Глаз Дракона. Хранитель

Как только Таня дошла до заветного места, села не как обычно, а, сняв портфель, положила тот на асфальт, заняла место рядом (обычно она садилась прямо на траву, но сегодня не хотела портить школьную форму).

«Три минуты седьмого посидеть можно до половины девятого», – размышляла она.

Девочка смотрела на примятую траву, где ещё вчера располагалась. Какими далекими сейчас казались те мгновения, словно она и сама теперь была иной. Вдруг Таня увидела между травинками золотое сияние. Ненавязчивое, подмигнувшее ей лишь несколько раз и замершее, оно ждало её. Так долго ждало. И Таня, оказалось, ждала.

«Может, монета?» – проскользнула у неё глупая мысль, ей почему-то захотелось смеяться от того, насколько нелепо прозвучала эта догадка.

Таня протянула руку к сиянию и… достала маленький круглый камешек.

Он переливался золотыми и жёлтыми цветами, и испускал ровное яркое сияние. Этот камешек завораживал её, Таня не могла оторвать взгляда. Чудесные картины проносились перед ней: огромные небесные острова, дивные леса, каких не существовало на Земле, неизвестные ей животные, огромные разноцветные моря, океаны и их обитатели, очаровательные существа, славные и безупречные…

Времени до будильника оставалось много, девочка не планировала уходить отсюда, пока её не посетила пугающая мысль:

«Спрячь меня…» – ей показалось, что это – желание камня. Недолго думая, она засунула его в карман.

До этого момента Таня была так увлечена своим занятием, что и не заметила, как рядом появился кто-то. Спохватилась она вовремя: по дороге, дальше вниз, шёл какой-то мужчина. Встретить его, сидя прямо посреди дороги с камнем в руках, не хотелось. Почему-то раньше она не задумывалась о том, что тут могут ходить люди, когда проводила время здесь. Её щёки загорелись румянцем, невыносимо смущало, что она раньше не беспокоилась о такой элементарной проблеме. Вспомнить ни одного раза, когда бы мимо проходили люди, девочка не могла, казалось, таких моментов и вовсе не было. А такого быть не могло, раз уж и она порой пользовалась этим проходом, значительно сокращавшим путь жителям близлежащих домов. Словно на время, пока она находилась здесь, проход скрывался ото всех других. И почему-то ей подумалось, что так оно и было. И почему-то это осознание никак не удивило её.

Спешно собравшись, Таня поспешила убраться прочь, не придав значения тому, сколько времени, и не заботясь, что в школе придется полчаса точно оставаться одной. Впервые за долгое время, она почувствовала страх. Мужчина, следовавший за ней, выглядел подозрительно. А потом и вовсе перестал как-либо выглядеть. Девочка не могла и догадываться, что он следил за ней с того самого момента, как она пришла сюда. Что успел специально спуститься вниз по улице, чтобы не выглядеть слишком подозрительным, и немного подняться обратно, делая вид, что он, как обычный прохожий, решил сократить свой путь.

Девочке больше не хотелось оставаться здесь, её связь с этим местом оборвалась. Поэтому Таня поспешила к школе, чтобы оторваться от этого странного человека. Она не понимала, почему его образ расплывался перед её взором. Черты лица плавно преобразовывались, одежда находилась в бесконечном метании: меняя свои причудливые формы и цвета. Тане стало жутко. Ноги сами начали спешить, чтобы убежать от него как можно дальше. Что было не в порядке? Толи он, толи сама Таня начала сходить с ума. Мужчина, а девочка могла с уверенностью заявить, что это был именно мужчина, пусть и не знала, почему так думала, ещё какое-то время шёл за ней, а потом куда-то пропал посреди улицы. Растворился в воздухе. Исчез. Подсознание подсказывало, что, скорее всего, случилось что-нибудь более реальное, например, он повернул в другую сторону или, возможно, зашёл в подъезд.

Не один он беспокоил её. Что-то зловещее пряталось где-то совсем близко, так близко, что, казалось, могло без особых усилий схватить девочку в любой момент. Хуже лишь то, что такое зловещее что-то пряталось не одно. Словно тысячи глаз наблюдали за каждым движением Тани и хотели разорвать на кусочки весь мир из-за того, что никак не могли увидеть её.

Одно успокаивало: близкое душе Нечто теперь рядом с ней. Не давая убежать от давления злобы, её телом управлял кто-то другой, гордо подняв её голову к небу и запрещая рукам трястись. Таня видела всё через пелену незримого пространства. В голове бродили чьи-то чужие мысли. Ощущение, что она была отнюдь не тем, кто был нужен Ему, стойко сковало её душу. А это – страшнее любых чудовищ. Она была не Его, а Он не её – лишь воля случая свела их и теперь жалела об этом.

Таня долго потом пыталась понять, что это было и почему мысли её поглотил тот ужас, только так и не смогла выяснить, почему этот кто-то вселил в неё сомнения. Всё ждало впереди.

***

Как только Дмитрий вошёл в кабинет, стены слабо засветились зелёным. Он не обратил на это внимания: защита от подслушивания ничуть не смутила мужчину. Разговор предстоял тяжёлый: настолько большого отклонения от нормы даже директриса предположить не могла. А мужчина должен стать тем, кто сообщит ей пренеприятные новости.

– Не удалось? – спросила мисс Харингхтон, заранее зная ответ.

Если бы всё прошло успешно, Дмитрий Александрович вернулся бы через несколько минут после отбытия. Надежда на то, что его преследовали, пытаясь отобрать Его, а мужчина отбился, оставалась. Однако этому предположению суждено было остаться предположением. Их союзник, может, и успел бы перехватить Его до встречи с хозяином, которого обычно именовали Хранителем. Историк был отнюдь не безнадёжен в этом плане, сохраняя шанс исполнить дело. А всех их обвели вокруг пальца. Видимо, желая покинуть свою ссылку, Он использовал запрещённый сейчас влеко – один из приёмов влечения, что полностью подавлял волю подверженного воздействию существу. После Войны Мира, да, о таких законах он не знал, потому что стал ссыльным до неё, множество подобных, раньше широко используемых способов воздействия на мир были запрещены законами. И они сами виноваты в том, что не учли этого фактора. Мисс Харингхтон осознала, что Он использовал влеко, когда было поздно что-либо менять: Дмитрий Александрович уже отправился на задания, а Он появился в их мире.

– Нет.

Историк прошёл к столу и сел напротив женщины. Длилось молчание. Мисс Харингхтон отложила ручку, потому что должна была первоочерёдно выяснить итог, с которым им предстояло работать. Она сцепила руки, положив их перед собой на бумаги. Пробежалась глазами по кабинету, одновременно смотря на мир и ничего не замечая. Директриса спокойно проговорила:

– Хорошо, я так и думала, Дмитрий Александрович. Слишком поздно я сообразила, что Глаз использовал влеко. Это моя вина, я неправильно рассчитала время. Теперь у него новый Хранитель. Ничего страшного, союзник прибудет вечером и встреча должна состояться сегодня, я бросила клич, как только вспомнила о законе, который нарушил Глаз.

– Хранительница, а не Хранитель, если точнее, – Дмитрий Александрович надавил пальцами на переносицу – у него начинала болеть голова.

Каждая его фраза звучала как приговор. Каждое слово представало лезвием топора, бьющем по плахе. Лицо мисс Харингхтон вытянулось.

– Что? – переспросила она.

– Оливия, – он протянул руки к директрисе, накрыв её кисти своими. Дмитрий Александрович чувствовал, насколько сильно она поражена таким поворотом. Мужчина видел, как выражение её лица становится отрешённым, а мысли начинают наполнять голову. Эмоции медленно отступали: никакие тысячелетия жизни с людьми, никакое воспитание не могли подавить в ней сущность сердца. Прежде, чем Дмитрий убрал свои руки, погасив в ней некую незначительную долю крайности, оставив ей этим немного человеческих эмоций, он договорил: – такое случилось впервые, я понимаю. Хранительница, это достоверно. Через пару часов об этом будет знать всё магическое сообщество, дальше – больше.

– Кто эта женщина? – ровным голосом спросила Оливия, уверенная, раз Глаз выбрал себе мага Хранительницу, то она обязательно должна быть достаточно натренированной и мудрой.

Дмитрий покачал головой:

– Девочка. Ей от девяти до четырнадцати лет. Учится в сорок шестой школе. Я проследовал за ней к зданию.

Дмитрий выпрямился, посмотрел на бумаги под руками Оливии, документы из Совета. Он откинулся на спинку стула и ожидал вопроса. Отбить от девочки тёмных магических существ вышло не сразу. Силы в нём почти не осталось, мужчине хотелось отдохнуть после этого насыщенно сражениями утра.

– Надеюсь, она вас не заметила? Да и…

– Нет, не заметила, – прервал её реплику Дмитрий Александрович, – внешность вот, – продолжил он и подал директрисе листок. Девочка с длинными тёмными волосами, карими глазами и прямым носом, нечёткими очертаниями лица была запечатлена там. Скорее, это являлось чем-то по типу фотографии, на какой не был настроен фокус, и запечатлённая смазалась, потому что двигалась из стороны в сторону очень быстро. Только школьная форма на ней выглядела чёткой, только в такой ходили все ученики, а фигура, как и лицо, была не ясна. Остального по листку определить оказалось невозможно. – Как и всегда, внешность Хранителя изменялась. Это – самая частотная вариация. Может, отнимем?

– Дмитрий Александрович, я думала, вы знаете свой предмет, – подняла одну бровь директриса.

Она подумала, что он не знает главной загвоздки тут, и никак не могла предположить, что́ он сказал по-настоящему. Потому что такого от историка ожидать не могла.

– Да, вы правы, я знаю, поэтому предлагаю…

Оливия не дала ему закончить. Дмитрий знал, что директриса не согласится на такой подход, но должен был сказать. Должен был стать тем, кто предложит это, чтобы она сама никогда не задумалась о таком исходе.

– Даже не думайте! – выкрикнула мисс Харингхтон, поднимаясь. Возмущение бушевало, всё внутри неё протестовало против его слов. Волна злости нахлынула резко: – Она ещё ребёнок! – и затихла так же быстро. Оливия поняла, зачем он это сказал.

– Я понял, – Дмитрий устало улыбнулся, всё-таки его жест в начале позволил ей не стать первородным сердцем, какими становились сердца в моменты сильного потрясения. Первородные сердца были справедливыми, а эта справедливость могла их победить: в таком состоянии она рассудила бы дело не в пользу девочки. Мужчина, с улыбкой на лице, не пытаясь переубедить её в своих поступках, продолжал: – мисс Харингхтон, её нельзя там оставлять.

Директриса на минуту задумалась, присаживаясь обратно за стол и складывая листы с большими печатями ВСМС в стопку перед собой.

– В сорок шестой говоришь? – не переспросила, а размышляла вслух Оливия. Дмитрий сразу уловил эти нотки и не стал повторять. – Помнишь Лидию?

Историк на секунду задумался, говорит она об одной из учениц или о ком-то из их знакомых? С памятью Оливии на людей было сложно тягаться, от этого же порой сложно было понимать, о ком идёт речь. Вспомнив, о каком городе они говорят, понял, что директриса имеет в виду городского стража. И, чтобы убедиться, спросил:

– Сцитию?

Сцитиями называли существ, которые профессионально занимались противоядиями. А Дмитрий Александрович имел в виду одну конкретную сцитию, члена ВСМС, Облачную Лидию. И он не прогадал.

– Она там директор, – кивнула Оливия, – надо бы связаться…

***

День выдался радостным: захватывающие встречи закружили Таню. Она забыла о камне, совсем как о сне, исчезающем из-за слишком яркого начала дня.

Он сбежал из её мыслей, растворяясь где-то на самой границе сознания. Он забрал с собой все воспоминания о проведённом лете и все разговоры об этом крал ещё до того, как они собирались начаться. Девочка не догадывалась, что вокруг неё прямо в этот день выстраивается другая стена. Крепче и мощнее той, какую она с друзьями начала разбирать. Незримое вмешательство переворачивало её жизнь с ног на голову, пока она сама, не замечая того, верила: всё возвращается в положенное ему русло.

Её занимали обычные переживания. Как построятся отношения с новыми учителями, почти весь состав которых решили сменить в этом году? Как отделаться от соседства с хулиганом, куда её посадили, как того, кто мог бы подавать правильный пример? Как вытерпеть до начала следующего дня, в котором она сможет снова увидеться с Дашей. Та сегодня занялась ритуальным для себя делом: пошла выбирать кружки́, где ей бы захотелось провести пару недель в этом году. О ней, как думала Таня, должны были ходить легенды: Даша посетила абсолютно все секции и другие места для проведения досуга в их городе и соседних по нескольку раз, причём ничем серьёзным это ни разу не закончилось. Сама Таня держалась стабильнее: несколько лет училась в музыкальной школе. Хотя пару раз под напором подруги ходила с ней на разные активности, пусть нигде и не задержалась надолго. Её же занятия фортепиано начинались только с конца следующей недели, в чём сохранялся особый шарм. Девочка скучала по стенам классов, в каких рождалась музыка, и с долей приятной истомы предвкушала своё возвращение.

Таня без раздумий добралась до дома самым коротким путём, минуя место, что манило её весь прошедший месяц. Она в нём больше не нуждалась.

Девочка погрузилась в свои обычные дела: лето закончилось, с ним ушло и то, что спасло её от странного, нового для неё, чувства ненужности. Казалось, то преследовало её всегда, и лишь тогда стало явным, а сейчас зарылось в мишуре, позволяя девочке полюбоваться оболочкой ненадолго.

Этот промежуток бездействия закончился уже скоро – на следующий день, когда неотвратимый механизм заработал.

На последнем уроке незнакомая учительница, слишком загадочная в плохом смысле (от неё, почему-то, веяло угрозой, хотя самой Тане не хотелось так это воспринимать), проводила с их классом беседу. Девочке стало не по себе, когда та рассказывала, что не следует брать на улице вещи, которые были оставлены или забыты другими. А если взяли, то следует рассказать об этом взрослым. Воспоминания о золотом сиянии сами собой всплыли в голове. Интересно, входили ли своеобразные камни в категорию «предмет, который был оставлен на улице для того, чтобы принести вред»? Вряд ли. Словно зная, о чём подумала Таня, учительница спросила: «Никто не хочет ничего рассказать?» – и сурово посмотрела прямо в её глаза. Девочка вздрогнула.

«Почему на меня? Наверное, мне показалось, – мысленно постаралась Таня успокоить саму себя. – Она смотрела на всех. Нет, точно не на меня…»

– Слушай, Кать, что ведёт эта учительница? – услышала Таня свой голос, когда все расходились по домам, а та удачно проходила мимо её парты.

Девочка сказала это быстрее, чем узнала, что говорит она. Внутри расцвело желание как можно меньше встречаться с этой женщиной. Катя, к кому она и обратилась, была тем человеком, который враз выучил всех учителей. Этому способствовало и то, что её мама работала учительницей (одной из немногих оставшихся после смены коллектива). И то, что у неё была превосходная память, распространявшаяся, правда, только на какие-то не особо важные пустяки, вроде чьего-то дня рождения или даты встречи с человеком, который здоровается с ней, в лучшем случае, два раза в месяц.

– Лидия Владимировна? – переспросила Катя (Таня кивнула, застёгивая свой портфель: уроки закончились – все собирались расходиться. Кажется, когда представляли выступающую, это имя прозвучало). Катя, мотнув головой из стороны в сторону, на всякий случай проверяя, нет ли той самой Лидии Владимировны рядом, два её хвостика – излюбленная причёска, несколько раз взметнулись в такт её движениям, забавно подпрыгивая. Той не оказалось, поэтому девочка со спокойной душой объявила: – Она наш новый директор.

– А-а, – протянула Таня, роясь в памяти. Нет, такой директрисы она не знала, – ладно, спасибо, – девочка машинально обняла подругу, протянувшую к ней руки, голова её была занята другим. – Я пойду, увидимся завтра, – растерянно прошептала она, надела на плечи портфель и вышла из класса, смущённо оглянувшись.

Смятение завладело ею. Какое-то двойственное чувство преследовало её. Когда Катя сказала, что женщиной была директриса, что-то знакомое – какой-то поверхностный образ – всплыло наружу. Глаза отказывались верить, что эта женщина тот же человек, какой занимал эту должность вчера, она видела её впервые в жизни. Тёмно-вишнёвое каре, видимо, за день отросло до пояса и сменило цвет на тёмно-коричневый. Нижняя часть лица изменилась до неузнаваемости, разрез глаз стал иным, хоть цвет их и сохранился.

«Как я могла забыть? Она выступала на линейке. Странно… Показалась мне совсем другой… – задавалась вопросом Таня, и сама отвечала на него: – Конечно, я забыла. Много новых людей… Но директор! Ладно, я накручиваю себя. Забыла, с кем не бывает?» – сбивчивые мысли никак не хотели собираться вместе.

Голова почему-то начала болеть, и какой-то сладковатый запах донёсся до её носа.

– Эй! Осторожнее! – отрезвил её чей-то выкрик и несильный удар плечами, которыми они случайно столкнулись.

Таня, увлечённая размышлениями, врезалась в кого-то; не удивительно: в коридоре собралось слишком много спешащих куда-то детей. Ей зачем-то вспомнился день, когда она впервые остановилась среди многоэтажек, и смутный образ закружился в памяти. Вскользь девочка коснулась разгадки, что же случилось тогда? Она обернулась. Парень тоже обернулся, удивившись своему резкому тону. На долю секунды Тане показалось, что его глаза светились ярко-голубым цветом. Незнакомец улыбнулся, мол, извини, я немного погорячился, и пошёл дальше, дождавшись ответной улыбки девочки. Её губы неосознанно растянулись, словно она сказала: «Ничего, с кем не бывает, я не злюсь». Тане почудилось, что какая-то странная связь в этот момент образовалась между ними, что эту улыбку девочка увидит ещё не один раз. Но, пройдя пару метров, она поняла, что ни капли не запомнила, как выглядел тот мальчик. В мыслях она пыталась прокручивать его образ:

«Примерно моего возраста, волосы – точно не блондинистые; голубые горящие глаза… Стоп. Это безумие!»

***

– Как насчёт варианта Б? – поинтересовался Дмитрий, когда мисс Харингхтон вернулась из очередного экстренного заседания постоянных членов Совета.

На нём объявили, что Глаз вернулся из ссылки, снова оказавшись в их мире, почему следует в кратчайшие сроки найти нового Хранителя и призвать его к служению обществу. На официальном уровне тоже началось масштабное движение. Появление Его не оставило равнодушным ни одно магическое существо. Многие надеялись на Него, на Его защиту или на Его Силу, которую, так же, надеялись присвоить. А это значило лишь одно: теперь они должны быть первыми, кто вступит в контакт с неопытной девочкой-Хранительницей.

– Думаете, стоит? – с сомнением спросила Оливия, переводя свой взгляд на красный антимагический свёрток.

Он таил в себе страшную Силу, защищал собой мир от опасности своего первого осквернения Силы истинного света. Он скоро должен был отдать её в распоряжение получеловеку. Он скоро должен был решить его судьбу.

– Мне кажется, – историк развернулся на стуле к свёртку, он надеялся, что там не та, недавно пропавшая вещь, взбудоражившая всё магическое сообщество, – лучше перестраховаться, мисс Харингхтон.

Ему казалось, что он лично стал причастен к тому, что вещь из свёртка получит свободу. Он не ошибался.

– Пожалуйста, позовите Тима.

– Тима Стефенсона? – на усталом – не выражающем до этого ничего, кроме озадаченности и готовности вступить в бой незамедлительно, несмотря на свою истощённость – лице историка читалось удивление. Он не удержался и выкрикнул: – Он ходячая катастрофа!

Доверять этому мальчику ту самую вещь было равноценно подписанию ему смертного приговора.

– Дмитрий Александрович, по-моему, я просила его позвать, а не выразить ваше мнение о нём, – голос директрисы прозвучал низким: усталым и не услышавшим бы ни единого возражения.

– Да, извините. Но вы уверены, что именно его (Тима Стефенсона, его?!), – добавил Дмитрий тише, зато эмоциональнее, – вы хотите отослать на такую операцию?

– Мне кажется, или я уже озвучила вам своё решение? – Оливия снова становилась отрешённой. Несмотря на это некая доля возмущения проступила на её лице: – Не сделаю же я вас мальчиком лет десяти! – впрочем, она сразу взяла себя в руки и улыбнулась Дмитрию Александровичу с надеждой: – Желания быть полезным в нём много, вот и посмотрим, во что это нам обойдётся, порой, полезнее этого желания ничего не найти, сами знаете. Так что, я буду ждать здесь, – окончательно объявила директриса. Мисс Харингхтон, конечно, надеялась на лучший исход, но и в правильности своего решения не сомневалась: она всегда будет неподалёку, а вот с мальчиком обстановку необходимо срочно менять.

***

Таня смотрела вслед мальчику, не разбирая, как тот выглядел и во что был одет, и зачем ей на него смотреть? Она коснулась кармана на штанах, где лежал камень, и обомлела.

«Ого! Горячий?! – рука ощущала раскалённый жар, и нога тоже начинала его чувствовать. Девочка машинально попыталась вытащить камень, и, к радости, одёрнула себя вовремя: – Нет, тут его доставать нельзя».

Она опрометью бросилась к двери в конце коридора, за которой, почему-то была уверена, точно никого не будет. Зайдя, Таня оглянулась. Узкое длинное помещение поглотило её, скрыв от всех лишних глаз. Девочка нащупала на стене выключатель и нажала на него. Светодиодные лампы загудели – всё залилось ярким светом. Угрожающего вида комната оказалась подсобкой для хранения географических карт и всевозможных таблиц, которые вырисовались на стенах и прекратили походить на ошмётки чего-то внеземного. Таня резко вытащила камень, вскрикнув:

– Ай! – тот обжог ей руку – девочка выронила его.

Он поскакал по полу и очутился в самом дальнем углу помещения. Всем своим видом давая понять, что хочет, чтобы Таня пошла за ним, так ей казалось. Девочка неосознанно направилась к нему. А когда подняла по спине пробежала дрожь от страха.

«Беги…»

ГЛАВА 2 Городской страж, неконтролируемый оборотень и вампир

«Прошла неделя с тех пор, как с нами на острове живёт один мальчик. Он самый странный из всех, что я знаю. Возможно, потому, что я его совсем не знаю! Ужас, что творится на этом острове?! Сколько бы я не пыталась и с какой бы стороны не заходила, (не получается у меня!) не могу вытянуть ни у кого ни слова! Беспредел… Ничего, я всё равно всё узнаю, или я не Саша Берк!

Его зовут Тим, ему всего двенадцать лет! (Представляете? В нашу школу берут только с тринадцати! Неужели он перевёлся из Рассвета? Никогда раньше такого не случалось!)

Тим симпатичный (я бы сказала, красивый). У него длинные, ниже лопаток, огненно-рыжие волосы и глаза ясно-голубые. Он довольно высокий, примерно как я ростом, у него широкие плечи, но, как мне кажется, немного худощавый. Ещё Тим носит необыкновенные очки: с правой стороны оправы тех находятся две поменьше дополнительные линзы. Зачем это ему? Они нужны для его увлечения изобретательством? Хотела бы я знать.

Мисс Харингхтон сказала нам о нём лишь то, что бы мы ни в коем случае:

а) не давали ему предметы, которыми можно покалечить себя или других, особенно ножницы;

б) не спрашивали у него про его прошлое;

в) ни за что не раздражали и не злили его;

Для своей же безопасности.

Понимаете?! Для безопасности! Ну и ну… Что же это такое? Чем он опасен? Да… Это точно самая загадочная личность в нашем замке…»

Из дневников Саши Берк

«Беги», – прошелестело в её голове.

Тане показалось, что это – приказание камня. Она, широко раскрыв глаза от испуга, пристально смотрела на остывший голыш, не подававший никаких признаков «жизни». Девочка не хотела, но уверила саму себя: это он сказал. Это его желание (или приказ?). Все мысли вмиг разбежались. В её голове появился кто-то ещё. Этот кто-то просил, а, может, вынуждал её бежать. Таня почувствовала, как в ней нарастает безудержный страх, необъяснимая тревога расползалась по всему телу, заставляя колени и кисти подрагивать. За дверью послышалась какая-то возня – вот о чём её предупреждали: опасность, угроза, смерть.

Девочка находилась в самой обозреваемой комнате. Она судорожно пыталась сообразить: куда ей деться? В этой комнате находились только карты и таблицы, висящие на стенах. Не было больше ничего.

«Ни стола, ни шкафа, ни кучи какого-нибудь хлама… – пыталась размышлять Таня, мечась из стороны в сторону. – Хлама. Точно, хлама!»

Она, как только зашла, обратила внимание на огромную карту мира в пол, примерно её роста. Следует навесить рядом карт, скрутить большие и поставить рядом, сотворив относительно надёжное эфемерное убежище.

«Сейчас же!» – чужой грозный голос прогремел в сознании, торопя.

Голова откликнулась приступом боли. Таня сжала виски руками.

Голос помогает ей или собирается навредить?

Времени не оставалось! Таня отодвинула край карты, чтобы найти за ним спасение, с опасением оглядываясь на дверь. Тихий щелчок привлёк её внимание, звук походил на такой с каким отпирают дверь. Только вот замо́к она не запирала. Проход, защищённый дружественной силой, поддался другому, неведомому и злому воздействию, и открылся. Дверь предельно медленно начала распахиваться. Глаза плохо различали движение, зато какое-то отдалённое предчувствие заявляло: если Таня сейчас не уберётся отсюда, ей конец.