Солнечный детектив

Алексей поднял с пола клюшку. Привычный атрибут придал уверенности. Правда, опасаться теперь было некого. Загадка разрешилась, никакой мистики в ней, как и следовало ожидать, нет. Злодей пойман и на поверку оказался довольно жалким.

– Вставай, – сказал ему Касаткин почти миролюбиво. – Хватит коленками ковер протирать. Как тебя звать? Серж? Это Сергей, что ли?

– Серж, – глухо проговорил племянник Греты Германовны, поднимаясь с колен и отряхивая штанины, к которым пристало кирпичное крошево. – У меня так в паспорте записано…

Он неожиданно метнулся мимо Касаткина в коридор. Чаял, наивный, сыграть на опережение и вырваться из квартиры, ставшей для него западней. Касаткин ждал чего-то подобного, поэтому среагировал без промедления – подсек не в меру ретивого Сержа крюком клюшки, а затем еще и гипсом по шее приложил. Пусть полежит, отдохнет.

Вот теперь дело было сделано на все сто. Алексей прислонил ненужную больше клюшку к стене, стащил через голову свитер, в котором успел изрядно взопреть, и устало сел в кресло.

Поверженный враг лежал у его ног и слабо постанывал. Минут пять проваляется в отключке, так что можно перевести дух. А потом уже и в милицию звонить.

Черная молния промелькнула в воздухе. Алексей ощутил мягкий толчок. Рядом, на кресле, примостилась Клотильда – успокоившаяся и довольная собой.

Он пощекотал ее и произнес ласково:

– Умница! С тобой хоть в разведку, хоть в финал Кубка.

В его устах это было наивысшей похвалой.

Грета Германовна, узнав о случившемся, прервала отпуск и вернулась из санатория на неделю раньше. К ее приезду уже вовсю велось следствие. Племянник Серж сидел в камере предварительного заключения и рассказывал, как ему удалось осуществить невероятный по замыслу и воплощению преступный проект.

Серж с самого детства был непутевым и мечтал лишь о том, чтобы средства к существованию давались ему в неограниченном количестве и желательно без усилий. Однако жизнь обходилась с ним сурово и беспощадно. Он рано лишился родителей, его опекала единственная близкая родственница – Грета Германовна, тетка по отцовской линии. После восьми классов средней школы Серж поступил в профтехучилище и с грехом пополам окончил его, получив специальность «штукатур-маляр». Сделавшись самостоятельным взрослым человеком, он вырвался из-под теткиного присмотра, который его тяготил, и трудоустроился в строительный трест, но продержался там всего полгода. Работа показалась ему чересчур тяжелой и грязной, а зарплата – несправедливо низкой.

Уволился, пытался фарцевать джинсами и жвачкой, загремел в отделение, едва не сел. Изобразил бурное раскаяние, разжалобил следователя и вышел на свободу, отбыв всего пятнадцать суток. Снова пошел работать на стройку и снова вылетел. Так продолжалось несколько лет. Серж с необычайной быстротой спускал свои заработки и каждый месяц ходил к Грете Германовне клянчить деньги до следующей получки. Она до поры не отказывала, но, видя, что он все больше наглеет, в конце концов заявила, что у нее не ссудная касса.

Серж обиделся и перестал к ней ходить, но образ жизни не поменял. Вскоре нужда вновь заставила его задуматься над решением финансового вопроса. Он знал, что у тетки поживиться нечем, она сама жила небогато. Зато через стенку от нее обитала экс-прима, у которой дома был настоящий музей редких вещей и ценностей. Серж видел все это однажды, когда, будучи еще в относительно хороших отношениях с теткой, зашел вместе с ней к бывшей балерине в гости и поразился роскоши, посреди которой она сибаритствовала. Престарелая и уже слегка выжившая из ума артистка без умолку трещала о том, какие царские подарки делали ей в те далекие годы, когда она вместе с труппой выступала по заграницам. И это не было пустопорожним хвастовством – та доставала из бюро красного дерева всевозможные ларцы и ларчики, открывала их и демонстрировала украшения из сапфиров, рубинов, изумрудов и неведомых Сержу, но не менее восхитительных драгоценных камней.

Вот где была пещера Али-Бабы! Серж смотрел, сглатывал слюну и думал: зачем этой дряхлой старушенции, стоящей одной ногой в могиле, столько добра? Она и так превосходно живет на свою актерскую пенсию, ей многого не надо. А цацки лежат мертвым грузом и после ее смерти перейдут каким-то двоюродным сестрам или даже их детям, которые живут в Норильске и приедут в Ленинград только для того, чтобы забрать наследство.

Тогда-то и созрел у Сержа план. Чтобы завладеть сокровищами, для начала требовалось удалить из квартиры их владелицу. С этим проблем не возникло – он подкараулил бабку, когда она хромала из булочной, и, пронесшись вихрем, толкнул ее на проезжую часть. Убивать не собирался, хотел лишь, чтобы она попала в больницу. Расчет оправдался: старушка загремела в травматологию, и квартира осталась без пригляда.

Следующий пункт программы заключался в том, чтобы пробраться в сокровищницу. Серж заранее удостоверился в том, что путь через входную дверь не годится – она была сделана из железа и снабжена тремя замками. Такую поди взломай, тем более на лестничной площадке, где и жильцы шастают, и звуки гуляют с отголосками, как в концертном зале…

Через окна тоже не пролезть – это надо быть профессиональным альпинистом. Но Серж, обладавший благодаря своей профессии кое-какими познаниями в области строительства, осмотрел дом и пришел к выводу, что проще всего проникнуть сквозь стену. Нет, не как в сказке, а гораздо прозаичнее – посредством разбора кирпичной кладки. На эту мысль его натолкнула прочитанная в «Ленинградской правде» заметка о двух злоумышленниках, которые подобным образом вскрыли склад бытовой техники, примыкавший к гаражам.

Начало операции Серж подгадал к отъезду Греты Германовны в отпуск. Поскольку кому-то надо кормить кошку и поливать цветы, а соседка в больнице, тетке волей-неволей придется довериться племяннику. Она отдаст ему ключи, а он за две недели не только проковыряет отверстие в стене, но и успеет заделать его обратно. Идеальная кража! Ценности исчезают из замкнутого пространства, а следов взлома нет.

Однако план с самого начала оказался под угрозой срыва. Грета Германовна не доверила ключи беспутному родственнику, предпочла оставить их малознакомому соседу-хоккеисту. Сержа это поначалу поставило в тупик. Тем не менее отступать он не захотел и стал усиленно искать другие способы реализации намеченного. Он узнал, что геолог из сопредельного подъезда в паузе между экспедициями приехал на несколько дней в Ленинград и подыскивает новых жильцов для своей квартиры. Плата была пустяковой, и Серж снял его порядком запущенную конуру сроком на месяц. Геолог уехал по своим поисковым делам, Грета Германовна улетела в Гагры, и Серж наконец получил возможность приступить к работе.

Как он и предполагал, отсыревший кирпич не стал непреодолимым препятствием. Главная сложность состояла в том, чтобы не привлечь к себе внимания соседей. Работал глубокими ночами, по три-четыре часа в сутки, когда все спали, а в квартире Греты Германовны не было никого, кроме кошки. Старался не шуметь, молоток использовал лишь в крайних случаях, действовал в основном зубилом и стамеской, процарапывая ими рыхлый раствор и аккуратно вынимая кирпичи. Это сильно затягивало процесс, но, несмотря ни на что, Сержу удалось за три дня проделать лаз из квартиры геолога в квартиру тетки.

Половина пути, таким образом, была преодолена. Предстоял наиболее сложный этап – пробуравить такую же дыру в квартиру заслуженной балерины. Возникли всевозможные помехи: то Касаткин задерживался подолгу, то Клотильда устраивала истерику. Сержа она знала по его визитам к Грете Германовне и никогда не любила, потому что слышала, как хозяйка бранит его и гонит прочь. А тут он осмелился залезть к ним домой без спроса и, безусловно, не из лучших побуждений. Однажды Сержу надоело ее свирепое мяуканье, и он запустил в нее толстой книгой с теткиной полки. Клотильда не осталась в долгу, произошла стычка, в результате чего Серж получил кровавую отметину от острых кошачьих когтей.

Но к тому времени его уже ничто не могло остановить. Еще одна ночь – и он достиг цели: последний мешавший кирпич был вынут и открылся доступ к старухиным драгоценностям. Серж вел себя с предельной осмотрительностью – убирал неизбежно накапливающийся мусор, следил за тем, чтобы гобелены с оленями надежно прикрывали прорехи в стенах. Но он не учел, что страж теткиной квартиры устроит засаду.

Эксперты из милиции долго цокали языками и качали головами, оценивая труды Сержа. Светил ему немалый срок за порчу недвижимого имущества и кражу, но для этого надо было определить размеры ущерба. Если с повреждениями, нанесенными жилому зданию, все было более-менее ясно, то в отношении похищенных драгоценностей возникла загвоздка. Доставленная из больничной палаты артистка проехалась по квартире в инвалидном кресле и объявила, что из ее коллекции пропал только один экспонат, зато самый ценный, – перстень с бриллиантом, преподнесенный ей первым премьер-министром Индии Джавахарлалом Неру.

Серж на допросах божился, что ничего не тронул. Да, в квартиру к балерине пролез, да, бюро с сокровищами открыл, но, спугнутый Касаткиным, совершить кражу не успел, и куда подевался перстень, знать не знает. Нужно ли говорить, что его тщательно обыскали и ничего не нашли. Подробному осмотру подверглась и квартира Греты Германовны. Бриллиантовый перстень как в воду канул.

То есть получалось, что имела место не кража, а всего лишь попытка. Меж тем отставная балерина твердила, что подарок премьера лежал в бюро и взять его, кроме вора, никто не мог. Следователи готовы были списать все на ее старческий склероз (дескать, сама куда-нибудь засунула, а потом забыла), но вмешался случай. У Греты Германовны стала вянуть любимая бегония. Пожелтели и поникли листья, стебель, прежде упругий и сочный, сделался дряблым, и цветок наклонился набок, опершись на деревянную лесенку. Хозяйка хлопотала над чахнувшим растением, словно сиделка над больным. Ставила его под лампу, добавляла в почву удобрения – все было тщетно.

Спустя неделю секрет раскрылся: Грета Германовна, взрыхляя палочкой землю в цветочном горшке, наткнулась на нечто твердое и извлекла на свет перепачканный перстень, в котором ее именитая соседка признала свою пропавшую реликвию. Перед лицом неоспоримых фактов Серж перестал вилять и сказал, что похитил перстень и вынес его в кармане, но, застигнутый Касаткиным в гостиной у тетки, засунул опасную улику в первый попавшийся горшок. Возможно, перстень так и пролежал бы в земле долгие годы, если б не повредил корневую систему бегонии.

Что еще добавить? К Грете Германовне нагрянула бригада рабочих, они заделали дыры в стенах, но при этом изгваздали и засорили чистенькую хозяйкину спальню. На волне произошедшего жильцы дома составили адресованную властям петицию с требованием провести оценку состояния несущих конструкций. Оценку провели, экспертная комиссия выдала заключение, что дом нуждается в ремонте, но жить в нем можно. Прачечную с первого этажа убрали, а по квартирам прошли специалисты из ЖЭКа с мощными софитами, при помощи которых подсушили перекрытия и убрали лишнюю влагу. Интерьеры подъездов подновили – на этом все и закончилось.

Героиней номер один стала Клотильда. Грета Германовна, знавшая детали только понаслышке, сочла, что именно благодаря кошке подлый Серж был изловлен и разоблачен. В качестве награды за свои заслуги Клотильда месяц питалась не пикшей, а отборным палтусом и, как следствие, растолстела, набрав три лишних килограмма.

P. S. Ах, да! На Восьмое марта Леша Касаткин подарил Юле фен отечественного производства за сорок пять рублей. Подарок смотрелся убого, избалованная Юля не удержалась от саркастических комментариев, отчего настроение Касаткина упало, и он так и не решился сделать ей предложение руки и сердца.

Алекс Винтер

Кот в зазеркалье

Крик, полный отчаяния и ярости, доносился откуда-то из темноты. Агата подскочила, не сразу сообразив, где находится и почему спит не в своей кровати. В перепутанном сознании даже мелькнула мысль: она опять влезла в какую-то неприятную ситуацию и уехала домой без табельного, которое лежало в сейфе на работе. И только спустя мгновение сообразила включить свет.

Тусклая лампочка прикроватного ночника осветила типовой номер средней гостиницы, без особых изысков. Кровать, две прикроватные тумбочки, стол, телевизор, платяной шкаф, все стерильно-безликое, только на стене картина неизвестного художника – мрачноватый пейзаж русской глубинки – да неожиданно богатые шторы из золотистой материи. Щурясь, Агата огляделась по сторонам, но никакие злодеи по углам не прятались. Из коридора тоже не доносилось ни звука.

«Приснилось», – подумала Агата и сползла обратно на подушку. В свете недавних событий, произошедших с ней, кошмары были делом вполне обычным. По большому счету сюда она приехала в стремлении избавиться от преследующих ее ужасов. Здесь, в санатории, окруженном озерами и хвойными лесами, царили покой и умиротворение. Агата нащупала выключатель и погасила ночник.

Крик повторился. На сей раз в нем было меньше ярости, но больше отчаяния. Агата снова включила свет, схватила халат и, запутавшись в рукавах, натянула его на ходу, выскочив из номера. В коридоре уже гудели голоса, значит, ей это не послышалось, обеспокоенные постояльцы тоже вышли поинтересоваться, что случилось. В последний момент, уже в дверях, Агата быстро оглядела номер: нет ли какого тяжелого предмета, чтобы можно было огреть злодея, но ничего подходящего на глаза не попалось. Продравшись сквозь толпу полуодетых людей, которые тоже сорвались с кроватей в половине второго ночи, Агата торопливо бросилась на звук, уже определив его источник.

Кричала, разумеется, та самая пожилая писательница Капитонова, всклокоченная, в халате поверх задравшейся до неприличия ночной рубашки. Задрав голову, женщина выла, прижимая руку к сердцу и медленно сползая по косяку. По коридору, расталкивая посетителей, к ней уже бежала дежурная медсестра, огромная, с плечами борца сумо и с заспанным помятым лицом.

– Что случилось? – зычно спросила она. – Где болит? Так, аккуратно, аккуратно… Подайте стул, пожалуйста… И воды принесите из кулера… Моя хорошая, что такое?

Капитонова лишь всхлипывала, жмурилась и, не переставая подвывать, отталкивала руку со стаканом. Вода выплескивалась на ночную рубашку, и женщина дергалась, но медсестра настойчиво заставила ее попить. Капитонова захлебнулась водой, после чего ее безостановочный крик стих. Закашлявшись, она вновь расплакалась, закрыв лицо руками.

– Да что с вами? – уже с плохо скрываемым раздражением спросила медсестра. Агата подошла. Капитонова отняла руки от лица и, увидев Агату, вцепилась ей в плечо.

– Мой мальчик! – воскликнула она. – Мой бедный мальчик! Они его забрали!

Агата недоуменно подняла глаза. Сын Капитоновой – раскудрявый Анатолий, в трусах и майке, стоял в номере и глядел на мать с испугом и таким же недоумением, будто подозревая ее в слабоумии. Перехватив взгляд Агаты, медсестра тоже посмотрела на сына Капитоновой.

– Милая моя, – ласково, но настойчиво произнесла она. – Вот же ваш мальчик. Жив-здоров, никуда не делся. Вам просто приснился кошмар…

Капитонова взглянула на сына, замахала руками и, засунув руку в карман халата, вынула из нее смятую бумажку и подала Агате. Та торопливо развернула мятый ком и, нахмурившись, поглядела на медсестру.

– Думаю, госпожа Капитонова говорит не об Анатолии, – резко сказала Агата. – Звоните директору. Кажется, мы имеем дело с похищением.

Ехать в санаторий было не самой плохой идеей. Конечно, можно и в ведомственный, тогда бы это вообще не стоило ни копейки, и лечение там соответствующее. Но был велик шанс встретить кого-то знакомого, а Агате не хотелось ни с кем общаться, объясняться, где травмировалась, отвергать неуклюжие ухаживания коллег, которые, несмотря на все запреты, умудрялись доставать спиртное и гудеть по вечерам. По Следственному комитету об Агате Лебедевой и так ходили неприятные шепотки, весьма противоречивые. То она была фавориткой руководства, то значилась в черных списках, то ее двигали по службе, то затирали, то она спала со всеми следователями, то, наоборот, ни с кем.

Слухи Агату то возмущали, то забавляли, но порой, глядя в зеркало, она и сама думала, что истина лежит где-то посередине и люди ее на самом деле сторонятся. Ранний брак – господи, как это было давно! – развалился, а новых кавалеров не прибавилось. Она даже как-то пристала к лучшему другу, оперу Стасу Фомину, с требованием объяснить, чего же ей так не везет в личной жизни. Тот, глубокомысленно почесав макушку, изрек:

– Ну, мать… Во-первых, ты слишком умна. Не каждый мужик потянет умную бабу, да еще с весьма авторитетным мнением. Во-вторых, ты слишком хороша собой.

– Разве это плохо? – удивилась Агата.

Рассуждали они, естественно, под рюмочку у нее на даче. Подруга Фомина, тележурналистка Александра Кротова, уже давно безмятежно дрыхла на лавочке, укутанная драным пледом, и в разговоре не участвовала.

– Это хорошо, когда перед тобой пусечка, – пояснил Стас, пьяненький и оттого излишне болтливый. – Такая безмозглая лялька, на которую ты смотришь и думаешь: ох, я бы ее повалял! А у тебя…

– Что – у меня?

– Отталкивающая красота, – пояснил Стас, и слово «отталкивающая» он проговорил по слогам, будто в гроб гвозди вколачивал. – Агата, ты же как произведение искусства, на такое только смотреть… Стоит статуя в лучах заката… Да еще и занята постоянно, все, как у майского жука, на лету. Смотрит на тебя мужик и понимает: не потяну я ее, мне б чего попроще.

– И что делать? – уныло спросила Агата. – Планочку опускать? Терпеть немытого маменькиного сынка или алкаша – пусть худой, лишь бы мой?

– Ничего не опускать, – пробубнила Александра, которая то ли не спала, то ли проснулась. – Живи и радуйся. Я тоже мучилась, хотя недостатка в желающих повалять меня в койке находилось немало. Даже к психологу ходила, а тот мне сказал: твоя беда, что рядом нет людей, в которых бы ты отражалась как личность.

– Как это?

– Ну, представь, ты входишь в зал, а вокруг одни зеркала, только они битые, пыльные, кривые, и ты в них урод, – сказала Александра, зевнула и поднялась. – О, вы уже все выпили… В общем, ты в зеркальном зале, смотришь на себя и видишь сплошное уродство. Это как раз твое окружение, оно тебе не соответствует. Так зачем тебе на уродство смотреть? Выйди в другой зал, где зеркала новые, чистые, с подсветкой, и там ты увидишь, как хороша. Помнишь, как Дюма описывал Арамиса? Арамис черпал вдохновение в собственном великолепии. Научись тому же. Тогда к тебе сам подойдет прекрасный принц.

– Интересно, – задумчиво произнесла Агата. – А если не подойдет?

– Подойдет, – твердо уверила Александра. – Просто время не пришло. А не подойдет – так ему и надо. Мы и без того великолепны.

Слова Александры быстро пустили корни в подсознании. Поэтому, выбирая, где отдыхать, Агата решила отвергнуть санаторий органов внутренних дел. Там, в отличие от жутко дорогого «Соснового бора», не было лечебных грязей, зато преобладали коллеги из ведомства, поправляющие здоровье после ранений и психологических травм. А это, по мнению психолога подруги, были все те же «пыльные зеркала», от общения с коими следовало воздержаться. Агата, которой было необходимо восстановить как душевное, так и физическое состояние после переделки, в которую она угодила в командировке, рассудила, что рассчитывать на отпускной роман не будет, но, если между лечебными грязями и массажем ей попадется приятный мужчина, позволит легкий флирт. В конце концов, цены в «Сосновом бору» были такие, что она могла в качестве альтернативы с легкостью улететь в Дубай. После недавнего приключения на чужбину ее не тянуло. Но уж больно дорого стоило все удовольствие, может, все поменять, пока оставалось время, и согласиться на ведомственный санаторий? Позвонив Александре, Агата поведала о своих страданиях и получила неожиданную поддержку.

– Бывала я в этом «Бору», – призналась та. – Контингент вполне приличный, ну там и ценник такой, что голытьба его не тянет. Так что можешь не переживать, там тусят весьма обеспеченные люди.

– Да я не про деньги, Саш, – сказала Агата.

– И я не про деньги. Я про то, что богатые люди, особенно самостоятельно сколотившие свой капитал, редко бывают скучными. И твоя… как там Стас сказал… отталкивающая красота придется им впору. Так что езжай и не парься. Жизнь одна, а в ментовский санаторий в следующий раз сгоняешь. Или не сгоняешь. Тебе помочь собраться?

– Я сама, не совсем же контуженая, – рассмеялась Агата и повесила трубку.

Здание санатория было старым, это Агата поняла сразу, как только вкатила в фойе свой чемодан. Модерновый, излишне выбеленный интерьер в самом центре зала, у стойки ресепшен украшал вполне себе советский барельеф – с космонавтами, гипсовыми пионерами, голубями и гвоздиками, который сделали явно до распада СССР. Подобное варварское великолепие в большинстве зданий давным-давно убрали за ненадобностью или же прикрыли декорпанелями из разных материалов, но тут оставили, более того, расписали в причудливом стиле, где одновременно угадывались и Кандинский, и Ван Гог. Получилось вполне стильно, особенно удались гипсовые гвоздики, которые в воображении декоратора стали подсолнухами. Уставшую с дороги Агату с всевозможными реверансами сопроводили в отдельный номер, где она сразу бухнулась в постель и проспала до самого утра. По привычке проснувшись рано утром, Агата приняла душ, почистила зубы и понесла свою отталкивающую красоту в столовую на завтрак.

В санатории работал вполне обычный шведский стол, однако еще и официанты сновали туда-сюда, помогая обитателям, которым было трудно себя обслужить. Столовая оказалась небольшой, и пустых столиков не нашлось. С кавалерами тут было туговато: одни старики. Агата огляделась в растерянности. К ней тут же подскочила крепкая, как репка, девочка в белом до синевы фартуке, с настолько туго завязанными косичками, что кожа у глаз оказалась стянута до легкой раскосости.

– Доброе утро. Вы из триста второго?

– Да, – мрачно подтвердила Агата, уже предполагая, что здесь имеется распределение по столам и ей, с извечным везением, достанется бабка, пускающая слюни, или шаловливый дед, который будет щипать ее за попу.

Девочка поманила ее за собой.

– Вы у нас ходячая? – спросила она.

– Как видите, – язвительно ответила Агата, которой по непонятной причине захотелось нахамить ни в чем не виноватой сотруднице.

Та и ухом не повела.

– Ваш столик номер шесть, – сказала девочка и указала рукой. – Вас не затруднит воспользоваться шведским столом самостоятельно или к вам прикрепить официанта?

– Нас не затруднит, – буркнула Агата, набрала себе разной снеди и прошла обратно к столу, за которым уже сидело несколько человек.

Принужденно улыбнувшись, она поставила тарелку и представилась:

– Доброе утро. Меня зовут Агата.

Сидящие вразнобой поздоровались. За столом, рассчитанным на восемь человек, сидели всего пятеро: женщина лет тридцати пяти с двумя мальчишками-близнецами, лысоватый мужчина лет сорока, читавший журнал, и девушка с пепельными волосами, которой было не больше двадцати.