скачать книгу бесплатно
И понеслось. Особенно жару добавило то, что Люся, пытаясь пробиться к выходу, старалась объяснить «шкафу», что ей срочно необходимо в операционную и что там сейчас погибает пациентка, которой жизненно необходима хирургическая помощь. Двухметровый гигант весом далеко за сто килограммов колыхал брюхом, выпирающим через межпуговичное пространство, ревел с мощью взбирающегося в гору БЕЛАЗа, потерявшего глушитель. Орал он преимущественно матом и в основном угрозами – вплоть до физической расправы.
Люся работала врачом не первый год и видела многое и разное, поэтому без разбега рявкнула, что если он ей будет мешать выполнять профессиональные обязанности, то она вызовет ОМОН и ему самому понадобится специализированная медпомощь, которую он получит не в их клинике, а где-нибудь в спецприемнике. От неожиданности «мастодонт», попятившись, зацепился за ножку стула и сел на кушетку, прямо на лабутены своей дамы. Раздался жуткий хруст, перекрываемый диким матом уже в исполнении колоратурного сопрано.
Суть самой жалобы состоял в том, что она, Крылова Л.В., оставила некую Козловскую М.И. в условиях, угрожающих ее жизни, и своим поведением спровоцировала получение травмы Мартыновым Н.Н. Теперь этот Мартынов Н.Н. требовал самого тщательного расследования и жесточайшего наказания Крыловой Л.В. вплоть до лишения ее врачебного диплома. Последнее предложение выглядело незавершенным, по-видимому, этот Мартынов Н.Н. хотел, чтобы ее расстреляли или сожгли на костре, но вовремя остановился, возможно, вспомнив, что отечественное законодательство не поощряет призывов к смертоубийству.
Шорину они тогда спасли – убрали большую часть желудка и смогли провести реинфузию крови. Над ней шаманили и колдовали лучшие спецы клиники, и она выжила. Ее выписали через две недели после операции. С гемоглобином шестьдесят и блаженной улыбкой на прозрачном до голубизны лице. На дрожащих от слабости ногах, с призывами обрести истину она отползла к своим братьям и сестрам.
В день ее выписки в отделении с облегчением вздохнули абсолютно все. Должно быть, у нее голова и раньше была не самым сильным местом, а после такой кровопотери и вовсе все стало плохо. За проведенное в больнице время она активно, с фанатичным блеском в глазах пыталась обратить в «правильную, истинную» веру каждого встречного и поперечного, но сил было маловато и на длительные уговоры ее не хватало. Соседки по палате жаловались, одна даже пообещала придушить иеговистку подушкой, но обошлось без криминала, поэтому проводы были дружными и радостными.
Теперь предстояло писать объяснительную. Людмила, вздохнув, набрала номер терапевта. Сергей Парамонович, услышав ее голос, радостно запыхтел в трубку, но, услышав про «лабутены», сразу скис, стал что-то мямлить, мол, много работы, и сейчас ну никак не может говорить и обязательно перезвонит… при первой возможности.
– Ну, что, – поднимая голову от истории и криво ухмыльнувшись, поинтересовалась Софья Тимофеевна, – слился «колобок»?
Прикусив губу, Люся кивнула.
– Шкура, – коротко дала ему характеристику Тимофеевна и вновь углубилась в писанину.
Люся была зла до крайности. Хорошо бы сейчас написать заявление об уходе, швырнуть его на стол, собрать вещи и уйти куда-нибудь далеко-далеко… Но дома Оленька, Поленька и мама… Их надо кормить, одевать, учить, маме нужны лекарства, и еще бензин… надо сегодня заправиться или пораньше встать завтра… Нет, завтра Оленьку вести в садик, а сейчас надо позвонить узнать, как там Поленька…
Мама позвонила первая и радостно сообщила, что все хорошо и температура больше не поднималась, дите носится по квартире и требует то поиграть с ней, то покушать, то почитать, то мультик посмотреть, то звезду с неба – и сейчас она с ней сойдет с ума. Врач еще не приходил. И еще зачем-то звонил Александр I, спрашивал, когда она будет дома. Радостный визг Поли привел к стремительному завершению разговора.
Александр I был отцом Поленьки и первым мужем Люси. Страстный роман – скоропалительный брак и такой же быстрый и безболезненный развод. Они оба вовремя пришли к обоюдному согласию, что поторопились, и, когда улеглись «африканские» страсти, расстались мирно, без обид и претензий друг к другу. Он исправно платил алименты и помогал в воспитании Поленьки, правда, несколько болезненно воспринял следующий брак и рождение Оленьки – но пережил. Александр II был полной противоположностью первого, хозяйственный до мелочности, педантичный до тошноты, нудный до крайности. И семейная жизнь с ним закончилась еще быстрее чем с Александром I. Второй «бывший» тоже исправно платил алименты, требуя ежемесячный отчет о каждой истраченной копейке. Через три месяца после развода Люся открыла на Оленьку накопительный счет, куда он переводил деньги. Через полгода он его проверил, посчитал набежавшие проценты и сообщил, что в какой-то месяц уменьшит сумму алиментов. Люда тут же пообещала выцарапать ему глаза и разбить его новый форд, а мама поинтересовалась «на каком дне она это нашла?» Больше к финансовому вопросу они не возвращались. Александр II являлся к ним каждое воскресение ровно в двенадцать ноль-ноль, и унылая Оленька ждала его у двери, полностью экипированная для прогулки, с которой они возвращались ровно в четырнадцать ноль-ноль, а дальше все жили спокойно и счастливо до следующего родительского воскресенья.
Решив, что первому перезвонит позже, Людмила села писать нечто захватывающее по содержанию с интригующим названием «Объяснительная». Закончив опус, она протянула его на проверку «третейскому судье» Тимофеевне.
– Эх, сколько я за свою жизнь объяснительных написала, – водружая на нос очки, сытой кошкой промурлыкала та и углубилась в чтение.
В ординаторской стоял ровный гул, говорили все сразу и в основном о доме, своих близких, о прошедшем летнем отдыхе и о том, что все хорошее заканчивается слишком быстро. Затем разговор, как обычно, вернулся к работе, пациентам, начальству, новым приказам и новым перестановкам в администрации, что бывало уже не раз, и кроме появления нового начальственного лица с огромным окладом и такими же амбициями ничего больше не менялось.
Вердикт Тимофеевны по поводу объяснительной был однозначен: изложенная история производила душераздирающее впечатление, но результатом будет то, что ей, как приговоренной к смертной казни через повешенье, веревку, крюк и табурет предоставят, а вот мыло – нет, ну если только за счет самой приговоренной.
– Ну и славненько, – согласилась Люся. – Люблю помучиться, и, знаете ли, София Тимофеевна, «семи смертям не бывать, а одной не миновать». Но все равно спасибо за участие.
После работы была гонка по магазинам, давка в общественном транспорте, детский сад и снова общественный транспорт, но теперь кроме тяжелых пакетов на ней висела рассказывающая о своих «садиковых» делах Оленька. Это помогло принять окончательное решение: заправить машину необходимо сегодня, только позже, когда схлынет основная масса едущих с работы.
После ужина очень хотелось рухнуть на диван и тихо умереть, но гвалт, стоявший в доме, не давал на это никакой надежды, поэтому, решив из двух зол выбрать наименьшее, она оставила маму на растерзание двум девицам и уехала заправляться.
До бензоколонки оставалось совсем немного, когда неизвестно откуда вынырнула кошка, видимо, решившая, что ей незамедлительно надо на другую сторону и очертя голову бросившаяся бежать через дорогу. Удар по тормозам, и как эхо, только сильнее, – удар в багажник. Кое-как отстегнув ремень безопасности, Люся с трудом открыла заклинившую дверцу и вылезла из машины. Результат увиденного позволил сделать однозначный вывод: ее «ласточке» полный кирдык – это была плохая новость, хорошая – она сама жива и целая. Задней части машины практически не было. То есть на самом деле она была, но теперь вся вместе с запаской находилась в салоне. Огромный джип и остатки ее средства передвижения теперь представляли собой единое целое. Разглядывая стихийно возникшую конструкцию, она успела подумать, что это напоминает трансформер из известного блокбастера.
В это время из джипа вылез огромный мужик лет тридцати пяти с окладистой бородой, без которой его можно было бы принять за бойфренда девицы в лабутенах.
– Я прямо притягиваю мутантов, – обреченно пробормотала Люда, доставая мобильный и включая запись на диктофоне. – Сейчас орать начнет…
– Ты, что коза драная, – реванул «мутант», нависая над Людмилой всей массой, – берега попутала? Ты где права купила? Ты знаешь, на какие бабки сейчас попала?
– Вы не соблюдали дистанцию…
– Закрой рот, пока я говорю! Ты, что дура, еще в полицию будешь звонить? Да ты у меня сейчас рядом со своим мусором ляжешь…
Он схватил ее руку, сжимающую телефон, и выкрутил за спину.
Полицейская сирена взревела неожиданно и совсем рядом. Мутант ослабил хватку, но руку не отпустил. Рядом с ними, взвизгнув тормозами, остановилась патрульная машина. Полицейские оказались людьми неторопливыми и весьма нечувствительными к страданиям материально благополучного хама. Они с первого взгляда оценили тот «дружеский» захват, который здоровяк демонстрировал на женщине в два раза меньше его, и безошибочно угадали в нем хозяина джипа. Старший из патруля был тоже весьма габаритным, и то, что он являлся представителем власти, добавляло ему вес.
– Вы даму то отпустите. Мне почему-то кажется, что она вам не родственница и не жена. И документы попрошу, – голосом, не предвещающим ничего хорошего, произнес он, предварительно представившись младшим лейтенантом Петровым.
«Мутант», отцепившись от Люси, размахивая руками и горячечно комментируя, как некоторые лахудры покупают права и чем это все заканчивается для порядочных водителей, направился к своей машине. Люда решила, что не ошибется, приняв слова о лахудре на свой счет, а бородатый, естественно, – порядочный водитель, на которого она напала багажником свой «старушки».
– Простите, а вы случаем не доктор? – заглядывая ей в лицо, запинаясь произнес второй патрульный и тут же козырнул. – Сержант Симонов.
– Да, в семнадцатой больнице в отделении второй хирургии работаю.
– О, так это вы с нашего отделения моего друга оперировали. Я вас как в белом халате представил, так сразу и узнал. А мы как раз объезд делали и заодно на заправку заехали. Вы ГАИ уже вызвали?
– Не успела, он не дал…
– Так, вы не волнуйтесь, накиньте на себя что-нибудь и заберите все из машины. Тут
бензином пахнет. Как бы ни полыхнуло чего.
Вызывая по рации ГАИ, он направился к хозяину джипа, который продолжал что-то яростно доказывать старшему.
Людмила, решив, что не стоит давиться за лавры Жанны д’Арк – гореть заживо весьма сомнительное удовольствие, – нырнула в салон и, схватив сумку, стала быстро заталкивать в нее всю мелочь, до которой могла дотянуться. С поставленной задачей она справилась быстро и, отойдя от машины на приличное расстояние, набрала мобильный Анны, заодно наблюдая за троицей. Бородач активно размахивал руками, периодически то пятерней тыкая в ее сторону, то стуча массивными кулаками себе в грудь. Патрульные, не проявляя никаких эмоций, внимательно слушали. Зазвонивший мобильный отвлек ее от момента, когда лейтенант Петров что-то шепнул водителю джипа, и тот вдруг сдулся и затих.
– Ань, привет, я тут в аварию попала. Даже до заправки не доехала. Жива. Здорова. В меня въехали. Короче, машина восстановлению не подлежит. Можешь подъехать? Мне пакетов для вещей не хватает. Все. Жду. Только маме не говори.
Она быстро свернула разговор, так как к ней направлялись резко загрустивший бородач и патрульные.
– Лейтенант Петров, – вновь представился старший. – Господин Илонов, он же отец Даниил, признал свою неправоту и, так как является истинным христианином… Я не ошибаюсь, батюшка? В знак искупления просит принять вас, Людмила Викторовна, материальную компенсацию, а также берет на себя все хлопоты по утилизации того, что ранее было вашей машиной. А еще он обещал никогда не оскорблять женщин и особенно врачей. Батюшка, я ничего не упустил?
– Если Людмила Викторовна сообщит мне номер телефона, я сразу переведу всю сумму и компенсирую моральный ущерб, который я ей нанес, подвергнувшись искушению ярости, – голосом, полным самого искреннего раскаяния, произнес бородач, изобразив благостнейшую улыбку из всех возможных.
Звякнув телефон, сообщив о поступлении денег на счет. Увидев сумму, Людмила тут же пришла к выводу, что она выбрала не ту профессию и, возможно, еще не
поздно принять постриг. Хотя нет. Дома ждут Оленька, Поленька и мама.
– Если не секрет, что вы ему сказали? – полушепотом поинтересовалась у сержанта Люся, пугаясь своей наглости.
– Задали вопрос, о чем сообщить в Священный Синод, на выбор: что мы нашли у него оружие или наркотики? А может, то и другое одновременно?
– Ерунду не городи, – одернул сержанта лейтенант. – Просто сказал, что сообщим о
– Ерунду не городи, – одернул сержанта лейтенант. – Просто сказал, что сообщим о недостойном его сану поведении. О, вон, смотрите, какую деятельность развернул. Уже и эвакуатор подогнал, и с гайцами договорился. Шустряк батюшка…
– Что здесь происходит? Почему нет скорой? Люда, ты ранена? Нет? У тебя точно состояние шока, аффекта, так бывает после аварии – я читала. А потом какая-нибудь гематома головного мозга – и все! Конец!
Патрульные с удивлением смотрели на ворвавшуюся в их круг взлохмаченную женщину.
– Это Анна, Анна Ильинична – моя подруга, и ее отец нейрохирург, – спокойно пояснила Людмила. – Ань, ты пакеты принесла?
– Какие пакеты? – усмехнулся лейтенант. – Ваша подруга в тапочках на босу ногу прилетела и в домашнем халате…
– Откуда вы знаете про халат? – насупилась Анна, плотнее запахивая пальто.
– Полы видны, у моей жены такой же. Вы бы лучше в такси шли, а то скорая ва?м понадобится, а не Людмиле Викторовне. А вы, если какие-нибудь накладки будут, – звоните. – Лейтенант протянул ей клочок бумаги с написанными цифрами. – Там мой и Сереги. Если батюшка попытается коленца выкидывать или еще какие проблемы – так вы не стесняйтесь. Чем можем – поможем…
Но Людмила уже не слушала. Сунув бумажку в карман, она схватила Анну в охапку и поволокла ее в сторону призывно урчащего двигателем такси.
– О, как здесь тепленько. А тапочки насквозь промокли – я только сейчас заметила, – сообщила Аня и клацнула зубами. Ответом со стороны водителя было включение печки на максимальную мощность. – Мариванне я все-таки позвонила, сказала, что у тебя двигатель заглох и ты меня попросила, чтобы наличные привезла, мол, пришлось эвакуатор вызвать, а они карточки не принимают, и ей не позвонила, чтобы не волновать. Девочки спят. И завтра нас ждет…
– Ничего хорошего, – спокойно произнесла Люда.
– …новая счастливая жизнь, – ее же тоном закончила Анна. – Каждый день – это новая жизнь!
– Или вечная память…
– Люська! Откуда пессимизм?! Сейчас приедем домой, Мариванна приготовит что-нибудь вкусное, хряпнем по глоточку винца – и баиньки. А завтра, вот увидишь, все изменится, и только к лучшему. И вообще, у меня уже несколько дней зреет замечательная идея.
У Люси от недоброго предчувствия сразу просветлело в голове, и учащенно забилось сердце. Анна была из того сорта людей, о которых говорят: «в тихом омуте черти водятся».
Обычно последствия ее «придумок» приходилось расхлебывать им обеим.
– Я уже все продумала, – продолжала Аня с тем же воодушевлением. – Тебе нужна новая приличная машина. И завтра мы ее купим. То есть куплю ее я, а ты будешь на ней ездить по генеральной доверенности. Вот. Как тебе моя мысль?
– Если честно – так себе. Ты хотя бы на секундочку представляешь, сколько может стоить машина и ее содержание?
– Во-первых, я не предлагаю покупать «Мазерати Леванте», а во-вторых, уж извини, содержать ее, девушка, будете вы сами, и бензин тоже, кстати, ваш. Короче, все делим пятьдесят на пятьдесят… ну примерно.
– Ты очень вольно обращаешься с математикой, – заметила ей Люся, – это первое, а второе: я на грани увольнения.
И пока они поднимались в лифте, она коротко и весьма красочно изложила историю с «лабутенами».
– Так именно сейчас новая машина актуальна как никогда: на ней же можно подрабатывать, – Анна ликовала. – Слушай! А что это тогда хрустнуло? Он ей ноги сломал?
– Каблуки… оба… и ими же получил травму мягких тканей ягодиц и… промежности.
– Это было больно, – впав в некую задумчивость, заключила Аня и тут же, встрепенувшись, добавила: – Но так ему и надо. Быстро ответочка за хамство прилетела.
– Анна, ты недобрая, – без осуждения в голосе сообщила ей Люся и достала ключи от дома. – Совсем не добрая, но сейчас я на твоей стороне.
***
Он читал. Сидел по-турецки на неудобном широком диване с высокой спинкой и подлокотниками и читал. Иногда выходил на кухню, чтобы попить воды или съесть бутерброд с сыром или колбасой. Ел стоя, торопясь, будто книга, оставленная им в комнате, уйдет, исчезнет вместе с пахнущим пылью диваном, торшером под бархатным абажуром, дающим такой мягкий, теплый свет, со всем этим домом, и он, переступив порог кухни, вновь окажется на улице – чужой и жестокой. Убрав за собой и тщательно вымыв руки, он почти бегом возвращался на свое, еще хранящее тепло место и вновь углублялся в чтение. Это был другой мир, другая жизнь, все как свежее дыхание, как яркий рассвет после беспробудно-черной ночи, как выздоровление после тяжелой болезни. Саня был счастлив. Уснул он лишь под утро, когда бледное и уже не несущее тепло осеннее солнце, вяло пробиваясь через стволы сосен и деревянное плетение оконных рам, с трудом проникло в комнату. Уронив голову на неудобный подлокотник и поджав длинные ноги к животу, он продолжал обеими руками крепко прижимать книгу к груди. Заплутавший солнечный луч скользнул по зачехленным спинкам стульев, задел край стола, подарил осторожный блик пыльным стеклам стеллажей и, пройдясь по краю спинки дивана, мягко покинул комнату, продолжив свой путь уже с наружной стороны дома. И комната вновь погрузилась в мягкий таинственный полумрак.
Он проспал до обеда, а проснувшись и наспех перекусив, уже не торопясь рассматривал открывшееся ему во всей красе книжное богатство. Многие обложки и авторы казались знакомыми. Доставая книги одну за другой, он пролистывал каждую и с первых глав вспоминал сюжет, героев и финал. Лихорадочно просматривал вещь до конца и, убедившись, что оказался прав, радовался как ребенок. К вечеру от переполнявших эмоций в голове немилосердно гудело и ухало, в ушах был странный гул, и перед глазами периодически появлялась черная пелена, мысли крутились в бешеной круговерти, тасуя всплывающие из ниоткуда изображения, больше похожие на старые помутневшие от времени фотографии, вновь проваливавшиеся в тягучий мрак забвения. Внезапно перед глазами всплыл яркий образ толстощекого, белобрысого, смеющегося во все горло карапуза. Саня пошатнулся, будто от удара. На мгновение ослепнув, он протянул вперед руку, стараясь схватить ребенка, и упал на пол.
– Саня, Саня, – раздался, как сквозь вату, приглушенный женский голос. – Вы живы?!
– Ну, конечно, он жив, – произнес другой голос, тоже явно женский.
– Может, пьян?
– Он не пьет.
– Это он так сказал, а чего ни придумаешь, чтобы произвести хорошее впечатление.
– Ему больше не надо было стараться, он уже и так его произвел.
– Девочки у вас все хорошо?
Аня, вздрогнув, как от удара, рванулась в гостиную и тут же встала грудью на пути Аркадии Сергеевны. Высокая и худая, та была похожа на сухостой с длинными, жилистыми руками вместо ветвей и узловатыми из-за артрита пальцами с ярким маникюром. Тонкие нити выщипанных бровей, от любопытства улетев вверх, остановились где-то у границ волос, собрав кожу лба во множество складок. Очки, чудом державшиеся на кончике носа, готовы были бежать впереди хозяйки. Видимо, вспомнив боевую комсомольскую юность, она рвалась вперед с напористостью ледокола, штурмующего вековые льды.
– У нас все хорошо. А что, собственно, произошло, Аркадия Сергеевна?
Анна стояла насмерть, решив ни при каких обстоятельствах не пропускать соседку на кухню, где Люся колдовала над их сторожем.
– Звонила Марина Игоревна. Знаете ли, она очень обеспокоена тем, что у вас здесь происходит.
Аркадия Сергеевна, и так на голову выше Ани, встала на цыпочки, стараясь
рассмотреть,
что же там на кухне происходит и почему ее туда не пускают.
– Мы с Люсей готовимся к шабашу, – таинственным шепотом сообщила соседке Аня.
– Чего?! – потеряв на мгновение свой музейный лоск, опешила Аркадия Сергеевна. – Какой шабаш?
– Будем вызывать духов. Но не волнуйтесь, никаких там жертвоприношений и поедания некрещённых младенцев.
Увидев, как мгновенно побелела соседка, Аня поняла, что с младенцами переборщила и семидесятилетнюю соседку вот-вот хватит удар, и тут же дала задний ход.
– Аркадия Сергеевна, все хорошо, я пошутила. Просто недавно нашла старую книгу о ведьмах и разной нечисти, теперь всякая ерунда лезет в голову.
– Анечка, – дрожащим голосом начала бывший музейный работник, сразу забыв о цели своего визита. – С такими вещами не шутят. С черной магией надо быть крайне осторожной. Я, конечно, ни во что такое не верю, но мало ли… Я, пожалуй, пойду, а то там Платон Петрович один… А зачем я заходила? А да, мама просила тебя позвонить…
– Ой, у меня же звук выключен, – вскинулась Аня. – Спасибочки, сейчас перезвоню.
Аркадия Сергеевна кивнула и с деревянной спиной, на негнущихся ногах двинулась к выходу. Анна закрыла за ней дверь и, на всякий случай для полной уверенности подергав ручку, вернулась на кухню.
Там была полная идиллия. Саня со свежим пластырем на лбу пил крепкий чай и ел бутерброд. Люся варила кофе, непрерывно рассказывая о разных вариантах течения амнезии, и дошла до момента, что полное ее излечение редко, но встречается, и память может возвращаться отрывками и постепенно, или полностью и внезапно, что бывает значительно реже.
– Я знаю точно, что меня зовут не Саня. Не помню, как, но точно не Саня, и еще у меня был… и, наверное, есть маленький сын…Тогда был маленький… Но, может, это был и не мой сын… Просто ребенок, но я его вспомнил…
– Я знаю, что нам делать, – Аня решительно прошла к столу и протянула Люсе свою чашку для кофе. – Мы возьмем у вас отпечатки пальцев. Люся, ты попросишь Александра I. Он же, кажется, имеет какое-то отношение к следственным органам…
– Патологоанатом…
– Ну вот видишь – это же где-то рядом. Он пробьет отпечатки по базе потеряшек – и вуаля! Все встанет на свои места. Саня обретет свое настоящее имя и прошлое.
