Глаз Дракона. Хранитель

Огромная галерея всего в нескольких сотнях метров от главной башни прямо по коридору (это совсем незначительное расстояние в нашей школе) содержит в себе всю историю Облачного замка. Там очень и очень много фотографий, на большинстве присутствует мисс Харингхтон, на каждой она выглядит так же, как и сейчас. Потому что она живёт много веков, не старея. Она помнит всё обо всех своих учениках, как их звали, что они любили есть и кучу другого, потому что она всем сердцем любила и любит детей и умеет находить с ними общий язык как никто другой.

У нас есть настоящий театр, хотела бы я написать, что он прямо из древней Греции, не могу сказать, что и не оттуда. Мисс Харингхтон застала такие, и у себя дома, – тут Саша одумалась и зачеркнула слово «себя», а сверху исправила: «нас». Это был их общий дом, – построила точно такой же.

На острове есть всё, что только можно себе вообразить, для того, чтобы дети, живущие здесь, оставались счастливыми. Счастливыми и занятыми делом. Мастерские, кружки́ и всевозможные секции, ради которых можно построить отдельное здание на любой вкус, занимали бо́льшую часть школы. Самое, конечно, интригующее меня место – заброшенный корпус. Почему он не используется, почему нам нельзя туда ходить? Не люблю загадки, которые не могу приступить решать. Как-нибудь я туда доберусь. Обещаю.

Круг высокой крепостной стены отгораживает нас от леса, как я упоминала, чтобы мы не навредили ему. У леса текла своя жизнь, таинственная и чарующая. Его делила на две части река, а со стороны школы расположилось ещё и глубокое озеро, окружённое домиками, где мы иногда могли оставаться, и постройками разных секций, какие нуждались в водных пространствах хоть летом, хоть зимой. Деревня учителей – тоже интересная часть острова, там обычно селятся великие маги или колдуны, которых мисс Харингхтон приглашает преподавать из любой точки мира и из других миров.

Большой холм, окружающий стены (скорее, следует называть его рвом, пусть так повелось, что все именуют его именно холмом), отделяет территорию замка от одной оставшейся за его стенами башни. Мост, позволяющий не совершать опасные пробежки, какими мы с Соней иногда балуемся, чудесен, его держат атланты и кариатиды, венчают сотни скульптур небывалой красоты. Он захватывает дух своей возвышенностью.

Мне, определённо, больше нравится ходить не по дорогам, а везде, где их нет. Там веселее.

Не могу перечислить всего: слишком много ушло бы на это страниц, а мне их не хватит. Смело могу утверждать, лучше нашей школы ничего нет на свете.

Облачные замки – всегда оставались самым надёжным убежищем для таких, как мы. И по сей день к нам прибывают люди из разных стран и миров, мы не похожи, мы все уникальны, нас объединяет лишь одно, мы – особенные!»

– Как-то мрачновато вначале, – прокомментировала Соня, изредка поглядывающая в блокнот подруги, чтобы та не написала чего-нибудь лишнего о ней.

– Прямо дух захватывает, ах, напишу-напишу! – сказала Саша, всплеснув руками в знак того, как она захвачена этим самым духом. – А что там с облаком? – уточнила она между прочим, не отрываясь от своих записей.

Иногда Соне приходило в голову, что оторвать её от писательства может только какая-то «супернеобычайная» катастрофа. В какой-то степени она была права. Почему «в какой-то»? Её подруга, явно, не упустила бы шанса в момент этой самой катастрофы написать о ней что-нибудь грандиозное самой первой.

– А-а-х, – зевнула Соня, – всё в норме.

Девочка чуть задремала, подумав, что долгожданный покой, пусть и в этом не совсем удобном для сна кресле, наконец, настигнет, как её бессовестно потревожили.

Прозвучал взрыв, старая башня чуть ли не подпрыгнула вместе с ним, вытряхнув из неведомых всем закромов облачка пыли.

– Что? Я не сплю, – подскочила Соня. – Что это было?

– Я, – запнулась Саша, откашливаясь от пыли, какую опрометчиво набрала вместе с воздухом, – я не знаю! Бежим, это где-то в замке! – она указала на окно: над крепостной стеной начал подниматься дым…

Когда Соня и Саша прибежали за стену, недалеко от входа они увидели толпу школьников. Вечером стали бы прибывать остальные ученики, которые должны были участвовать в жатве. Сейчас в замке были только первогодки, совершившие свой первый поход по острову несколько дней назад: их готовили к событию, и дети, что либо остались на лето, либо те, что по тем или иным обстоятельствам оказались в разгар каникул в школе. Все стояли около загонов с пегасами, толпились и пытались пройти вперёд, бурно обсуждая что-то.

– Что случилось?! – крикнула Саша, пытаясь перекричать гвалт учеников.

– Что ты говоришь? – отозвался высокий черноволосый парень. Саша подошла ближе к нему и достаточно громко повторила:

– Я говорю: «что тут произошло?»!

– Новенький что-то взорвал, – усмехнулся парень.

Они-то оба прекрасно знали, о ком идёт речь.

– Что опять? – не сдержала удивления Саша, подумав: «А в нём даже нет Силы!»

– Да, опять… – указал старшеклассник в сторону мастерских, откуда к ним бежал загадочный мальчик с длинными рыжими (а лучше сказать: ярко-красными, а лучше, огненными) волосами.

ГЛАВА 1 Нечто, и большие неприятности из-за него

«Кажется, игра началась…»

Из письма к мисс Харингхтон от автора, который пожелал остаться неизвестным

К середине августа зачастившие дожди решили дать городу передохну́ть и просохнуть. После тёмных, грозовых дней, выглянуло из-за своего укрытия, осознав, что здесь не так уж и плохо, нежно-голубое небо. Такое высокое и глубокое без вялых туч. Сами они обещали не возвращаться ещё какое-то время до наступления осени, когда не могли этого не сделать. Мокрой вате, нависшей над городом, видимо, надоело созерцание одного и того же места, почему она решила переползти на другое. Может, у него вышло бы раззадорить её, развеять застоявшуюся скуку. Пока же тучи оставались тяжёлыми, словно сверху на них что-то давило, и своим уходом порадовали не себя, а кое-кого другого, кому такие изменения, как оказалось после, пошли на пользу.

Хорошее расположение духа застало Таню ещё в постели. Девочка проснулась рано, родители только уходили. Солнце еле-еле выползло из-за горизонта, во дворах царил сырой полумрак. Закрытые высотками те ещё не прознали, что пришло утро. Как бы там ни было, новый день давно гостил, приблизив собой долгожданную осень. Таня улыбнулась, протянув руку навстречу тёплым лучам. В пустой квартире, залитой светом, царила тишина. Толика грусти витала в мыслях девочки. Она с замиранием сердца ждала конца этого странного лета, которое, казалось в начале, должно было стать чередой весёлых происшествий. Ей не нравилась эта мечта. При этом итог выглядел притягательным: шестой класс звал её не столько учением, сколько встречей с друзьями после долгой разлуки.

Таня мерно собиралась: заправляла кровать, готовила завтрак, приводила себя в порядок. Её жизнь шла привычным монотонным чередом. Дни, медленно протекающие один за другим, не бывали заполненными событиями или эмоциями. Только и оставалось, что считать их, вычёркивая из сетки календаря. Девочка никогда раньше так не делала, сейчас же такое странное занятие веселило её, разбавляя скуку и уныние. Дни однозначно не были плохими, маленькие радости находились в каждом, многого, всё же, не хватало. Не хватало её лучшей подруги, названной сестры, Даши; не хватало захватывающих приключений, какие та вечно выдумывала. Не хватало сказки, которую она забрала с собой в летний лагерь, расставшись с ней на целый месяц, который, очень не хватало, чтобы закончился. После этих, слепившихся в тонкую полосу медлительности и сонливости дней, девочка сможет встретиться с дорогими ей людьми и сообща сломать эту крепость застоя. Стены её были толстыми, а самые значительные пинки и удары ими воспринимались, как постукивание муравьиной лапкой.

Чего не хватало больше? Общения. Понимания. Поддержки.

Сама Таня никогда не верила во всякие там магические штучки, зато она так привыкла к искренней вере подруги, что в какой-то степени заразилась ею. Нет, верить не стала, хотя надеялась, что сама неправа.

Спокойные дни теперь казались вязкими ловушками, кравшими её время и тормозившими ход бытия, мало чего давая взамен. В принципе, её всё (пока она об этом не задумывалась, но вскоре могла бы огорчиться, оглядываясь назад) вполне устраивало. Таня не подозревала, что скоро её жизнь изменится, причём, не по её желанию. Всё началось, как ни странно, сегодня, в такой чудный денёк, когда она решила срочно что-то менять в этом однообразном мире, куда сама себя загнала.

Таня распахнула окно, ветер, жаркий, обдал её лицо и отхлынул, застыв. Город свежел после омовения, жизнь в нём бушевала: цветники, полные астр, хризантем, гладиолусов… – пыхали своими огненными цветами. Пели птицы. Только воздух, какой-то вязкий и плотный, навевал дурноту. Девочка нахмурилась: предчувствие неприятное. Поколебавшись, она всё же решила: сидеть дома в этот просвет меж грозами – преступление. Пусть что-то точит изнутри, как упустить возможность и не реализовать полученный шанс? Хотелось походить по грязи и лужам, разросшимся, казалось, до размеров небольших лесных озёр. Оставаться в четырёх стенах она больше не могла, поэтому намерилась погулять и заодно зайти в магазин. Не много, конечно, хоть что-то должно было положить начало новому пути? Таня не спеша наслаждалась городом, одновременно старым и каким-то незримым образом изменившимся. Улицы и проспекты сияли, девочка не могла оторвать глаз от фасадов, облаков, рядов деревьев. Внешне не случилось больших перемен, а что-то внутри замечало их: трубило об этом, порождая восторг в глубинах сознания. Может, оно само поменялось и теперь находило отражения этого во всём мире? Улыбка не сходила с лица девочки, делавшей первые шаги по какому-то незнакомому, загадочному, миру.

Девочка щурилась: глаза отвыкли созерцать чистое, слепящее небо. И как только все эти слои лохматых туч сумели так быстро разбежаться?

Мокрые стены домов, не успевшие получить свою долю солнечных лучей, напоминали о зябких неделях в квартире. Ветер срывал с крон последние капли прошедшего дождя, и те окропляли собой асфальт до упора пропитанный водой. Казалось, если его удалось бы свернуть, как ковёр, из него можно было выжать целое море, вышедшее бы, правда, вовсе не солёным. Таня представила, как, закатив рукава, исполинских размеров великан занимается этим, шагая по улицам города. Словно никто, кроме неё, не видит этого, парадно причёсанного мужичка в белой, расшитой цветами, подпоясанной рубахе, усы которого изящно закрутились для такого шабаша. Словно люди не замечают его раскрасневшихся от тяжёлого труда щёк, и того, что у них прямо из-под ног куда-то девается дорога. Словно грохот от его шагов в их ушах звучит лишь надоедливым шумом очередной стройки. И этот проказник, решивший, точно, организовать ещё одно море, заметив на себе Танин взгляд, приветливо подмигнул ей, мол, давай сохраним это в тайне? Девочка засмеялась, да, это всё в духе её подруги. С чего это она вообразила такое?

Выбранная дорога оказалась той самой, по которой они с Дашей отшагали всё детство, каждый камень окрасив выдумкой – унылое напоминание: её лучшей подруги, невыносимой выдумщицы, нет дома. Которую наделю. Тане захотелось поскорее убраться отсюда, причём успеть прежде, чем тучи не вернулись в её мысли. Смутный белёсый туман и так витал внутри. Девочка чувствовала себя плохо, очень одиноко. Всё её общение в последние несколько месяцев сошло на нет, телефонные разговоры и переписки не приносили удовлетворения. Пустяковые дела застряли в горле, от них уже тошнило, а ничего вразумительного в голову не приходило. Если вдруг какое-то стоящее занятие и захватывало Таню, оно тут же исчезало, соприкоснувшись с её апатией или с кучкой незначительных причин, мешавших его осуществить. Изменений требовало всё её нутро; активных действий, переживаний – жизни. Хотелось иметь цель, двигаться к ней, строить лучший мир. Таня решительно сжала кулаки, она стремилась вперёд, не замечая, как быстро движется. Озарение, впитанное вместе с утренними лучами света, снизошло на неё. Пустяковая истина застигла девочку врасплох, заставив с неодобрением взглянуть на ближайшие недели. Поменять хоть что-то может только она сама, не стоит ждать помощи, чужого вмешательства или конца лета. Тут родилось желание. Оно ещё не до конца оформилось, выглядело как какое-то смятое полотно, чьи необработанные края растрепались и цеплялись за всё подряд. Девочка замедлилась, прислушиваясь к себе. Что-то вот-вот должно произойти.

Грядёт.

Когда она, петляя, не только по дороге, но и мыслями, обошла несколько домов и почти вернулась – к месту, где чуть своей крохотной ладошкой не помахала целому великану, – сделала несколько шагов, как что-то заставило её остановиться. Таня замерла, не понимая, что происходит. А что-то точно творилось. Время застыло, она откуда-то знала это. Яркий свет озарил округу, по крайней мере, ей так почудилось, и забрался внутрь. По венам растеклось неведомое до этого времени тепло, расплескалась радость. Разрасталось чувство единения, оно, как набегающая на берег волна, окатило все камешки одинокости и утянуло их в пучину за пределами её, оставив белую пену спокойствия. Таню осенило: какой замечательный шёл день, и этот момент чудесный, и как хороша жизнь, любая жизнь, такая невообразимо разная и упоительная. У девочки будто выросли крылья, и ей захотелось творить, создавать что-нибудь доброе и наслаждаться этим. Таня стояла в чужом дворе, на промокшем насквозь в небесных слезах асфальте, помнившем касания тысяч ног, и это затхлое место вдруг показалось ей раем. И она почувствовала, как живёт и растёт всё и вся: каждый листочек, каждая птица тут – словно была центром чего-то огромного и ждущего её где-то там, вдалеке, пока скрывающегося от ненужных глаз родного Нечто.

Когда наваждение закончилось, Таня не могла понять, что она тут делает, вспомнить, что сегодня за день? Почему стоит без движения в полном ошеломлении? Что такое ей привиделось, когда погода успела измениться?.. И где она сейчас вообще? Потом оглядевшись, узнала свой район, заметила в руке сумку для покупок и вспомнила: идёт в магазин. Только вот, почему остановилась, девочка никак не могла припомнить. Смутные мысли кружили в голове. Сомнения не могли оставить её ни на мгновение. Она коснулась чего-то внеземного, одновременно пугающего и манящего, это понятно. Было ли всё на самом деле? Или разыгралось воображение из-за мыслей о подруге? Хороший получился вопрос. Такого же хорошего ответа у неё не находилось.

В темноте серебрились миры. Крошечные, как пылинки, они витали в Образе. Он, давно отступившийся от дел, оставивший надежду, решил сдаться. Слишком долго ждал, слишком много позволил. Инертное забвение настигало. Сознание ещё работало, по привычке присматривалось к пылинкам, побуждало их двигаться, приближая к себе, скорбно любовалось ими, ища своё. Раньше он верил, оно тоже его искало. С каждым веком он принимал: всё закончено. Все его потуги напрасны, свет истёк, куски разлетелись на недостижимое теперь расстояние. Ничего не созидаемо больше.

Привычную суету усыплённого усталостью своего стремления, закрывающего свои чувства от миров, потерянного, разбередило небывалое действие. Ударная волна покачнула мириады миров. Они сошли со своих мест и проплыли мимо. Их раскидало по сторонам. Миры затихли в отдалении, их сияние притупилось.

Задребезжал иной свет. Дальние дали разверзлись этими лучами, призывая его мощь вернуться. Удивление разбудило его. То, чего он жаждал, оказалось в мирах. Силы сжались, концентрируясь в его ядре. Воодушевление возвысило его над мирами. Оковы затрещали. Гром оглушил Образ, все сущности соприкоснулись с ним. Пали запреты. Борясь с напором противящейся реальности, он начал движение. Закон пошатнулся.

Снова их пути пересеклись. Снова вмешалось сердце? Снова настигло начало.

Таня не могла решиться. Каким путём возвращаться? Хотелось ещё раз оказаться в переулке, где она почувствовала себя безмятежно. Не хотелось быть там, потому что что-то подсказывало, там не безопасно.

«Посмотреть? Нет, нельзя. Почему? Почему так страшно туда идти? Я не могу вернуться. Нет, это глупо, обычная улица, ничего сверхъестественного! Пойду, точно иду. Нечего выдумывать всякое», – уговаривала девочка сама себя, чтобы перестать бояться.

А чего Таня боялась, вовсе не понимала, только вот руки тряслись, и сердце колотилось как сумасшедшее. Что-то ждало её, пело приятные для души песни, притягивая, и таило в себе тысячи секретов, будто за спиной прятало яд, который заботливо готовилось подлить в напиток, утолив её жажду чего-то большего и лучшего. Будто улыбка на лице, которое она ни разу в жизни не видела, хотя почему-то всю жизнь заранее знала, была искренней до бесконечности, но коварной. Будто самый чистый свет оказывался тьмой. Будто… Слишком много скрывалось непонятно где и несло в себе незримо что.

Таня осторожно шагнула на дорогу, где всё произошло. Она чувствовала себя странно, крадясь вдоль стены и оглядываясь. Девочка будто скрывалась или следовала за кем-то. Ничего выдающегося заметить не удалось: обычный проход. С правой стороны – пятиэтажный дом, а с левой – дом в пять этажей. Одинаковые строения, вид из квартир которых не составлял интереса: видно было лишь окна квартир напротив. С хорошим воображением и скукой, несомненно, представить, что окна – немое кино, не сложно. Разбитый асфальт, с ямами, из которых кое-где проглядывала зелёная травка, точно такой же, как и в остальных местах, где та смогла пробиться сквозь цивилизацию. Ничего, что девочка не смогла бы найти в любом другом месте, не было. Непонятное чувство глубоко внутри, кричащее об исключительности прямоугольника земли, огороженного стенами, перед ней, не замолкало. Что оно значило?

Девочка удивлялась: ей не хотелось отсюда уходить. Таню тянуло присесть на травку, несмотря на то, что та росла почти в болоте, и ждать чего-то. Чего-то важного, как ей казалось.

В заботах прошло оставшееся лето. Таня занималась своими делами, каждый день ходила гулять: дышать свежим воздухом в полном одиночестве, хотя теперь ей казалось, что она ни на мгновение не оставалась одна. Словно то самое незримое и прекрасное неизвестное существо повсюду сопровождало её. Переулок стал главным пунктом её пребывания. Нечто притягивало её к себе, но больше показывало себя таким, каким открылось в первый раз. Никакой свет не заливал весь мир, и секунды, вместе с ним, не уносились из памяти. Таня часами могла сидеть около асфальта, на траве, и мысли её озарялись благодатью. Линия асфальта превратилась в слишком родной и тёплый край специально для неё. Иногда это ужасало, как бы там ни было, девочка не могла ничего с собой поделать: ноги сами несли её, мысли сами кружились только здесь, всё сознание жило в трепетном ожидании чего-то.

Сидя здесь, она ощущала невероятный духовный подъём, сила зарождалась в её душе, наполняя решимостью и отвагой. Девочка видела незамысловатые сцены из детства, большую часть которых не помнила. Часто, приходя домой, она говорила: «Мам, а помнишь?..» или «Пап, знаешь…» И заводила длинные приятные разговоры. Её жизнь начала меняться, рок подкинул на этот раз нечто действительно магическое. И пусть она не осознавала этого ещё, девочка уже стала частью чего-то огромного и пока жутко опечаленного, однако приобрётшего надежду. Хорошую надежду.

***

– Да, мисс Харингхтон, вызывали? – голос прозвучал растерянным.

Огромные двери главной башни распахнулись. Они потянули за собой воздух, и невероятных размеров тюль, движимая им, устремилась внутрь, словно была живой. Директриса не глядя махнула рукой: она была слишком взволнована – не могла думать ни о чём, кроме обстоятельства, согласно которому преподаватель истории прибыл сюда. Тюль, выполненная невероятно мастерским образом, как воспитанный щенок, сразу же отринула, вернувшись на место. Женщина стояла в белоснежной рясе, видимо, недавно вернувшись из Совета; тема, что там обсуждалась, касалась, кажется…

– Заходите, Дмитрий Александрович, – произнесла она, поворачиваясь лицом к мужчине. Мисс Харингхтон находилась в смятении.

– Новости? – Дмитрий сделал несколько шагов и остановился, бросив недоумевающий взгляд на стол.

Длинный свёрток из красной антимагической материи не внушал доверия к его содержимому. Скорее, наоборот: отвращал и делал это с больши́м успехом. Видя отстранённый взгляд директрисы, он не стал интересоваться: кажется, та и сама не выбралась из глубоких раздумий по поводу этого. Собственные догадки отнюдь не радовали мужчину. Отбросив мысли о свёртке, преподаватель направился к мисс Харингхтон. Лишь когда он, обойдя длинный стол, приблизился к окну, женщина тихо произнесла:

– Он поднимается быстрее, чем мы могли предположить.

В замке об этом деле знали двое. Они и собрались сейчас в кабинете директрисы, чтобы решить, что делать. Действовать требовалось быстро и без ошибок. Был ли у них хоть один шанс против такого могущего противника, как Он? А Он надвигался, с невообразимой скоростью пробираясь через мириады миров, измерений и отражений, к своему новому повелителю. Кем был этот ловкий и скрытный хозяин? Как ему удалось, обойдя запрет самого ВСМС, пробраться на недоступную территорию городского стража, и остаться вне поля зрения самых сильных советников, ищеек и даже ангелов и демонов? Это был некто внушающий дрожь: обладать такой Силой и без Него…

Дмитрий Александрович сжал кулаки, чтобы постараться сохранить самообладание, вопрос его, всё же, прозвучал резко:

– Когда?

– Если всё будет продолжаться такими темпами: первого сентября.

– Завтра, – подытожил он. Положение складывалось не выигрышное. Их союзник, кому выпало провести операцию опережения: перехватить Его до того, как Он сможет встретиться с хозяином, задерживался. Выбор кандидатур сузился, а он и так был предельно мал. Располагая догадками о том, что у директрисы всегда есть несколько запасных вариантов, спросил: – Кого послать?

– Думаю… – мисс Харингхтон и правда на несколько мгновений задумалась, словно ещё не знала, кого отправить на это опасное, но чрезмерно необходимое задание. Она оглядела Дмитрия Александровича с ног до головы, наверное, проверяя, цел ли он? И, выходило, преподаватель истории прошёл эту проверку, потому что директриса ответила: – вас.

– Хорошо, мисс Харингхтон, телепортирую в полночь, – кивнул Дмитрий Александрович.

Он, пусть и надеялся, что их союзник успеет, готовился заменить его. Конечно, в степени опасности с поимкой неконтролируемого оборотня, сравниться дело не могло, ошибок здесь допустить нельзя.

– Нет, – окликнула историка мисс Харингхтон. Она догнала его и, взяв за локоть, повторила: – нет. Часам к семи, Он появится чуть позднее. Ведите себя незаметнее, пожалуйста, можете спугнуть.

Директриса верила в его силы, хотя понимала, что, скорее всего, первый бой они не смогут не проиграть. Рока не избежать, наперекор чему попробовать стоило. В любом случае, они могли бы завербовать нового повелителя в свои ряды. Однако вот, не будет ли он изначально за их противников?

***

Долгожданное, пусть и чуть меньше, чем приближение чего-то иного, первое сентября настало. Таня поднялась в пять часов утра и никак не могла заснуть от волнения. Её ожидал насыщенный день, девочка мечтала о нём, а теперь не могла и представить, как всё обернётся? Будут ли её надежды оправданы? Она, наконец, встретит своих друзей, почти два летних месяца проторчавших в отдалении от неё. Таня сможет жить как прежде. Девочка чувствовала такое воодушевление, что не волновалась о том, что из-за этих ожидавших её событий придётся сократить время пребывания с тем чем-то.

А сможет ли её жизнь стать прежней? Так ли сильно она этого жаждет? Как-то плавно вливалось в её мысли осознание, что сегодня – последний день, когда она вот так сможет наслаждаться, сидя на траве меж зданий, непонятным Тем.

Лёгкая грусть сопроводила её сборы на праздник, с этой же, но отяжелевшей, грустью она написала на листочке, который оставила на кухонном столе, такие полуправдивые слова: «Мама, я забыла тебя предупредить, мы с девочками решили встретиться в семь и пойти в школу вместе. Люблю тебя. Я ушла, Таня». С этой же печалью она оглядела себя в зеркале, серые глаза её наполнились слезами. Они стали словно не её глазами, и слёзы были чужими. Что это за безобразие такое? Нужно брать себя в руки. Таня быстро утёрла слёзы, смахивая своей ладонью всю тяжесть и боль кого-то иного. В этот момент что-то изменилось, крохотная искорка прошла сквозь её сердце, и мир стал другим. Только не сейчас, где-то в другом месте, где-то в другом времени за гранью понимания. Всё это было ничтожно и чуждо. Её ждала чудесная встреча с чем-то новым и, как теперь уже казалось, более доброжелательным, чем она думала раньше – вот, что стало важно.