Блики прошлого. Наследие

– А я-то думал, что он в болоте сгинул… М-да… – сказал он, ничуть не удивившись находке, скрипучим голосом. – Тогда, где же Самойла с женой?!

– Сергей, ты уверен, что это Сенька? – Глеб наблюдал за Вьюнковым.

– Мм….

– Почему такая уверенность?

– Да-а-а-а, ну дела…. Уверен, не уверен, думаю это он.… На нем был деревянный крестик, с обратной стороны, вместо «Спаси и сохрани» написано было его имя… – Сергей потянулся к скелету. – А вот и он, смотрите….

Вьюнков, аккуратно, чтобы не задевать кости ухватил и слегка потянул темную нить, которая тут же рассыпалась, оставив в цепких пальцах Вьюнкова почерневший от времени небольшой деревянный крестик.

Все присутствующие подошли ближе, чтобы разглядеть очередную находку. С обратной стороны маленького деревянного крестика, действительно, была надпись «Simeon». Каждый получил возможность рассмотреть ее. Убедившись в правоте слов Вьюнкова, основная часть исследователей, отошла в сторонку, и только Дея осталась возле того, кто был когда-то, теперь уже точно, Сенькой Безумным.

Никто не слышал, как она тихо прошептала: «Ах, ты мой бедный друг…»

Вселенская печаль переполнила сердце молодой хозяйки усадьбы. На глазах её навернулись слезы. Дее пришлось приложить немало усилия, чтобы сдержать их поток. Она редко плакала, да и особенного повода для этого никогда не было, только однажды, когда…. Дея, с грустью на душе, отошла ко всем остальным.

Мужчины, если не понурые, то, во всяком случае, задумчивые стояли в тишине. Признаться, было над чем!

– Вот тебе и «услышанный богом в молитве», – тихо нарушил шумное молчание Вьюнков. – Я уже шел к вам, когда на встречу вышел Клим и в двух словах рассказал о находке. Еще мальцом, когда бегали вокруг этого дома, было у меня предчувствие, что он здесь, но я никогда и никому об этом не говорил.

– А что-нибудь из фактов есть, о чем мог бы мне рассказать? – спросил Глеб. – Такое ощущение, что вся деревня знает по абзацу из одной большой истории, и из всех надо это тянуть клещами.… Не хотят говорить….

– И правильно делают! Глеб, ты не сердись на них. Это не от того, что вы тут люди новые, а дело связано с ведьминым колдовством. За болотом, когда-то жила одна ведьма, так говорят, что она на этот дом наложила заклятие. Вот деревенские и боятся, не то, чтобы об этом говорить, даже подумать. Знал бы ты, как нам доставалось от родителей, пока малыми были, если сюда тайком пробирались. Помню, отец меня, как-то ремнем выпорол, а мать даже не заступилась, слова не сказала. Так, что, мотай на ус!

– А что значит «услышанный богом в молитве»? – вмешалась, наконец, Дея, «обнаруживая» свое присутствие.

– Так, ты это, к отцу Луке сходи, он объяснит все. А я вдруг, что не так скажу или не так объясню. Он все же священник…

– Священник? Здесь есть церковь?

– Ну, да! Тут, недалеко, за усадьбой, как раз.

– Я ни одной маковки церковной не видел вблизи, – удивился Глеб.

– Оно и понятно. Ты же со стороны города ехал, а она за усадьбой, в глубине леса, – махнул рукой Вьюнков, как указателем, повернувшись лицом в направлении юго-востока. – Деревья, сам видишь, здоровые, высоченные, густые, а церквушка, она небольшая.… Да, поди ж, с полкилометра отсюда будет. Мы все ходим туда.

– А дорога есть? Может, кто-нибудь проводит?

– Не заплутаешь! Тропинка рядом с усадьбой проходит, мимо парка евонного. Она не петляет, прямёхонькая. По ней сразу и дойдешь.

– Ну, спасибо Сергей.

Вьюнков кивнул и направился к выходу.

– А мне тетка рассказывала легенду, она в Нижегородской области живет, так та история сродни нашей. Старинная легенда о Коромысловой башне Нижегородского кремля, – заговорил Руслан, присев на корточки. Самообладание к нему вернулось. – Говорят, то трагическое событие произошло вовремя замены деревянных стен кремля каменными. Чтобы башня надежно стояла, строителям необходимо было принести кровавую жертву. Поэтому сразу по завершении постройки они стали ждать свою жертву – первое живое существо, которое появится возле нее. Не повезло Алёне – молодой жене купца Григория Лопаты. Она шла за водой, с коромыслом и ведрами, на реку Почайну. В то злополучное утро Алёна проспала и спешила принести домой воды и решила возвращаться на верхний посад не окружной дорогой, огибая городскую стену, а более коротким путем – тропинкой по склону горы. Возле крепостной стены ее окружили строители. Для вида попросили напоить их водой. Схватив молодую женщину, крепко привязали к доске и спустили в яму. Туда же бросили и коромысло с ведрами. Говорят, что обычай требовал замуровывать жертву со всем, что при ней было. Бросить то бросили, а потом сами же пожалели несчастную и отказались зарывать беднягу. Тогда главный мастер сам выполнил эту ужасную работу. Вот так-то…

– Опять этот обряд.… Надо о нем узнать подробнее… – пробурчал недовольно Глеб, почесывая кончик носа.

– Только в нашем случае, мы вряд ли найдем того мастера, который руководил всем этим процессом… – грустно заметила Дея.

– Глеб, что теперь будем делать с этим? – спросил Казарцев, озабоченно кивнув головой в сторону «несчастного». – Негоже ему так сидеть здесь.

– Пока не знаю.… Оставлять, таким образом, мы его, конечно, тоже не можем… Полицию вызвать… надо бы…

– Михал Михалычу позвоним, расскажем о находке, – вставила Дея, наконец, овладев собой полностью. – Для него этот дом очень важен. И папе…

– Да-да, позвоним… – задумавшись и глядя куда-то в темную часть стены, ответил Глеб. – Михал Михалыч завтра или послезавтра приедет…

– А что будет делать этот скелет до послезавтра? Оставим его тут?

– Нам бы надо его сфотографировать, – вставил Руслан.

– А вот это отличная мысль, – сказал Глеб и буквально убежал. Появился он через несколько минут, держа в руке видео камеру. – Сейчас займемся делом. Дея вы умеете снимать?

– Рука у меня иногда дрожит.

– Руслан, где-то я видел невысокую стремянку…

– Сейчас принесу.

– Глеб, что вы на это скажете? – спросила Дея в отсутствии Казарцева. Она испытующе смотрела на бригадира. Молодая женщина понимала, что этот мужчина не только умен и красив, но его знаний хватит на то, чтобы раскопать всю историю до конца.

– Думаю, что не ошибусь в своих догадках, если скажу, что нам с вами предстоит довольно много потрудиться с установлением истины, если захотите продолжить.… И, если вас ничто не пугает…. А вот и Руслан…

Продолжать начатый разговор они не стали. Казарцев поставил стремянку на таком расстоянии, что бы все детали можно было бы снять, при этом не упустив ни малейших элементов. Дея принялась с энтузиазмом за дело. Несмотря на то, что её внезапно охватила легкая дрожь, с которой не удавалось никак справиться, молодая хозяйка все же приспособилась и установила камеру удобно для собственной руки и удобного ракурса для съемок.

– Этот человек, о котором мы ничего не знаем, кроме того, что он умер насильственной смертью, всю ночь будет находиться здесь? – спросил неожиданно появившийся Клим.

– Вьюнков показал нам крестик, похоже, это действительно Сенька Безумный. Я думаю, что нам необходимо полицию поставить в известность, но при этом ничего не трогать до их приезда, – заключил Глеб. – Да, и вариантов у нас нет.

– Есть! Вы уже снимаете все детали этой находки и, в принципе, ничего страшного не будет, если мы его уложим в ящик.… Ну, хотите, перенесем…

– Клим, никак ты действительно боишься?

– Боюсь, – совершенно серьезно ответил Маев. – С потусторонним, знаешь ли, мне не очень хочется ни сталкиваться, ни вообще, каких-либо делов иметь. При одном упоминании – мурашки по коже…

– Тут пока ничего колдовского не видно, – спокойно возразил Казарцев.

– А мне, знаешь ли, все равно – видно или нет. Ни в какие игры, ни с теми, – он указал пальцем вверх, – ни – с этими, – он опустил указательный палец вниз, – я играть не собираюсь. К шуткам они глухи! Не постигают они их, понятно?!

Клим разгорячился, и лицо его покрылось красными пятнами от возбуждения. Горчевский, успокаивающе, потрепал слегка его за плечо.

– Выкладывай, чего нужно бояться…

Глеб не сводил тяжелого взгляда с лица плотника, который отвел глаза в сторону, будто нашкодивший школьник выражение его лица не то, что было раздраженным, скорее напряженным.

– Глеб, шевелить мертвых – это плохая идея… Я понимаю, что и здесь ему тоже не место… и все же…

– Договаривай… – поддержал Глеба Казарцев.

– В доме еще должен быть…

– Труп… – не дав договорить Маеву, закончил за него Глеб, в тоне которого звучало настороженное, беспокойное удивление.

– … или все, что от него осталось…

– Не дом, а целое кладбище.… Мм.… Весьма оригинальный способ, и ходить никуда не надо. Ладно, разберемся. А пока, Руслан, вызови доблестные правоохранительные органы, дабы зафиксировать находку, как «редкую, историческую ценность» … Да-да, историческую… – Горчевский с грустью взглянул в сторону «несчастного».

– Мистическое празднество, да и только! – едко заметил Руслан, переглянувшись с Горчевским, и с ничего не выражающим лицом, держа в руке телефон, отошел подальше от страшной находки, встал ближе к выходу, быстро набрал номер.

– Ау-у, лю… – лю-ю-ди-и, – раздался неожиданно нервирующий, своей интонацией, голос Витька.

Дея вздрогнула, чуть не уронив камеру.

Не прошло и пары минут, когда совершенно неспособный стоять ровно относительно оси земли, зато улыбаясь в тридцать два зуба и делая маловразумительные реверансы и жесты, тайный смысл, которых был понятен только ему, в дверном проеме появился Черемнов. Его короткие волосы, перепачканные белой пудровой массой, торчали во все стороны, а следы порошка зафиксировались на лице и бровях, как-будто его кто-то хорошо приложил к мешку с белилкой или обсыпал мукой. Бордово-коричневые широкие штаны, в которых Дея его видела накануне вечером, изрядно перепачканные грязью, висели, кое-как поддерживаясь ремнем, и грозили вот-вот упасть. Расстёгнутый замок спортивной куртки обнажал его крепкую бычью шею и покрытую, кудрявыми седыми волосами, грудь, от чего вид его становился развязным и более хамоватым.

Помещение, несмотря на сквозняки, наполнилось едким, резким запахом спирта.

Бесстыдно качающийся, в пьяном угаре, мужчина, наводил на мысль, что может быть та часть человечества, которая пребывает в гордом одиночестве, даже в большей степени благоразумна, поскольку избегает встречи с подобным высшим эгоизмом и создаваемой им суетой.

О семье Черемнова в деревушке знали немного, что-то рассказывала его жена, что-то – мать. Отец его был подполковником милиции в Нейве, и представлял собой значимую фигуру в советские времена. Мать же – преподавала в школе-интернате для глухих детей и тоже была в почете. Когда отец умер, Витек был на втором курсе Воронежского пожарно-технического училища и с большим трудом закончил. По окончании распределился в Молдавию, где отслужил менее пяти лет. Постепенно пристрастясь к «зеленому змию», лгун от природы, подвел собственное руководство перед проверяющим, за что и был уволен. Ввернулся к матери – Лидии Васильевне. Однажды куражась с друзьями, в ресторане приметил яркую девицу и недолго думая, женился. Она то, как раз и была родом из Еланьки. Некоторое время семейка Черемновых жила в Нейве. Но не найдя себе применение в городе, Витек поддался на уговоры жены и приехал в деревню, где купил подержанный лесовоз, таким образом стал зарабатывать на жизнь, обеспечивая себя и жену. Первое время, местные молодушки заглядывались на Витька, не чураясь его хмельного дыхания, весело проводили время, но после потасовки со Светланой, женой Черемнова, особой вульгарной и грубой, в числе его «приближенных» осталось два верных друга-собутыльника и Зинка, к которой он время от времени бегал, втихаря от жены. Как оказалось, Светлана, не прочь была приложиться и сама к бутылке, нередко составляя ему компанию. Во хмелю Витек не терпел проявления негативных эмоций. Порой, изрядно опьяневший, он устраивал семейные ссоры и драки, с битьем посуды и окон, которые слышны были далеко на окраине деревеньки. Не редки были случаи, когда на следующий день Светлана появлялась с синяками на лице. В такие минуты Лидия Васильевна краснела, ей было стыдно и за сына, и за сноху, но… деваться некуда…

Природа, дав разум этой паре, наградила еще и хитростью их организм. Он приспособился получать дармовые наслаждения там, где не заслуживал: если сладкое – прекрасное настроение, если уж алкоголь – взлет самооценки, что является дофаминовой халявой, как говорят ученые мужи. В природе ничего не достается даром, и украдкой не возьмёшь – это иллюзорно. Кража обнаруживается, и за прегрешения приходится платить, чаще всего невозможностью к продолжению рода. Око Матушки-природы, как известно, всевидящее, а она женщина суровая. В запасниках её хранится закон, обойти который доселе ни одному хитрецу не удается. Закон тот в совокупности – расплата за нравственные прегрешения и награда за благое деяние, хотя и реже, а именуется он кармой. Выполняется он непременно по той причине, что является естественным и, подобно закону всемирного тяготения, действует на весь материальный мир в целом, а потому и не требует системы контроля типа дофаминовой. Достаточно существования на Земле, чтобы этот закон функционировал. Не таково ли доказательство нетривиальности данного мира?!

Мать же Витька проживала в Воронеже, и частенько приезжала погостить. Как не старалась вразумить сына Лидия Васильевна не могла расшевелить его и наставить на путь истинный… Довольно милая старушка, простодушная и доверчивая, бесконечно любящая своего сына, заслуженный учитель, она не смогла воспитать в нем ни настоящего мужчину, ни порядочного человека. Теперь уже из песни слов не выкинешь, и что-либо переделывать в сформировавшемся человеке поздно… Расстроенная, она вскоре уезжала назад, оставляя, взрослого мужчину, которому было уже под шестьдесят, глухим к ее мольбам и просьбам. Окутанный хмельным туманом, в крепких объятиях коварного демона пьянства, подстрекающего свою жертву к изрыганию негативных эмоций, увлекаемый им все глубже и глубже в омут спиртного болота, Витек напрочь отказывался слышать мать…

Выдающийся мыслитель ХХ века Эрих Фромм выразил одну интересную мысль: «Себялюбивые люди не способны любить других, но они не способны любить и самих себя». Согласиться бы с ним, так нет, не совсем оно так. Ведь самолюбивый человек – он трезво рассуждающий, так сказать – здравомыслящий, а тут что? – алкоголь.… Пожалеть бы, да не хочется…. Коль воля слаба, противостоять безрассудству – решение за Создателем. Любое его творение исполняет его волю и осуществляет определенную миссию. Каждый для чего-то нужен.… И даже такой…

Не взглянув на Казарцева, которому, в свою очередь, было тоже не до него, Витек продолжил движение в глубь помещения, спотыкаясь и ещё больше раскачиваясь при ходьбе.

– А я… ту -…т ф…-сех… щу…

Очередной жест не удался и Витек навалился на Глеба, оказавшегося на его пути, да так, что тот не ждавший подобного, от внезапности едва не потерял равновесие, и чуть присел, при этом, не дав упасть Витьку. Продолжая поддерживать Черемнова, вес которого превышал его собственный, Глеб выпрямился.

– Тяжелый ты, однако…

Клим подошёл и вместе с Горчевским попытался поставить Витька на ноги, но тот постоянно брыкался, махал руками в разные стороны, не подпуская к себе. Глеб увернулся от очередной партии беспорядочных движений и подсунул руки подмышки, сцепив их на груди Витька.

– Вставай и иди, – наконец раздраженно, сквозь зубы, процедил он.

– Да… пшёл ты…

Несмотря на то, что Глеб крепко держал, Черемнов резко выпрямился, тут же развернулся и со всей силой, кулаком ударил Горчевского в челюсть. Глеб отшатнулся назад, но удержал равновесие, упершись в стенную кладку, автоматически отпустив Черемнова. Витек же, потеряв поддерживающую его опору, мгновенно повалился на пол, да так, что его голова оказалась рядом с «несчастным».

Поскольку такой выходки никто не ожидал, то и предотвратить удар Витька не успели. Подлетевший тут же Руслан, перевернув на живот смутьяна, скрутил ему руки на спине, но удержать пьяного было сложно, и Клим подоспел на помощь. Вдвоем они крепко прижали бушевавшего Витька, практически не давая ему возможности пошевелиться.

Глеб потирал челюсть. Дея настолько растерялась от скорости происходившего у нее на глазах, что не сразу опомнилась. Она подошла к Глебу. Он не смотрел на нее.

– Вы можете ею шевелить? – участливо произнесла она, рассматривая бардовый след от руки Черемнова. – Надо принести лед… – Дея прохладной рукой слегка прикоснулась к его челюсти.

– Все в порядке.… Не нужно ничего, я сам приму необходимые меры, а вы ступайте в дом, Дея…

– Нет, я останусь. Не хочу, чтобы еще что-нибудь произошло…

– Не волнуйтесь, ничего не будет.

– Судя по его агрессии, все может быть.

Горчевский не стал более возражать. Он был зол, запросто мог бы ответить пьяному, но здравомыслие подсказывало, о необходимости сдерживать свой гнев. Это состояние отбивало охоту, в данный момент, спорить, и даже отвечать. Глеб повернулся к мужчинам.

– Ребята, отпустите его. Всё равно ничего не соображает…

Руслан и Клим встали с Витька, отпустив его руки. От тяжести сидевших на нем мужчин и силы, которой был придавлен, он с трудом разогнулся.

– Скру…-тили… меня… буквой «зю» … – рычал он. – Все тело… болит… У-у, гады…

Пытаясь подняться, он повернулся и сел, поравнявшись с «несчастным».

– О-о-о! А-фи-геть! А-а это, что за хрень? – от увиденного Витек моментально протрезвел. – Ребя, а что это, а?

– Тебе знать не обязательно! – язвительным тоном ответил Руслан, глядя на лицо, которого сейчас, нетрудно было себе представить, кем, обычно, пугают непослушных детей.

Витек, не обращая внимания на присутствующих, с любопытством принялся рассматривать находку. Руслан и Клим, не сговариваясь, одновременно подошли к Черемнову и подняли с пола.

– Тебя проводить или сам дойдешь? – тоном, в котором чувствовалось уже не только раздражение, а реальная угроза, спросил Клим. – Витек, ты меня знаешь, я не люблю повторять несколько раз…

– Ладно, ладно.… Пошел я…

Кое-как волоча ноги, шатаясь из стороны в сторону, словно старый баркас, унесенный в море, Витек ушел.

Чем безупречнее человек снаружи, тем больше демонов у него внутри.

Дея, не нарушая тишины, повисшей в воздухе, наблюдала за мужчинами, дивясь и отдавая должное их выдержке, терпению и спокойствию теперь. Увлекшись картиной нападения Витька, она совсем выпустила из виду, что камера продолжает работать и быстро ее отключила.

«Получается, что я все засняла… Ладно…» – подумала она и взглянула на Горчевского, растиравшего челюсть. Глаза его были прикованы к ужасной находки. Неподвижно стоявший Руслан, засунув руки в карманы брюк, потупив взор, о чем-то думал, а складки на переносице сменяли образовавшиеся борозды на лбу. Клим – осматривал и ощупывал кладку стены, простукивая местами, не делая трагедии из того, что произошло: ну, сцепились – с кем не бывает, подумаешь…

– Глеб, надо его, – Дея указала на скелет, – оставить тут, в таком же положении и ничего более не трогать до приезда Михал Михалыча.

– Пожалуй, это будет единственно правильным решением, – согласился Горчевский и попытался улыбнуться. – Ребята на сегодня, пожалуй, достаточно. Спасибо. Пойдемте, остудим мою челюсть…

– Ладно, если что, командир, зови, когда полиция появится.

Горчевский, молча, кивнул. Мужчины ушли. Глеб и Дея остались стоять. Он впился взглядом в находку. В голове мелькали разные догадки, но, ни одна из них не могла получить логического развития. Ему казалось, что каждое направление уводит от истины.

– Qui tacet, concentire videtur – Кто молчит, тот, по-видимому, соглашается, – грустно заметил Глеб. – М-да… Вероятно, ему нам нечего сказать, во всяком случае, …пока…

– Не сочтет ли он ваше благородство за слабость? – Дея была занята одной единственной мыслью… о Горчевском, пропустив мимо ушей его слова.

– Мне нет дела до его мыслей, так же, как до него самого. Не забивайте всякой ерундой голову, Дея. Он точно того не стоит.

– Я видела, какой злобой горели его глаза.… Не выкинул бы он какую-нибудь подлость.… Такие люди на все способны…

– Это всего лишь пьяный человек. Зеленый змий затуманил рассудок, – попытался улыбнуться Глеб. Было видно, что это дается ему с трудом. Он не стал ничего больше говорить, взял Дею за локоток и повел к выходу. – Как говорится: будет день и найдется, о чем пораскинуть умом.

Глеб проводил Дею до крыльца, а сам направился в хижину. Она смотрела ему в след, словно он уходил навсегда. Горчевский не имел привычки оборачиваться, вот и сейчас он шел гордо, подняв голову, уверенно ступая по земле. Проводив, взглядом, бригадира до угла времянки, Дея быстро набрала номер.

– Как моя девочка поживает вдали от любящего отца? – услышала она тут же спокойный приятный баритон отца. Дея восторженно поприветствовала близкого человека и принялась подробно рассказывать о событиях минувшего часа. Николай Романович молчал.

– Папа, папа…

– Да-да… Я завтра приеду, – услышала Дея, отметив заинтересованность в голосе. – Навещу вас с Глебом. Ночевать не останусь, некогда, да и мест для приема гостей там нет… – ответил отец, предвидя вопросы дочери о работе. – Скажи Глебу, …хотя, сам позвоню.… До завтра, моя, дорогая…

Попрощавшись с отцом, Дея взглянула на небо, на движение облаков. Их движение иногда заслоняло солнце и сразу становилось вокруг если не угрюмо, то серо и невесело. Лишь светящаяся звезда вновь являла свой лик земле и протягивала горячие лучи, в мгновение ока, все преображалось.

– Ты чего стоишь тут? – раздался голос Агафьи, как гром среди ясного неба. – Где бригадир?

– Пойдем, я тебе все расскажу…

Агаша с Федором присели напротив Деи и полностью погрузились в ее рассказ, когда она дошла до находки останков Сеньки, женщина, ахнув, всплеснула руками. Федор, успокоительно обнял жену.

– Вот тебе наши приключения сегодня, – закончила Дея.

– А этот, а?! Каков поросенок?! Не хватает ему Светки, так еще сюда приперся руки распускать! – возмущалась Агаша. – Ох, и бесстыдник!! – Продолжая сетовать, Агафья повторно накрывала на стол, подогревала остывшую пищу, кипятила чай, заодно послала мужа за бригадиром. – Дея, надо было его в дом пригласить. Человеку сейчас нужно успокоиться, а вы после поездки еще даже чай не пили. Садись!

– Я подожду…

– Нечего ждать, – не глядя в ее сторону, сказала экономка, всматриваясь в силуэты, в окне. – Если посчитает, что его гордость, ни каким образом, не задета и не пострадала его мужская четь – придет. В этом случае, он был бы молодец! Ну, надо же?! Каков подлец!!! Каков подлец!!! – Агаша, раскрасневшаяся, возмущаясь, пыхтела и охала.

Отворилась дверь и на пороге показался Федор. Женщины, молча, воззрились на него.

– Ну, что вы на меня смотрите?! – улыбнулся он в усы, и возле глаз обозначились гусиные лапки. Морщинки, длинными бороздками спускались вниз, переходя в складки, когда-то напоминавшие красивые ямочки. – Сейчас, идет.

– Ну, и, Слава Богу! – довольно улыбнулась Агаша Дее, которая выдохнула с облегчением.

Пока экономка расставляла тарелки с горячей пищей и чайные приборы, Дея заметила в окне знакомую фигуру Горчевского. Он шел, несвойственной ему походкой – неторопливым шагом, чуть наклонясь вперед, что-то прикрывая руками. Все существо женщины напряглось в ожидании.

– Я к вам… с подарком, – с порога, бодрым голосом заговорил Глеб, протягивая руки Дее, не раскрывая и не показывая, что в них. – Возьмите…

Дея пришла в неописуемый восторг, когда большие, теплые ладони Горчевского раскрылись, и на середине их она увидела крохотный пушистый комочек, трех недель от роду. Неопределенного окраса, котенок вмиг завладел полностью ее вниманием. Малыш смотрел на человека своими лучистыми большими глазками, в которых природа спрятала целую галактику. Смотрел и тихо-тихо плакал. А человек, сияя искренней радостью, улыбаясь, забрал его в свои руки и принялся мягко гладить, успокаивать, нежно целовать в носик и глазки. Вот таким незамысловатым образом в нашей жизни иногда появляются малые радости, и мгновенно достигают высоты, затмевающей большие, по своей грандиозности, события…

Взрослая женщина, Дея радовалась, как ребенок. Она подумывала о том, чтобы завести щенка или кошку, но потом убеждала себя, что сейчас ещё не время. Затем, другие вопросы и прочие заботы отвлекали её, а этот гениальный план-мечта отодвигался куда-то, вдаль… Видимо, для того, чтобы кто-то привел его в исполнение, таким вот, бесподобным, образом.… Это вовсе не было одним из тех событий, которое в глубине души, каждый человек ждет или на свершение которого, по крайней мере, надеется. Оно вовсе не совпадало ни с тем и ни с другим, а было необыкновенным дополнением, раскрывающим частицу необъятного внутреннего мира того, кого мы вовсе не знаем… Горчевский, как-то машинально подумал, что сделал все правильно.