скачать книгу бесплатно
– Тогда я предлагаю тебе другое. Ты должен исполнить волю богов.
Нем скривился:
– Каких богов! Все они повернулись к Египту спиной.
– Это все из-за вас. Пьянь подзаборная. – Хатхорити осуждающе оглянулась через плечо. – Вы тут сидите и пьете, как будто ничего не происходит. Как вы вообще можете пить эту кислятину?
– Вино не кислое, кислая вся наша жизнь! – Нем отхлебнул из кувшина. – У меня в горле все еще першит от пыли Кадеша.
– Пей лучше пиво. Пьяный от вина падает лицом вниз, а пьяный от пива – лицом вверх и может разговаривать с богами.
– Мне нечего им сказать.
– Я вижу, что ты готов пропить и прокутить не только эту, но и ту жизнь.
– У меня мало что осталось в этой жизни. Как и самой жизни. Вино оживляет воспоминания, Мне видятся волны, бьющие о борт корабля, и слышны голоса людей, которых уже нет на свете.
– Это обман.
– Я хочу быть обманутым. Что-то во мне горит, там внутри.
– Выпей облегчение живота. Я приготовлю тебе смесь из коровьего молока, чеснока, зерна и меда.
Ной поморщился.
– Горит не в желудке, а выше. Какая-то ярость вскипает во мне против всего, что происходит в городе.
– Это в сердце? Тут я бессильна. Только золото убивает все дурное в груди.
– И еще мне больно сидеть. А пастух ануса[52 - Проктолог.], которого я знаю, очень стар.
– Я тебя вылечу, – Хатхорити мгновенно соскользнула с лавки и опустилась на пол около его ног, сделав правой рукой отвращающий знак. – Остальное потом. Приходи ко мне завтра утром.
– В остальном я здоров.
– Этого нам знать не дано. Как не дано знать, что будет с Египтом.
– Да. Мирный поток времени прервался, – покачал головой Нем. – Египет теперь как смрадный мертвый лев, лежащий между двух пустынь!
– А может лев только спит. Как спишь ты и твои солдаты.
– Мы выполнили свой долг. Нам не в чем себя упрекнуть.
– Вы должны дать дыхание жизни тем, кому его не хватает.
Нем вздохнул.
– И это все, зачем ты пришла? – он внезапно ощутил уже давно не посещавшее его чувство беспокойства. – Я многое видел, многое знаю и не хочу ни во что ввязываться. Демоны больше не властны надо мной.
– Почему все, что я говорю, ты всегда принимаешь на свой счет. Ведь я говорю об отвлеченных вещах. – Помолчав, Хатхорити встала из-за стола и открыла дверь в сад. – Какая у вас тут скука по вечерам!
Нем кинул последний взгляд на бедра женщин, задрапированные в прозрачную ткань, и лениво поплелся вслед за ней.
«Он хочет покоя! – продолжала бубнить Хатхорити. – Ему нечем себя упрекнуть… Всякий путь человека прям в глазах его, но только Господь взвешивает сердца».
– Хватит меня грузить, – рассердился Нем.
– Народ вымирает, – вскинулась Хатхорити. – А тебе и горя нет? Люди уже ни во что не верят. Только Исида сохраняет доверие людей.
– Отстань от меня. Да, мне все равно. Но равнодушие человека ничто по сравнению с равнодушием вечности.
– Я хочу тебе сказать вот что: грядет Исида, она сама наденет на себя пхент[53 - Двойная корона царей Египта.] и займет место на царском престоле, сначала Верхнего, а потом и всего Египта. И мир изменится к лучшему.
– Женщина на престоле Та-Кемт? Это противно богам.
– Она сама и есть Бог.
– Я никогда не поверю, что Исида низойдет до трона, чтобы управлять людьми, а не их судьбой. Лучше скажи, о ком идет речь.
– Ха! Оказывается, ты все еще видишь ясно, понимаешь тонко, судишь трезво. Может, и силы у тебя еще остались?
– Не для тебя, старуха.
– Я и не надеялась. Мое время прошло. Я говорю о Таисмет, жене Ноя, внучке божественной Амонасет. Она потомок древней линии египетских фараонов, начиная с царицы Хатшепсуп. И я могу это доказать.
– Я так и думал. Твоя воспитанница, конечно, прекрасная женщина. Но ты хочешь ей зла.
– Ее призывают боги.
– Оставь эти россказни. Говори по существу.
– В этом году жрецы храма Исиды в Абидосе готовят грандиозную мистерию здесь, в Фивах. В первый или четвертый день прибывающей луны после новолуния статуя Исиды приплывет в Фивы на храмовом судне. Надо сделать так, чтобы на берег в образе Исиды вышла Таисмет. И чтобы она смогла занять трон.
У Нема от удивления расширились глаза. Он несколько раз порывался что-то сказать, но слова застревали в горле.
– Ты, ты и все вы, кто это придумал, сошли с ума, – наконец прохрипел он. – Кто в это поверит!
– Когда корона окажется на голове Таисмет, злые языки умолкнут. Весь народ, вся номовая знать, весь фиванский клир, все чиновники согнутся перед новой властью. Покрытому славой победителю они целуют ноги, пусть даже он придет к ним по колена в крови.
– Я не хочу в этом участвовать.
– Захочешь! Еще год-два и твое лицо станет желтым, как древний папирус. Поспеши!
– Почему я?
– В молодости ты был храбр до безрассудства. Теперь ты стар, а значит, терпелив. И это хорошо. Прольется кровь. Но тебе ведь к этому не привыкать.
– Кто еще знает об этом замысле.
– Кроме Таисмет и Ноя еще пять человек.
– Фиванский корпус?
– Там одни наемники. Они пойдут с теми, кто больше заплатит.
– Нубийский корпус?
– Он в жалком состоянии, но пойдет за своим командиром.
– Я должен подумать.
– Думай, но не очень долго, – Хатхорити лукаво прищурилась, показав кончик языка между зубами. – А ты еще ничего.
Нем опустил голову и сказал с оттенком грусти:
– Я позвал бы тебя в свой дом, но зачем нам это?
– Приди ко мне завтра после заката солнца. Я приведу к тебе девушку, какой у тебя еще никогда не было. И вылечу твой анус.
После того как Хатхорити ушла, Нем еще долго нависал над кувшином вина, бурча что-то себе под нос.
Латвия, Рига. 3 мая 1990 года
Из дневника Эдда Лоренца
Перед зданием Верховного Совета колыхалась огромная толпа. Я шел вслед за Костей. Внезапно между нами возник телеоператор, толстый, как бочка. Камера заслоняла ему пол-лица. Он чуть присел и полез камерой ко мне в ноздри. «А ну, убери свою поганую камеру!» – разозлился я и с разворота двинул его локтем. Он упал на четвереньки, а камера грохнулась на асфальт. Что-то от нее отлетело и ударило меня по ноге. Раздался трехэтажный мат. Народ расступился. Я, как ни в чем не бывало, пошел дальше. Оператор меня догнал и, схватив за рукав, резко развернул к себе лицом. Я чуть было не потерял равновесие, но устоял. Он стал что-то говорить, но я его перебил. «Ты что, не понял? Мы уже в Европе! Твоя свобода тыкать мне в лицо своей сраной камерой ограничена расстоянием вытянутой руки до моего носа». Я оторвал его руку от своего рукава и резко оттолкнул.
Из-за этого инцидента тропа сквозь толпу исчезла. Костя схватил меня за локоть и стал пробиваться вперед, заслоняя от самых настырных.
– Телевидение – это такая гнусь! – не мог успокоиться я. – Да и газетчики тоже. Они вообще – болезнь. Поэтому никаких сантиментов. Как что, так в глаз.
Костя силой затолкал меня в дверь парламента.
Здание лифлляндского рыцарства, в котором размещался парламент, было построено с претензией на сакральность. Дворцовые лестницы, огромные потолки с великолепной лепниной. Я смотрел на потолок, пытаясь вспомнить, кому принадлежит высказывание – «покой парламентского кретинизма».
– Вообще-то мне здесь нравится, – сказал я Косте. – Нет лучшего занятия, чем парламентское словоблудие.
– Ты даже не представляешь, какая колготня, неразбериха и глупость царят при производстве законов. Будет невыносимо скучно.
– Думаю, мы не успеем соскучиться. Несколько символических жестов – и нас вытурят.
Зал заседаний был довольно скромным. Ораторский помост с трибуной посредине, за ним длинный массивный стол президиума. Депутаты рассаживались за деревянные столы, похожие на школьные парты. От публики их отделял широкий проход.
Народу было тьма.
Я с трудом прошел на свое место, задевая колени сидящих, и в конце споткнулся о длинные ноги только что избранного руководителя фракции «Равноправие», обещавшей голосовать против выхода Латвии из Союза. Но Народный фронт благодаря разной численности избирательных округов имел необходимые для выхода две трети голосов.
Председатель постучал по краю микрофона, стоящего перед ораторской трибуной, и резкий металлический звук гулко отдался во всех углах зала.
Шум зала потонул в звуках национального гимна «Боже, благослови Латвию». Внесли государственный флаг. Началась мучительно долгая процедура. Депутаты утвердили свое собственное избрание. Потом фракция Народного фронта, пользуясь своим численным превосходством, избрала своих на все руководящие посты.
Как и предполагал Костя, было ужасно скучно. Фигуры выступающих проплывали перед моими глазами, как пьяные корабли Рембо.
В перерыве я надавал с десяток интервью. Больше всего мне понравились немцы, японцы и особенно китайцы. Немцы все понимали, японцы улыбались, а китайский журналист сокрушенно качал головой: «И долго вы будете мучиться со своей независимостью?» – спросил он. Я пожал плечами: «Пока не найдем новую мамку».
Англичане, американцы и скандинавы были просто невыносимы. Ночные горшки, доверху наполненные протестантской этикой.
По лестнице сбежала девушка в сапогах выше колен, с коробкой магнитофона через плечо.
– Господин Лоренц, господин Лоренц, «Русское радио». Как завтра пройдет голосование по декларации о независимости?
– Неужели это кому-то еще неясно?
Ко мне подошел руководитель фракции «Равноправие».
– Вечером народники созывают очередную пресс-конференцию. Последнюю перед завтрашним днем. Мы все просим тебя выступить. За нас всех. Можешь говорить все, что хочешь.
Я согласился.
На лестнице я снова столкнулся с китайским журналистом. Он представился: Ай Шен.
Как многие китайцы, приезжавшие к нам, он отлично владел русским. Мы отошли в сторонку и поговорили о делах в России. Он покачал головой:
– Это все за пределами моего понимания. Президент разрушает вверенную ему страну. Прибалтийский военный округ мог бы остановить все эти песенные революции за пару часов.
– А что потом? Союз разрушает не Горбачев, а история.
– А почему история не разрушает Китай? Государство разрушать нельзя, каким бы оно ни было.
– Горбачев называет это перестройкой.
– Чушь! Нельзя перестраивать то, что плохо лежит и неустойчиво стоит. Первое можно только украсть, а второе – опрокинуть. Мы, китайцы, перед началом реформ укрепили государство. Любому образованному экономисту известен принцип «ортодоксального парадокса». В период рыночных реформ роль государства не снижается, а увеличивается. Когда государство спускают в унитаз, побеждает не рынок, а криминал. Вы, русские, сейчас не только разрушаете свое государство, но и меняете смыслы. А это еще хуже.
– Проблема в том, что коммунисты всех достали.
– Не надо ругать коммунистов. В Китае руководящая роль партии мешает только небольшой группе политических активистов, которых мы показываем иностранцам как обезьян. Изобличение зла часто бывает хуже самого зла. Вот увидите – те, кто в России называет себя демократами, потом будут танками давить несогласных.
Я был с ними полностью согласен, и только сказал:
– К сожалению, в отличие от Китая Россия не умеет ждать. Что не сделаешь за две недели, не сделаешь никогда. Или Цезарь, или ничего.
Кажется, последнюю фразу Ай Шен не понял. Но он понял мою мысль.
– Ваши реформы породят огромное количество потерянных людей. Нет, они не устроят революцию, но их нельзя будет мобилизовать хоть на что-нибудь. Даже на защиту Родины. Вас можно будет взять голыми руками.
Он сильно испортил мне настроение.
Костя протянул визитку.
