Винтаж и рисунки на тему любви. «Ты так хотел, как я боялась. Интим. Безвиз. Ревю», «Сварщик и сольфеджио. Эротическая драма с элементами продакт-плейсмента»

– Вы сегодня особенно очаровательны, – шутливо заметил Виктор, – но очень печальны, мадам.

– Есть причина, – улыбнулась Ира.

– Поведайте мне ее, и вам станет легче, – продолжал он, – Только не понимаю, какие проблемы могут быть у дамы с вашими данными.

– Ах, оставьте, я это слышала много раз, – откликнулась Ира, переходя на его шутливый тон.

– Простите, что говорю банальные вещи, но ваши печальные глаза не дают мне веселиться от души.

– Не обращай на меня внимание, Витя, – тихо сказала Ира, чувствуя тебя неловко.

– Не могу, – ответил Виктор, – Как можно на тебя не обращать внимание? Ты здесь – самая красивая и заметная.

– А Лена?

– Вы с Леной здесь самые красивые и заметные! Вот! Наконец-то мы улыбнулись! Сейчас я тебе налью водочки, и все проблемы рассеются, как дым.

– Лучше вина.

– Нет, – строго сказал Виктор, забирая ее бокал, – Я сам знаю, как лучше.

– Откуда?

– Я – семейный человек. И все женские проблемы изучил в деталях. Если мужчине плохо, он знаешь, что должен сделать?

– Что?

– Напиться!

– А если женщине плохо?

– О, женщины – они сложнее. Женщина в этом случае должна не только напиться, но и отдаться. Простите за грубость.

– Хорошо, я попробую, – насмешливо согласилась Ира.

– Что, никогда не пробовала?

– Ты имеешь в виду свой метод?

– Это не мой метод. Я не присваиваю себе чужих методов. Это научно доказанная теория. Алкоголь облегчает мозг, а секс облегчает тело. Я имею в виду качественный алкоголь и качественный секс. Только не рассказывай мне, что это для тебя новость.

– Теоретически, наверное, это так и есть.

– Я точно знаю. И, поскольку я здесь с женой, я могу тебе помочь с первым. А именно, – напиться.

– Видишь ли… Проблема как раз со вторым…, – Ира подыгрывала ему, но глаза оставались грустными.

– Ты свистеть умеешь?

– Не знаю, нет…

– Тебе нужно просто свистнуть, и желающих помочь со вторым будет более, чем достаточно. Иногда для этого годится и собственный муж.

– Мой не годится, – улыбнулась Ира.

– Ну конечно, – продолжал Виктор, – для любой женщины ее муж —самое страшное чудовище – ах, какой он выпивоха и бабник, транжира и болтун, грубиян и хам… А вы такие милые и красивые, и вас жизнь просто заставляет иметь дело с таким извергом… Как там дела у Эдика?

– Витя, – серьезно улыбнулась Ира, – если бы Эдик был бабником и пьяницей, я была бы рада. Хоть что-то живое. А у него на первом месте мировая архитектура, на втором – безригельные каркасы, на третьем – собственная персона, на четвертом – мамуля с папулей, а на пятом – я. А для женщины быть на пятом месте… Сам понимаешь…

– Может, тебе только так кажется? – спросил Виктор, не желая переходить на серьезный разговор. Он слегка захмелел, и ему хотелось шутить и дурачиться, развлекать гостей, болтать ни о чем… А Ира говорила о вещах, над которыми не хотелось подшучивать.

Она заметила его настроение, улыбнулась, дотронулась до руки.

– Мне кажется, ты мне очень помог. Я теперь знаю, что мне делать.

– Ну вот и славненько, – Виктор опрокинул в рот еще одну рюмку, – Пойду к Ленке на кухню. Помогу.

– Лучше я пойду, – предложила Ира, – А ты побудь с гостями.

– Нет-нет, сиди, сейчас танцевать будем.

– Вить, я с Ленкой поболтать хочу. Хорошо?

– Ну хорошо. Но если вы там не справитесь, то – зовите меня.

– Окей.

Ира осторожно вышла из-за стола.

– Потанцуем? – услышала Ира чей-то хмельной голос. Компания веселилась во всю – каждый делал что хотел, кто-то танцевал, кто-то дожевывал бутерброд, подпевая магнитофону, кто-то просто болтал.

– Я сейчас вернусь, – снисходительно ответила Ира на приглашение.

– Понимаю, – ответил хмельной голос и тут же обратился к другой женщине.

– Потанцуем?

– Лен, я к тебе, – проговорила Ира, заходя на кухню.

– Отлично! Надень передник и порежь зелень, – пропела Лена, жуя что-то на ходу и пританцовывая в такт музыке, доносившейся из комнаты, – А твой-то где?

– Что?

– Эдик где сейчас?

– Не знаю. У своих родителей, наверное.

– Как он тебя отпустил?

Ира рассмеялась.

– Он уже давно отказался от права меня куда-то отпускать.

Лена посмотрела на подругу, махнула рукой.

– Ну и дурак. Не обращай внимания. Потом локти себе кусать будет.

– У него уже столько причин было кусать себе локти, – вздохнула Ира.

– Да выкинь из головы…, – Лена помахала бумажной салфеткой, как веером, возле своего раскрасневшегося лица, – плюнь и забудь. Иди потанцуй, я тоже скоро приду.

– Я поговорить с тобой хотела.

– Давай!

– С Маринкой беда.

– Забеременела? – серьезно спросила Лена, не представляя, какая более серьезная беда может случиться у девушки.

– Нет. Не знаю. Не в этом дело. Она уехала куда-то и написала записку, чтобы ее не искали.

– Как?

– Вот так, – Ира рассказала о записке. Лена, сразу протрезвев, начала расспрашивать.

– А у нее парень был?

– Да не знаю я толком. Она все уши нам прожужжала о том, что у нее может быть личная жизнь. Я от нее как-то отстала в последнее время. И вот итог. Понятия не имею, где и с кем она может быть.

– Ты в институте была?

– Нет пока. Там сейчас сессия, не найдешь никого.

– Я тебе советую в институте шума не поднимать. Ты можешь ей этим навредить.

– В том-то и дело. Я в милицию хотела…

– Ерунда! Причем тут милиция? Взрослая девка, совершеннолетняя… Не украли же, слава Богу, записку написала. Милиция не ищет даже тех, кто, действительно, исчез неизвестно куда. А тут – она просто ушла. Над тобой просто посмеются. Ей же не 13 лет!

– Не знаю, что делать. Никакой зацепки. Оля сказала про какого-то Сергея.

– Какая Оля?

– Ну с твоим Виктором работает. Пигалица такая, зеленая, хвостом крутит. Это Маринка попросила Виктора взять ее на работу.

– А, понятно, – Любое упоминание о пигалицах в связи с Виктором на Лену производило неприятное впечатление, – Вроде она и не такая уж безголовая. Шеф доволен. Витька говорит – со всем справляется.

– Они с Маринкой дружили. Но, как выяснилось, Она тоже ничего не знает…

Виктор зашел в кухню.

– Так, девушки, кажется я сейчас вас обеих перенесу в комнату. Имейте совесть: мужчины пришли сюда посмотреть на самых красивых дам СНГ, а вы – в передниках и на кухне.

Продолжая нести какую-то чепуху, Виктор увлек их в комнату, и им не удалось договорить.

Виктор пьянел медленно. Сначала он пил много и охотно, стараясь развеселить себя, а потом… Потом все стало безразлично.

Лена посмеивалась над ним, так как знала, что он пьет редко, почти не пьянеет и становится только смелее и обаятельнее.

Но сейчас он не притворялся. Действительно, шумело в голове, и он, чувствуя, что на этот раз пьянеет по-настоящему, говорил себе: «Помолчи немного. Пожуй лимон. Сейчас тебя понесет…»

Гости понемногу начинали расходиться. Лена с подругами мыла посуду – они предложили свою помощь, она не отказалась. Мужья подруг в ожидании сидели в комнате, курили, разговаривали. Всем было хорошо. Виктор, после того, как его вытолкали из кухни со словами «иди-иди, мы без тебя справимся», решил выйти на балкон. Проветриться.

Там стояла Ира и курила.

– Ты хочешь побыть одна? – спросил Виктор с трудом формулируя вопрос.

– Нет, ты не мешаешь, – торопливо ответила она.

– Я не знал, что ты куришь.

– Следую твоей методике. Покурю. Напьюсь.

– Какой методике? – Виктор помотал головой.

– Витюша, – Ира ласково потрепала его по волосам, – Иди спать.

– Я тебя провожу.

– Нет, не нужно. Мне недалеко.

– Тогда оставайся у нас. Места хватит. Мы с Ленкой уступим тебе свой диван.

– Нет-нет, спасибо.

Виктор оперся двумя руками о перила балкона и наклонился вниз. Ира смотрела в темную пустоту, и он видел только ее блестящие глаза.

– Ирка, я могу как-то помочь?

– Нет, спасибо.

– Ты объясни, в чем дело. Он же не гуляет, не пьет, за бабами не бегает.

– На этом и кончаются все его достоинства.

– Я не понимаю, – Виктор опять помотал головой, – В чем дело?

– Ты и не поймешь.

– Не такой уж я дурак.

– Да я совсем не это хотела сказать. Просто, слава Богу, у вас с Леной все хорошо. И тебе трудно будет понять, что у кого-то – по-другому. Это сидит где-то внутри. Я не могу объяснить. Просто пришел момент, когда он стал мне не нужен, и я ему не нужна. Но мы еще не созрели для того, чтобы разъехаться окончательно. Сидим, стережем квартиру. Я не хочу к родителям идти. И он не хочет. Тремся бок о бок днем и ночью, и знаем, что вместе нам не быть.

– Ты думаешь, я не понимаю?

– У тебя есть семья. Ты детей своих любишь. И Ленка у тебя такая славная…

Виктор расстегнул рубашку и стал растирать себе грудь, стараясь унять колотившееся сердце.

– Если бы ты знала, – начал он говорить с пьяной злостью, – Если бы ты все знала… Это жизнь? Это ты называешь жизнью? Ты знаешь, от какой женщины я отказался ради этой жизни? Я люблю ее, поняла? И всегда буду любить. Пусть только дети подрастут! Клянусь, у меня все будет вот так, – он показал большой палец, – А эта… – Виктор кивнул в сторону кухни, – Она меня связала по рукам и ногам. Я – как в клетке!

– Да что ж она такого сделала? – со страхом спросила Ира, с трудом осознавая услышанное.

– Лучше бы она что-нибудь мне сделала, – прошипел Виктор, останавливаясь на каждом слове, – Лучше бы она меня выгнала. Я бы пошел к Анжеле и был бы с ней.

– Виктор, что ты говоришь! – Ира отшатнулась от него, испугавшись какой-то чувственно-животной интонации его голоса. Ей показалось, что в какой-то момент он мог бы ее ударить или броситься вниз, такая боль и тоска слышались в его словах.

Увидев страх в ее глазах, Виктор, несмотря на все выпитое, хотел исправить ситуацию и сказать: «да, я что-то не то говорю», но буйная обида на всех переполнила его, и он молча ушел с балкона.

Ира осталась одна. Небо было затянуто тучами, и ни одна звездочка не пробивалась сквозь них. Ира не знала, как ей поступить – уйти тихонько, чтобы ни с кем не прощаться, или позвать Лену и все ей рассказать. Рассказать, что ее спокойному счастью угрожает беда? А может быть Ленино счастье – быть в неведении? Скажи – и только нарушишь это слабое спокойствие такого благополучного внешне дома. А может быть Лена все знает? А может быть это просто пьяный бред?

Нет, не может быть…

Ира вошла в комнату. Гости прощались с Леной, целовались-обнимались, хвалили угощение, говорили, что им было очень весело. Лена, раскрасневшаяся и счастливая, тоже обнимала всех. Увидев Иру, она сказала:

– Мы с Витькой тебя проводим.

– Нет-нет, не нужно. Вы на метро? – обратилась Ира к кому-то, – Вот и хорошо. Леночка, не беспокойся. Я с Наташей и Костей до метро доеду. Так лучше. Все было просто прекрасно.

– Мы с тобой толком и не поговорили, – Лена посмотрела на нее растерянно.

– Я позвоню тебе, – Ира торопливо схватила сумку, – Ну, пока…

Лена с Виктором остались одни. Он лежал на диване с полузакрытыми глазами, когда Лена присела рядом.

– Тебе плохо?

– Нет, Леночка, мне хорошо.

– Ирку нужно было проводить.

– Она доедет с Максимовыми. Я ждал тебя, – прошептал Виктор. Лена обняла его.

– Я сейчас приду.

– Не уходи, – Виктор начал ее раздевать, и по тому, с какой готовностью она помогала ему, он понял, что Лена тоже его ждала.

– Ты – моя собственная женщина, – шептал он… И когда спасительная волна стыдливо-мучительного облегчения нахлынула на него, он открыл глаза и увидел, что Лена счастливо улыбается.

Глава 8. Середина 90-х. «Мне, милая, сложности не нужны»

Оля не видела ничего страшного в своих новых отношениях с шефом. Всю жизнь, сколько она себя помнила, ей всегда нужны были деньги, но, видно, вней самой чего-то не хватало, что позволяло бы выуживать их у мужчин, которые за ней ухаживали. Или мужчины за свои деньги и подарки хотели поучить от нее то, чего она дать не могла, или у нее самой не хватало ума и изобретательности, чтобы получать от них блага жизни, но… факт оставался фактом: из всех мужчин, с которыми она «дошла до конца», по-настоящему ее волновал только Олег. И его неожиданное равнодушие к ней научило ее многому. Она понимала, что потеряла его навсегда, что он к ней не вернется, и старалась как можно скорее вычеркнуть его из своих воспоминаний.

Так было проще – ничего не чувствовать, не мучиться, не страдать.

Дмитрий Николаевич, как и Олег, был старше ее, и намного. Но если Олег, хоть в минуты близости давал ей понять, что ему нужна только она, то Дмитрий Николаевич не притворялся: он использовал ее для своих удовольствий, считая, что платит сполна.

С первого дня их, скажем так, неслужебных отношений, Оля поняла, что, будь на ее месте любая другая девушка, он вел бы тебя точно так же. Он никого не обманывал, он честно платил за свои удовольствия, и (как думала Оля), попадись ему на глаза какая-нибудь наивная дурочка, которая делала бы круглые глаза и возмущалась в ожидании настоящей любви, он просто не стал бы иметь с ней дела.

«Опытная» Оля считала, что он вел себя честно по отношению к ней. Дмитрий Николаевич ничего не обещал, а у нее хватало сообразительности не строить иллюзий. Он захотел прожить свои последние «золотые» денечки, ни в чем себе не отказывая. Пятидесятилетняя жена, конечно же, не могла проявлять столько прыткости в постели, на постоянную любовницу у него не было времени, случайные женщины удовлетворения не приносили, а Оля была всегда под рукой – можно было не выкраивать время среди заполненного до предела дня. Стоило только выглянуть в приемную и позвать:

– Олечка, зайди ко мне.

Оля брала блокнот и ручку и никогда точно не знала, для чего ее зовут. Так было удобно. Сотрудники, как им казалось, ни о чем не догадывались. А если и догадывались, то удивлялись, скорее, не тому, что происходит, а тому, что это началось недавно. Многие подозревали об их отношениях и раньше.

Попросив кого-нибудь «присмотреть за телефоном», Оля заходила в кабинет шефа и вопросительно смотрела на него – что на этот раз? Письмо? Задание? Или секс?

Если речь шла о деле, Дмитрий Николаевич кивал ей на стул (на почтительном расстоянии от себя) и говорил то, что нужно по делу. Записав или запомнив все, Оля выходила из кабинета.

Если Дмитрий Николаевич был настроен на любовный лад, то она торопливо шептал ей:

– Давай сюда, быстренько. Зачем ты опять в этой юбке? Через час придет человек из министерства.

Оля пыталась закрыть верь кабинета изнутри на ключ, но Дмитрий Николаевич отрицательно качал головой.

– Не запирай. Запертая дверь вызывает больше подозрений. Кто-нибудь сунется, и начнутся разговоры.

– А если кто-нибудь сунется и увидит?

– Не увидит. Вот почему я тебе говорю: надевай удобную одежду.

– Может мне сюда халат принести?

– Не шути, я тебе серьезно говорю.

Глаза у Дмитрия Николаевича становились масляными, а интонации – схожими с интонациями человека, который сидит в ресторане и говорит: «О, как вкусно!». Лицо его во время секса становилось отрешенным и злым, и, едва закончив свое дело, он быстро одергивал юбку на Оле, а потом неторопливо застегивал свои брюки, шептал что-то типа «хорошо, молодец» (при это, Оля не была уверена к кому или к чему обращено это его «молодец»), и, берясь за трубку телефона, удовлетворенно кивал ей на дверь.

Оля быстро приводила себя в порядок и выходила из кабинета.

«Оказывается, можно и так, – думала она, садясь за свой стол, – главное – не ждать, что тебе дадут больше, чем ты рассчитывала».

Иногда их занятия сексом прерывал «важный» звонок, и тогда Дмитрий Николаевич находил занятие для ее рук и губ, брал трубку и нарочито равнодушным голосом говорил по телефону. Случалось и так, что после разговора ему было уже не до нее.

Если им приходилось оставаться в офисе вдвоем после рабочего дня, на Дмитрия Николаевича после секса нападала болтливость. После того, как Оля (уже почти профессионально) выполняла свою «работу», он, как будто ничего не было, начинал рассуждать о текущих делах, о планах, о предстоящей поездке в Болгарию, о том, как ему нравится Оля и как ему с ней повезло.

Часто случалось так, что у Дмитрия Николаевича не было времени приглашать ее в кабинет в течение дня, и тогда он в краткие промежутки между деловыми встречами, выходил из кабинета и… не замечал ее вообще. Оля понимала, что это тоже – одно из правил игры. Он мог прикрикнуть на нее, сделать резкое замечание – одним словом делал все точно также, как до их сближения.

Однажды он спросил:

– Ты сейчас живешь еще с кем-то, кроме меня?

– Ну что ты! – Удивилась Оля. Наедине она говорила с ним на «ты».

– Только не сочиняй, пожалуйста. Знай, я – не против.

– Да?

– Лишь бы это нам не мешало. Подрастешь, кое-чему научишься, выдадим тебя замуж.

Оля скривилась.

– А ты что будешь тогда делать?

– Буду искать другую. А, впрочем, твой муж нам помехой не будет. Будешь зарабатывать хорошо. А чем ты тут занимаешься в рабочее время, его не коснется.

– Ты уверен?

– А ты себе умного мужа выбирай. Чтобы не брал дурного в голову. Чтобы не ревновал. Ты уже многому научилась. Да и тебе самой это нравится. Я же вижу.

– Да?

– Конечно! Это же всегда видно, когда женщине нравится, а когда она повинность отбывает.

«Ох, какие мы самоуверенные и самовлюбленные», – подумала Оля, но вслух сказала:

– И что тебе видно?

– Видно, что я тебе нравлюсь. Что ты всегда готова прийти ко мне. Ты же это делаешь не только из-за денег, правда?

– Конечно, – сказала Оля, ласкаясь к нему, – я так к тебе привязалась! Не знаю, как я раньше жила без тебя.

– Только не сочиняй, – оборвал ее Дмитрий Николаевич, – Мне твои сказки не нужны. Только об одном тебя предупреждаю – ни с кем из наших не связывайся. Спи с кем хочешь и где хочешь, только не здесь. Узнаю – вылетишь с работы, да так, что тебя уже никуда вообще не возьмут.

– Да я и не собиралась.

– А я не буду ждать, пока ты соберешься. Поняла? Не хватало еще, чтобы эти пацаны мне вслед из-за тебя хихикали.

– Ну что ты?

– Заруби себе на носу. Узнаю – потеряешь все.

– Да никогда. Поверь. Мне никто не нужен, кроме тебя.

– Не болтай.

Дмитрий встал и подошел к окну.

– Я хочу еще одного секретаря взять. Девочку, чтобы тебе помогала.

– Зачем?

– Ну, когда ты занята со мной, приемная не работает. На звонки никто не отвечает. Попросишь кого-то, у них своих дел хватает. Пусть придет девчонка, выучит телефоны, будет чашки мыть.

– Не надо.

– Что такое?

– Я справляюсь.

– Я решил и мнения твоего не спрашиваю. Хочу тебя разгрузить. Я уже сказал ребятам, чтобы искали кого-то.

– Я прошу тебя, не надо.

Дмитрий Николаевич удивленно приподнял ее подбородок.

– Чего ты боишься?

– Вот еще! – Оля отвернулась, – Мне бояться нечего. Хочешь – бери. Только…

– Что? Говори конкретно.

– Ты сам говорил, что штат расширять не надо. Ты сам говорил, что случайных людей мы не берем. Только по рекомендации. Ты сам нас учил, что информация утекает быстрее, чем кадры.

– Я и не собираюсь брать кого-то с улицы. Я сказал ребятам, чтобы привели кого-то из знакомых.

– Тем более.

– Боишься, что будет твоей соперницей?

– Я соперниц не боюсь.

– Правильно. Я и не собираюсь брать умную, чтобы тебя вытесняла. Возьмем молоденькую, чтобы не побегушках у тебя была. Ты же занята постоянно! На меня посмотреть некогда.

– Ты и с ней будешь в кабинете тр*****?

– А это от тебя будет зависеть. Если будешь меня сильно любить – не буду. Я, кстати, хотел тебя спросить, почему ты сама никогда не начинаешь. Не предлагаешь. Мне иногда хочется, чтобы ты сама зашла в кабинет, проявила инициативу.

– Это чтобы была возможность мне отказать?

– Я – не садист.

– Слушай, я тебя прошу. Если наши отношения хоть что-то для тебя значат, не бери еще одного секретаря.

– Ревнуешь?

– Безумно ревную.

– Это хорошо, – Дмитрий Николаевич обнял ее за талию, – Я, милая, не хочу никаких сложностей. У меня и так проблем достаточно. Не нужно предъявлять на меня свои права. Их нет. Тебя никто не неволил. Я не в десять лет тебя совратил.

– Я знаю.

– Ну так что же еще? Мне жена таких сцен не устраивает.

– Ты это называешь сценой? Не видел ты, видно, сцен.

– И не собираюсь видеть, – повысил голос Дмитрий Николаевич, – Ну послушай, чего ты упрямишься? Если бы мне нужна была еще одна женщина, чтобы спать с ней, я бы нашел ее без проблем.

– Можно подумать, ты эту девчонку возьмешь, не глядя.

– Мы с тобой вместе на нее посмотрим, хорошо?

Внутренний голос подсказывал Оле, что нужно прекратить спор. Но что-то взыграло в ней, и она решила настаивать на своем.

– Я тебя прошу последний раз. Не делай этого. Ради меня. Ради себя. Ты же не любишь проблем?

– Это угроза?

– Предупреждение! Как только она выйдет на работу, в тот же день меня здесь не будет.

– Будешь!

– Нет, я уйду в тот же день.

– Я тебе трудовую книжку не отдам.

Оля рассмеялась.

– Я же тебе безразлична. Я же тебе только проблемы создаю. Уволь меня – возьми девочку, пусть она с тобой… Хочешь – на столе, хочешь – под столом.

– Ты будешь здесь пока я этого хочу.

Оля встала.

– Напрасно ты так думаешь.

– Если ты не хочешь нажить себе неприятностей – не делай резких движений.

– Я все сказала.

Оля встала, подхватила свою сумку и плащ, переложила бумаги на столе в надежде, что он ее остановит. Но Дмитрий Николаевич, изрядно обозленный, отвернулся от нее и стал кому-то звонить.

Во дворе офиса, проходя мимо машины шефа, возле которой возился личный водитель Дмитрия Николаевича, Оля услышала вопрос:

– Олечка, а шеф скоро освободится?

– Не знаю, – отмахнулась она.

– А тебя сегодня не подвозим?

– Я ножками дойду, – отмахнулась Оля и пошла к трамвайной остановке.

Как назло, ждать трамвая пришлось долго. Издалека она увидела, как вышел из здания Дмитрий Николаевич, сел в машину, кивнул водителю, чтобы трогался с места. Они проехали мимо остановки, не заметив Олю, и скрылись за углом.

На следующее утро Оля проснулась в плохом настроении. На лице возле носа вскочил неприятный прыщик (первый признак того, что скоро начнутся месячные, что ее, в принципе, обрадовало). Стараясь хорошо припудрить это место, она содрала его, и на щеке образовалось красное пятно. Кроме того, тушь попала в глаз, и в квартире не было электричества, чтобы погладить платье.

И все это прибавлялось к постоянным мыслям о работе. Она заявила вчера о своем уходе, не думая и не собираясь уходить – и от того, как она поведет себя сегодня, многое будет зависеть в будущем. Как бы там ни было, она – не проститутка, не подстилка для первого встречного… Зачем в офисе нужна еще одна молодая девчонка, которая может оказаться привлекательнее? Что это за прихоть шефа, когда она, Оля, по полдня сидит без дела? Он хочет платить еще одну зарплату, чтобы она была свободна какие-то 15 минут пару раз в неделю? Оля никогда бы этому не поверила.

«Все будет зависеть только от него, – думала она, подходя к офису, – Посмотрим, что он скажет».

Дмитрий Николаевич вошел в офис, когда Оля, уже сидя на своем рабочем месте, прихорашивалась, опять пытаясь запудрить красное пятно, разговаривала с Виктором.

– Доброе утро, – Дмитрий Николаевич кивнул ей, пожимая руку Виктору, – Как успехи?

Он вел себя, как обычно, посматривал на нее внимательно, словно вчерашней ссоры и не было. Оля тоже настороженно присматривалась к нему.

– Какая у нас Оля сегодня красивая, правда, Виктор? – спросил шеф, отрывая свой кабинет.

– Она у нас всегда красивая, – отозвался Виктор, подмигивая ей.

– Загляни ко мне, Олечка, пока нет звонков.

Оля взяла блокнот и прошла в кабинет, оставив дверь открытой. Дмитрий Николаевич, казалось, не заметил этого.

– Позвони на завод и спроси, готовы ли они дать цистерны. Поставщики сказали, что своих у них нет сейчас. Это первое. Второе: передай Дергачеву, что «процесс идет». Скажешь ключевую фразу: «с Орловским все утряслось», он поймет. После обеда набери мне Терещенко, а сейчас распечатай договор на покупку слябов. Все понятно?

– Да, – ответила Оля.

– Действуй!

Она вышла в приемную, ничего не понимая. Он согласился с ее доводами или считает, что его решение вообще не обсуждается и обжалованию не подлежит?

Ответ на свои вопросы она получила несколько минут спустя, когда, отыскивая в компьютере файл с договором, услышала, как Дмитрий Николаевич вышел из кабинета и спросил Виктора:

– Ну что, Виктор, нашел кого-то на место второго секретаря?