Полторы имперских марки

– Здоровьем детей клянусь, вчера все началось! Как вы заехали, так и началось!

– А может, как заехал полковник Танау?

– Полковник уж два дня как у нас жил, – стоял на своем хозяин. – Нет, фроляйн, всё с вас началось. Я бесконечно предан их милостям барону и баронессе, ценю и уважаю вашу пострадавшую милость, но для всех будет лучше, если съедете вы поскорее.

– А не съеду, – отрезала я. – Пока не услышу всю правду.

– Со всем почтением, фроляйн, заметить хочу, что командовать вы здесь не можете. Вы ж в отпуске.

Вместо ответа я крикнула:

– Драган! Ты закончил с этой комнатой?

– Заканчиваю, – он, по своему обыкновению, возник рядом неожиданно.

– Как закончишь, приступай к обыску гостиницы. И начни-ка ты с погреба. Потом возьмешь Ульрику, и осмотрите детальненько кухню. А потом…

– Фроляйн Штальм! Да что ж вы…

– Она тут вам не фроляйн, – резко оборвал его Вонжич. – Она тут – лейтенант криминальной полиции. Когда приступать, лейтенант?

– Я позову, заканчивай пока.

Схема у нас давно отработана. Запирающемуся свидетелю всегда нужно давать возможность откатить назад. Особенно если свидетель раздумал запираться.

– Да правду я вам говорю! – громко зашептал хозяин, как только мы остались в коридоре вдвоем. – Не было никаких порталов, полковник приехал, как и вы, в коляске. А уж как вы заехали, так странности и начались.

– И какие же?

– Гроза была, ну вы ж помните. Только молнии били будто с прицелом. Хорошо, мне инженер из Бореслау двойной прочности громоотвод наладил, я каждый раз за него Небесам молюсь. А потом вспышка была, как от молнии, а грома нет. Я б внимания и не обратил, если б не голоса.

– Голоса? Около полуночи?

– Вот, я же говорю, из-за вас все!

– Еще раз. Какие голоса? Что вы услышали?

– Сначала, – обстоятельно заговорил хозяин, – дверь входная хлопнула. Я как раз ресторан закрыл, иду по коридору в холл и слышу, как кто-то вас спрашивает. Лешек – это портье ночной – отвечает, мол, отдыхаете вы. А они между собой – уже тут ищейка полицейская, опоздали мы. Я как раз к стойке выворачиваю, а они чуть не бегом в люкс.

– Стоп. Вы видели их? Сколько человек? Опишите, как выглядели, как одеты, как…

– Три офицера в форме, вот как, – невежливо перебил хозяин. – Дверь у полковника открыта была, я подумал, что ждал он кого. Но явно не этих. Может, вас и ждал?

– Продолжайте.

– Ну вот, дверь была открыта, он удивился. Начал сердиться, как, мол, посмели, да не позволю…

Как раз это слышала и я.

– А они, мол, это мы не позволим, обвинять его стали. Дескать, украл государственную тайну.

– И?

– И ушел я, подобру-поздорову, меньше знаешь – крепче спишь. Тем более если речь о государственных тайнах.

– А портье? Может быть, он слышал больше?

– Ваш человек больше слышал, портье как раз письмо относил в корзину для почты.

– А вы откуда знаете? Вы же ушли?

– Ну-у… Я вверху на лестнице стоял, все же моя гостиница. Оттуда не слышно, но видно хорошо.

– И что увидели? Как офицеры уходили?

– В том и штука, что не уходили они. Ногами то есть. Полковник вышел, письмо на стойку положил и вернулся. А тех троих в люксе уже не было.

– И вы молчали? Где письмо?! А, у армейских…

– Не знаю. Если только Лешек им сказал? Но вообще-то почтарь у нас пташка ранняя, сдается мне, почту из корзины он забрал до военных.

– Кто-то еще, кроме вас и портье, знает про письмо?

– Теперь только вы, фроляйн.

Цены бы не было таким свидетелям. Если бы только информацию они выдавали добровольно и своевременно. Вчера письмо еще можно было поймать в местном почтарском отделении. Теперь – ищи ветра в поле.

Плохо то, что полковник выходил с письмом тогда, когда молодых офицеров в люксе уже не было. С другой стороны, им ничто не мешало вернуться через тот же портал немного позже, убрать Танау и создать картину самоубийства. Кстати, Эггер обещал проверить почерк на записке. О самой записке можно забыть, военные не отдадут.

– Фреди! Да Фреди же!

Драган только что не тряс меня за плечи. Я так глубоко задумалась о вчерашнем трупе, что забыла про сегодняшний. Оказалось, Ульрика дала предварительное заключение и хочет вскрыть Бабадимри, пока не поздно.

А внизу раздался топот и крик портье: «полиция!». Местная полиция в составе сержанта и двух патрульных выглядела сонной. А может, и перебравшей светлого пива. Они заглянули внутрь номера, посмотрели на труп и Беляну, слегка протрезвели и сразу потребовали от меня указаний.

Мне надо было убрать Беляну. Ульрике – вскрыть Бабадимри. Но если камера в их участке была, то морга, увы, нет. Хозяин, оттертый мощными спинами полицейских на периферию, вновь напомнил о себе и пообещал договориться с приятелем, местным гробовщиком. У него мертвецкая все равно простаивает, потому как жители Вильямсштада удивительные жизнелюбы. Если кого и хоронят – раз в год, не чаще.

Ульрика посияла на него благодарной улыбкой, но я-то знала, дело во мне.

– А приятель ваш, случайно, комнаты приезжим не сдает? – негромко поинтересовалась я, когда патрульные уложили неопознанный труп на носилки.

– Да как у вас язык-то поворачивается, ваша милость! Матушка ваша каждый день звонит, ждет, все глаза проглядела, а вы!

То есть я мешаю ему не просто в гостинице. Я вообще мешаю, даже просто находясь в городке. Ну-ну. Повернувшись к сержанту, приказала отвести Беляну в участок и посадить под замок. Тот коротко кивнул и занялся задержанной.

Ульрика пошла одеваться, и Драгана я отправила с ней. Пусть присмотрит. Петер уже стоял рядом, держа мой плащ. Патрульные оперативно сбегали за носилками и сейчас грузили на них неопознанный труп.

– Значит, у вас с баронессой общий интерес?

– Фроляйн, да поймите, пока вы тут, мое дело зачахнет, никто же не поселится в гостиницу, где что ни ночь – то труп!

– Странно вы рассуждаете, герр Фокс, – вмешался Петер. – Упокаивал нежить я, а виновата фроляйн?

– А… вы ж с ней приехали, человек подневольный, какая ваша вина? – нашелся с ответом тот.

Как раз к концу его фразы патрульные вынесли носилки с трупом на лестницу, из своей комнаты вылетела Ульрика, за ней Драган. Беляну уже увели. Похоже, она не соображала, где находится и что с ней происходит.

На улицах Вильямсштада фонари стояли только вокруг Управы и дома градоправителя. Там, куда нас вел хозяин гостиницы, тьма обретала все свойства кромешности. Небо еще не очистилось от туч, жители давно спали. Никаких источников света, кроме фонаря в руке Драгана (отдавать его Фоксу он отказался наотрез). Зато нашу процессию сопровождал звонкий собачий лай. Бедняги, они ведь чуяли не просто труп: труп оборотня.

Идти пришлось минут двадцать. Гробовщик жил на выселках. Зато принял нас с распростертыми объятиями, приятель наверняка успел его предупредить. Ничего удивительного, у двух контрабандистов должны быть тайные способы передачи информации.

В мертвецкой герр Новак включил мощные лампы, труп водрузили на типичный металлический стол, и Ульрика тут же начала его раздевать, попутно диктуя мне для протокола:

– Труп мужчины, возраст обращения примерно сорок лет, упокоен пулей с серебряным сердечником, калибр семь запятая шестьдесят пять. Телосложение среднее, жировые отложения отсутствуют, суставы гиперподвижны, оволосение повышено.

Драган, уже осмотревший одежду на теле, теперь аккуратно изучал разорванную рубашку, темные брюки полувоенного покроя, обувь и белье – уже по отдельности. И строчил собственный протокол, устроившись рядом со мной.

Петер недвусмысленно дал понять, чтобы два приятеля не маячили у нас за спинами, чему те откровенно обрадовались. В это время Ульрика дошла до печени, сообщила, что есть некоторые признаки цирроза, но после обращения, как должно быть нам известно, все органы начинают восстанавливаться.

– Судя по степени восстановления, могу сказать, что обращение произошло от полугода до трех месяцев назад.

– Свеженький, значит? – уточнил Петер.

Какой бы он ни был, это нам ничего не давало: приспосабливались оборотни прекрасно. Нередко ни родные, ни друзья и подумать не могли, что общаются уже не с человеком. Они не прятались, жили в собственных домах, работали, выпивали – как все. Поймать оборотня в латентном состоянии почти невозможно. Даже если ты ищейка.

Во время оборота проще – идешь по кровавому следу. Но сегодняшние оборотни – это далеко не те тупые твари, о которых до сих пор рассказывают страшные сказки. Они теперь не вырезают собственные деревни, а загодя уходят на охоту в лес или в горы. А то и в город.

Отец предупредил, что в горах много нежити. А с учетом того, что я расстреляла весь боезапас, а Петер – уже пятую часть, ехать в Драконий Лог без дополнительной охраны неразумно…

– А вот это интересно, – заметила Ульрика. – Судя по остаточной костной мозоли, до обращения у него не было правой ноги ниже колена. Ходил на протезе.

– Значит, не бедный, – сделала вывод я.

– Или военный, – продолжил Драган. – Ветеран.

На полях протокола я записала: «Безногий спивающийся ветеран. Военные ставят эксперименты на своих же?»

– Смотрите-ка, что было у него под стелькой!

Мы все повернулись к Драгану, который держал эту самую стельку с приклеенной к ней маленькой бумажкой. На ней было написано слово «надиоком». Мы переглянулись и дружно уставились на Ульрику. Она пожала плечами и продолжила свое занятие.

– Не смотрите на меня. Единственный Надиоком, о котором я знаю, жил примерно тысячу лет назад. Один из Великих Мастеров, которому приписывается создание первых оборотней.

– По-моему, связь есть: раз этот Надиоком создал оборотней, то…

– Это лишь одна из версий, – возразила Ульрика. – То же самое можно прочесть в источниках про пару-тройку других Великих.

– А зачем они это сделали? – спросил Драган.

– Создали монстров? – уточнила Ульрика. – В источниках этой информации нет.

– Да и так понятно, – вмешался Петер. – Идеальные лазутчики и диверсанты. Похоже, нынешние военные пользуются результатами опытов Великих, и даже усовершенствования вносят.

– Не приведите Небеса! – возмутилась я. – Где Великие – и где наши армейцы?

– Их тауматург сказал, что я загубил экспериментальный материал, – негромко напомнил Петер.

– Я закончила, – объявила Ульрика. – Драган, нам нужны фотографии.

– В городишке должен быть фотограф, – ответил наш эксперт, камера которого сломалась в первый день по приезде.

Мы договорились с гробовщиком, что труп временно останется у него, и пошли назад в гостиницу, надеясь, что остаток ночи удастся провести в постелях. Не тут-то было.

Уже на подходе был заметен неяркий свет, пробивавшийся сквозь плотные шторы на окнах люкса.

– Неужели Мориц уже сдал номер? – удивилась Ульрика.

– Мориц? – пробормотала я вполголоса.

– Да, хозяина зовут Мориц, – подтвердила подруга. – Он, кстати, вдовец.

– Не похоже, что туда заселился нормальный постоялец, – перебил нас Петер. – Смотрите.

Действительно, по занавескам метались туда-сюда тени, свет из неяркого, но обычного желтого превратился в синий, какого-то потустороннего оттенка.

– Кто-то проводит тауматургический ритуал, – вынесла вердикт Ульрика.

– Пошли скорей, посмотрим!

– Возмутительная наглость, у меня под носом, без всякого стеснения, – ворчала подруга, пока мы чуть ли не бегом преодолевали последние метры пути.

Клумбе под окном люкса досталось. Занавеска была прикрыта неплотно, и мы дружно топтались у этой щели в искаженное синим светом пространство комнаты. Внутри действительно творилось что-то странное. В первую очередь в глаза бросались пять толстых оплывающих свечей, горящих неверным синим огнем. Они стояли по углам пентаграммы, расчерченной на полу между столом и диваном, как раз в том месте, где находился слишком памятный мне нестабильный портал.

Внутри пентаграммы лежал какой-то темный предмет, рассмотреть его снаружи было трудно. А вокруг метались три фигуры в плащах с капюшонами.

– Хм, – сказала Ульрика. – Я поняла, что они делают. Идиоты.

– Что?

– Ищут монету, конечно же.

– А почему идиоты? – спросил любознательный Драган.

– Потому что принцип сродства здесь не работает. Рука, которая держала монету, всего лишь временный объект, с которым тесная связь невозможна. Тесная связь устанавливается между пулей и стволом, из которой она была выпущена. Между предметом и мастером, который его создал. Тогда принцип сродства сработает. Тебе понятно?

Драган кивнул, и Ульрика продолжила:

– А эти неучи пытаются найти монету с помощью руки, в которой она находилась некоторое время. Между ними нет связи, любой тауматург прекрасно знает, что использовать принцип сродства тут бесполезно.

То есть в пентаграмме лежит рука?

– Значит, не тауматурги. И мне кажется, я знаю, кто решил найти монету после зачистки. Ульрика, устроишь им открытый урок тауматургии?

Обычно подбить нашего доктора тауматургии на авантюру нелегко, но сейчас она была возмущена до глубины души. И даже не спросила, кого я подозреваю в противоправном использовании принципа сродства. Входная дверь была заперта, но что такое простой замок для эксперта по вещдокам?

Ульрика вошла в люкс, аккуратно цокая каблучками. Петера я отправила с ней на предмет непредвиденных случайностей. А сама, подтащив с помощью Драгана пару стульев от стойки портье, собралась с комфортом посмотреть хотя бы часть спектакля.

Но этой ночью все мои планы рушились.

– Лейтенант Штальм! Где вас носит?

– Капитан Эггер?

– Вижу, вам намного лучше.

– Спасибо за заботу. Чем обязана?

– Раз уж вы все равно не выполняете предписания целителя, я не буду ждать утра, как собирался. У трупа полковника Танау отрезали кисть руки. Она исчезла. Вы можете помочь частным образом, не афишируя свое участие?

– Я помогу, – очень сложно было не рассмеяться. – Но вы дадите мне спокойно посидеть минут пятнадцать – двадцать, и не будете вмешиваться.

– Договорились, – не позволив себе и тени удивления, сказал Эггер.

– Берите стул, капитан, – от всей души предложил ему Драган.

Но я уже сосредоточилась на сольном выступлении Ульрики.

– … разочарована, господа. Если вы стараетесь, дабы выслужиться перед начальством…

– Мы стараемся ради Отечества! – выкрикнул один из героев под капюшонами.

Патриотизм не сработал, голос сорвался, и парень от волнения дал, что называется, петуха.

– Мы присутствовали на вашей лекции, доктор Вальдан, – более спокойно сказал второй.

Не знала, что Ульрика читает лекции в военной Академии.

– Что мы сделали не так? – жалобно спросил третий, скидывая капюшон.

Эггер рядом выругался и почти успел встать, но Драган поймал его за рукав.

– Вы обещали, капитан, – напомнила я.

Эггер выругался еще раз, но тише.

– Всё, – рявкнул Петер. – Доктор Вальдан, простите. Продолжайте.

– Начнем с основ, – Ульрика всегда готова делиться знаниями. – Господа, что я говорила о принципе сродства? Вы бы хоть учебник открыли, прежде чем отрезать у трупа кисть. Кстати, чем резали?

– Пилой, – опустив голову, сказал тот, первый адепт тауматургии, совсем юный парнишка.

Как таких в армию берут? Нет, как им звания дают?!

– Хорошо, – мимолетно похвалила его Ульрика, и он засиял. – Что же было дальше?

– Мы вынесли руку из лаборатории, приготовили все для ритуала… – ответил спокойный второй.

Эггер снова подскочил, теперь его было не остановить. Он ворвался в люкс подобно злой комете. Теперь и нам с Драганом не было смысла таиться.

– Как?! – рычал в это время капитан. – Как вы вынесли руку из лаборатории?! Завтра похороны! Да снимите уже свои балахоны!

– Поэтому и вынесли, что завтра похороны, – рассудительно ответил тот, что первым снял капюшон. – Потом ничего бы не узнали.

– Вы и так ничего не узнали! Идиоты! – Эггер смотрел, как лейтенанты скидывают свои плащи, и зверел еще больше.

Сорвал такое развлечение… Но я не собиралась спускать им все, что натворили.

– Не знаю, капитан, разве армейские не подчиняются законам? Расчленение трупа – статья триста двадцать восьмая, часть «Ц» Уголовного кодекса, похищение части трупа с целью получения выгоды – статья четыреста пятьдесят третья, части «А» и «Д», в совокупности…

– Мы не для выгоды!

Как я и ожидала, повелся самый молодой участник шайки.

– Суд решит, юноша.

– Для чего же, как не для выгоды? – поддержал меня Драган. – Полагаю, возвращаться конечность вы не собирались. А собирались вы изготовить из нее, так называемую, «руку славы».

– При должном применении «руки славы» можно безнаказанно красть любые суммы, драгоценности, государственные тайны, – подхватила я.

Чушь, конечно, но сейчас сгодится.

– Ищейка, – с ненавистью прошипел мальчишка.

– Немедленно извинитесь перед лейтенантом Штальм! – рявкнул Эггер, опередив и Петера, и Ульрику, и Драгана.

– Не стоит, – лучезарно улыбнулась я. – Ну как, Петер, мы поорали достаточно?

– Вполне, фроляйн.

– Фанфары, господа. Капитан, позвольте представить вам тех самых лейтенантов, которые посещали полковника Танау незадолго до его кончины. И обвиняли в измене.

– Она все врет, капитан!

– Живо прибрали за собой, – вмешалась Ульрика. – И зарубите на своих носах: лейтенант Штальм никогда не врет.

– Выполнять! – прорычал Эггер. – Лейтенант Штальм, благодарю за оказанную услугу.

– Да вы бы и сами их нашли, капитан, – честно признала я.

В результате сильно сокращенного развлечения остаток ночи, точнее, начало утра (уже светало) я все-таки провела в кровати. Отконвоировал меня в номер капитан лично, пока Петер и Ульрика приглядывали за уборкой люкса.

– Я снова у вас в долгу, фроляйн, – странным тоном сказал он напоследок. – Если потребуется любая помощь, если я вдруг смогу быть вам полезен, то…

– Я найду вас, капитан, – отделалась я дежурной шуткой ищеек.

Не думала, что поймет, но он улыбнулся.

– Доброй ночи, фроляйн.

Скорей уж доброго утра. Но спала я, несмотря ни на что, сладко. Хоть и недолго.

Глава 4

– Фроляйн, просыпайтесь. Баронесса приехала.

От этих слов меня подбросило вверх, как на распрямившейся пружине. Матушка выполнила свою угрозу. А может быть, постарался и Фокс. Но утро после и без того бессонной ночи показалось мне не просто мрачным – отвратительным.

– Новости от Бауэра? – спросила я, наскоро умываясь – одеваясь.

– Он в участке, допрашивает Беляну, – сообщил Петер. – Доктор Вальдан взяла на себя баронессу. Вонжич нашел фотографа, хочет получить снимки до отъезда.

Неужели все разъедутся сегодня? Вернутся в столицу, к привычным делам и службе? А я вместе с матушкой – в Драконий Лог? Пресветлые Небеса, ну как же так? Не хочу!

– Петер, придумай что-нибудь!

– Фроляйн, вам, кажется, должен некий капитан из контрразведки?

Я слегка успокоилась. Когда Петер говорит таким тоном, значит, у него есть план.

– Сегодня похороны полковника Танау. Думаю, что Бауэр не будет возражать, если вы почтите память убитого вместе.

– Так, а при чем тут Эггер?

– А кто же вернет вас обратно в гостиницу порталом? – удивился моей непонятливости Петер. – А иначе баронесса не отпустит.

Он был прав. Матушку можно убедить в необходимости посещения похорон. Но в том, что мне снова придется проделать весь путь от столицы в Вильямсштад обычным транспортом – никогда. Я вздохнула и, одернув дорожный жакет, шагнула к двери. Пусть это лишь отсрочка, но… кто знает, вдруг жениху надоест ждать?

Ульрика и Илона Аделия – баронесса эф Штальм – сидели на открытой террасе ресторана среди вазонов с цветущими петуниями и попивали чай. Неподалеку маячил герр Фокс, одетый сегодня вполне цивильно. Видимо, обслуживал дам лично.

Матушка выглядела безупречно – как будто не ехала через перевал в тряской бронированной карете. Ни единой складочки на пышной светлой юбке, ни один локон не выпал из высокой прически, ни одно перышко не вылетело из маленькой дорожной шляпки, небрежно брошенной на кресло рядом.

Ульрика ей не уступала. Никаких следов бессонной ночи, тяжелой работы или потраченных на военных нервов. По сравнению с ними я в дорожном костюме с измятыми брюками и блузкой уже трехдневной свежести смотрелась как ворона среди изящных белокрылых голубок.

– Вы непременно должны погостить у нас, Ульрика, – говорила матушка, еще не видя меня. – Вам обязательно понравится…

Тут я попала в поле ее зрения. Она порывисто поднялась, едва не снеся стол, и схватила меня в крепкие материнские объятия.

– Как ты напугала нас, дочка! Я едва отговорила отца ехать со мной вместе!

Я не пыталась вырываться – бесполезно. Но Небеса, как было неловко, когда меня начали ощупывать на предмет отсутствия повреждений…

– Петер, я вами недовольна. Почему я узнаю о травме – тяжелейшем сотрясении мозга! – Фредерики не от вас, а от посторонних?

– Мама! Прекрати!

Мимолетный взгляд, которым наградила Ульрика своего поклонника, явно дал понять, что теперь он – бывший поклонник. Значит, все-таки Фокс вызвал матушку и рассказал ей о причине моей задержки в его гостинице.

– Госпожа баронесса, лечение вашей дочери взял на себя сам герр Клаушвиц, так что поверьте, никаких опасений за ее здоровье нет и быть не может, – Ульрика снова переключила внимание матушки на себя.

Мы с Петером переглянулись и посмотрели на Фокса. Кажется, тот понял, что спуску ему не будет. Но чай подал без почтения и только мне. Терпение лопнуло. Выловлю всю его контрабанду. И банду тоже.

Очень вовремя на веранде появился Драган, размахивая готовыми снимками. И чуть позже – Бауэр, выглядевший совсем недовольным.

– Молчит? – с сочувствием спросила я, имея в виду Беляну.

– Заберем ее к себе, – вздохнул старший дознаватель. – Я на похороны. Ты со мной?

– Да!

– Ты собираешься на похороны в этом? – скривила губы матушка. – Фредерика, это же… – она взяла меня под руку и отвела от мужчин. – Это недопустимо, ты же…

– Мама, покойнику все равно, его сослуживцам – тем более.

– В Вильямсштаде, конечно, уже раскупили все приличные траурные платья, – не слушая меня, бормотала матушка. – Что же делать? Нет, ты определенно никуда не пойдешь.

– Мама, похороны не в Вильямсштаде.

Так всплыло главное обстоятельство, но баронессу эф Штальм оно не испугало, а наоборот, обрадовало. Она решила немедленно купить мне платье!

– Мама, на это нет времени, – твердо сказала я. – Но в столице я непременно переоденусь в парадную форму.

Матушка сощурилась и стребовала обещание вернуться в приличном платье. То есть о портале Фокс ей уже доложил?!

– Все готовы? – спросил Бауэр.

Уходили мы из гостиничного холла, а матушка с довольной улыбкой махала вслед. Куда катится мир?

Естественно, переодеться не вышло. Портал был настроен на комендатуру Столичного округа. Оттуда мы с Бауэром отправились прямиком на военное кладбище, а Ульрика с Драганом – в родное Управление. Может быть, мне повезет, и Эггер будет занят… хотя бы до вечера. Тогда и переодеться заскочу, и к дяде Рольфу с новостями.

Если ты хоть раз побывал на похоронах армейской шишки, можно считать, что видел их все. Строй солдат в парадных мундирах, речь какого-нибудь генерала с траурной лентой на рукаве, последние почести по команде «пли». Но Танау удалось отличиться и здесь.

Солдаты гарнизона, конечно, печатали шаг. И генерал присутствовал. И кладбище было самым что ни на есть пафосным – специально для «солдат императора». Мы с Бауэром и Петером наблюдали немного со стороны, как мимо гроба шли, прощаясь, офицеры – и в парадной, и в полевой форме, и в штатском. Там были и Эггер, и тот усатый майор-контрразведчик, и даже три лейтенантика, которые отпилили полковнику кисть.

– Так Танау тоже был из контрразведки, – осенило меня.

– Верно, – подтвердил старший дознаватель. – Пока не стал начштаба в Бешоте, негласно возглавлял контрразведывательное управление Столичного округа.

– Пришлешь мне досье?

– Штальм, ты в отпуске.

– Вовремя вы об этом вспомнили, – вмешался Петер. – Дело по второму трупу кто возьмет?

– Как начальство скажет, – пожал плечами Бауэр, всем видом демонстрируя, что решает не он.

– По какому второму трупу? – раздался сзади знакомый голос.

Мы дружно повернулись к капитану Эггеру.

– Прошлым вечером на лейтенанта Штальм напал оборотень, – четко и по существу отчитался Бауэр. – Герр Шульц его упокоил.

– Лейтенант, почему не известили меня? – без видимых эмоций спросил Эггер.

– Вы обратились по другому поводу, – пожала плечами я.

– Я известил ваших коллег, – позволив себе легкое удивление в голосе, сказал Бауэр. – Но все были озабочены отрезанной кистью полковника.