, я воспринял это как глупую, неуместную шутку.

– Ты с ума сошла? Убери пистолет, он же выстрелить может, – спокойно заметил я.

– Прости, Саша, но ты останешься здесь, – твёрдо повторила Ольга, глядя на меня с отчаянием и даже не с жалостью, а с непередаваемой болью и тоской в глазах. – Прости, но так нужно

– Кому нужно? Что ты несёшь? – До меня вдруг стало доходить, что она совсем не шутит. – И что, значит, останешься? – сделал я ещё шаг.

– Не подходи. Прошу тебя, умоляю, Сашенька, не подходи. Не вынуждай меня стрелять, – со слезами на глазах взмолилась она.

Я остановился. И испугала меня не её "игрушка". Я боялся, что она расплачется. В тот миг, я меньше всего думал о пистолете. Просто я обещал, что никогда больше не доведу её до слёз. И дело тут совсем не в моей сентиментальности. Не настолько уж я чувствителен. Я просто не хотел, чтобы она плакала. Я не вынес бы её слёз. И я остановился.

– Ну хорошо, Оля, я стою, успокойся. Но нужно вызвать "скорую".

– Потом, Саша, – всё так же жалобно смотрела она.

– Когда, потом? Нужно срочно…

– Нет, – перебила она. – Посмотри на него – ему уже не поможешь. А я не хочу в тюрьму. Я знаю, что я плохая, что я дрянь, но в тюрьму я не пойду. Ты знаешь меня – я лучше умру. Я не хотела его убивать. Я и сама не знаю, как это получилось, но он замахнулся на тебя…

– Мы так и скажем, – перебил я её. – Это была необходимая оборона. Найдём лучших адвокатов…

– Нет, Саша, не уговаривай меня. Пусть даже всё так, но я не пойду в тюрьму даже на час.

– Всё будет хорошо, я обещаю тебе это. Ты же знаешь, что я всегда выполняю свои обещания. Скажем, что это я расколол ему череп, защищаясь, выкрутимся.

– Нет, Сашенька, – помотала Ольга головой. – Ты ни в чём не виноват. Это я тебя втянула, мне и отвечать… Так даже лучше… Я скроюсь и меня никто никогда не найдёт. Не перебивай меня, Саша. Ты прости, но пришло нам время расстаться. Я так решила, а ты всего не знаешь. Прости меня. Это ведь я собралась сбежать с бабушкиными драгоценностями. Придумала Светка, а я вот сбегаю. Ты не думай о ней плохо, она это не со зла. Просто она очень застенчивая и всегда завидовала тому, что я бойкая. Вот она в одной компании, где был и этот Эдуард… Вообще-то она не любительница компаний. Ты уж будь с ней понежнее, она хорошая, и ты ей очень нравишься… Так вот, она в той компании, чтобы как-то выделиться, ляпнула, что у бабушки есть жутко дорогие драгоценности, а она собралась их выкрасть и сбежать, мол, вот она какая авантюристка. Даже тогда сказала ему, что она – младшая сестра, а я – старшая. Ну а я не стала его в этом разубеждать. А потом, когда он всерьёз хотел затащить её в постель, она испугалась и стала самой собой и притворилась такой холодной и недоступной, а на самом деле это всё её застенчивость. Он так и не узнал, кто из нас на самом деле старше… Когда Светка рассказала мне о своём плане, мы с ней только посмеялись. А недавно мне в руки попал каталог "Сотбис". И на меня как нашло что-то, когда мы с ней прикинули настоящую стоимость табакерки. А тут ещё к нам в издательство приехал партнёр из Германии – Пауль. Мы готовим для них перевод одной книги о культурных ценностях России XVIII века. Ну, я ему и намекнула, что есть не только книга, но и сами ценности. А он оказался тот ещё тип. У него свои перекупщики по всему свету. В общем, связи большие. Он ждёт меня сегодня в Вене. Так-то вот, Саша. Если можешь, не держи зла. И пусть Света простит меня за то, что я её подставила, стащила загранпаспорт, купила билет на её имя и под её именем улечу. Ты скажи ей, что я потом вышлю паспорт. Не перебивай меня, Саша. Это всё, чтобы замести следы… Она не хотела, чтобы я уезжала. Я и сама не знаю, как теперь буду одна – без неё, без бабушки… С родителями-то я там увижусь, найду способ… Без тебя… Знаешь, ещё сегодня утром, ещё вчера я сомневалась – стоит ли уезжать. Я так привыкла к тебе. Мне с тобой так хорошо, спокойно. У меня никогда ещё так не было. Правда.

Ольга замолчала, перевела дыхание.

– Если бы не он, – кивнула она на Эдуарда, – я, может, и не уехала бы. А теперь всё. Отступать некуда. Или менты посадят, или его дружки пришьют. Я ведь его обокрала, когда была у него здесь. Деньги нужны были. И взяла компенсацию, за его приставания к нам. Видишь, Саша, какая я дрянь. И тебя подставила, и Свету, и себя. Прости меня, Сашенька, если сможешь.

– Да чёрт с ним. Не нужно тебе никуда уезжать. Ну подумай сама, Оля. Куда ты поедешь, зачем? – Я снова шагнул к ней.

– Нет, Саша, – отступила она назад. – Я уже всё решила. Помоги мне ещё раз. Пока они будут с тобой разбираться, я скроюсь. Ты не бойся, Сашенька, я напишу ментам и объясню, что одна во всём виновата. Всё, прости и прощай, Саша.

Она ушла. Я остался.

Я слышал, как Оля заперла дверь снаружи. Я знал, что не смогу её удержать. Все мои слова не имели значения. Потому что она так решила. И всё тут. И точка. Это – Ольга. В тот момент я готов был взять всё на себя, лишь бы она не пострадала. Я не представлял её в клетке. Я не хотел, чтобы она уходила. Не хотел разлучаться даже на миг. Мне всегда трудно расставаться с людьми, к которым я привыкаю. Наверное, потому, что я очень долго схожусь с людьми и ценю эту близость. Близость с Ольгой в тот момент я ценил больше всего на свете. Но нам, видимо, не суждено быть вместе. Она поняла это раньше меня. А я… Мне её не хватало. Сколько осталось недосказанным. Да всё главное!

Я плохо помню, что было дальше. Словно провал в памяти. Кажется, я кинулся к окну, чтобы увидеть её ещё раз, прокричать те слова, которые должен был сказать раньше, которые люди всегда оставляют на потом, не подозревая, что это "потом" никогда не наступит. Я видел, как она нырнула в машину и рванула с места. Затем я, кажется, звонил или пытался открыть дверь? Я не знал, мёртв ли Эдуард, впрочем, это – да простит он меня – в тот момент не сильно меня волновало. Да. Я попытался открыть дверь, беспокоясь, что врачи не смогут попасть в квартиру и возникнет глупая ситуация. Меня волновала тогда глупость ситуации!