Из Лондона в Австралию

Один за другим они падали под ударами англичан, действовавших то прикладом, то штыком, то пистолетом. Эта, по мнению дикарей, крошечная безделушка причиняла все-таки такие ужасные опустошения. Ша-Ран, давно уже угадавший план неприятелей, с ловкостью кошки прыгал среди хижин, постепенно подвигаясь все ближе и ближе к убежищу. Конечно, прежде чем ему удалось бы достигнуть этой цели, его можно было двадцать раз положить на месте, но тем же менее белые щадили его, стремясь по-прежнему взять его живым.

Вероятно, он считал себя неприкосновенным в убежище, ибо достигнув его ступеней, он обнаружил свое торжество еще более дикими и оглушительными криками и свирепыми жестами. Вращая над головой копьем, он не стараясь более прятаться и укрываться от солдат, стал на нижней ступеньке святилища.

Жены и дети лежали ниц кругом него, волны разбежались во все стороны, шум битвы смолкнул, на месте остались одни победители.

– Наконец-то он наш! – воскликнул командир отряда. – Вперед, ребята, загоните его в угол!

– А если он перелезет стену?

– Это невозможно! Вперед!

Солдаты ворвались во двор храма и со штыками на перевес теснили Ша-Рана, пока он не очутился в углу, откуда ему уже-не было никуда никакого выхода.

– Здесь убежище! – крикнул он громовым голосом. – Кто только прикоснется ко мне, немедленно умрет!

– А вот посмотрим! Берите этого негодяя!

Несколько солдат схватили дико отбивавшегося короля и повалили его на землю. Понадобилось шесть человек, чтобы связать его по рукам и ногам, после чего они вынесли его со двора святилища на площадку между хижинами.

Туземцы со страхом следили за этой сценой. Ни один из их богов, видимо, не хотел вступиться за короля.

Что же это значит?.. Все дедовские предания оказывались пустыми побасенками? Твердая вера в неприкосновенность святилища была разрушена. Белые взяли короля из этого неприкосновенного, якобы, убежища и преспокойно вывели его на казнь!

Все озабоченно переглядывались. Очевидно, бог белых сильнее и могущественнее их богов… которые, вероятно, обратились перед ним в бегство?

Всякое сопротивление прекратилось. Солдаты подбирали своих убитых товарищей, наскоро перевязывали раненых, сколачивали носилки из жердей, которые они выдергивали из хижин.

Шесть человек солдат с одним из офицеров во главе направились к берегу моря. Даже для непросвещенного ума дикарей было понятно, что они пошли за подкреплением, может быть, за перевязочными или перевозочными средствами. беспокойное, боязливое настроение все сильнее овладевало язычниками.

Ша-Ран не мог шевельнуть ни рукой, ни ногой, но не переставал кричать и выть, точно обезумевший, пока солдаты привязывали его к дереву. Затем они отошли от него и привели свое платье в порядок.

Воды было мало, не более того, сколько может заключаться в обыкновенных солдатских манерках, но тем не менее ее хватило, чтобы кое-как вымыть себе лицо и руки. Затем солдаты выстроились и настал момент казни.

– Право, я лучше уйду… я не могу этого вдеть!.. – шепнул Антон.

– Конечно, уйди! Что делать, если ты слишком мягкосердечен для такой сцены. Ты не солдат, ты можешь уйти.

С этими словами Фитцгеральд указал по направлению к морю: – Поди за теми солдатами, и не возвращайся пока все не кончится!

– Неужели вы, сэр, можете спокойно присутствовать при казни? Это ужасно!

– Конечно, мой милый! Это страшнее, чем рисковать своей жизнью в кровопролитном бою. Но нужен пример, и этого переделать никак нельзя. Беги же!

– Аскот, хочешь со мною?

Сын лорда только головой покачал. – Я хочу видеть, как умрет это страшилище! Не обратится ли его воинский рев в жалобный плач?

– Ну, не думаю! Итак, до свиданья!

– До свиданья!

Антон удалился быстрыми шагами и печальный конец драмы разыгрался без него. Туила встал рядом с командиром отряда, с тем, чтобы переводить каждое его слово; от времени до времени речь его заглушалась зверским ревом Ша-Рана, человека, убившего собственных отца и мать за то, что они стали ему в тягость своей старостью и беспомощным состоянием.

Он издевался над белыми, поносил их всеми возможными ругательствами и требовал, чтобы они кончали с ним. – Стреляйте! – ревел он. – Стреляйте! разве ваши пули заколдованы?

Туила торжествовал. Ша-Ран был побежден, и, конечно, будет убит, а следовательно ему не бывать повелителем ни здесь, ни на родном острове Туилы. С мстительной радостью он переводил пленнику речь офицера и его смертный приговор.

Ша-Ран расхохотался.

Затем десять человек по команде вышли – перед строем и встали против приговоренного. Унтер-офицер подошел к нему, чтобы завязать ему глаза.

– Не хочу! – кричал он. – Я не баба, я не боюсь смерти!

Унтер-офицер, пожав плечами, отошел от него и тотчас же раздалась команда.

– Пли!

– Ха, ха, ха! – смеялся Ша-Ран.

Но смех этот превратился, в неясный стон, широко раскрывшиеся глаза его выступили из орбит, голова упала на левое плечо… и все было кончено. Ша-Ран был расстрелян.

В рядах туземцев пробежал шепот полный священного ужаса. Тот, чья железная рука столько времени давила их, был так позорно убит белыми, несмотря на то, что искал покровительства своих богов в посвященном им святилище!

Бедняки толпились теперь как стадо овец, застигнутое бурей; может быть, опасаясь, что за королем наступит их очередь погибать от пуль белых людей, они призывали мысленно всех своих ночных и дневных богов.

Но англичане уже не обращали на них больше внимания, занявшись своими ранеными, и когда, наконец, явился еще отряд солдат с корабельным врачем, одеялами и лекарствами, то раненых и убитых уложили на носилки и все двинулись в обратный путь.

Двенадцать английских солдат было убито в этом сражении, а раненых оказалось свыше тридцати, в том числе и Томас Мульграв, получивший легкую рану в лоб. Но это, по-видимому, очень мало беспокоило старого солдата. «Английский флаг остался победителем!» – a это для него было важнее всего.

Аскот был необычно серьезен. – Мармадюк, – сказал он, оставшись с ним с главу на глаз, – Мармадюк! Какая страшная смерть! С проклятиями и хулой на губах Ша-Ран отошел в вечность!

– Кому мало дано, – ответил лейтенант, – с того мало и спросится.

– Смотри! – вскрикнул Аскот, случайно оглянувшийся на деревню и на поле недавней битвы, – смотри, дикари разрушают свое святилище!

Лейтенант обернулся. Сотни рук ожесточенно разрушали каменный забор вокруг святилища; мужчины, женщины, дети наперерыв с одинаковым усердием участвовали в атом деле, словно в дикой злобе они торопились опозорить этот храм и сравнять его с землей. Даже мальчики швыряли камнями в камни и весело вскрикивали, когда под их дружным натиском обрушивалась часть стены храма.

Тяжелые ворота были разбиты в мелкие щепки, груда камней разбросана во все стороны, и убежище было окончательно разрушено.

– Несчастные! – сказал лейтенант. – Они теперь вымещают свою злобу на богах!

Оба родственника погрузились каждый в свои мысли и молчали всю дорогу…

Глава XVII

Похороны на палубе корабля. – В гроте среди бурунов и скал. – Шлюпки «Короля Эдуарда». – Бой с акулою. – Акула на палубе корабля. – Новые анекдоты Мюнхгаузена. – История голландца.

На следующее утро после проповеди происходило погребение павших в бою с дикарями воинов. Под звуки торжественной музыки английский флаг был приспущен; моряки стояли стройными рядами, с набожно сложенными руками, все глубоко растроганные. Обидно было терять столько близких, дорогих товарищей в борьбе с диким племенем. Но все горе этим не исчерпывалось.

В лазарете лежало еще несколько товарищей, из которых иным, быть может, не суждено было выздороветь, а другим – приходилось остаться на век калеками.

Для погребения умерших фрегат уходил в море приблизительно на милю расстояния, и затем снова вернулся к острову, так как предполагалось поискать шлюпки, пропавшие с палубы «Короля Эдуарда». Так как арестанты ушли на них с корабля, то и должны были знать, где они спрятаны. Антону было дано поручение поговорить об этом с голландцем и выведать у него, где находятся лодки.

Торстратен сидел, положив голову на руки.

– Если хотят что-нибудь узнать от меня, то пусть сперва снимут с меня кандалы и отведут мне отдельную каюту, – ответил он совершенно спокойно Антону.

– А сколько же у вас здесь шлюпок, сэр? – спрашивал Антон.

– Все здесь!

– Следовательно, все наши арестанты были спрятаны на острове?

– Доставьте мне возможность говорить с капитаном, Антон, – сказал голландец, – и я, может быть, все ему открою.

– Вряд ли вам это поможет, – замялся несколько наш друг, – ведь вы знаете, г. Торстратен, образ мыслей британских офицеров и что их такими пустяками, такими…

– Выдумками, на какие способна изобретательная голова каторжника, нельзя поймать? Это вы хотели сказать, Антон? Но успокойтесь, хотя на этот раз речь будет идти о сущих пустяках, но и их я не открою без какой-либо выгоды для себя. Вот и все.

Антон передал его слова капитану корабля, но тот наотрез отказался выслушать арестанта. – Если он точно укажет, где находятся шлюпки, то как только мы их найдем, с него будут сняты цепи, и точно также я не буду иметь ничего против того, чтобы ему отвели отдельную каморку рядом с пороховой камерой, но прежде он должен дат показание. Никаких дальнейших переговоров и условий я не могу допустит.

Когда это решение было передано Торстратену, он замолчал и видимо был огорчен, но молчание его длилось не долго, а затем его холодный рассчетливый ум одержал верх. – Пусть капитан держит на юго-восток, – сказал он. – Остальное я сообщу в свое время.

Изменили курс в указанном направлении и вскоре показался высокий скалистый берег, окруженный множеством подводных камней. Дикия неприступные горные формации без малейшего следа зелени и вообще растительного царства далеко выдвигались в море и, местами, достигая вышины ста метров и более, красиво рисовались в прозрачном воздухе на голубом фоне неба. Большие белые морские птицы сидели стаями на пустынных берегах, море, пенясь, беспокойно билось о крайние утесы отрогов гор.

Торстратен, стоя на палубе между Антоном и вторым штурманом, указал на лабиринт проливов между скалами. – Вот здесь в хорошо защищенной бухте находятся ваши шлюпки, – сказал он.

– Вы совершенно уверены в этом? – опросил его штурман, строго взглянув на него.

– Да, совершенно уверен!

– Хорошо, в таком случае мы постараемся отыскать собственность его величества короля. Но если наши поиски окажутся безуспешными, то вы подвергнетесь строгому дисциплинарному взысканию. Известно ли вам это?

– Конечно! – рассмеялся голландец.

Штурман отвернулся от него. Корабль немедленно лег в дрейф и снаряжена была шлюпка на поиски пропавших лодок.

– Не хотите ли и вы поехать с ними? – обратился ласково капитан к нашим друзьям. – Эти береговые гроты представляют много интересного.

Антон и Аскот с превеликим удовольствием последовали его приглашению и прыгнули в лодку, где уже сидело шестеро гребцов. Предприятие было не из легких, ибо приходилось пробираться через буруны в этот архипелаг утесов и камней. Волны хлестали через края лодки, целые облака пены и брызг обдавали ее, и самую лодку бросало из стороны в сторону, как ореховую скорлупку, но соединенные усилия шести здоровых и ловких гребцов счастливо преодолевали все препятствия, и, наконец, лодка прошла через передний ряд сильно изрезанных камней, сзади которого уже не было такого волнения и здесь перед глазами молодых людей, открылся совершенно новый для них мир, полный неожиданных и удивительных морских чудес.

Скалы, обточенные постоянным прибоем морских волн, словно отполированные колонны стройно поднимались из лона моря нескончаемыми рядами. Местами они имели такую правильную цилиндрическую форму, словно над обтачиванием их потрудилась искусная рука скульптора, местами вода промыла в них узоры самых причудливых очертаний; там колонны увенчивались аркой странной архитектуры, то над головами путников нависал воздушный мостик, прихотливо перекинувшийся с одного утеса на другой. Целые бесконечные галлереи открывались неожиданно перед ними, голубая вода, шумя, и пенясь врывалась туда, и словно живое существо, подпрыгивая, лизала отвесные стены, оставляя на них тысячи капель, которые, сверкая, точно алмазы, медленно скатывались вниз по серому камню.

Иногда дорогу преграждал какой-нибудь огромный камень, торчавший из воды. Передняя поверхность такого камня оказывалась плоской, точно отшлифованной; вода, постоянно омывающая ее, не допускала здесь никакой жизни, ни животной, ни растительной, но зато весь этот неуклюжий обломок горы, насколько он был погружен в незнающую отдыха беспокойную стихию, был весь покрыт тонким светлозеленым покровом из мхов, и на этом мягком пушистом ковре лепились, блистая всеми цветами радуги, прекрасные тропические морские розы и морские анемоны.

Фиолетовые цвета развившейся фиалки, розовые, белые как снег, ярко пурпурные цветы на светлозеленом фоне мхов, выглядывали среди длинных, тонких, как волос, стеблей водяных растений, водорослей и крупных листьев, на широкой поверхности которых сверкали мириады водяных капель. Целые лесочки и садочки лепились по граням такого неуклюжого утеса великана.

А кругом в прозрачных водах шныряли пестрые блещущие то серебром, то золотом, рыбы, ползали раки, большие жуки и пауки, цеплявшиеся своими длинными ножками за все, что ни попало, и нередко платившиеся за это, так как цепкия клешни раков всюду их подстерегали. В этих гротах кишела разнообразная жизнь, тысячи живых существ день и ночь играли друг с другом, охотились друг за другом, вступали в бой, побеждали и были побеждаемы, носились по воде и уносились водою.

Большая часть этих явлений была уже знакома Аскоту, Антону же, все это было ново; он словно попал в сказочный мир фей. – Смотри-ка! Смотри-ка! – восклицал он поминутно.

Даже и простые матросы были очарованы этим великолепием, невольно они складывали весла и любовались роскошными клумбами цветов, или пытались поймать игравшую кругом лодки рыбу, и громко хохотали над каким-нибудь раком, становившимся на дыбы и неуклюже размахивавшим своими клешнями.

Лодка шла все дальше и дальше, минуя постоянно открывавшиеся по сторожам главного протока боковые ходы и узкие полутемные каналы, из которых вылетали потревоженные большие водяные птицы, испускавшие громкие, не то испуганные, не то гневные крики. Их гнезда, сплетенные из камыша, ютились в трещинах скал, на недосягаемой для воды высоте; видно было, что в некоторых из них самки сидят на яйцах, из других высовывались на длинной шее головы неоперившихся птенцов.

– Хотелось бы заглянуть в какое-нибудь из гнезд! – воскликнул Аскот.

– Нет, нет! Не делай этого! Самка в таком случае улетит и никогда не вернется в потревоженное гнездо.

– Твои инстинкты хозяина простираются даже на хищных птиц, – засмеялся Аскот в ответ на это замечание Антона. – Но будь покоен, глаз смертного никогда не заглянет на эту высоту, туда не достигнет ни рука, ни нога человеческая.

– И отлично, иначе дикари давно уже истребили бы здесь все яйца и перевелись бы таким образом все эти прекрасные гордые птицы.

– Слышите? – воскликнул один из матросов. – Там впереди поют морские девы… Неужели и впрямь существуют такие чудеса?

– Пустяки!.. Но, давайте, прислушаемся.

Матросы положили весла и притаили дыхание. Действительно, словно очень издалека доносились мелодические звуки, не то голоса, не то струн, то усиливаясь, то затихая, то протяжные, то короткими отрывистыми аккордами, как бы арфы. Что-то милое, родное слышалось в этих звуках, словно отголосок с далекой родины.

Все улыбались, но некоторые из матросов совсем не были чужды суеверного страху. – Неужели мы встретим этих… этих… русалок? – шептали они.

– Это ветер! – засмеялся Аскот. – Он попадает в какую-нибудь замкнутую кругом пещеру, откуда не может сразу вырваться, ну и воет там. Гребите скорее, мы подъедем туда и вы увидите сами разгадку этого явления.

Весла ударили по воде и легкая лодочка двинулась вперед. Вскоре перед нашими искателями приключений в голубоватой дымке воздуха и водяных брызг обрисовался вход в высокий грот с куполообразным сводом, со стенами из самых фантастических зубцов, сверкавших всеми цветами радуги. Красные кораллы виднелись в перемежку с белыми, в виде высоких ветвистых деревьев, представляющих лишь остатки давно уже погибших пород: те и другие были словно вколочены в стены пещеры, свешивались сверху с её свода, торчали из воды, и ветер со свистом в завыванием шумел между ними и наигрывал на них свои заунывные мелодии, как на струнах Эоловой арфы.

Бот вошел в пещеру и над головами молодых людей понеслось тихое пение, словно стены грота приветствовали их с прибытием сюда. Тут слышались и звуки арфы и человеческие голоса, каждому из слушателей чудилось свое в этих мелодиях, напоминавших то пение, которым мать убаюкивает своего ребенка. Все примолкли и, поникнув головами, слушали эту музыку, трогавшую каждого до глубины души.

– Чудесно! – шептал Антон.

– Желал бы я послушать какова здесь музыка в бурю, – заметил один из матросов.

– В бурю вода, вероятно, наполняет всю пещеру, и для ветра, пожалуй, места не остается… Но что это плывет сюда?

– Красная медуза, – сказал Мульграв. – Не правда ли, красивая штука?

На волнах покачивались большие шары, пурпурно-красного цвета, подвигаясь вместе с рябью то в ту, то в другую сторону, и один из них принесло водой к самому краю лодки, к которой он и пытался прилепиться. Молодые люди ясно различили через прозрачную воду венчик из белых и розоватых присосков, ощупывавших дерево лодки, словно странное создание это желало убедиться, годна ли она в пищу, или нет. Затем животное оставило твердое дерево в покое и направилось было в сторону, но унтер-офицер ловко подхватил его своей соломенной шляпой.

– Теперь глядите сюда, ребята! – воскликнул он.

Как только медуза очутилась вне родной стихии, прекрасный пурпуровый цвет её начал бледнеть, округлость форм утратилась, присоски расплылись и в несколько минут от прекрасного создания остался лишь небольшой комок серой слизи, которую унтер-офицер стряхнул обратно в воду.

– Такова бренная слава мира сего! – сказал старик торжественным тоном.

Все засмеялись. – Давайте теперь обыщем этот грот, ведь, нашим лодкам больше негде быть.

Лодка снова двинулась и вошла через несколько времени в последний из волшебных чертогов, созданных здесь природой. Целый ряд невысоких колонн отделял его от открытого моря, а в самой глубине его, скрываясь в полумраке, стояли крепко привязанные все четыре шлюпки «Короля Эдуарда».

– Ура! – закричал Антон, первый заметивший их. – Вот они!

– У тебя славные глаза, мой мальчик!

Подплыть к шлюпкам и отвязать их было делом одной минуты и затем все наличное число людей распределилось по всем пяти лодкам. Когда все было готово, унтер-офицер, как старший в экспедиции, дал знак свистком отправляться, но в тот же момент вода вдруг страшно заволновалась и огромная волна качнула лодки.

Что это? Все переглянулись и невольно стали озираться кругом. Но следом за первым валом набежал второй и тогда обнаружилась причина этого внезапного явления. – Акула! – воскликнули все разом. – Акула!

Действительно, по ту сторону гряды, состоявшей из невысоких колонн, плавало взад и вперед громадное чудовище, ежеминутно бешено колотившееся головой в утесы, словно желая опрокинуть их и ворваться в тесный грот, где его соблазняла добыча – целых восемь человек, которые очевидно, не ушли бы здесь от него. Но каменная изгородь не поддавалась, обозленное чудовище яростно било хвостом и удары эти следовали один за другим так быстро, что все лодки были залиты брызгами и пеной.

– Мы здесь в полной безопасности от неё! – воскликнул Антон.

– Да, пока она будет нападать на нас с этой стороны! А если она погонится за нами и нападет в открытом море?

– В открытом море акула на нас не нападет! – успокоил унтер-офицер.

– Слушайте! – предложил Аскот. – Застрелим ее?

– Не вашим ли пистолетом? Это ей все равно, что горсть гороха.

– Знаю. А если посадить пулю в глаз?

– Гм! Это другое дело… Но…

– В таком случае пожертвуйте одним веслом… Мистер Мульграв, решитесь вы подставить его акуле, чтобы она укусила его?

– С Божьей помощью, попытаюсь. Ведь между гадиной и мной каменная гряда.

Мульграв и сын лорда поставили свою лодку поперек узкого отверстия между двумя колоннами, и чтобы привлечь внимание акулы, начали бить веслом по воде. Чудовище подлетело сюда с быстротой молнии и снова только для того чтобы удариться головой о каменный барьер. Огромная пасть с двойным рядом зубов щелкнула в неудовлетворенном желании, плавники и хвост еще яростнее запенили воду, разметав высоко по воздуху брызги.

В этот момент с фрегата послышался свист. Вахтенный вероятно заметил акулу, ибо на воду спустили большой бот, матросы и солдаты поспешно прыгали в него и вслед за тем он стал быстро подвигаться к тому месту, где Мульграв поднял весло, чтобы подставить его акуле вместо приманки.

Неуклюжая голова чудовища снова показалась на поверхности воды и зубы его яростно вонзились в дерево весла, подставленного Мульгравом – но в тот же момент Аскот почти в упор выстрелил из пистолета прямо в глаз чудовища.

Раненая рыба высоко взметнулась из воды, разбрасывая кругом горы воды и пены. На минуту всех молодых людей ослепило, они были мокры с головы до ног и могли только протирать глаза руками. Когда же волнение улеглось, акулы нигде уже не было видно.

– Ура! – крикнул Аскот. – Она убита и лежит на дне моря.

– Ну, это еще неизвестно. Эта гадина живуча и хитра; она иногда прячется на некоторое время, а затем появляется, когда ее совсем не ждешь.

Тем временем подошел и большой бот с фрегата и с него окликнули товарищей. – Выходите в море, ребята, и садитесь к нам.

– Акула убита! – крикнул Аскот.

– Она еще, может быть, оживет! Идите!

Не без труда удалось вывести все пять лодок через узкие извитые каналы, между тем, как большой бот подошел к гряде из колонн и присоединился ко всей флотилии.

На боте был уже приготовлен гарпун с насаженным на него большим куском сала и с привязанной к нему длинной, крепкой веревкой. Все шесть лодок двинулись теперь по прямому направлению к своему судну. Акулы нигде не было видно.

– Она притаилась где-нибудь, – говорил Мульграв.

– Бог с ней, блого мы от неё отделались.

Первыми подошли к фрегату под его бушприт четыре шлюпки «Короля Эдуарда». Двое из матросов уже поднялись из них по веревочной лестнице и третий только что начал взбираться, когда внезапно вода забурлила и из неё высоко кверху взметнулась окровавленная голова чудовища. Страшно хрястнули зубы в его открывшейся и захлопнувшейся тотчас же пасти, когда оно подпрыгнуло за матросом, и наверное он не ушел бы, если бы прыжок акулы не был неверен, благодаря тому, что один глаз у неё был прострелен Аскотом. Волна подбросила лодку, находившуюся под ногами матроса и она отчасти прикрыла его собой. Бедняга не взошел, а вихрем взлетел на лестницу.

Крик ужаса вырвался у всех из груди, у товарищей матроса, остававшихся в лодке, волосы дыбом поднялись на голове, но потом все вздохнули посвободнее, хотя положение все еще было опасным. Каждую минуту можно было ожидать нового нападения на тех, кто еще оставался на лодках.

Один из матросов в большом боте быстро размотал веревку и забросил гарпун в море. Теперь все были в ожидании пойдет ли акула на эту приманку, или же будет продолжать свою охоту на людей? Пока вопрос этот не выяснится, нечего было и думать подниматься по веревочным лестницам на палубу фрегата.

Прошло несколько минут, ничего не было заметно. Матрос от времени до времени потягивал за веревку с гарпуном, чтобы подразнить чудовище и вдруг бот быстро потащило в море, так что волны пошли от него… акула схватила приманку.

Она проглотила ее вместе с гарпуном и при торжествующих криках «ура» всех матросов потянула бот за собой. Моток размотался в несколько секунд до последнего оборота. Матрос стоял с топором на готове, чтобы обрубить веревку, если бы это понадобилось, но, очевидно, в этом месте глубина была не велика, ибо веревка даже не особенно натянулась.

– Вперед! – скомандовал унтер-офицер. – На палубу!

Все благополучно взошли на борт, последним матрос с концом веревки от гарпуна, которая тотчас же и была прикреплена к борту фрегата. Когда все шлюпки были подняты, занялись вытаскиванием акулы. Веревка трещала… груз был не маленький.

Но вода не бурлила, не пенилась, акула не потягивала за веревку и не напрягала ее.

– Она убита, – заметил Мульграв.

– И это я ее застрелил, – прибавил Аскот.