скачать книгу бесплатно
И вот первый блокпост.
Воитель пустыни долго изучал мои документы, а я вдыхал опьяняющий горный воздух. Наконец он скрылся в глинобитном дзоте. Минут через пятнадцать оттуда вылез офицер и, с трудом подбирая английские слова, произнес длинный монолог. Его суть сводилась к тому, что назрани, то есть меня, без конвоя в Тихаму пускать никак нельзя, а свободных бойцов для сопровождения у него нет. Все ушли на фронт.
Я стал возражать. И нарвался на отповедь. Оказывается, в Йемене всем глубоко плевать, что думают назрани, которые, между прочим, свинину едят и виски пьют. И если мне в моей жизни назначено лечить ослов, то я, наверно, сам осел.
Поскольку мне тоже было глубоко плевать, что думают обо мне герои пустынных горизонтов, я сунул ему в карман 4 000 риалов и сказал, что если меня остановят и на следующем посту, я буду жаловаться президенту Салеху.
Отрулив от блокпоста, Хайдар развил такую скорость, что два следующих патруля не успели нас остановить.
До Манахи мы добрались довольно быстро.
За пятьдесят пять лет здесь также ничего не изменилось. Мечеть, рядом небольшая площадь, трактир. Все как описал Карл.
До четырех часов оставалось еще пятнадцать минут. Хайдар пошел навестить какую-то дальнюю родственницу, а я отправился в трактир.
В дверях мне в лицо ударил неприятный запах растопленного масла, свист газовых горелок, шум и гам. Я инстинктивно повернул назад, но хозяин кинулся к окну и отдернул висевшую на окне тряпку: «Тамам, садык?[8 - Порядок, друг? (араб.).]»
«Тамам», – ответил я, поскольку выхода у меня не было. Только из этого трактира можно было незаметно наблюдать за домами, окружающими площадь с северной стороны.
Стол у окна был свободен. Я выглянул в окно и действительно увидел тень от минарета. Она падала на стену из прижавшихся друг к другу шестиэтажных глиняных башен, как бы приклеенных к горному склону. Которая из них дом Фатха?
Во дворе с грохотом ополаскивали помойные ведра.
За длинными столами и на корточках вдоль стен, подобрав юбки, сидели до зубов вооруженные мужики и ели кур, разрывая их руками.
Повар орудовал в грязнущей рубахе навыпуск.
Хозяин предложил мне сальту, огурцы и курицу. Его голова была замотана кефией-арафатовкой, толстый живот перевязан сафьяновым поясом, а из-за пояса торчал традиционный кинжал. Прямо Тартарен из Тараскона. Очень колоритно.
Я взял миску сальты и стал в ней потихоньку ковырять. Это была та самая еда, которая, по меткому выражению Чехова, требует много водки. Водки у меня не было. Я незаметно хлебнул из фляги джин.
В четыре часа тень минарета упала на глинобитную стену сочно-коричневого цвета с узорчатыми проемами окон.
И тут раздались автоматные очереди. Я инстинктивно присполз под стол. На полу валялись остатки еды и патронные гильзы. Да, холостыми здесь не стреляют.
«Если стреляют длинными очередями – значит, от радости, – спокойно сказал хозяин, – у Махмуда сын родился».
Я жестом пригласил хозяина к своему столу. «Скажите, чей это дом?» – я прочертил пальцем дугу от миски до интересующего меня дома. «Почему он вас интересует?» – хозяин удивленно поднял брови. «Я собираюсь снимать фильм о Йемене, и сам Господь указывает мне на то место, где должны развернуться события. Видите, как легла тень от минарета?». Хозяин заметно оживился. «Это мой дом. Я его недавно купил. Сейчас там никто не живет. Очень удобно снимать фильм».
Утратив всякую бдительность, я пошел на пролом. «Скажите, а у этого дома есть история?» К моей радости, хозяин принял более непринужденную позу и стал рассказывать, похлопывая себя по животу. «Этот дом – прибежище несчастья. Во времена имама там жил один из самых уважаемых людей города. Его звали Фатх. Он ушел и не вернулся. Его сын погиб во время гражданской войны. Тяжелое было время. А вот внук недавно вернулся с Севера с большими деньгами. Не знаю, чем парень там занимался. Он ничего не умеет, только стреляет хорошо. Он продал мне этот дом и купил другой. В Таизе. Город быстро отстраивается на деньги Саудии, и там сейчас много красивых домов. Есть что купить. Но, говорят, парень остался без денег и подался куда-то в Хадрамаут. Его видели по дороге из Сеюна в Шибам».
Значит, Таиз или Шибам. Таиз по дороге в Аден. А Шибам у черта на куличках.
Спрашивать больше было не о чем, кроме имени бывшего владельца дома. Им оказался Айдид Фарах. Как и следовало ожидать.
Вспомнился старый еврейский анекдот: «… здравствуйте, Абрамович». «Откуда вы меня знаете?» «Я вас вычислил».
Я перевел взгляд на улицу. Там, наискосок от второго окна трактира, стояла женщина, пытаясь заглянуть вовнутрь. За мной опять следили.
– А можно осмотреть дом? – спросил я у хозяина, убиравшего с соседнего стола посуду.
– Конечно! Мой сын вам его покажет, – у хозяина не мелькнула и тень сомнения. – Али! Иди сюда!
Быстро доев сальту, допив из фляги джин и оставив на столе хорошие чаевые, я отправился через площадь в «дом несчастий». Женщины, промелькнувшей тенью, нигде не было видно.
Сопровождающий меня веселый паренек лет десяти безостановочно что-то говорил по-арабски, а я ему улыбался и согласно кивал головой.
Войдя в дом, я сразу понял «секрет» небоскребистости йеменских домов: в основе дома-башни лежала несущая пирамида. Вокруг нее по спирали закручивалась лестница.
На первом этаже еще сохранился запах курятника.
Мы поднялись по глиняной лестнице на второй этаж. В одном углу – очаг, в другом – свалены огромные корзины. Дырка в потолке. На камнях очага – горшки и чайник.
На третьем этаже начались жилые комнаты, примерно три на четыре метра.
На четвертом этаже весь пол был завален мусором. Подождав, пока Али взбежит на следующий этаж, я принялся ворошить ногой кучу бумаг. Все они были исписаны арабской вязью.
Неожиданно мне на глаза попался фирменный бланк с дублирующей английской надписью. Это был бланк риелторской фирмы по адресу в Таизе. Подняв глаза к потолку, я сунул его в карман и отправился вслед за Али на пятый и шестой этажи, а оттуда на крышу.
На крыше все было перемотано бельевыми веревками, а по центру торчала телевизионная антенна. Я прошелся по периметру крыши, поглядывая вниз. Оказалось, что во внутренних дворах, невидимых с улицы, прятались зеленые огороды.
Больше тут делать было нечего.
Я поблагодарил хозяина трактира и записал номер его телефона. Подошел Хайдар, и мы рванули из Манахи с крейсерской скоростью.
Дорога совсем опустела. Мы петляли среди нагромождения голых, сухих холмов. Ближе к горизонту они покрывались синевой и сливались с небом.
За очередным поворотом два гигантских грифа сидели на туше дохлой козы.
От выпитого джина хотелось спать, но сюрреалистичность окружающего мира не давала закрыть глаза.
Мы быстро скатывались к прибрежной равнине с красивым названием Тихама. Воздух казался сладким и спускался с покинутых нами гор прозрачным шелковым платком.
Спуск становился все круче и круче. Я был уверен, что мы вот-вот сделаем сальто, но обошлось. Хайдар был отличным водителем.
И наконец, горизонт, скрытый до того нагромождением холмов, широко распахнулся во все стороны.
Перед нами простиралась огромная равнина, прорисованная до самого горизонта невысокими холмами и впадинами, поросшими чахлой травой. Далеко впереди парили огромные облака Красного моря. Все казалось огромным, первобытным и опасным.
Это была Тихама, каменистая равнина вдоль побережья Красного моря. Самая жаркая и сухая часть Йемена.
Стемнело. Сразу же стало грустно. Нет большего одиночества, чем в машине на закате дня.
Йемен, Ходейда, Таиз, побережье Индийского океана. 19–21 ноября 1993 года
Из дневника Эдда Лоренца
В Ходейду мы прибыли за полночь.
Гостиница, в которой я остановился, находилась на берегу моря. Поднявшийся ночью ветер громко хлопал какой-то дверью, но, как потом оказалось, это были рыбацкие лодки, бьющиеся друг о друга вдоль старых причалов. Наверное, из-за этого равномерного стука мне приснилось путешествие на йеменском доу – парусном судне древности. Я следил за погрузкой в трюм керамических сосудов с кокосовым маслом, тюков с вяленой рыбой, йеменского холодного оружия в ножнах ювелирной работы. Потом я вместе с отважными купцами набирал в ювелирных рядах красные и черные кораллы, поделочные и драгоценные камни, готовые ювелирные изделия и помогал им укладывать все это в кожаные сумки стоящего тут же каравана верблюдов.
Утром, глядя из окна гостиницы, я понял, что Ходейда большая деревня. Перед гостиницей на истоптанном газоне сидели люди. Несколько человек обливались водой из шланга. Другие кормили ястребов, бросая в воздух куски хлеба.
Выйдя из гостиницы, я пошел к морю. По обеим сторонам дороги, ведущей к пристани, теснилось с десяток глинобитных домов. У причала покачивались рыбацкие лодки. На грубых деревянных шестах, вбитых в травянистый берег, сушились сети и корзины для лобстеров.
Зафрахтованный фирмой Бориса корабль стоял в трехстах метрах от берега под либерийским флагом, одиноко и подозрительно.
Я зашел в небольшой ресторанчик на берегу в надежде посидеть под кондиционером. Хозяин заговорщицки мне подмигнул и попросил немного подождать. Я видел, как он подозвал проходящих мимо рыбаков и быстро проинспектировал их улов. Мне предложили на выбор креветки, рыбу и кальмаров. Я заказал креветок, приготовленных на углях.
Хозяин закаленными смуглыми пальцами переложил угли в жаровне, и через пять минут креветки были готовы. Я полил их лимонным соком и стал медленно жевать.
Если жизнь – это мысли, приходящие в течение дня, то сегодня у меня не жизнь, а что-то другое. Никаких мыслей, только ощущения. Покой в животе и ватные диски между позвонками. А за окном море, уходящее в небо.
Поев, я откинулся на спинку кресла. Мне не хотелось уходить. Вынув и сумки Коран, я раскрыл его на том же месте, что и вчера: «Побойтесь же Аллаха и повинуйтесь мне! Того побойтесь, кто вас щедро одарил всем тем, что знаете вы (в доме) у себя, (и что на пользу вам Он сотворил и соразмерил), вам благо дал в скоте и сыновьях, в садах (с обилием плодов и пашен), в источниках (благословенных) вод, – боюсь я: в День Великого Суда суровой будет ваша кара[9 - Коран. Сура «Поэты». С. 132–135.]».
Интересно, кого это все время стращают за хорошую жизнь? Я нетерпеливо пролистал Коран чуть вперед:
«И люди ‘Ада возгордились на земле, встав против истины и благонравья, и так сказали: “Кому сравниться с нами мощью?”»
«Ужель не видели они, что Тот, кто создал их, своею мощью превосходит их?..[10 - Коран. Сура «Разъяснены». С. 15.]»
«И люди Ада тоже ложью истину сочли – каким же (страшным) было наказание Мое! И каково Мое предупрежденье! Мы в этот долгий день злосчастья обрушили на них свирепый ветер, что вырывал людей из их домов, подобно пальмам с корнем из земли»[11 - Коран. Сура «Месяц». С. 18–20.].
Так вот оно что, Аллах наказывает людей ада! Интересно, кто они, живущие в аду? Получается, что когда-то в аду было даже очень неплохо жить. Но пришел Аллах и все испортил.
В ресторан зашла женщина, закутанная до пят и в перчатках. Может быть, это та самая, которая наблюдала за мной в Манахе? Она села за крайний столик, ближе к выходу, заказала воду и принялась пить, приподнимая паранджу. Значит, за мной все-таки следят. Ну и пусть.
Ровно в одиннадцать часов я вошел в гостиницу и быстро оглядел фойе. Татьяны еще не было.
Ситуация, в которую попала фирма, разрешается везде одинаково. Надо найти тех, кто контролирует порт и таможенные склады. Они, скорее всего, уже в курсе дела и только ждут, чтобы с ними договорились. Договариваться должны три стороны: владелец груза, адресат и те, кто контролирует порт. Владелец груза я. Адресат – тоже я. Поэтому надо найти портовых авторитетов. Есть ли у меня другой выход? Другого выхода у меня не было.
Татьяна появилась через несколько минут. Веснушчатое лицо с немного курносым носом, рыжие волосы и волнообразное движение форм. В прошлом работница часового завода, в настоящем – жена бедуина. За год выучила арабский язык.
Она рассказала мне, что корабль при подходе к Адену был остановлен испанскими ВМС. Они осмотрели груз, но ничего предосудительного не нашли. Так следует из радиограммы.
– Они искали оружие?
– Не знаю. Но корабль изменил маршрут и отправился в Ходейду. Здесь он и сейчас. А команда во главе с капитаном сбежала.
– В Ходейде есть кто-нибудь из местных авторитетов, который работал на фирму?
– В Ходейде мы никогда раньше не разгружались. В Адене нашей крышей был заместитель шефа службы безопасности – он раньше тоже торговал советскими машинами, поэтому никаких проблем у нас не было. Его зовут Мохсен Али Факр. Когда-то он учился в Москве, знает русский язык. Но теперь между Севером и Югом началась война, и он ничем помочь не сможет. По слухам, здесь в Ходейде всем заправляет некто Насер аль-Айни.
– Как с ним связаться?
– Это может знать Юсуф.
– Кто такой Юсуф?
– Наш шофер из Ходейды.
Юсуф оказался молодым пронырливым арабом. Где можно найти Насера аль-Айни он не знал, но задумался и куда-то позвонил.
– Насер аль-Айни жует кат в кофейне Хаджи Али. Это здесь, за углом. Но для ката еще рано.
Еще я узнал от Юсуфа, что Насер аль-Айни терпеть не может сборищ и долгих разговоров. Он не ходит в мечеть даже по праздникам. Ему нравится быть одному, чтобы никого рядом, его бесит, когда кто-нибудь пытается нарушить течение жизни, для которой он себя предназначил. Он спит до полудня, а послеобеденные часы проводит в кофейне Хаджи Али. Когда наступит время жевания ката, с ним можно будет спокойно обсудить все вопросы. Он – Юсуф – уже обо всем договорился. Нас ждут. До встречи еще час времени.
Легкость, с которой я вышел на «серьезных людей», меня удивила. Но это Восток.
Я решил немного прогуляться, Татьяна и Юсуф вызвались меня сопроводить.
Ходейда вытянулась на узкой полосе берега. Сзади к ней вплотную подступала пустыня. Город четко делился на две части. В одной стояли каменные и кирпичные дома, там же находился базар, моя гостиница, полуразрушенный порт и магазины. Вторая часть города состояла из несметного количества легких хижин, крытых пальмовыми листьями. Некоторые тупики были просто помойками с открытыми сточными канавами.
Мы зашли на базар и прошлись вдоль лавок, где торговали вениками ката. Возле них толкались мужики, проявляя беспокойство, как алкоголики.
Юсуф знакомил меня с артефактами местной жизни, а Татьяна переводила:
– Жевание ката – это время деловых бесед и обсуждения новостей. Но можно жевать когда угодно и где угодно. Обычно начинают после обеда. Но это не строгое правило. Некоторые жуют с утра, другие, наоборот, предпочитают жевать вечером или даже ночью. Но большинство – днем. Жуют всей страной. Это наш алкоголь. Жуют больше в помещениях – для большего эффекта необходимо полное безветрие. Особые фанатики надкусывают щеку – опять же для лучшего усваивания. Пожевав, мы становимся словоохотливыми. Никаких галлюцинаций. Привыкания тоже нет. «Поговорим под кат» – есть такое выражение, оно означает «беседу дня». Помещение, где жуют кат, называется мабраза. Женщины жуют кат отдельно от мужчин. У мужчин – своя компания, у женщин – своя. Жуют обычно с кальяном и музыкой. Во время жевания ката забываются все тяготы повседневной жизни, мир становится светлым. Но блаженное состояние наступает только через три часа. Представляются сладостные любовные картины. Это состояние лучше пережить у себя дома. Без ката мы похожи на сонных мух. Но перед катом надо съесть сальту, тушеные овощи с мясом под пеной из фенугрека.
– Я думал, что сальта – это тушеная фасоль в глиняном горшке.
– Сальту готовят по-разному, но всегда вкусно. Раз вы попали в Йемен, нельзя упустить возможность пожевать кат. Но до этого надо поесть.
– Сальту я не хочу. Что еще надо делать?
– Ничего, просто присоединиться к одной из мужских компаний.
– Жаль. Я не люблю чисто мужских компаний.
– Какая разница? Никаких оргий после ката не устраивают. Да, кстати, каждый должен прийти со своим пучком.
Я вынул из кармана деньги.
– Купи самый дорогой
Пучок ката был завернут в банановые листья. Я посмотрел в сверток как в подзорную трубу. Листья ката были похожи на лавровые листья, покрытые нежным красным пушком.
– Это не болезнь?
– Нет, молодые листья – наиболее ценный сорт, он содержит больше наркотика. Кашицу из листьев не выплевывают и не глотают, а держат за щекой и запивают кишром.
– Боже, что это такое?
– Чай из шелухи кофейных зерен.
После базара мы прошлись вдоль набережной, облазили несколько заброшенных кварталов под удивленными взглядами стариков, сидевших вдоль облупившихся стен, и босоногих женщин, наблюдавших за нами из темных провалов дверей. Шли ослики с поклажей, погоняемые хлыстом.
Кофейня Хаджи Али находилась на первых двух этажах многоэтажного дома, напоминающего сторожевую башню.
