скачать книгу бесплатно
– Я бы не хотел оперировать понятиями добра и зла. Как известно, они часто меняются местами. Прошедшие демократические выборы, которые тут все считают добром, были верхом цинизма, – я повысил свой голос до обличающей высоты, – разные по численности округа, джерримендеринг, лживые посулы, запугивание, – мой голос пронесся над залом и разбился о противоположную стену. – Официально заявляю: при выборах в Верховный Совет, который завтра проголосует за независимость Латвии, был нарушен основополагающий принцип демократических выборов, принцип – один человек, один голос.
Марис попытался перекричать взорвавшийся зал:
– Допущенные нарушения были необходимы. Россия – это тотально порочное государство. Суть несвободы. Освобождение от России – путь к свободе.
Этот спич я не мог оставить без внимания. К счастью, шум немного поутих.
– Есть такая китайская сказка, – я посмотрел на китайских журналистов, – победивший дракона сам становится драконом. Империя зла будет побеждена, но на ее месте возникнут такие маленькие тоталитарные государства. Такие маленькие дракончики. Failed States. Я вообще не верю в полноценную государственность обиженного на историю этноса, – в зале снова поднялся шум, и мне пришлось повысить голос. – Уже само слово «нация» в устах Народного фронта звучит репрессивно. А теперь извините! Джентльменское уважение к завтрашнему дню не позволяет мне больше рассуждать на эту тему.
– Я вижу, вы действительно безнадежны, – гном окончательно вышел из себя, мне даже показалось, что он полез в мою сторону по головам. – Вы самый обыкновенный коллаборационист!
– А те, кто сегодня радеют за нацию, активнее всех лизали задницу Москве.
Произошло то, что и должно было произойти, – я закусил удила. Еще чуть-чуть – и пресс-конференция превратится в скандал. Я посмотрел на Костю. Он сидел, расслабленно откинувшись на спинку кресла. Значит, не все так плохо.
К счастью, пресс-коференция внезапно закончилось. Модератор встал и объявил, что время истекло.
Несколько журналистов русских газет подошли пожать мне руку. Костя был в восторге.
– Превосходно, – радовался он, передвигаясь туда-сюда своей слегка прыгающей походкой. – Failed States! Блеск!
У меня было другое мнение.
– «Кричали женщины “ура!” и в воздух чепчики бросали…» Ты забыл о главном принципе пиара: все, кроме некролога. Боюсь, завтра меня вынесут ногами вперед.
– Наоборот! Тебя хотят видеть на телешоу «Сегодня вечером».
– Хватит с меня. Я сегодня слишком долго морочил людям голову.
Ко мне подскочила шведская журналистка. Из-под джемпера, облегающего фигуру, там и сям выглядывало ее розовое тело.
– У меня вопрос: что вы имели в виду, говоря о Failed States? – почти прокричала она на ломаном русском.
– Посмотрите в словаре.
Я повернулся, чтобы уйти.
– Стойте, стойте! А вступление в Евросоюз?
– Что Евросоюз? Пусть ему будет хуже.
– Прибалтика для Евросоюза гомеопатическая доза.
– Как бы она не стала каплей яда.
На выходе из зала я столкнулся с Костиной симпатией. Высокий рост, короткие каштановые волосы. Короткая, обтягивающая кожаная юбка с тонким светлым свитером, темно-серые туфли на устойчивом каблуке. Одна из тех коварных женщин, которые мучили мое воображение в нежном возрасте между «Алыми парусами» и «Декамероном».
Она протянула мне руку.
– Хочу с вами познакомиться. Вивиан Белчер, корреспондент лондонского журнала. Можно на английском?
Я кивнул, чувствуя, как у меня мгновенно пересохло в горле и чуть-чуть сжал пальцы ее руки.
– Чем могу быть… полезен?
Она одарила меня равнодушной улыбкой.
– Я бы хотела задать вам еще несколько вопросов.
– Вы чем-то не удовлетворены?
– О, вы прекрасно владеете английским! – ее комплимент был таким же лучезарно-равнодушным, как улыбка. – Я с большим интересом наблюдала, как вы порадовали публику и галантно покинули сцену. Но думаю, вам еще есть что сказать. Так вы согласны?
Разве я мог ей отказать!
– Давайте завтра вечером.
– Отлично! Я вас найду.
Она опять улыбнулась своей вежливой саксонской улыбкой и отошла так, что я непроизвольно качнулся ей вслед. Костя удержал меня за рукав:
– Я ж тебе говорил – прям, не можно глаз отвесть!..
– Ты был прав, – я передернул плечами, сбрасывая наваждение. – А может, она просто насиликоненная шлюха…
– Ты что! У нее естественная грудь.
Я смотрел, как Вивиан под руку со своим кавалером идет к выходу. Ее грудь чуть покачивалась в ритм движению. Кавалер был ей под стать. Высокий, крепко сложенный, с темными, откинутыми назад волосами, в светлом, безупречно сидящем костюме и мягких ковбойках городского стиля. Так эти сапоги носят только техасские миллионеры и политики Среднего Запада.
Я отошел к окну, ощущая потребность в глотке воздуха, и чуть отдернул штору. На ярко освещенной фонарями улице толпились люди. Они пели. У парадного входа стоял длинный черный «бьюик».
Костя встал у меня за спиной.
– Вот и американцы подъехали.
– Раз песенная революция, должен быть дирижер.
Вивиан со своим кавалером села в «бьюик» и укатила.
– Ты думаешь, они оба из ЦРУ?
– А разве здесь есть кто-нибудь не из ЦРУ или КГБ?
Костя почесал затылок:
– Есть. Ты и я. Правда, в тебе я не очень уверен. Шутка.
Мы опять помолчали.
– Девять из десяти революционеров – это всегда осведомители, – сказал Костя. – Интересно, почему революции все же случаются.
– Тебе лучше знать. Ты же историк. Но почему революция?
– Эта революция по отношению к предыдущей революции. Особенно по масштабам абсурда.
– Говорят, на набережной завтра соберется миллион.
– Что такое миллион? Единица и много-много нолей.
Я подтолкнул Костю плечом:
– Грех глумиться над эстетикой свободы.
До нас долетели яростные выкрики и захлебывающийся клекот мегафона. Я снова выглянул наружу. Там все еще колыхалась огромная толпа. Сквозь нее испуганно, по одному, пробирались депутаты фракции «Равноправие».
– Что будем делать? Отсюда не выбраться, – вздохнул Костя.
– Надо выбираться. Марсо никогда не поверит, что я всю ночь защищал всеми плюнутую советскую власть. Пошли!
В этот момент к нам подошел незнакомый мужчина. Он был на полголовы выше меня и шире в плечах.
– Уходим через парадный вход, – незнакомец говорил на чистом русском языке и был совершенно спокоен. – Держитесь вплотную за мной.
Мы переглянулись и подчинились.
Воздух снаружи был пропитан неконтролируемым буйством. Со всех сторон выкрикивали мое имя. В какой-то момент я подумал, что закончу день на фонаре.
Однако незнакомец уверенно шел сквозь толпу, как будто ее и не было. Значит, кто-то все же контролирует ситуацию. Это обнадеживало.
Толпа расступалась и смыкалась за нами.
Марсо сидела в кресле и говорила по телефону.
«Он вообще ничего не делает по дому! Он просто не способен на это. У него голова работает по-другому, чем у всех остальных. Он в своем мире. Он даже ничего слышит. Вечно витает в облаках, правда, время от времени вынужден возвращаться, но не часто. И на меня матом. Пока не услышишь, не поверишь. Все, явился, надо идти его кормить».
Положив телефонную трубку, Марсо подошла ко мне и обняла за шею:
– Ну что, навоевался?
– Ты права: я ни на что не способен.
– Видела тебя по телевизору. Не знаю, какие там приемы у этих телевизионщиков, но твоя очкастая физиономия блестела на всю страну, как сальная тарелка, поставленная на ребро под лампу.
– Неужели я так плохо выглядел?
Марсо пожала плечами и села на тахту, подобрав под себя ноги.
– Ладно, не буду тебя расстраивать. Та сторона выглядела еще хуже. Но чего ждать от тех, кто пришел с выпаса…
– Тоже мне, аристократка! Там половина моих однокашников и коллег по университету.
– Вот я и говорю.
– Чем я-то тебе не понравился?
– Всем! Ты говорил заумно. И вяло. Никого не воодушевил. Ты все время что-то объяснял. Не знаю. Ты был похож на профессора математики, который безуспешно борется с патетикой тупого студента. Я, конечно, дура, но мне кажется, что политика так не делается. Нужен лозунг. Простенький такой, глупейший лозунг. Как у Народного фронта «Не дадим русским съесть латвийское масло!» Отлично! Супер! А ты? Рыночная экономика такая и такая – бу, бу, бу. Куда вы свое масло денете – бу, бу, бу. Да плевать! Латыши хотят рискнуть, довериться провидению. Они говорили о высоком. А ты? Никаких восторгов души. Куда делся твой романтизм? Ты стал занудой. Всех учишь. Хотя, что я говорю. Что бы ты ни делал, всегда получается лекция.
– А что я должен был сказать?
– Ты должен был сказать: засуньте это масло себе в задницу!
С присущим ей инстинктом Марсо опять спасала меня от самого себя, превращая все, что я делаю, в труху.
– Ты согласился возглавить фракцию «Равноправие»? – осторожно спросила она.
– Нет.
– Хоть одна хорошая новость за весь день! – в ее голосе прозвучала неподдельная радость. – Тебе надо думать не об этой идиотской фракции, которая без тебя не может даже через губу переплюнуть, а о семье.
– Ну, началось!
– Нет, ты послушай! Ты изображаешь оппозицию. Создаешь иллюзию сопротивления. Играешь в какую-то дурацкую игру. Я знаю, ты заварил всю эту кашу из-за своего дурного характера. А у остальных очень нехилые планы. Начальниками хотят стать. Разъехаться по заграницам. Сволочи!
Я закрыл глаза и прикрыл их ладонью.
– Неужели ты не видишь, что я стараюсь не перегибать палку. Ради тебя и дочери.
– Спасибо и на этом. Все, заканчиваем. Иди есть.
Я сел за стол. Марсо поставила передо мной дымящуюся тарелку риса, на поверхности которого виднелись разноцветные пятнышки овощей.
– А что у тебя? – мой вопрос прозвучал насквозь фальшиво.
– Какая разница? Ты же у нас кормилец. Вот и скажи, как жить дальше? Денег больше нет.
Я набил рот рисом, чтобы не говорить. Единственное, чего Марсо не умела делать, – это возвращать мне подорванную веру в себя. Ее постоянные: «Я верю в тебя!», «Ты можешь все!» – меня всегда только раздражали.
– Я очень устал и хочу спать. Завтра опять сумасшедший день.
– И кто в этом виноват? Когда ты истратил все наши деньги на предвыборную кампанию, я думала, что ты отдаешь себе в этом отчет.
Я посмотрел на дно своей чашки:
– Ради бога, не надо ничего говорить! Час ночи. Дай покой!
– Это я не даю покоя?! Ты бы посмотрел на себя! Сам успокойся.
– Я спокоен. А ты нет. Давай, давай, скажи какой я хам, пьяница, эгоист, бабник и вообще скотина. Как я загубил твою жизнь.
